Harrow on the Hill
February 11. 1891.
Dear Mr. Bates.
I just got the yearly Report of the St. Petersburg Academy of Sciences, and I found in it such a lot of works closely connected with Geography which were done by the members of the Academy, and will not appear in the Russian geographical publications, that I thought a brief abstract would welcome for the Proceedings [1].
I mostly translate the parts interesting for the geographer.
I have also the reports of the last meetings of the Geographical Society (Grombchevsky's [2] expedition, short review of the whole; and awards of medals), but this will probably be mentioned by your usual reviewer of the Russian Geographical Society.
Believe me, dear Mr. Bates,
Yours very sincerely
P. Kropotkin.
Harrow on the Hill
11 февраля 1891.
Дорогой г-н Бейтс.
Я только что получил ежегодные Доклады Петербургской Академии наук, которые содержат множество работ по географии, исполненных членами Академии, и которые не будут напечатаны в русских географических изданиях. Я думаю, что их краткий обзор будет полезен для Трудов [Географического общества] [1].
Я почти закончил перевод того, что будет интересно географам.
У меня есть также протоколы последних заседаний Географического Общества (экспедиция Громбчевского [2], краткий обзор деятельности общества в целом; присуждение медалей), но скорее всего, они будут упомянуты вашим постоянным обозревателем деятельности Русского Географического общества.
Остаюсь, дорогой г-н Бейтс,
Искренне ваш
П. Кропоткин.
RGSA. P.A. Kropotkin file. Corr. block 1881–1910. Перевод А.В. Бирюкова.
1. Труды Географического общества (Proceedings of the Royal Geographical society and Monthly record of geography) — ежемесячный журнал, выходивший до декабря 1892 г. С 1893 г. его сменил The Geographical Journal, выходивший 6 раз в год.
2. Бронислав Людвигович Громбчевский (1855–1926) — русский путешественник, разведчик, военный востоковед, генерал-майор, занимался изучением горных областей Центральной Азии.
17 Roxborough Road
Harrow-on-the-Hill
Angleterre
21 марта 1891
Дорогой товарищ.
Извините меня, пожалуйста, что я так бесконечно долго не отвечал на предложение Стоянова [1], напечатать в вашей типографии что-нибудь для России.
Я так страшно занят и так не успеваю выполнить всю выпадающую на меня работу по пропаганде во Франции и Англии, что положительно у меня нет минуты свободной. Я ведь сижу за писаньем и вижу только тех, кто сам зайдет ко мне.
Поэтому написать издания какие-нибудь для России — мне просто не по силам.
В настоящую минуту для России требуется брошюра, обстоятельная, серьезная — только такие и читают в России — рассматривающие общее положение дел и партий.
Требуется разобрать, чтó сделано, чтó предстоит сделать. Не критиковать прошлое, закрепленное столькими жертвами и такою невероятною энергиею и самопожертвованием, а просто указать, чтó дальше, после всего сделанного, предстоит сделать.
Вы, конечно, предвидите, что я предлагал бы. Работу в народе, бунтовскую работу для поднятия народного духа, а не для теоретической пропаганды.
Покуда крестьяне будут спокойны, и покуда их отдельные бунты не будут являться частью всего крестьянского протеста против существующего — никакие усилия конституционалистов ни к чему не приведут.
Значит, нужно сформировать такие группы, которые прониклись бы этою идеею.
Но эту работу я абсолютно не могу начать, не забросив той, которая лежит на мне в Западной Европе — и по разработке принципов анархии, и по практической работе в Западной Европе.
Чтобы написать такую брошюру, нужно 3–4 недели. А я, хоть разорвись, не могу их дать.
К тому же я не умею браться за дело легонько. Раз взявшись, я буду им заниматься, отдамся ему вполне — иначе браться не стоит.
А работать для жизни (как это обязан каждый социалист) и вести две или, вернее, три параллельные работы: теоретическую и агитационную в Европе и России, мне абсолютно [2]
IISH. Coll. A. Atabekian.
1. Параскев Стоянов (1876–1940) — болгарский анархист, друг А.М. Атабекяна. В дальнейшем известный хирург, с 1918 г. профессор Медицинского факультета Софийского университета.
2. Окончание письма не сохранилось.
17 Roxborough Road
Harrow on the Hill
8 апреля 1891.
Коль вы решили, товарищ, переводить Paroles d'un Révolté, я, конечно, чрезвычайно рад этому. Эта книга сослужила кое-какую службу во Франции; авось и в России сослужит. Хоть мысль разбудит, хоть пусть пробудит революционный дух. Теперь в России чуть не сызнова приходится начинать.
Ваша мысль отпечатать некоторые главы отдельно — прекрасна. Можно и книжку выпустить в двух–трех выпусках [1] (хотя лучше сполна). Впрочем, если печатать убористо — четким шрифтом, но убористо, — имея в виду трудности ввоза в Россию, то она выйдет гораздо тоньше, чем по-французски.
Посылаю вам перевод 1-й главы. Следующие главы я переведу, отчасти сам, отчасти при помощи друзей здесь.
Начинайте печатать с этой главы. Предисловие Реклю (из которого можно выпустить личные выражения его дружбы) и наше предисловие наберете потом, особою пагинациею.
Пришлите, пожалуйста, первую корректуру не сверстанную, в столбцах: неравно что-нибудь придется сократить или прибавить.
Насчет заглавия книги, я думаю озаглавить ее Общественный Переворот или Необходимость Общественного Переворота. В Предисловии мы объясним, что это Paroles d'un Révolté.
Благодарю вас за армянскую брошюру. Досадно, что не кончена.
Малатеста пишет теперь брошюру об Анархии, которая, наверно, будет и популярна, и хороша. Словом — если начать издавать «Анархическую Библиотеку» по-русски, то имеется уже целая обширная литература.
Шлю вам горячие пожелания успеха.
П. Кропоткин.
Как ваше имя и отчество?
Дайте, пожалуйста, ваш адрес.
IISH. Coll. A. Atabekian.
1. Издание было предпринято именно по этой схеме — отдельными выпусками, но не было завершено. См.: Кропоткин П.А. Распадение современного строя. — Женева: E. Held, 1896. — Вып. 1. — IV, 68 с.
Elwin Villa
Atnerley Road
Shanklin
June 24 1891.
My dear Rowley.
Excuse me kindly addressing again a letter to Miss Jones through your intermediary. I see that I have not her address with me in Shanklin, and should not like to delay the letter till our return, next week to Harrow.
We are here for a fortnight. All of us we have been visited by this villain to influenza, and I especially are very slow in recovering from it.
On the 20th of September I shall have the great pleasure of seeing you again and of speaking before the Ancoats brothers and friends.
Are you not going out of Manchester during the summer?
Did you write to Stepniak. He is back — pleased with his American tour [1]. His address is 13 Grove Gardens St Jone's Wood, N.Y.
My wife joins me in very kindest regards to you and Mrs. Rowley.
Yours very sincerely
P. Kropotkin.
Elwin Villa
Atnerley Road
Shanklin
24 июня 1891.
Дорогой Роули.
Прошу извинить меня за то, что вновь обращаюсь к вашему посредничеству, пересылая письмо мисс Джонс. Я обнаружил, что здесь в Шанклине у меня нет ее адреса, а я не хочу откладывать отправку письма до моего возвращения, на следующей неделе, в Харроу.
С огромной радостью я жду 20-го сентября, когда вновь увижу вас и буду выступать перед друзьями, членами Анкотского братства.
Будете ли вы уезжать из Манчестера в течение лета?
Писали ли вы Степняку? Он вернулся из поездки по Америке и доволен результатами [1]. Его адрес: 13 Grove Gardens St Jone's Wood, N.Y.
Моя жена и я шлем наилучшие пожелания вам и миссис Роули.
Искренне ваш
П. Кропоткин.
РГАСПИ. Ф. 458. Оп.1. Ед. хр. 13. Перевод А.В. Бирюкова.
1. Сергей Михайлович Кравчинский (1851–1895), в внглоязычном мире известный почти исключительно под своим псевдонимом Степняк, в декабре 1890 — мае 1891 гг. совершил агитационное турне по Соединенным Штатам, главной целью которого было создание Американского Общества друзей русской свободы по типу того, которое с марта 1890 г. существовало в Англии.
Harrow-on-the-Hill
Middlesex
3 июля 1891.
Дорогой мой Атабек.
Мне просто и писать вам зазорно. Только теперь посылаю вам корректуру и 2-ую главу (страховым, под бандеролью). Корректуру-то я давно исправил, но всё думал: «вот завтра, послезавтра пошлю с нею и 2-ую главу».
Каждый день я либо садился за стол, либо усаживался на берегу моря (мы провели эти три недели на о-ве Уайт), с твердым намерением перевести хоть еще одну или две страницы. Но ничего не выходило. Сидят еще эти подлые микробы инфлуэнцы, которою мы все трое переболели в мае, и я еще до сих пор от них не избавился. Вернувшись в Harrow, я в два утра перевел заново эту главу и спешу послать вам.
Ваша мысль печатать брошюрки — прекрасная. Действительно, некрасиво было бы набирать книгу двумя шрифтами, даже если бы отдать новому шрифту вторую половину книги.
Но какую? Малатеста только что выпустил брошюрку L'Anarchia. Я прочту ее внимательно на днях и скажу вам, годится ли она нам. Или его Entre Paysans, которая очень хороша для пропаганды среди рабочих? Чтo вы об ней думаете? Вообще поищем. Может быть, Entre Paysans тем была бы хороша, что показала бы, что мы считаем пропаганду среди крестьян вполне необходимою неотложно. Потолкуйте с товарищами.
Но — как бы нам найти переводчиков? Положим, Paroles я переведу исподволь сам. Хотелось бы иметь книгу хорошим языком — хороший язык лучше читается, а наш политический язык так напичкан иностранными словами, что просто обидно за него. Так и вспоминается совет Тургенева: «берегите русский язык».
Поэтому, в замену иностранных слов приходится принимать другие обороты, или употреблять обычные слова постоянно в новом смысле. А это требует времени. Подумавши, это всегда возможно, но нужно время и свежесть мозгов, которых иногда не хватает. Ну, Paroles я переведу, но другие брошюрки?
Через три недели здесь будет Кончевская [1] из Парижа. Она там много народа знает, и я с нею переговорю.
Насчет корректур — весьма желательно было бы иметь две корректуры: первую, в столбцах не сверстанную, как эта; а вторую, сверстанную, в листе. Иногда ужасно нужно изменить выражение, которое, глядишь, удлинит страницу на одну строчку, и в листе уже не смеешь этого делать. Да и вообще, две корректуры — залог лучшей печати. Если можно, то так и сделайте. Обещаюсь корректуры возвращать сейчас же, в тот же день. — 3-ю главу вышлю вскоре.
О буквах ò и ё — нет нужды.
Ну, крепко жму вам руку и от души желаю всякого успеха.
П. Кропоткин.
Насчет числа экземпляров: книга наверно будет расходиться, но не сразу, а медленно. Если бы были деньги, то можно печатать 2000. Ведь вы клише не будете делать? А это, конечно, было бы лучше всего.
В октябре я еду в Америку. Как хорошо было бы иметь книгу готовою! Там много бы продалось. Во всяком случае, я вам привезу заказ на несколько сот экземпляров обеспеченных. Тамошние евреи-анархисты хорошо организованы.
Степняк, Чайковский, Шишко и другие тоже начинают здесь печатание брошюр [2]. Я чувствовал, что мне лучше не приставать к делу, хотя готов помогать чем могу. Несомненно, что их брошюры помогут русскому социалистическому пробуждению. Теперь — неизбежно движение в этом направлении.
IISH. Coll. A. Atabekian.
1. Надежда Владимировна Кончевская (1856–?) — корреспондент Кропоткина.
2. Кропоткин имеет в виду «Фонд вольной русской прессы», основанный русскими политэмигрантами в Лондоне в июне 1891 г. и занимавшийся изданием и распространением революционной и вообще запрещенной литературы. Помимо упомянутых Кропоткиным лиц, в число активных деятелей Фонда входил Ф.В. Волховский.
Harrow-on-the-Hill
16 июля 1891.
Дорогой мой Атабек.
Возвращаю вам корректуру. Извините, пожалуйста, за две–три поправки. Всё хочется предстать в лучшем виде перед нашею молодежью.
С типографской стороны книжка выйдет на славу. Берите поля поменьше, чтоб быть экономнее на бумагу и на вес — это скажется при ввозе.
Мне совестно, что до сих пор не выслал вам 3-й главы. Здоровье все плохо. Едва способен писать два–три часа в день, а надо кормиться.
Сегодня примусь-таки.
Крепко жму вашу руку. П. Кропоткин.
Вы присмотрите, чтобы поправки были сделаны аккуратно и — в печать.
IISH. Coll. A. Atabekian.
Harrow-on-the-Hill
2 авг. 1891.
Дорогой мой Атабек.
Только теперь удалось прочесть и наскоро исправить воззвание. Я позволил себе там и сям поправки и сокращения. Разберите сами, годятся ли они.
— Ваш перевод — ничего себе. Все дело в упражнении. Попробуйте перевести какую-нибудь главку из Paroles — какая понравится. Я вам скажу, годится ли перевод.
— Манифест можно, пожалуй, напечатать, если предпослать какое-нибудь замечание в роде того, что я набросал. Недурно, чтобы молодежь знала, что и в Европе путь студента не усеян розами. Жаль, что это сказано глуховато в воззвании. Можно было сказать больше и лучше, но надо брать, что есть.
— Кто ваш товарищ по набору? Не козак Иван?
— Ну, крепко жму руку.
ПК.
Посылаю воззвание под бандеролью.
IISH. Coll. A. Atabekian.
Harrow on the Hill
Aug. 11. 1891.
Dear Sir.
Will you have the kindness of transmitting the enclosed to Mr. Freshfield [1]. Mr. Bates [2]wrote to me that I better address it to you as he may go away.
Yours very truly
P. Kropotkin.
Harrow on the Hill
11 августа 1891.
Уважаемый сэр.
Не будете ли вы так добры передать прилагаемое мистеру Фрешфилду [1]. Мистер Бейтс [2] пишет мне, что лучше адресоваться вам, так как он может уехать.
Искренне ваш
П. Кропоткин.
RGSA. P.A. Kropotkin file. Corr. block 1881–1910.
1. Дуглас Уильям Фрешфилд (1845–1934) — английский географ, корреспондент Кропоткина.
2. Генри Уолтер Бейтс (1825–1892), английский энтомолог и путешественник, корреспондент Кропоткина.
[Харроу 24 августа 1891]
Дорогой мой Баранов
Не можете ли вы мне вернуть Letourneau Sociologie и Lubbock L'homme avant l'histoire.
Мне они нужны теперь. — Не брали ли вы также Metchnikoff Les Fleuves et la Civilisations. Не могу найти у себя.
Жму руку. П. Кр.
17 Roxborough Rd
Harrow
ГАРФ. ф.6228. оп.1. ед.хр.60. л.4–4 об. Открытка; адрес: «M. Baranoff. 12. St. Peters' Grove. Hammersmith, London S.W.». Датировано по почтовому штемпелю.
Harrow-on-the-Hill
3 сент. 1891.
Дорогой мой Атабек.
Удерживать мне кого бы то ни было от революционного действия не приходится; но обдумайте хорошенько свой шаг, прежде чем что-нибудь предпринимать.
Распространять прокламации среди крестьян совсем не приходится. Крестьяне знают, как тяжело им приходится отвечать за всякую прокламацию, найденную у кого-нибудь, или даже распространенную в их местности, а потому всякого незнакомого им распространителя прокламаций они просто свяжут и представят в участок. Поднимаются крестьянские восстания не прокламациями, а людьми, подолгу жившими в их среде, и большею частию из их же среды. Всё, что интеллигенция может сделать, это — жить среди народа и быть ему знакомой, так, чтобы иметь доверие народа в нужную минуту (что и делают многие в России), а во-вторых — пробудить в нем надежду на успех — что до сих пор не делали. Это второе достигается, когда народ начинает видеть, что каждый недовольный не изолирован в своем селе, а что в других местах народ уже бунтуется или, по крайней мере, начинает бунтоваться, хотя бы и в одиночку, против своих притеснителей. Английские газеты говорят, что на днях в Белой Церкви нигилисты убили одного урядника, пользовавшегося всеобщею ненавистью. Если это так, то это первый шаг к тому, чтобы показать народу, что за ним стоят революционеры, и пробуждать надежду.
Со временем из этого может выработаться Деревенский или Крестьянский Союз (Аграрная Лига), которая и придает силы и веры всем недовольным из крестьян.
Не имея никаких связей с Россией, я не знаю, насколько эта идея назрела в России. Если она назревает, то поприще открыто всем желающим действовать в этом направлении, и распространение в России анархической литературы только поможет этому направлению. Вы взялись за это, ну и сделайте что-нибудь в этом направлении. Поезжайте в Россию с чем-нибудь. — Прокламации же полезны только для молодежи, да и то в такую минуту, когда что-нибудь уже сделано.
Вот журнал южно-руссов, если он поведется серьезно и если политический терроризм не возьмет в нем верх, сильно поможет.
Начало подобной организации должно пойти из России. Работайте над этим во всех направлениях — действием и словом. Но помните, что оба одинаково нужны. Анархическое движение не утвердится в России, пока оно ничего — ровно ничего — не имеет, чтобы умственно обосноваться. Обе опоры (действие и умственное обоснование) одинаково нужны в настоящую минуту, и обе могут только взаимно помогать друг другу. Наша молодежь — очень умственная. Она и к прокламации отнесется недоверчиво, если не будет видеть умственной основы для действия. Мне кажется, что раз случай натолкнул вас на печатание анархической литературы, то сделайте хоть что-нибудь в этом направлении. Paroles — не есть это умственное обоснование движения, но эта книжка хоть толчок дает многим в известном направлении.
Через три недели я еду в Америку, на 4 месяца, и просто голова кругом идет. Пишу весь день и не успеваю половины того создать, что нужно.
Крепко жму руку. ПК.
Спасибо за арм[янские] брош[юры].
Вернул ли я вам последнюю корректуру? Я прочел сейчас же, но вернул ли?
[Последняя фраза зачеркнута, над ней приписка:]
Сейчас нашел и посылаю.
Перешлите, пожалуйста, — прочтя его сами — прилагаемое письмо.
IISH. Coll. A. Atabekian.
Harrow on the Hill
5 сент. 1891
Дорогой Петр Лаврович.
Спешу ответить на ваше письмо. О статье решительно ничего нельзя сказать, не видевши ее, и не зная ее содержания. За последнее время так много и так прекрасно было писано о России (особенно в Fortnightly [Review], Lanin'ым, кот[орый] есть псевдоним одного англичанина, живущего в России уже много лет [1], кот[орый], по-видимому, печатал, особенно по финансовому вопросу, статьи, сообщенные ему и русскими знатоками) — так много печаталось о России, что всякая статья только в таком случае будет принята, если она касается новых вопросов, еще не затронутых. Обе reviews, Fortnightly и Nineteenth, могут взять ее, если она содержит нечто новое для англичан, и в обеих редакциях есть знакомства. Сергей знаком с издателем первой, а я хорошо знаком с Knowles'ом, издателем Nineteenth Century.
2) Но ни в каком случае статья в три листа, т.е. 48 страниц, не будет принята. Обыкновенный размер — от 15 до 18 страниц, т.е. от 7000 до 9000 слов — отнюдь не больше. Knowles, в виде исключения, позволяет мне доходить до 20 и 22 страниц (я один даю ему такие большие статьи), а свыше этого статьи бывают только в совершенно исключительных случаях — Tyndall' я воспоминания, изредка Huxley, или так замечательно художественно написанная статья, как статья Oscar Wilde об анархии. — По русскому же вопросу ни одна редакция не возьмет от нового автора более 18 страниц (меньше 9000 слов), и то не совсем охотно. Лучше разбить на две статьи по 16 страниц (Knowles говорит: «посмотрите, сколько Spencer сказал на 15-и страницах, 15 стр. — очень много). Концентрация — отличительная черта английских reviews.
3) Переводить редакция не станет, разве уже что-нибудь особенно сенсационное, заведомо ей известное, или от очень известного человека. Так что нужно посылать статью уже переведенную и определенных размеров, — не более, скажем, 8500 слов, а лучше — меньше.
Мисс Буль* [2] — в Cornwallis'е, но она почти наверно возьмется перевести, если есть надежда на помещение.
Поэтому мой совет следующий: если статья может быть усиленною концентрациею доведена до 8000–9000 слов, то это всего лучше. Если же этого сделать совсем невозможно, а всё построение работы настолько интересно, что редакция не откажется принять и две статьи, то пусть автор сделает две статьи по 16–17 страниц. Miss Boole, я думаю, сможет сократить, но я предпочел бы сделать это сам**.
Замечу еще, что так как фактов было очень много дано англичанам за последнее время, то им глубокие выводы — всего нужнее. Оно же и подходит к теперешнему строю мысли в Англии, так что при сокращении я бы пожертвовал фактами, ограничиваясь строго необходимым для иллюстрации мыслей, но сохранил бы все выводы, все заключения, все обобщения, даже если бы пришлось мой вывод указать лишь в коротких словах. Что в России дела скверны — здесь теперь хорошо знают, даже в деталях. У всех же вопрос: что делать? Поможет ли конституция вашему горю? Какая мысль вашего народа? Вот почему также я сократил бы статью сам***.
4) У нас есть хорошие знакомства во всех главных review (Contemporary, Fortnightly и XIX Century). Прочие — малы. Я думаю, что XIX Century даже очень будет рада такой authoritative [3] работе, идущей из России, как параллель Ланинским статьям в Fortnightly. Я с величайшим удовольствием передам ее Knowles'у, который, кстати, не отказывается печатать статьи to be continued [4] в следующем номере. Если бы я подробнее знал сюжет статьи, то я сейчас бы и написал.
— Я еду в Америку, вероятно, 3-го октября и ужасно гоню одну работу, которую надо кончить перед отъездом. Оттого, дорогой Петр Лаврович, еще не ответил на ваше последнее письмо, за которое чрезвычайно благодарю. (Кстати, Кельчевский [5] знал одного Елисенчена в Сибири. Может быть, он его и Кублева и искал в Париже, не зная, под каким псевдонимом он живет, или, вернее, кого скрывает псевдоним.
Наши здоровы. Шурка растет — прелестная девочка. Мечты ребячьи — хорошие, чудные. Соня шлет вам теплый, сердечный привет. Она остается, бедная, одна на четыре месяца. Прекрепко обнимаю вас, дорогой Петр Лаврович, и всем сердцем желаю всего лучшего. ПК.
ГАРФ. Ф. 1762. Оп. 4. Ед. хр. 245, л. 132–135 об. (оригинал), 238–240 (машинописн. копия).
В оригинале конец письма ( от слов «Я еду в Америку») зачеркнут, очевидно, не рукой Кропоткина. Возможно, след подготовки к публикации.
*Англичанка, очень хорошо знает по-русски.
Я спрашивал, возьмется ли она перевести, с тем, чтобы она получила из редакции за статью.
**Т.е. надо бы лучше, чтобы вы сами это сделали.
***Т.е. автор.
1. E.B. Lanin — псевдоним английского писателя, журналиста и филолога, переводчика произведений Л.Н. Толстого Э.Дж. Диллона (Dillon, 1854–1933).
2. Девичья фамилия английской писательницы Этель Лилиан Войнич (1864–1960). В 1893 г. вышла замуж за М.В. Войнича (см. прим. 5).
3. авторитетной, влиятельной — (англ.).
4. с продолжением — (англ.).
5. Конспиративная кличка Михаила Леонардовича Войнича (1865–1930), который в 1891–1894 гг. заведовал делами Фонда Вольной русской прессы и был членом его комитета.
15 сент. 1891.
Дорогой мой Атабек.
Мне приходилось эти дни до того усиленно работать (перед отъездом в Америку), что совсем голову потерял.
Сейчас вижу, что сегодня утром я не послал нескольких листков корректуры и спешу послать.
Следующую главу еще не кончил.
Крепко жму руку. ПК.
IISH, coll. A. Atabekian.
Harrow-on-the-Hill
27 сент. 1891
Дорогой мой Атабек.
Что это от вас ничего не слышно? На чем вы порешили?
Нет ли у вас чего-нибудь — ну, хоть переслать чего-нибудь — в Россию? Сейчас представляется превосходный случай, и ничего-то, абсолютно ничего нет. — Не посылать же, в самом деле, Free Russia, кот[орая] для России почти ничего нового не содержит, а печатается для англичан!
Если есть, пришлите сейчас же. Оказия — через 3–4 дня. Извините, бога ради, что так задержал последний лист.
Нет у меня до сих пор переводчика! Что Унтковский. Говорили ли вы с ним?
Крепко жму руку.
ПК.
IISH. Coll. A. Atabekian.
Harrow-on-the-Hill
22 октября 1891.
Дорогой сэр!
Я отказался от мысли приехать в Америку читать лекции этой зимой. Я останусь дома и буду читать лекции здесь, как обычно. Новая лекция, которую я в этом сезоне читаю, «О взаимопомощи как законе природы».
Если у вас не заполнено все ваше расписание, я буду очень рад снова выступить с лекциями в вашем институте.
Заверяю вас в моем почтении. Со всеми добрыми пожеланиями
Ваш Петр Кропоткин.
Собрание В.А. Петрицкого.
Нева. 1992. № 11/12. С. 376. Перепеч.: Петрицкий В.А. Мир библиофильства. М.: Наука, 2006. С. 318.
Harrow on the Hill
27 октября 1891.
Дорогой Петр Лаврович.
Я, конечно, не уехал бы в Америку, не известивши вас. Не уехал и не поеду. Дело с Pond (агентом) совсем расстроилось. Теперь я узнаю только, что человек он совсем безденежный, который ведет дела под прикрытием имени своего брата (James Pond'а). Подсдать меня разным аферистам (как он делал с Сергеем) ему не удалось, так как интереса мало в русских делах, — надоели всем — и боятся, что меня не поймут. А устроить tour, просто с lecturing societies [1], — он пишет, — уже поздно. Словом, за 2 недели до дня, назначенного на отъезд, я получил от него совет и упрашиванье отложить поездку. Я написал ему, какой убыток он мне делает, лишая всех лекций в Англии. Ответ тот же. Нет ничего, «и взять нечего».
Я сейчас же, тотчас после первого его письма, списался со здешнею lecturing agency (единственною). Ответ, что 9⁄10 всех лекций уже заполнены, а об остальной 1⁄10 уже ведутся переговоры, так что кроме случайной какой-нибудь лекции ничего не добудешь. Я разослал письма во все 35–40 городов, где уже читал раньше, и теперь каждую почту получаю письма с сожалениями — и с программами сезона, давно уже отпечатанными, где все лекции заполнены. Словом, в 1889–1890 (когда я вовремя отпечатал свой циркуляр), я имел 148 фунтов чистых от лекций. В прошлом году, когда я не хотел отрываться от работы лекциями, и взял только несколько, было 60£ чистых же. Из чего следует, что я наказан фунтов на 100 — чтo, вы легко представите, для меня просто ужасно, — тем более, что мои работы по Mutual Aid таковы, что берут по 3 месяца на статью (отдел), а 3 месяца прожить оплатою за одну статью немыслимо. Вот и приходится разбиваться на всякие мелочи, чтоб заткнуть ту или иную прореху. —
Насчет статьи. Так как я кончал статью о Mutual Aid among the Barbarians [2], и надеялся кончить к этому №, т.е. к 18му или 22му, то я, отсылая ее, хотел написать Knowles'у о русской статье. Раньше писать не стоило, так как я знал заранее его ответ: «Посмотрим, а покуда, пожалуйста, прежде всего, 4ю статью». Он так уже раз ответил.
Но пришлось оторваться для мелочей, и я теперь кончу статью только в начале будущей недели и тогда спрошу насчет русской статьи.
Я написал бы в Fortnightly, но там в каждом № «Ланин», т.е. то же, но несравненно подробнее (10я, м.б., статья).
Если Knowles согласится, то перевод будет сделан дней в 10–12, т.е. к декабрьскому №.
Мы приблизительно здоровы. Я немного расшибся в воскресенье на железной дороге, но это проходит. Пишу, как видите.
Наши здоровы. Соня шлет вам самый теплый сердечный привет.
Крепко обнимаю вас, дорогой Петр Лаврович.
П.К.
Если вы в Париже встретите Атабека [3], то могу сказать, что это очень милый юноша, женевский студент. Он сам набирает и печатает русский перевод Paroles d'un Révolté.
ГАРФ. Ф. 1762. Оп. 4. Ед. хр. 245, л. 136–139.
1. поездку … лекторскими обществами — (англ.).
2. См.: Kropotkin P. Mutual Aid among the Barbarians // Nineteenth Century. — 1892. — Vol. 31, Jan. — P. 101–122.
3. Александр Моисеевич Атабекян (1869–1933) — анархист, по профессии врач. Корреспондент Кропоткина.
22 января 1892.
Дорогой мой Атабек.
Не взыщите, бога ради, за бесконечно долгое молчание. То запоем работал, а вот с Рождества болезни одолели. То Шурка болела, а потом и я свалился, в третий раз с инфлюэнцей, и вот уже две недели не могу поправиться. Просто есть с чего в отчаяние прийти. Америка — а потом хворости, а наконец и болезнь!
С нашими переводчицами плохо. Кончевская [1] нашла одну, обещалась горячо взяться. Три месяца ничего нет.
Здесь есть одна барышня, хорошая, с литературным образованием. Она взялась тоже — ничего!
Нет нам, анархистам, поддержки. Своей башкой приходится пробивать. И — будем. Дайте только оправиться маленько. Не надеялся бы ни на кого, давно бы вам послал хоть немножко, хоть часть! Вот и урок старому дураку.
— Черкезов [2] тут. Но по письменной части, куда как трудно она ему дается. Страшно он постарел. Теперь увлекся тут кефиром. Человек — душа, как и прежде, но силенок нет: болезнь его скрутила.
— Говорили мы с ним насчет перевода передовой из Révolté. Право, родной мой, не стóит. По первому абцугу [3], это покажется слишком мелким.
Введение к Paroles у меня все в голове. Только бы сил нагулять маленько.
«Зачем мы издаем это?» Возражение, что, мол, не в пору. К чему теперь создавать новую партию.
— Именно теперь она нужна.
Анархия вообще — в 10–15 строках.
Анархия — в приложении к России.
Что бы мы не делали — все можно делать государственным путем или анархически.
Говоря о России, нужно помнить о Европе и приближать революцию в Европе.
Словом — вот нестройные наброски. В голове все сложилось.
Линева [4], конечно, ни строки не перевела из Анархии Малатесты.
Молодых ищите, самых молодых, не зачумленных поклонением авторитету парламентаризма и марксизма. Попросите вашу приятельницу помочь.
Сегодня получил брошюру Степняка. Соня еще читает. Как только прочтет — вышлю. Молодежь русская этим не удовлетворится, хотя там-сям и есть хорошие мысли. Начало конца — прибавили к брошюре опровержение начала брошюры.
Сердечно жму руку.
ПК.
Соня шлет сердечный привет.
3-й лист получил. Спасибо большое.
Черкните, пожалуйста, милейшему Стоянову. Скажите, что мы оба очень его любим, а не писали знаете почему.
Его бабочки Соня получила — одна труха, даже жучьи тела в труху обратились. А видно хорошие были. Очень Соня сокрушалась об их печальной судьбе.
IISH, coll. A. Atabekian.
1. Надежда Владимировна Кончевская (1856–?) — корреспондент Кропоткина.
2. Варлаам Николаевич Черкезов (1846–1925) — революционер, участвовал еще в кружках Н.А. Ишутина и С.Г. Нечаева. С 1876 г. в эмиграции. Корреспондент Кропоткина.
3. с самого начала. От нем. Abzug — сдача карт в карточной игре..
4. Евгения Эдуардовна Линева (1853–1919) — певица, собирательница народных песен. Ее муж инженер-изобретатель Александр Логинович Линев, знакомый Кропоткина еще по Петербургу, в 1873–1896 гг. жил в эмиграции.
Harrow on the Hill
January 30. 1892.
Dear Sir
I feel extremely obliged to you for the step you took in asking my admission to the fellowship of the Geographical Society [1]. I need not say that I always take the greatest interest in the Society's work and if I can in any way be useful in aiding in it, I shall always be delighted to do so.
Best thanks also for the facts you kindly communicate me. My intention is to write in a subsequent article about the numberless forms which mutual aid takes in our own times [2], even though the structure of our society appears to be entirely individualistic. It is a really charming subject which I am now working upon, and your facts are the more welcome.
Believe me, dear Sir,
Yours very truly
P.Kropotkin
Douglas W. Freshfield Esq.
Harrow on the Hill
30 января 1892.
Уважаемый сэр,
Чрезвычайно признателен вам за те усилия, которые вы предприняли для того, чтобы добиться принятия меня в число членов Географического Общества [1]. Вряд ли нужно объяснять, что я с громадным и неослабевающим вниманием слежу за трудами Общества; если я могу быть полезен ему, то с удовольствием окажу эту помощь.
Благодарю вас также за те факты, которые вы любезно мне сообщили. Я намереваюсь написать очередную статью о бесчисленных проявлениях взаимной помощи в окружающем нас современном обществе [2], организация которого на первый взгляд кажется строго-индивидуалистической. Это действительно прекрасная тема, и ваши факты мне чрезвычайно полезны.
Искренне преданный Вам
П. Кропоткин.
Дугласу У. Фрешфилду, эсквайру.
RGSA, corr. block 1881–1910. Перевод А.В. Бирюкова.
Естественнонаучные работы. С. 236–237.
1. Эта благодарность свидетельствует о положительном отношении Кропоткина к членству в Лондонском географическом обществе и разрушает легенду о том, будто бы он отказался от членства в обществе, находящемся под покровительством английского короля (см.: Woodcock G., Avakumovic I. The Anarchist Prince. — London, 1971. — P. 227).
2. Речь идет об одной из статей, публиковавшихся начиная в 1890-х гг. в журнале «Nineteenth Century» и составивших впоследствии книгу «Взаимная помощь». Статьи о взаимопомощи в современном обществе вышли только в 1896 г.: Kropotkin P. Mutual aid amongst modern men // Nineteenth Century. — 1896. — Vol. 39, Jan. — P. 65–86; Mutual aid amongst ourselves // Ibid. — 1896. — Vol. 39, June. — P. 914–936.
Harrow on the Hill.
March 28 1892.
My dear Keltie
M. Adrien Lefort, avocat à la Cour d'Appel de Paris, came to see me twice at Harrow with a message from a Paris friend. I rendered him the visit at a London hotel. In the course of the conversation it turned out that he wanted to have from me an interview for the Echo de Paris upon the recent dynamite explosions at Paris [1].
I categorically refused to have any conversation upon the subject for the simple reason that I know about them absolutely nothing but what I saw in the English papers.
M. Lefort being extremely anxious to have nevertheless something about me in the Echo de Paris, he proposed to say something about my book La Conquête du Pain which is to appear at Paris in a few days [2].
To this I agreed on the condition that he should reproduce what I should write down myself. As I know too well the little trustworthyness of newspapers' reporters. So I sat down and wrote myself the contents of La Conquête du Pain. For this only, & in so far as M. Lefort has reproduced it correctly, I am responsible.
For the remainder, I have not seen the Echo de Paris which M. Lefort has not sent to me, — and care not to know what a reporter may have written to get up a sensational interview. It is right time simply to ignore this nuisance of our century. So I always do.
Now, if you will know my opinion upon the subject — it is this: — One must follow day by day French political life as an outsider, to realize entirely the disgust (no other word would render the feeling) of all the life of the ruling classes which spreads in France.
The English papers give no idea of the revelation which follow each other, to show, today that this Minister keeps an ill-famed house in company with an ill famed woman (law arguements printed in full), tomorrow that this other, seemingly honest person is involved into facts which my pen refuses to repeat, & so on, & so on, — and that all these aventuriers [3] enjoy of public respect, receive ambassadors, are taken au sérieux [4], & so on every day.
Disgust with the whole of the present organisation is the real characteristic of the feeling which pervades France, and which finds its expression in the last explosions. You know me enough to understand what I resent when I read that that a servant and a mother have been killed by what was aimed to be a revenge against a ferocious procureur [5]. But those who have waged this war certainly thought of the house in Zola's Pot-Bouille [6], and not of the mother.
And when a general feeling of disgust all round pervades Society — there always will be all possible gradations in the manifestation of this disgust. Humanity is a wonderfully complex and multifarous being.
When disgust to such an extent, and dispair of society to such an extent spread — be sure that the most cruel things will follow.
Yours very truly
P. Kropotkin.
Excuse the bad paper. I found no other at hand. The letter was written at Harrow, but was not posted and came here (7 Northern Crescent, Alfred Place, W.C.) where I stay to finish my Recent Science [7].
Harrow on the Hill.
28 марта 1892.
Дорогой Келти.
Г. Адриен Лефор, адвокат Парижского Апелляционного Суда, дважды приезжал ко мне в Харроу, с сообщением от парижского друга. Я нанес ему ответный визит в лондонском отеле. В ходе беседы выяснилось, что он хочет получить от меня интервью для «Echo de Paris» по поводу недавних динамитных взрывов в Париже [1].
Я категорически отказался от любого разговора на эту тему — по той простой причине, что я знаю о них лишь то, что пишут в английских газетах.
Г. Лефору очень хотелось бы, тем не менее, получить что-нибудь обо мне для «Echo de Paris», и он предложил написать что-либо о моей книге La Conquete du Pain, которая должна появиться в Париже через несколько дней [2].
На это я согласился — с условием, что он воспроизведет то, что я напишу сам. Я слишком хорошо знаю все маленькие штучки, «заслуживающие доверия», газетных репортеров. Так что я несу ответственность только за то, что написал, в случае, если г. Лефор воспроизвел его правильно.
Вообще, я не видел «Echo de Paris» — г. Лефор не прислал мне номер, и я не питаю интереса к тому, что мог написать журналист, чтобы сделать интервью сенсационным. Лучше всего просто игнорировать эту неприятность нашего века. Я всегда так поступаю.
Если вы хотите знать мое мнение по этому вопросу, оно заключается в следующем. Нужно следить, день за днем, за французской политической жизнью в качестве постороннего, чтобы осознавать полностью то отвращение (другого слова не могу подобрать для этого чувства) ко всей жизни правящих классов, которое распространяется во Франции.
Английские газеты не дают представления о тех разоблачениях, которые следуют одно за другим, сообщая сегодня, что такой-то министр содержит дом с дурной репутацией в компании с женщиной дурной репутации (улики приводятся в полном объеме); завтра — что другой, казалось бы, честный человек участвует в делах, которые мое перо отказывается описать, и так далее, и так далее, — и что все эти aventuriers [3] пользуются общественным уважением, принимают послов, воспринимаются au sérieux [4], и так далее каждый день.
Отвращение ко всему современному устройству — вот подлинная характеристика настроения, которое пропитывает Францию и которое находит свое выражение в последних взрывах. Вы знаете меня достаточно хорошо, чтобы понять, чтó я чувствую, когда читаю, что служитель и мать были убиты в результате акта, направленного против свирепого procureur [5]. Но те, кто ведет эту войну, конечно, думал о доме в Pot-Bouille Золя [6], а не о матери.
А когда общее чувство отвращения ко всему вокруг пронизывает общество, видны все оттенки в проявлениях этого отвращения. Человеческая природа удивительно сложна и разнообразна.
Если отвращение и безнадежность распространяются в обществе так широко, можно быть уверенным, что будут происходить самые ужасные жестокости.
Искренне ваш
П. Кропоткин.
Прошу прощения за скверную бумагу — другой нет под рукой. Письмо я написал еще в Харроу, но не отправил и привез сюда (7 Northern Crescent, Alfred Place, W.C.) , где я сижу над окончанием моей «Современной науки» [7].
RGSA. Corr. block 1881–1910, J.S. Keltie correspondance files. Перевод А.В. Бирюкова.
1. В начале 1890-х гг. во Франции произошел целый ряд политических покушений, как правило с использованием взрывчатых веществ. Кропоткин посвятил им несколько статей во французской анархической печати. См., напр.: Kropotkine P. Les explosions // Le Révolte. — 1892. — № 28, 7–15 Avr.; № 33, 15–21 Mai; Le terrorisme // Ibid. — № 30, 23–30 Avr.
2. См.: Kropotkine P. La Conquête du Pain / Pref. Par E. Reclus. — Paris: Tresse et Stock, 1892. XV, 298 p.
3. искатель приключений, авантюрист — (фр.).
4. серьезно — (фр.).
5. прокурор — (фр.).
6. Десятый из цикла романов Э. Золя «Ругон-Маккары» (в русском переводе — «Накипь»).
7. Recent Science — название рубрики, которую Кропоткин вел в журнале «Nineteenth Century». В 1892 г. вышло три статьи.
13 Woodhurst Rd
Acton, London W.
23 апр. 1892.
Дорогой мой Атабек.
Я так и забыл ответить вам насчет армянской рукописи.
Это очень интересно. Недавно, изучая средние века, я наткнулся на анабаптистов, проповедовавших такие идеи. Они заимствовали их от более ранних христиан — по-видимому, тех, кого Костомаров зовет «рационалистами XII века». А эти, вероятно, заимствовали их у еще более ранних христиан — м.б. армянских или южно-славянских. Те же мысли попадаются и у Данте. Если поискать, то наверно найдете начало течения и в греческой старине.
Если вы выписываете и без того это сочинение, и найдете в нем что-нибудь интересное, то переведите, пожалуйста, сущность. Конечно, оно имеет только побочный интерес, но может пригодиться когда-нибудь как пример того, что это течение мысли (которое я уже проследил в первые века нашей эры) не угасло и в средние века: [с] IX по XVI век.
Мы все планы составляем насчет того, как бы встретиться летом.
Крепко жму руку.
ПК.
Посылаю вам Conquête du Pain. Первое издание все разошлось. Печатается второе. Все французские газеты говорили о книге. Она свое дело сделает: заставит задуматься.
— Возвращаю вам также предполагаемое предисловие к речи Бардиной [1]. Извините, что так долго задержал. Пример растений неудачен. Не лучше ли его выкинуть совсем?
IISH, coll. A. Atabekian.
1. А.М. Атабекян издал речь С.И. Бардиной на суде по-русски и по-армянски. См.: Речь Софии Илларионовны Бардиной. Женева: Изд. Кружка анархистов, 1893. 11 с. Սօֆիա Բարդինայի. Ճառը. Փարիզ: Միզազգային Տպարան, 1893. (Անիշխանական Հրատարակութիւններ; № 2). В армянском издании местом выхода из конспиративных соображений указан Париж — на самом деле брошюра, как и все издания А.М. Атабекяна, печаталась в Женеве.
20 мая 1892
Дорогой мистер Ноульз!
Большое спасибо за ваше очень милое письмо и за ваши воодушевляющие слова, которые мне было тем более приятно читать, что они написаны вашей собственной рукой.
Я надеюсь, что ваше выздоровление сейчас будет постепенно и быстро продвигаться, особенно, если Вы сможете на какое-то время избегать умственного утомления.
Благодарю вас за чек. Что касается 50 фунтов стерлингов, которыми вы были так любезны меня недавно ссудить, я все еще должен вам из этой суммы 20 фунтов стерлингов и хотел бы просить разрешения остаться вашим должником до следующей моей публикации в журнале «Девятнадцатое столетие», когда я получу причитающееся. Но дело, к сожалению, идет безнадежно медленно.
С самыми сердечными добрыми пожеланиями скорейшего выздоровления остаюсь преданный Вам
Петр Кропоткин.
Собрание В.А. Петрицкого.
Нева. 1992. № 11/12. С. 378.
Перепеч.: Петрицкий В.А. Мир библиофильства. — М.: Наука, 2006. — С. 321.
13 Woodhurst Rd
Acton W.
July 22, 1892
My dear Rix.
I am quite ashamed of not yet having answered your preceding note in which you forwarded me Dr. Gilbert's kind invitation.
All the month of June, or rather all its second half I was ill; so also the beginning of July; — fever all the time. That made me extremely backward with my work, and I had fearfully to hurry for the last fortnight with all back work, so that I postponed most of my correspondences.
I will return you Ostwald's work one of these days. I just have done with it yesterday, and was going to return it.
With our joined kindest regards to you and your good wife,
Yours sincerely
P. Kropotkin.
13 Woodhurst Rd
Acton W.
22 июля 1892
Дорогой Рикс.
Очень прошу прощения, что до сих пор не ответил на вашу предыдущую записку, с которой вы переслали мне любезное приглашение д-ра Гилберта.
Весь июнь, или, по крайней мере всю его вторую половину, как и начало июля, я был болен — лихорадка все время. Это чрезвычайно затормозило всю мою работу, я с величайшим трудом в последние две недели должен был наверстывать упущенное, так что запустил большую часть моей переписки.
Я пошлю вам книгу Оствальда на днях. Работу с ней я закончил только вчера, и собирался возвратить вам ее.
Мы оба шлем наилучшие пожелания вам и вашей милой жене.
Искренне ваш
П. Кропоткин.
Факсимиле письма было выложено на сайте электронных торгов www.ami-autographs.com. В настоящее время ресурс недоступен. Перевод А.В. Бирюкова.
Ответ на письмо Г. Рикса от 21 июля 1892 г. (ГАРФ. Ф. 1129. Оп. 2. Ед. хр. 2125, л. 15–16) с просьбой вернуть книги в библиотеку Королевского общества до 1 августа.
13. Woodhurst Road
Acton. London N.
27 сентября 1892 г.
Дорогой и многоуважаемый Петр Лаврович. — Просто и не знаю, как извиняться за бесконечно долгое молчание. Как не поблагодарил вас тогда за 7-й выпуск «Истории Мысли» и за «Исторические Письма», которые так и пахнули свежею волною давно пережитого, — так и пошло с тех пор. Хочется написать длинное письмо, а времени просто нет — до зареза нет.
С тех пор как меня тогда подкузьмил Pond, лишивший и американских, и английских лекций — так по сию пору продохнуть не могу.
Работа же — требующая ужасной продолжительной работы, и с величайшим трудом, при слабеющих силах, успевает поспевать к сроку. А тут еще Tresse et Stock! Я проработал около 5 месяцев над пересмотром и переработкою Conquête du Pain. Книга продавалась хорошо, 3 издания вышли одно за другим, а Stock так и не платит ничего. Целых 1200 fr. задолжал безнадежно.
Вы легко можете представить, какие усилия приходится делать, когда то, чтò считал верным, ускользает так. Поэтому я вечно в работе. Никуда не хожу и, за исключением Révolté, которая немало брала времени при осложнении жизни партий за последнее время, — ничего не успеваешь писать. К тому же теперь работа пошла срочная (Recent Science в XIX Century), и у Сони — Science Gleanings [1] в Weekly Dispatch, в которых ей приходится помогать на первое время, тем более, что у нее урок лабораторной (аналитической) химии, требующий не мало подготовки. Вот изо дня в день и приходится запускать переписку с друзьями.
Когда я прочел ваше письмо Черкезову (он живет у нас), я так и ахнул, увидав, что месяц прошел со времени получения вашего последнего письма. Мы были на отъезде из Dartmouth, когда оно пришло.
У Шурки в июле была British cholera, и она ужасно ослабла. Мы и поехали на 3 недели, к одному швейцарцу рабочему русского, или, вернее, чухонского происхождения (Limentaal) и прожили в его хижине, чтобы сколько-нибудь отходиться от болезней. Теперь все свежее.
Объявление о ваших изданиях я прочел и, скажу вам правду, с некоторою грустью. Опять истории отведено такое крупное место. В России ждут нового. Ждут вести с запада, указания западно-европейского опыта. К чему им история движений прошлого десятилетия. Да и разве возможно написать историю наших исканий, порывов и ошибок, самоотвержения товарищей и их недостатков.
Вы просите меня сообщить то, что я знаю о нашем кружке. Но разве я могу сколько-нибудь беспристрастно обрисовать людей живых и любимых, как Николая, Сергея, Дмитрия и других? Внешнюю сторону можно рассказать. Как же рассказывать внутреннюю?
Не путем разбора прошлого русские революционеры найдут, чтó им делать теперь, а изучая современную русскую жизнь, да опыт Запада. Насколько бы им нужнее было теперь иметь описание западноевропейского движения, его течений мысли (они так разнообразны, так важны для будущего) — особенно нарождающихся течений мысли — этого пластического материала, из которого создаётся будущее общество! Об одной Англии можно было бы том написать, если выйти из формализма конгрессов и резолюций, а заглянуть в сущность этого движения, его тайных пружин: вопросы, поставленные жизнью: коммунизм и государство, инициатива рабочих союзов и законодательство, организованные и неорганизованные рабочие, и на этом фоне — интриги, деньги консерваторов, их усилия овладеть движением при помощи марксистов, и т.д., и т.д.
То же самое в каждой стране, в своих, особых формах.
Если бы у меня было время, то это я написал бы для России. Это ей нужно, чтобы у себя разобраться в путанице конституционализма, плехановского марксизма, толстовщины, народничества, царского «демократизма» и т.д. Но, увы, времени нет, и стараешься, по мере сил, при случае, распутывать эту путаницу течений в Révolté.
Я начал, уже с год, переводить Paroles d’un Révolté на русский язык. Три листа уже отпечатано, но на этом застрял, хотя и шрифты есть, и деньги для печатания понемногу.
Словом, дорогой Петр Лаврович, ни времени, ни охоты нет писать воспоминания об нашем движении — лучшем по тому времени, но движении, которое не повторится и на место которого должно народиться нечто новое.
— Насчет статьи. — Knowles [2] проболел больше полугода. То поправлялся, то опять заболевал. После болезни я его еще не видел, а только раз получил письмо, своею рукою. Видимое дело, он вовсе не жаждет этой статьи. Мода на русское прошла. Он, верно, ждал какого-нибудь события, придающего интерес. Но за неимением оного, вовсе не стремится иметь статью о России.
То же самое я замечал и на своих газетных заметках. «Russian business has been overdone» [3], — говорил недавно один знакомый, и даже книга «Ланина» проходит бесшумно.
Хода в другие reviews у меня нет, и я думаю, что везде то же будет. — Надо сказать и то, что давно внимание страны не было так поглощено своими делами, как теперь. Озабоченность своими делами — отличительная черта минуты. Да и есть с чего, после последних выборов и игр консерваторов на струнах рабочего движения.
— Адрес Дебагория [4]: Clifton Gardens, но № не знаю. Лучше всего адресовать Сергею или мне.
Об нашей жизни, дорогой Петр Лаврович, — мало есть что сказать. Шурка растет; ребенок — прелестный, любит цветы, стихи; здоровая и бойкая, очень добрая и любящая.
Соня много работает. Биться приходится бедовым образом.
Мы переехали в Acton, в западной части Лондона. Наш дом в Harrow стал необитаем. Мы долго искали чего-нибудь дешевого в провинции, но бесплодно, и поселились здесь. Есть хоть какие-нибудь прогулки, и к городу ближе. От русской колонии 20–30 минут ходьбы. Болели много за прошедший год: у меня 3 раза была инфлюэнца, у Сони и Саши — по 2 раза.
Любим мы вас, дорогой Петр Лаврович, по-прежнему и часто вспоминаем об вас с любовью. Соня шлет вам самый горячий привет.
Когда-то, наконец, придется свидеться! Очень хотелось бы.
Крепко обнимаю вас. Сердечно преданный
П. Кропоткин.
Черкезов шлет вам сердечный поклон. По его сведениям, был арестован патриот-армянин, но он напишет в Софию, так как в Конст[антинополе], после армянских погромов, никого нет.
ГАРФ. Ф. 1762. Оп. 4. Ед.хр. 245, л. 146–150 об.
1. Сбор научных данных — (англ.).
2. Джеймс Ноульз (1831–1908) — издатель журнала «Nineteenth Century», корреспондент Кропоткина.
3. «Русским делам придавали слишком большое значение» — (англ.).
4. Владимир Карпович Дебогорий-Мокриевич (1848–1926) — революционер-народник, мемуарист, публицист. Арестованный в 1879 г., приговорен к каторжным работам. По дороге в Сибирь поменялся документами с уголовным ссыльным, бежал с поселения. В 1881 г. выехал за границу; в 1880-х гг. жил в Швейцарии.
13 Woodhurst Rd
Acton. W
Nov. 9 1892
Dear Nettlau.
Excuse my involuntary delay. I was working day & night.
Enclosed a letter of introduct[ion] to all. See Dumarteray, Schwitzguébel, Herzig, Joukovsky etc., etc. who only can give any information about Bakunin.
R. has sent me some letters which you will copy on return. One of them only is specially interesting (from prison). The others simply show how he kept to friendship.
R. has also sent his Reminiscences. Short but very interesting.
Al that is for free use & publication.
Sincerely yours
PK
In great hurry.
Send letter to Reclus (26 rue de Fontaines Sèvres).
13 Woodhurst Rd
Acton. W
9 ноября 1892
Дорогой Неттлау,
Простите за невольную задержку. Я работал день и ночь.
Прилагаю рекомендательное письмо ко всем. Повидайте Дюмартерэ, Швицгебеля, Ге-ринга, Жуковского и проч., и проч., всех, кто только может дать сведения о Бакунине.
Р[ейхель] [1] прислал мне несколько писем, с которых вы сможете снять копии по возвращении. Одно из них особенно интересно (из тюрьмы). Остальные только показывают, как верен он был в дружбе.
Р. также прислал свои «Воспоминания». Коротко, но очень интересно.
Все это для свободного пользования и печатания.
Искренне ваш
ПК
В страшной спешке.
Пошлите письмо Реклю (26 rue de Fontaines Sèvres).
IISH. Max Nettlau papers. F. 725.
Взгляд. № 39 (без обращения и постскриптума).
1. Адольф Генрих Иоганн Рейхель (Adolf Heinrich Johann Reichel, 1820–1896) — немецкий музыкант. Был дружен с М.А. Бакуниным, с которым познакомился в 1842 г. в Дрездене и затем переписывался многие годы, в том числе в период тюремного заключения Бакунина. Упоминаемые «Воспоминания» были напечатаны в литературном приложении к номерам «La Révolte» за 25 ноября и 2 декабря 1893 г.
13 Woodhurst Road
Acton, London W
30 ноября 1892
Дорогой мой Атабек.
Наконец мне сегодня [удалось] уловить час и просмотреть черкезовский перевод. Он уже перевел еще две главы, но, как видите, слог тяжелый — трудно переводить с французского на наш невыработанный политический язык — и переделывать придется немало. Нужно, чтобы хоть гладко читалось.
Все это время работал буквально запоем. Я просил Черкезова, который с нами живет, чтобы он написал вам, как жизнь идет. Это время было хуже, чем когда вы были. Работа всё срочная, к известному дню, — и приходилось сидеть по ночам до двух и даже после пяти часов утра — чего я с 1882 года никогда не позволял себе.
Только что отработался 20-го — тут дело François. Пришлось бегать целую неделю и опять строчить письма во все концы — безнадежная работа, так как его все-таки выдадут (больно озлобил все партии, включая социалистов — или, вернее, особенно социалистов). Но раз есть вероятность в 1⁄20-ую в его пользу, надо было орудовать. Авось шансы станут в 1⁄10, а тут все же есть надежда.
Так оно и выходит. Только боюсь, что это не поможет. Друзья соц.-демократов — консерваторы — хотят интерн[ациональную] лигу для выдачи всех взрывателей. Либералов и радикалов и так уже шпыняют со всех сторон за ирландских взрывателей. «Социалисты» (soi-disant [1]) с пеною у рта говорят о тех, кого сами, пять лет назад, толкали на эту дорогу. Просто безобразие!
Милый мой человек, неужели же это вот так будет, что будут толкать, пихать народ на все насилия; а едва он к этим насилиям начнет прибегать (пусть хоть и в грубой форме, и во всяком случае гораздо более грубой, чем желали инициаторы) — тут и травить его!
Омерзительнее того, что я видел эти дни, я не помню. Не помню более неприятных ночей, как эти последние, когда думаешь, думаешь, и злишься, видя, как самые ex-ярые, воспевавшие чикагскую бомбу и жалевшие, что таковых не было на Трафальгар-сквере, — теперь со злостью, беззубо-стариковскою злостью говорят о взрывателях и ужасах взрывов. Не люблю я этих взрывов, и всегда говорю: «пуля дура, а штык молодец, а взрывчатое вещество и того дурее» — но кто хотел войны, звал ее, толкал на нее, кричал о целях, оправдывающих средства — хоть бы честности у них хватило молчать. Нет — уськают.
Ну, да это не к делу. Это мое душевное излияние, обращенное к вам всем молодым. Будут безобразия в революции — не отворачивайтесь от них. Всякая война — безобразие, всякая борьба — не ахти как красиво!
— Когда я только напишу введение! Четыре–пять разных работ запоздало, завалялось на столе, и все-то спешные!
Ваша типография зело нас порадовала. Славная невеста! И всё-то было у вас прекрасно поставлено. И друг ваш, которого так безобразно глупо продержали здесь, пресимпатичный человек.
И вас, и его крепко-крепко обнимаем Соня да я. А вашей молодежи крепко жму руки.
IISH, coll. A. Atabekian.
1. так называемые — (фр.).
13 Woodhurst Rd
Acton W.
Febr. 13. 1893.
Dear Dr Mill!
May I ask you to be so very kind as to send me the March number of the Proceedings which contains Buchan’s paper on the distribution of air-pressure over the Earth and his maps of isobars [1]. You would very much oblige
Yours sincerely
P. Kropotkin.
Best thanks for the books which reached me safely.
13 Woodhurst Rd
Acton W.
13 февраля 1893.
Уважаемый д-р Милль!
Не могли бы вы прислать мартовский номер Трудов [Шотландского Королевского общества], в котором напечатаны статья Бухана о распределении атмосферного давления по поверхности Земли и его же карты изобар [1]. Этим вы чрезвычайно обяжете
искренне вашего
П. Кропоткина.
Большое спасибо за книги; они дошли благополучно.
RGSA. H.R. Mill Mss., № 3. Перевод А.В. Бирюкова.
1. Александр Бухан (1829–1907) — шотландский метеоролог, океанограф и ботаник, секретарь Шотландского Метеорологического общества с 1860 г. до своей смерти. Кропоткин упоминает его статью «The mean pressure and prevailing winds of the Globe» (Transactions of the Royal Society of Edinburgh, 1869). К статье прилагались мировые карты изобар для 12 месяцев и года в целом.
13. Woodhurst Rd
Acton. N.
13 июля 1893 г.
Дорогой Петр Лаврович.
Соня и я сердечно, от всей души поздравляем вас с вашею 70-летнею годовщиною и от всего сердца желаем вам полного здоровья и сил, чтобы еще и еще продолжать вашу многолетнюю работу для дела освобождения людей от всякого гнета, религиозного, экономического и политического.
Вы знаете, дорогой Петр Лаврович, как мы оба вас любим и глубоко уважаем за всю вашу жизнь, столько же, сколько за то, что вы успели написать за эту жизнь. Я лично об одном жалею, что ваши работы еще не циркулировали, как они должны были бы циркулировать, среди западно-европейских рабочих и молодежи. Но — это дань периоду, пережитому нами, русскими. И я убежден, что еще придет время, когда многое из того, чтó вы писали, будет будить молодые сердца и в западной Европе на чистое дело.
Да, будет, дорогой Петр Лаврович, и чем скорее — тем лучше.
От всего сердца мы оба крепко-крепко обнимаем вас и желаем сил, здоровья, и радостей при виде того, что ваше доброе слово не прошло бесследно.
Крепко вас любящие
Петр Кропоткин
Соня Кропоткина
Шлем вам дочуркин портрет.
ГАРФ. Ф. 1762. Оп. 4. Ед.хр. 245, л. 156–156 об.
13, Woodhurst Rd., Acton
22 сент. 1893.
Дорогой мой Атабек.
К[ельчевски]й приехал сюда и сообщил мне, что вы решили передать свою типографию в Фонд Русской Вольной Прессы [1], и только хотели бы знать, что я думаю об этом.
Я сейчас хотел писать вам, но хворнул, и дней 10 не брал пера в руки. Я слышал, что и вы тоже были больны, когда Николай Чай[ковский] заходил к вам. Правда ли это? Если так, то как живется теперь?
Насчет передачи типографии Фонду, я положительно посоветовал бы вам — если только есть малейшая возможность, удержать ее — то и держать ее в своих руках, или в руках товарищей.
Даже в случае вашего продолжительного отсутствия, мне кажется, надо бы всё сделать, чтобы она оставалась в руках либо вашей сестры, либо верных товарищей.
Николая и Леонида Шишко я знаю с давних пор и вполне верю в их добросовестные отношения к товарищам, и их готовность добровольно выполнить принимаемое ими на себя обязательство печатать что мы найдем нужным. Но во-первых, между нами всегда была и теперь тем более растет разница в воззрениях; во-вторых, оба они, особенно Николай, способны в большой мере подчиняться влияниям насчет того, что своевременно и что нет; а в-третьих, они двое не составляют Фонда, который, вероятно, будет всё более и более пополняться людьми, думающими иначе.
Впрочем, даже теперь, как стоит дело, их симпатии — в другом направлении, а это неизбежно сказывается и на выборе их изданий.
Пример следующий: Черкезов написал для Еврейской анархической газеты род исторического изложения развития Интернационала. Сделал он эту работу сперва в виде лекций в Еврейском клубе, потом — в виде статей для газеты.
Работа — вполне обстоятельная, документальная, и так как Черкезов живет с нами и рассказывал мне построение и даже детали первых двух частей своей работы (до Интернационала, и первый период до 1869 года), то я знаю довольно хорошо характер этой работы. Она прекрасно задумана и, по-видимому, хорошо выполнена.
Он предлагал Фонду ее напечатать. Нечего и говорить, что, будучи заняты Меликовскою конституциею, железнодорожною полемикою (Горе нашей страны, или в роде этого), Флеровским (Азбука социальных наук) и т.п., они, конечно, никакого специального желания не выразили насчет этого.
Затем, что вполне справедливо, ответили, что нужно, чтобы Волховский [2] прочел эту работу и высказал о ней свое мнение. Волховский же, конечно, ничего об Интернационале не знает, кроме марксистской версии, и, вероятно, найдет работу не подходящею.
Впрочем — если бы он и нашел ее прекрасною, то, конечно, Фонд даст свое время своим изданиям, своего направления, прежде чем начинать печатать что-нибудь, что он вовсе не одобряет. Всякая группа так же сделает. Направления же крайне различны.
Моих писаний они не забракуют и, конечно, возьмутся их печатать (что, между прочим, в России повело бы к страшной путанице, присоединив и меня к тому, что уже и в России, и за границей получило название «направления лондонских эмигрантов»). Но дело не в моих писаниях, а в писаниях, тоже анархических, но других.
Когда Фонд основывался, я участвовал в его первом заседании. Николай доказывал, что мы должны ждать, чтобы нам из России сказали, чтó делать. Волховский предлагал печатать вещи совсем неподходящие под общим заглавием Родина!! Сергей совершенно устранился и вообще «Фонда» не любит. Словом, я увидал, что наши взгляды до того различны, а во многом до того противоположны, что должен был сказать: «Вы, друзья, и не зовите меня в Фонд. Я буду пятым колесом. Буду мешать вам, а пользы никакой вам не принесу». По всем пунктам мне приходилось бы спорить. «Родина»! — почему уж не «Нива»! — Историю чартизма! — да разве этого ждет молодежь, жаждущая живого слова! И т.д., и т.д. Делайте, мешать вам не буду, критиковать не стану, а те немногие, которые думают иначе, пусть лучше работают отдельно.
Затем — нам нужно смотреть вперед.
До сих пор я вам был только задержкою.
Но если бы из России мы нашли хотя самомалейшую поддержку, — а надежда на это есть, судя по успеху ваших изданий — то с этою поддержкою, да с помощью евреев-анархистов здесь и в Америке, — нам придется волею-неволею издавать журнал.
Пусть он выходит хоть раз в месяц.
Пусть он будет хоть в 16 стр. [in-]octavo, или даже в 8 стр. 8°, — он может выражать направление.
Если бы такой журнал создался, — а Черкезов может быть в[ам] полезным помощником, не говоря уже о переводах и изложениях — если бы такой журнал создался (а общими силами удалось бы нацарапать то, что нужно для печатания одного печатного листа в месяц), то, ну вместо четырех передовых в месяц для Révolte я стал бы писать три, а четвертую для русского журнала. Для обязательно-срочной работы время всегда находится.
Мы вынуждены будем очень скоро сделать этот шаг.
Тут уже вовсе нельзя будет рассчитывать на Фонд.
Для продажи изданного Фонд прекрасное учреждение, но для издательской деятельности с ними пива не сваришь. Люди — превосходные. Лучших трудно найти, но направления до того расходятся, что и им, и нам лучше идти своею дорогою.
Я все это очень откровенно высказал Кельч[евско]му и прибавил, что сейчас же напишу вам все это.
Связь с радикальными либералами всегда была, и будет, их конек. Нам же надо искать опоры в рабочей среде. Все нас туда влечет. Параллельно мы можем работать, оставаясь друзьями. Вместе же — на каждом пункте приходится быть тенью Банко на пире [3]. Николай так уже и говорит: «Всё, что мы делаем во „Free Russia“ или Фонде, ты не одобряешь». Николай это объясняет partie pris [4], хотя в 9 случаях из 10 с Сергеем мы вполне сходимся, так как в нем сидит революционная жилка. Он же с ними.
Вообще, дорогой мой друг, мне кажется, нам бы следовало удержать свою типографию и свое общее заглавие Анархической Библиотеки. Конечно, другое дело, насколько это вам удобно. Но я очень убедительно прошу вас, сделайте всё возможное, чтобы удержать это дело за собою.
Условия в России теперь таковы, что везде стремление в народ. Голод усилил это стремление. Ищут нового выхода.
С другой стороны, даже в России Цюрихский конгресс и отчаянная бессмыслица, проповедуемая социал-демократами и их верным слугою Плехановым, насчет «цивилизования» России немецкими штыками (отчего бы Франции тоже не цивилизовать немцев, Англии не цивилизовать французов, а Соединенным Штатам не «цивилизовать» Англии картечью и штыками!) — вся эта отчаянная социал-демократическая околёсица лишь отшатнет от них даже их поклонников в России.
Мы должны ждать, что от нас просто потребуют высказаться.
А сделать мы это сможем, только если начнем выпускать что-нибудь живое, подходящее к стремлениям молодежи, будящее других.
Поэтому очень жалко было бы, если бы ваша отлучка стала продолжительною. Я не знаю, кто бы взялся за это дело ретиво в Женеве. Если бы печатать что-нибудь периодическое, то, как с Гравом в Париже, на вас легло бы дело составления всего журнала. Т.е. передовые вы получали бы. А целая груда заметок, переписка и т.д. легла бы на вас.
Подумайте об этом хорошенько.
Теперь о моем введении к Paroles. Хвораю беспрестанно. Работаю плохо, и все время бьемся из кулька в рогожку. Приехав с моря, вместо того чтобы много работать, взял и — разболелся, цынгою опять-таки.
Соня резво взялась за уроки, и уже есть облегчение от ее усилий. У нас есть надежда, что ее уроки (лабораторная биология) разовьются, и тогда у меня будет больше свободного времени.
Во всяком случае, я начал введение, написал половину, но на том и застрял. На берегу моря приходилось гнать один географический словарь.
Надеюсь, во всяком случае, скоро кончить. Почин всегда труден.
Грав был здесь. Révolte печатается в 8500 экз.; около 1500 продается в Париже. Дефицита не было. Поступило всего за год [с] 13/IX до 13/IX 22 500 fr. — Рядом с этим Бруссовская газета печатается в 1500 экз.; Peinard [5]в 10 000. Стало быть, не глупое мы выбрали направление. И теперь, когда борьба с ужасными элементами партии кончилась тем, что их оставляют более и более, есть надежда, что дело пойдет еще лучше.
Я глубоко убежден, что и в России то же будет. Крепко обнимаем вас и вашу милую сестру [6], об которой много слышали от Кельч[евского]. ПК.
IISH, coll. A. Atabekian.
1. Летом 1893 г. Михаил Войнич (конспиративный псевдоним — Кельчевский) с женой Лилиан ездил в Швейцарию для налаживания связей с русскими эмигрантами.
2. Феликс Вадимович Волховский — революционер, эмигрант, один из организаторов Фонда вольной русской прессы, корреспондент Кропоткина.
3. Шекспир. Макбет.
4. партийными интересами — (фр.).
5. Pere Peinard — анархическая газета, издававшаяся Эмилем Пуже.
6. Анна Моисеевна Атабекян вместе с братом училась на медицинском факультете Женевского университета.
13, Woodhurst Road
Acton. W.
24 октября 1893
Дорогой мой Атабек.
Я прочел ваше письмо Черкезову. Не знаю, что он вам писал, но знаю, что наверно не могу еще обещать начала издания к 1 января. Я все болел, и вот уже 4 месяца не мог ничего писать. Из этого вы легко можете понять, какие невероятные усилия, чтобы наверстать задолженное время, придется сделать, едва в силах буду работать. Мы думаем очень серьезно оставить Лондон и перебраться в какую-нибудь деревенскую трущобу — только чтобы выбиться из затруднения.
Все-таки я не теряю надежды. Когда есть сильное желание, охотно веришь в то, чего желаешь. А сильное желание есть во мне. Но во всяком случае просу вас не объявлять публично ни о чем раньше времени.
Черкезов милейший человек и по этому самому с радостью берет на себя все. Другое дело — исполнение, на которое у него большею частью просто сил не хватает. Он, конечно, уверяет меня, что все сделает, кроме передовой, но это — одно увлечение; я его 15 лет знаю.
Во всяком случае, так как до 1-го № время есть, то я ему заявил — пусть составит всё к 10-му декабря, кроме передовых. Если будет хоть макет номера, — начнем работу. Не будет — и начинать нечего. Во всяком случае, пробавляться такою болтовнею, какая у них была в Общине, — нельзя. Никто читать не будет. Да и вопросы назрели крупные.
Дело могло бы пойти только если бы вы на себя взяли всю секретарскую работу, как Grave делает в Révolte. На Черкезова надежда плоха, по многим причинам.
Устройте весь заграничный отдел; Черкезов возьмет русскую хронику; я — передовые и принципиальные статьи.
Найдите корреспондентов для Германии, Австрии, Соединенных Штатов (Nettlau), Франции (м.б., Grave, хотя у него времени мало, и для Révolte он не может делать Mouvement Social), Италии (Malatesta сегодня здесь, но завтра его не будет), Испании. Англией я займусь.
Вы видите, в каком положении, несчастном, Mouvement Social в Révolte, с тех пор как я больше его не делаю весь сам по журналам. Ничего нет! И нам придется делать его сполна самим, по газетам. Но поискать корреспондентов не мешает, м.б. и найдете. Один — есть (Nettlau).
Есть ли у вас в виду кто-нибудь, чтобы переводить хорошо? Нельзя же выступать с журналом, который не литературно написан. Опять же никто читать не будет. Русская молодежь требовательна, критиков будет немало, и мы (не надо забывать) идем против течения.
Нужно также иметь в виду, что появление анархического журнала поднимет сильную бучу в России, среди полиции. Они ведь уверены, и царя уверяют, что анархисты суть террористы.
По всей вероятности, тем или другим способом вас очень скоро выживут из Женевы и выгонят из Швейцарии. Готовы ли вы на это? А это наверно случится. Раз изгнанный из Швейцарии, вам будет один исход — Лондон, где жизнь очень дорога, работа очень трудно достается (Черкезов так-таки до сих пор ничего не мог найти, ни здесь, ни на Кавказе, ни в России, нигде ни франка, и другие все мы бьемся, даже с знанием языка и литературным именем: пробиваются только знающие ремесло, которое их и поглощает).
Словом, русское издание наверно вышвырнет на берега Альбиона, где жизнь очень трудна. Конечно, одна голова нигде не пропадает, особенно в ваши годы, но все-таки надо иметь, мой дорогой друг, и это в виду. Не хотелось бы вас впутать в скитания по Англии, но случится это наверняка. Конечно, вам пришлось бы иметь ответственного швейцарца-редактора.
Но главное, если затевать издание, то нужно вам знать наперед, что тяжесть его должна будет лечь на вас да на меня. Подмога будет со стороны Черкезова, пока он с нами живет, — но только подмога. А работа нужна воловья, на которую немногие способны, и без которой никогда не удалось бы нам вывести Révolte и завоевать ей репутацию солидной газеты.
От Free Russia мы, конечно, никаких корреспонденций не будем иметь. Они для своего журнала приберегут-то одну или две корреспонденции в полгода, которые они получают. Надо составлять Русское обозрение по журналам и газетам. И это можно: Внутреннее Обозрение Шелгунова всегда было прекрасное. Нужно писать такие же, только договаривать выводы, которые под цензурою не делают. А тем временем заводите связи.
Вот, дорогой друг, положение дела. Желание с моей стороны полное. Здоровье отвратительное. Вот ничего не пишу для заработка уже 4 месяца. Орудуйте, пишите, списывайтесь, если можете. А из Лондона рассчитывайте на передовую, на русскую хронику, весьма неполную, да на общую редакцию. Остальное придется припасать вам. Если есть на то время и силы — начинайте это.
Крепко обнимаю вас и сестру.
ПК.
IISH, coll. A. Atabekian.
55 Frognal
Hampstead N W
(till Friday noon)
Nov. 14. 1893.
Dear D-r Mill!
Enclosed notes from Pet[ermann’s] Mitt[eilungen] and one from the Argentine publication. Two more to follow.
I return you by the same time the Mitteilungen.
Yours very sincerely
P. Kropotkin.
The subjects I propose to submit to the University for U[niversity] E[xtension] lectures are:
1) The Ice Age, chiefly in regret to the proof of its occurrence.
Plasticity of ice
Effects of a moving mass ice upon rocks
Icebergs & traces post of boulders
Kames, osar etc.
Classification of glacial deposits
Extension of glaciers & its probable cause
(10 lectures);
2) The Structure of Central and Northern Asia
Plateaus, steppes, tundras
Effects of a vertical configuration upon climate, flora & fauna
Do upon the spreading of human races & modern colonization
(10 lectures);
and 3) The Origin & Evolution of Institutions for Mutual Protection & Support
in Primitive Mankind
in Barbarian Ages
in Mediaeval Cities
in Modern Times
(10 lectures).
Do you think such subjects may be available? Which, should you think, is the best? I like best the last and the first.
55 Frognal
Hampstead N W
(до полудня в пятницу.)
14 ноября 1893.
Уважаемый д-р Милль!
Прилагаю заметки из Pet[ermann’s] Mitt[eilungen] и еще одну из аргентинского журнала. Еще две вышлю позднее.
Одновременно возвращаю вам Mitteilungen.
Всегда искренне ваш
П. Кропоткин
Вот темы курсов популярных лекций, которые я готов предложить Университету.
1) Ледниковый период, главным образом в связи с доказательствами его существования.
Пластичность льда
Результаты движения масс льда на поверхности твёрдых пород
Айсберги и следы, оставляемые валунами
Камы, озы и т.д.
Классификация ледниковых наносов
Наступание ледников и его возможные причины
(10 лекций)
2) Строение Центральной и Северной Азии
Плато, степи, тундры
Влияние вертикальной поясности на климат, растительность и животный мир;
а также на распределение человеческих рас и современную колонизацию
(10 лекций)
и 3) Происхождение и развитие институтов взаимной защиты и поддержки
у дикарей
во времена варварства
в средневековом городе
в современном периоде
(10 лекций)
Как вы думаете, годятся ли эти темы? Какая из них, по вашему мнению, наилучшая? Мне больше всего нравятся последняя и первая.
RGSA. Mill H.R., Mss № 3
| Woodhurst Rd., Acton W after tonight. |
55 Frognal Hampstead N.W. [November 17. 1893.] |
Dear Dr. Mill.
Thank you so very much for the kind interest you take in my U[niversity] Extension more [1].
The day before yesterday I send an informal application to Mr. Sadler with all the particulars required by the London U. E. form, which Mr. Padmore took from Dr. Roberts.
We shall see what will be the results — the Delegacy meets these days. As to London, these Delegacy does not meet before March.
I gave 3 courses:
1) The Ice Age, chiefly in regard to the proofs of its occurrence.
2) The Structure of Central & Northern Asia & its influence upon Climate, Flora, Fauna, Man & Recent Colonization.
& 3) The Origin & Development of Institutions for Mutual Protection & Support among Primitive Savages, in Barbarian ages, Mediaeval times, & Modern Times.
You see I followed your advise as regards the last, but hesitated to follow it as regards the second, being not sure that I sufficiently know the matter for a more general course. As it is, it might be more useful to University students as an application of general laws to a special region which I happen to know better.
— I am returning home tonight, and go to Manchester till Tuesday. So I thought I give the translation to Mrs. Voinich, — an English lady (Miss Boole, daughter of the Mathematician) [2] who knows German very well, and writes excellent English. I will see the translation before sending it to you for geographical terms. You will have it on Wednesday morning. I think you will be very pleased to secure her services for occasional translations. She also knows very well Russian and is altogether a very gifted person.
Yours very sincerely
P.K.
| Woodhurst Rd., Acton W c завтрашнего дня. |
55 Frognal Hampstead N.W. [17 ноября 1893.] |
Уважаемый д-р Милль.
Искренне благодарю Вас за Ваше внимательное отношение к [планам] моих курсов общедоступных лекций [1].
Позавчера я отправил неофициальное заявление мистеру Садлеру со всеми подробностями, необходимыми для London U. E. form, которые мистер Падмор узнал у д-ра Робертса. Посмотрим, каковы будут результаты — делегаты встретятся на днях. Что касается Лондона, то здесь они соберутся не ранее марта.
Я предложил три курса:
1) Ледниковый период, главным образом в связи с доказательствами его существования.
2) Строение Центральной и Северной Азии и его влияние на климат, флору, фауну, человека и современную колонизацию.
и 3) Происхождение и развитие институтов взаимной защиты и поддержки среди первобытных дикарей, во времена варварства, в Средние века и в наше время.
Как видите, я следовал вашим советам относительно последнего курса, однако не решаюсь последовать им в отношении второго, так как не уверен, что знаю материал столь хорошо, что могу читать общий курс. В нынешнем виде он, видимо, был бы более полезен слушателям университета как приложение общих закономерностей к тому району, который мне посчастливилось узнать ближе.
Сегодня вечером я возвращаюсь домой, но до вторника уеду в Манчестер. Думаю, что перевод я отдам мисс Войнич (урожд. Буль, дочери математика) [2], которая хорошо знает немецкий и прекрасно пишет по-английски. Я просмотрю перевод на предмет географических терминов, прежде чем посылать его вам. Вы получите его в среду утром. Думаю, вы будете довольны — она серьезно относится к случайным переводам. Кроме того, она прекрасно знает по-русски и вообще очень одаренный человек.
Искренне ваш
П. К.
RGSA, H.R. Mill Mss., № 3.
Естественнонаучные работы. 1998. С. 237. Перевод А.В. Бирюкова.
Датировано исходя из сопоставления адресов в письме Х.Р. Миллю от 14 ноября и в данном письме: ближайшая к 14 ноября 1893 г. пятница приходилась на 17-е; указание, что с завтрашнего дня адрес изменится, подтверждает, что данное письмо написано в день отъезда.
1. Планы Кропоткина прочитать циклы лекций для слушателей общедоступного университетского курса, более подробно изложенные в письме Миллю от 14 ноября 1893 г., видимо, не осуществились.
2. Этель Лилиан Войнич (1864–1960) — английская писательница; была связана с польским и русским революционным движением. Ее отец Джордж Буль (1815–1864) — математик, один из основоположников математической логики.
13, Woodhurst Rd., Acton
3 мая 1894 г.
Дорогая мадам!
Каким бы коротким ни был ваш роман, нет никаких трудностей, если только это поможет вообразить обстановку.
Да, путем ударов в стену ведется беседа. Стены такие толстые, и каждый звук так поглощается, что голоса не слышны, в то время как удары, особенно по железным подоконникам, слышны через две или три камеры.
Алфавит такой:
a b c d e
f g h i j
k l m n o
p q r s t
u v x y z
C, будучи в 1 строке 3-ей буквой — 1 удар, 3 удара; […] Q — 4 удара, 2 удара; и так далее.
При некотором опыте это делается очень быстро. Я однажды рассказал всю историю Коммуны соседу таким образом.
Весьма искренне ваш
П. Кропоткин
Bodl. Lib., W. Mss. F. 183, p. 33. Машинопись.
Ист. арх. 1994. С. 217.
Cher compagnon.
Excusez moi, je vous prie, d’avoir éte si long à répondre votre bonne lettre. En la recevant ma première idée a été de vous répondre par une longue lettre sur ce qui me semble rendre l’Anarchie — condition nécessaire du Communisme, et le Communisme — seule condition possible pour l’Anarchie. Mais le sujet a commencé à prendre de si grands développements, que j’ai du renoncer a le traiter dans cette lettre. En effet, pour nous, cette question commence à devenir de plus en plus importante, et les malentendus sur ce sujet doivent étre éclaicis avec toutes les longueurs, inévitables dans un sujet qui touche si profondément les parties les plus essentielles de la sociologie et de la philosophie des sociétés. Ici, à Londres, nous en parlons tout le temps avec les amis, et je pence qui si nous avons dès le commencement insisté beaucoup plus sur «Communisme — condition nécessaire de l’Anarchie», — tout le developpement de notre parti aurait pris un autre meilleure, direction. Lorsque votre article sera paru, il sera d’un aide puissant pour faire mieux entrevoir les côtés faibles de notre argumentation précédente, et si ce que j’ai commencé en vaut la peine, cela pourrait être utilisé pour la «Société Nouvelle».
Pour dire en deux mots l’idée generale, — le Home Rule, ou l’autonomie absolute, est la premiere condition pour la federation. De meme, pour toute association la condition essentialle de succès, c’est l’autonomie aussi complete que possible de l’individu. Et, par contre, cette liberté de l’individu ou du groupe ne peut être atteinte qu’à condition du communisme le plus étendu. Le communisme partiel du mir russe, puisque partiel (sol en commun, mais moyens de culture par familles) a pour consequence nécessaire la soumission de l’individu au despotisme patriarchal de la famille; l’individu ne s’y affranchira qu’à la condition de se noyer dans un communisme complet. C’est comme dans la grande ville, où l’individu, après avoir donné sa part pour le maintien des rues (malheureusement en argent aujourd’ ui), ne se sent nulle part plus libre que dans cette rue et avec ceux qui en jouissent comme lui. Vous voyez, sans doute, tout ce que renferme cette simple allusion.
Quel dommage qu avec tous ces messieurs et leurs haines, il seit si difficile de se voir et de s’aimer; car je peux vous dire que je vous aime déjà pour tout ce que je sais de vous, et qui en se voyant on l’aimerait davantage.
Vous me demandez un portrait. Si j’en avais un, je vous l’aurais envoyé avec grand plaisir, pour vous. Mais je n’ai pas été photographié depuis 1886 et il n’en reste qu’un pour vous maitenant, et je le ferai dès que je serait photographié. Quant a publier, je pense que nous devirons absolutement renonser à publier les portraits de vivants. C’est trop mettre en vue les individus qui, en tant qu’ écrivaints, ne sont que les énonciateurs d’idées qui courent le monde.
J’espère qu on se recontrera malgré tout un jour et, en attendant, je vous serre bien affctueusement [sic! — А.Б.] la main. Bonnes amities à tous les amis.
Pierre Kropotkine.
[Лондон, 4 мая 1894 г.]
Дорогой соратник!
Извините меня за то, что я так долго не отвечал на ваше милое письмо [1]. Когда я его получил, первой моей мыслью было ответить вам длинным письмом по поводу того, что, по моему мнению, составляет идею анархии как необходимого условия коммунизма, и коммунизма — как единственно возможного условия для анархизма. Однако эта проблема стала разрастаться до таких размеров, что мне пришлось отказаться от мысли осветить ее в данном письме. В самом деле, для нас этот вопрос начинает приобретать всё большее и большее значение, и неясности в этой проблеме должны быть освещены со всей тщательностью, необходимой при рассмотрении вопроса, столь глубоко затрагивающего главнейшие разделы социологии и философии обществ. Здесь, в Лондоне, мы с друзьями постоянно об этом говорим, и я думаю, что если бы с самого начала мы больше настаивали на «коммунизме как необходимом условии анархии», то всё развитие нашей партии приняло бы другое, более верное направление. Когда появится ваша статья [2], она будет огромным подспорьем в выявлении слабых сторон нашей предыдущей аргументации, и если начатое мною чего-нибудь стоит, то оно могло бы быть использовано для «Société Nouvelle».
В двух словах основную идею можно выразить так: Home Rule [3], или абсолютная автономия, является первым условием федерации. А также: для любой ассоциации основным условием преуспеяния является возможно более полная автономия личности. И наоборот, эта свобода личности или группы может быть достигнута лишь при условии всеобъемлющего коммунизма. Частичный коммунизм русского мира (частичный, поскольку земля общая, но средства ее обработки — в семейной собственности) имеет неизбежным следствием подчинение индивидуума патриархальному деспотизму семьи; индивидуум сможет освободиться от него лишь при условии погружения в полный коммунизм. Это как в большом городе, где человек, после того как он внес свою долю в благоустройство улиц (сегодня, к сожалению, деньгами), не чувствует себя свободнее нигде, кроме как на этой самой улице и с теми самыми людьми, которые пользуются ею наравне с ним. Вы, несомненно, понимаете, что скрывается за этим простым намеком.
Как жаль, что из-за всех этих господ и их ненависти нам так трудно видеться друг с другом и питать друг к другу симпатию, потому что, могу вам сказать, вы глубоко симпатичны мне уже по причине всего того, что я о вас знаю, и если мы увидимся, то понравимся друг другу еще больше.
Вы просите у меня портрет. Если бы он у меня был, то вам я послал бы его с большим удовольствием. Но с 1886 года я не фотографировался, а из тех фотографий осталась всего одна — для моей жены. Я вышлю вам одну карточку, как только сфотографируюсь. Что до публикации, то я думаю, нам следует совершенно отказаться от публикации портретов здравствующих лиц. Это слишком — привлекать внимание к людям, которые, будучи писателями, являются не более как выразителями идей, витающих в мире.
Надеюсь, что, несмотря ни на что, мы когда-нибудь встретимся, а пока сердечно жму вашу руку. Привет всем друзьям.
Петр Кропоткин.
РГАСПИ. Ф. 208. Оп. 1. Ед.хр. 123.
Кентавр. 1992. Май/июнь. С. 118–119.
1. Письмо Ф. Домелы Ньювенгейса Кропоткину от 14 апреля 1894 г. хранится в фонде последнего в ГАРФ (Ф. 1129. Оп. 2. Ед.хр. 1149).
2. См: Domela Nieuwenhuis F. Le socialisme en danger? // Société Nouvelle. — 1894. — 10-e Année. — T. 1, № CXIII, Mai. — P. 588–611; № CXIV, Juin. — P. 789–809. Журнал доступен на сайте Gallica.
3. Самоуправление — (англ.).
Viola. Bromley. Kent.
May 5 1894
Dear friend.
Here is a letter I just got. Is it possible that Freedom’s affairs should have been so bad as not to be able to pay small debts to men who live by the work of their hands. If so — some strenuous efforts ought to be made at once to clear such debts. It is even more important than bringing out new pamphlets.
I am sorry that after all my best overwork I am now quite ill and could not go to London. Otherwise I should have been with you at all these last meetings.
Very sincerely yours
P.K.
Viola. Bromley. Kent.
5 мая 1894
Дорогой друг.
Вот письмо, которое я только получил. Неужели дела «Freedom» настолько плохи, что нет возможности уплатить небольшие долги людям, которые живут работой своих рук. Если это так, нужно не медля приложить самые энергичные усилия, чтобы освободиться от таких долгов. Это даже важнее, чем выпускать новые брошюры.
К сожалению, я сейчас после большого переутомления совершенно болен и не могу приехать в Лондон. Иначе я был бы с вами на всех последних митингах.
Искренне ваш
П.К.
IISH. Alfred Marsh collection. Inv. № 12.
[London N
May 25, 1894]
Dear Nettlau.
Best thanks. A copy to Reclus — posted.
What do you mean by «(no more written)» under VI.? [1] Perhaps it would be well to explain.
I have found the part of the MS. of God & State which I have [2]. It stood on the shelf, looking upon no!
Yours sincerely
PK.
[Лондон
25 мая 1894]
Дорогой Неттлау.
Большое спасибо. Экземпляр для Реклю — послан.
Что вы понимаете под «(далее текст отсутствует)» после VI.? [1] Наверное, нужно бы объяснить.
Я нашел часть моей рукописи «Бог и государство» [2]. Она стояла на полке, неузнанная!
Искренне ваш
П.К.
IISH. Max Nettlau papers. F. 725. Датируется по почтовому штемпелю на конверте. Перевод А.В. Бирюкова.
1. Кропоткин и Неттлау готовили в это время том избранных работ М.А. Бакунина (см.: Bakounine M. Oeuvres: Fédéralisme, socialisme et antithéologisme; Lettres sur le patriotisme; Dieu et l’État. — Paris: P.-V. Stock, 1895. — XL, 327 p.). В конце незаконченной работы «Федерализм, социализм и антителеологизм» (p. 205) имеется помета, что дальнейший текст, если и был написан, то был утрачен.
2. Речь идет о рукописи незавершенной работы Бакунина.
13. Woodhurst Rd
Acton, W.
4 августа 1894
Дорогой Петр Лаврович.
Извините, пожалуйста, что до сих пор еще не отвечал на ваше письмо. Я страшно занят, и каждую минуту отдаю своей работе, хотя и страшно утомлен. Я пишу, и обязан кончить к сроку, статью о Взаимной Помощи в Средневековом городе. Сюжет, как вы знаете, громадный. Первая статья напечатана в августовской книжке, а вторая обязательно должна быть готова к 10-му этого месяца [1].
Вопрос о моей деятельности в кружке чайковцев — вопрос большой. Пришлось бы характеризовать деятельность кружка и мое отношение к этой деятельности. И, право, на это положительно времени нет, начатые уже работы стоят по месяцам, не говоря о мелкой текущей работе. В двух словах этого не скажешь. Товарищи — Чайковский, Шиш[ко], Степняк — лучше меня могут оценить мою деятельность и, конечно, расскажут вам наше отношение к «Впереду».
Мы очень рады были вашему письму. Всё та же бодрость и то же горячее ваше отношение ко всякому начинаемому делу лучше всяких слов говорят нам о состоянии вашего здоровья, и оба мы, с самым сердечным, крепко обнимаем вас [2].
Живем мы по-старому. Вот два года, как я вынужден был писать только Recent Science для Nineteenth Century, и теперь счастлив, что мог, между этих статей, взяться за окончательную обработку вопроса, по которому материалы копились за последние 15 лет. Соня здорова, грустит только, что теперь, с начала лета, стала unemployed [3]. Шурка растет премилым ребенком.
Оба мы крепко и сердечно обнимаем вас. Не сердитесь, дорогой Петр Лаврович, что я не шлю ответа на ваш вопрос. Поверьте, что не по лени. Чтобы вам сделать приятное, я преодолел бы и нежелание браться за оценку прошлого.
Сердечно ваш
П. Кропоткин.
ГАРФ. Ф. 1762, оп. 4, ед.хр. 245, л. 157–158 об.
1. См.: Kropotkin P. Mutual aid in the mediæval city // Nineteenth Century. — 1894. — Vol. 36, Aug. — P. 183–202; Sept. — P. 397–418.
2. Так в тексте.
3. безработной — (англ.).
Суббота
[Август–сентябрь 1894]
Люба ласта моя.
Сейчас получил твое письмо, и так и сделаю, т.е. проработаю числа до 8-го, а там приеду. Только хорошо ли будет тебе оставаться так поздно? Правда, что сентябрь лучшее время года в Англии. Но я знаю, что если я приехал бы раньше к моим радкам, то они меня одного не отпустят и захотят домой со мною. Да и как иначе? Скучно было бы.
Денежные дела наши будут не так плохи. Chisholm высылает 10£, а остальное — как только сосчитает всё. Может быть, и потому не всё сразу высылает, что за мною еще корректуры есть. Тоска такая их читать, что я это делаю, когда другого ничего не могу делать.
Я хочу Uridge’у заплатить хоть фунта три в зачет.
Вчера вечером был у Сох. Они опять отложили отъезд. Сидел у открытого окна (у них страшно душно) в тонких панталонах, и ночью жестоко колени болели. Второй раз так, после вечера у них. Он снова в переговорах. Но вообще здоров, и хорошо себя чувствую. Только до грозы — она и вас промочила — было очень душно. То-то визга и смеха было, и веселья, когда прибежали мокрые домой! Так и хотелось бы с вами быть в эту пору!
Чтò Лив.? Готова ли его лодка? Справился ли он с нею?
Пришлось сегодня опять оторваться от работы. March в отчаянии, что мало рукописи для этого номера.
— Ты говоришь про Forum. Теперь нельзя им ничего посылать, раз Knowles печатает в сентябрьской книжке мою статью и прибавляет, что ждет с удовольствием две другие статьи.
Роза зовет обедать. Горячо и крепко целую и обнимаю тебя, мое счастье, и дочу нашу милую ластуню, очаровательную.
Крепко вас любящий
Папка.
Не могу найти письма Knowles. Ничего особенного, только очень ласковое. Пишет, что по случайности он сам накануне хотел писать мне, что поместит статью в сентябрьской книжке. Благодарит за вести из России и прибавляет, что ждет с нетерпением обеих статей, т.е. Mutual Aid и Recent Science.
Архив МЗДК. Ф. 22/5152. Оп. 1. Д. 56, л. 30–31 об. Датировано по содержанию: статьи Кропоткина из серий Mutual Aid и Recent Science печатались в журнале «Nineteenth Century» одновременно только в 1892, 1894 и 1896 гг., причем в сентябре и позже — только в 1894 г.
Viola, Crescent Rd., Bromley, Kent.
November 21, 1894.
Dear Keltie,
Elisée Reclus has sent me, a fortnight or so ago, a copy of the letter which he has addressed to you. Do you approve of his plan? [1] And do you think, it will find a good editor? In a letter, he writes that a point of chief importance for him would be to have the possibility of doing the work. With the Hachettes [2], part of the royalty was paid to him in advance, so much every month. And this enabled him to have his staff of secretary and cartographer and to progress so rapidly as he did with the Universal Geography [3]. Would that be possible with an English publisher?
What do you think of the general plan? That such a work is wanted and Mr. Reclus is the man to do it — is in no doubt.
Yours very sincerely,
P. Kropotkin.
Thanks for the Russian books. I just finish my Recent Science [4] and shall attend to them.
Viola, Crescent Rd., Bromley, Kent.
21 ноября 1894.
Дорогой Келти.
Элизе Реклю прислал мне недели две тому назад копию письма, которое он послал вам. Одобряете ли вы его план? [1] Как вы думаете, найдет ли он хорошего издателя? В письме он пишет, что самое важное для него — будет ли у него возможность выполнять эту работу. В Hachettes [2] платили ему часть гонорара вперед, определенную сумму каждый месяц. Это позволяло ему содержать персонал секретарей и картографа и работать столь быстро, как это было со Всеобщей Географией [3]. Возможно ли найти такого английского издателя?
Что вы думаете об общем плане? То, что такая работа нужна, и что г-н Реклю — именно тот, кто может сделать ее, не вызывает никаких сомнений.
Искренне ваш,
Петр Кропоткин.
Спасибо за русские книги. Я как раз закончил мою Современную науку [4] и займусь ими.
RGSA. Corr. block 1881–1910, J.S. Keltie correspondance files. Перевод А.В. Бирюкова.
1. Возможно, речь идет о планах сочинения, получившего название «L’Homme et la Terre» (в русском переводе получившем название «Человек и земля») и ставшего последним капитальным географическим трудом Э. Реклю. Он состоял из 6 томов и выходил в 1905–1908 гг., уже после смерти автора.
2. Французская книгоиздательская и книготорговая фирма.
3. Главный географический труд Реклю; название французского оригинала — «La Nouvelle Géographie Universelle» (в русском переводе — «Земля и люди. Всеобщая география). Последний, 19-й том вышел по-французски в 1894 г.
4. Рубрика в журнале «Nature», посвященная обозрению последних достижений науки. Кропоткин вел ее в 1892–1902 гг.
[Bromley, 22 ноября 1894 г.]
Дорогой Т. Спасибо за рукопись К. — Все обстоит благополучно. Мы с ним списались насчет редакции его статьи, и я, накануне вашего письма, получил от него письмо, с нужными указаниями.
На днях я должен увидеть издателя XIX Сentury, и переговорю с ним. Это лучше, чем списываться. Лучше пропустить несколько дней ради этого.
Изложение К. — превосходно. Надо будет теперь переводчика промышлять.
Крепко жму вашу руку. Соня шлет дружеский привет. ПК.
ГАРФ. Ф. 1721. Оп. 1. Ед. хр. 34, л. 28. Открытка; датируется по почтовому штемпелю.
[Bromley. November 23 1894]
We shall be very pleased to see you. The best way is, from Charing Cross, Cannon Street or London Bridge, by S.E. R[ailwa]y, Bromley Station which is 5 m walk from our home. On coming up College Rd, it is the first house on the right in Crescent Road.
Or, from Victoria (or Holborn) by Chatham & Dover R[ailwa]y, also to Bromley Station which is 20 m walk from our house, up High Street to Market Place & College Rd.
So, we expect you on Saturday. Fraternally yours
P.K.
[Бромли. 23 ноября 1894]
Мы будем очень рады видеть вас. Лучше всего ехать от Чаринг-Кросс, Кэннон-стрит или Лондонского моста, северо-восточной ж.д., до станции Бромли, — от нее до нашего дома 5 минут пешком. Идете по College Rd, и на Crescent Road первый дом на правой стороне.
Или, от Виктории (или Холборн) по Chatham & Dover ж.д. тоже до станции Бромли, которая находится в 20 минутах пешком от нашего дома, вверх по High Street до Market Place и по College Rd.
Так что мы ждем вас в субботу. С братским приветом,
П.К.
IISH. Alfred Marsh collection. Inv. № 13. Открытка. Датируется по почтовому штемпелю.
Viola, Crescent Road, Bromley, Kent
[30 декабря 1894 г.]
Дорогой мой Ф.
Обрати внимание на interview с Кн. Голицыным в Pall Mall Gazette от 27 дек. Мне сейчас ее прислали. В высшей степени поучительно то, что он говорит о тюрьмах, о манифесте, о народном образовании, и о нас, грешных [1].
Веселых праздников и счастливого Нового Года вам обоим. Верусю [2] все крепко целуем.
Твой Петр
Мне прислал Tallack, секр. Howard Assoc. [3], как раз в подтвержд[ение] того, что я писал ему вчера о De Windt'e [4].
BLPES, Coll. Misc. f. 530, D. 4/3.
Ист. Арх. 1997. № 5/6. С. 158. Публикация Дж. Слэттера.
Датируется по почтовому штемпелю.
1. См.: The Russian Outlook. А talk with Prince N. Galitzin // Раll Mall Gazette. - 1894. - Dec. 27. - P. 1-2. «Prince N. Galitzin» — возможно, Николай Дмитриевич Голицын (1850–1925), в 1894 г. Калужский губернатор.
В интервью была сделана попытка показать нового царя Николаю II в выгодном свете. В частности, интервьюируемый говорил, что посетил разные русские тюрьмы и, упоминаяя их западнын характеристики, назвал их преувеличенными. В связи с опубликованным в ноябре 1894 г. царским Манифестом (в котором царь заявил о своем намерении править Россией в духе отца) Голицын указал, что предпочитает судить по делам, а не по словам. Относительно народного образования было сказано, что, хотя во многих регионах России крестьяне не станут возражать против школьного воспитания детей, однако во многих местах родители не смогут обходиться без помощи детей в производстве, и дети поневоле будут ходить в школу недолгое время.
Наиболее примечательна та часть интервью, в которой комментируются слухи о том, будто П.А. Кропоткин нелегально вернулся в Россию, был арестован и приговорен к пожизненным каторжным работам. Н. Голицын заметил, что всё это невероятно уже потому, что преступление Кропоткина заключалось всего лишь в одобрении действий других; наказание, скорее всего, было бы намного легче — его могли бы, например, сослать на Сахалин, где он стал бы работать библиотекарем или архивистом!
2. Дочь Ф.В. Волховского.
3. Уильям Таллак (William Tallack; 1831-1908) - квакер и реформатор тюрем. С 1866 по 1901 г. был секретарем Говардовской Ассоциации (Howard Association), занимавшейся улучшением условий в британских тюрьмах, названной по имени Джона Говарда, известного английского юриста, филантропа и реформатора тюрем XVIII в.
4. Гарри Де Виндт (Harry de Windt, 1856-1933) — путешественник, член-корреспондент Лондонского Королевского географического общества. Начиная с 1889 г. много раз был в Сибири. Написал книгу «Сибирь как она есть» (Siberia as it is. London, 1892). Книга полемична по отношению к известной работе Дж. Кеннана, поскольку защищает тюремную систему и систему ссылки в России.
26 Montague Street
четверг.
[Вторая половина 1894]
Ласточка, родная моя, голубочек мой милый. Ты опять папу порадовала письмом, и так мне радостно, что ты уже можешь писать мне по-русски. Дядя, вернувшись, рассказывал мне, как ты гуляешь, и как тебе нравится в Bromley. Это мы маму нашу родную любимку расцелуй что она нам домик нашла. Этакая она любимка, наша мамочка.
А я здесь все пишу, хожу в Museum, книги собираю. И все-то думаю об вас двух. Счастье вы мое, вот что.
Мне тоже очень скучно здесь. Давно уехал бы, если б можно.
Шарлот видел. У них весь дом перестроили. Из другого домика и из риги (barn) они сделали один большой дом. И садик один. Я обещал, что когда мы будем на уроке у дяди Гамбурга, к ней заедем, если погода будет хорошая.
Горячо и крепко целую тебя много много раз, моя бесконечно любимая ласточка, а ты маму нашу голубку много много расцелуй. Твой папа.
Архив МЗДК. Ф. 22/5152. Оп. 1. Д. 58, л. 9–10 об. Датируется по упоминанию о переезде в Бромли.
Viola, Crescent Rd, Bromley, Kent
Понед. [30 января 1895 г.]
Дорогой мой Феликс.
Не думаешь ли ты, что следовало бы сейчас же сообщить тебе в Times переводы обоих земских адресов, заявив, что вы их получили для Free Russia [1] и что они будут помещены в следующем №. Можно было бы послать в Times почти весь Тверской адрес и конец Тульского [2], прибавив, что полный текст будет во Free Russia.
Это было бы хорошо и для Free Russia, чтобы показать ваши связи в большом круге читателей. А для дела это было бы неоценимо, так как защитники Николая II в Англии (т.е. вся придворная партия и «West End Society» [3]) не преминут сказать, что земства обозлили великодушного Императора, и этим объяснят его глупую выходку. Это я тебе говорю по опыту. Так, я не рассказал тебе истории моей статьи о русских делах [4]. — Ты увидал бы, как сильна и эта партия.
Пожалуйста, хорошенько подумай, нельзя ли это сделать. Я знаю, что журналы стремятся все сами напечатать. Но в данном случае, это было бы наилучшего сорта advertisement [5] для Free Russia.
А для дела — необходимо, чтобы в большой публике знали текст адресов. — Сегодня в D[aily] News [6] говорится (собств. корресп. из Берлина), что Царю написал речь Бунге [7] (президент Совета Министров, которого Александр III держал столько лет и которого он, умирая, рекомендовал сыну держаться). Он не принял этого текста.
Не принял и текста Дурново [8], а предпочел свою дурацкую речь.
В Прав[ительственном] В[естнике] она дана так же, как и в Нов[ом] Bp[емени] [9] Официальные версии тоже содержат грубое выражение: «бессмысленными мечтаниями» [10].
Daily News говорил, что никто не решился представить Тверское земство. Это ошибка. В Правительственном Вестнике наименованы все земства и пр., представлявшиеся 17 января (день произнесения речи); вот заметка:
«От земства:
Губернские: Волог., Вят., Каз., Костр., Кур., Нижегор., Новг., Орл., Перм., Полт., Псков., Ряз., Сам., Симб., Тавр., Тамб., Тверское, Уфим., Херс. и Ярославское.
Уездные: Череповец Новг. губ., Самар., Кашин. Тв. губ. (сов. с Каш. гор. общ.), население Гомель. у. Могил, губ. и православное нас. Влодавского у. Седлец. губ.»
В списке представ[ителей] от двора стоит Твер[ское] земство. Но заметь, что Тульского земства нет, ни губернского, ни уездного.
М.б. Тульское никто не захотел представить?
18 янв. представлялись депутаты от купеческих, мещанских и ремесленных общ[еств], городских, сельских и горских обществв, Дон[ского] В[ойска], Куб[анского] и Терск[ого], частных учреждений, старообр[ядцев], сельского насел. etc.
BLPES, Coll. Misc. f. 530, D. 4/3.
Ист. Арх. 1997. № 5/6. С. 158–159. Датируется по содержанию письма. Публикация Дж. Слэттера.
1. Выходивший в 1890–1914 гг. ежемесячный орган Общества друзей русской свободы (Society of Friends of Russian Freedom), основанного русскими политэмигрантами и английскими либералами в Лондоне в 1890 г. Общество было тесно связано с Фондом Вольной Русской Прессы, участниками которого были С.М. Степняк-Кравчинский, Ф.В. Волховский, Н.В. Чайковский. Ф.В. Волховский был редактором «Free Russia».
2. При восшествии Николая II на престол ему был подан адрес от Тверского земства, написанный известным либералом Ф.И. Родичевым и выражавший надежду, что представителям народа разрешено будет участвовать в правлении Россией. Текст тверского адреса был опубликован в английской газете «Таймс» 1 февраля 1895 г.
3. «Вест-эндское общество» (англ.), по названию фешенебельного района Лондона, который принято представлять как антипод рабоче-пролетарского восточного Лондона — Ист-Энда.
4. Имеется в виду статья: Kropotkin P. The present condition of Russia // Nineteenth Century. - 1895. - Vol. 38, Sept. - P. 519-535.
5. реклама – (англ.).
6. Еженедельная либеральная газета, издававшаяся в Лондоне в 1846-1912 гг.
7. Николай Xристианович Бунге (1823-1895) — в 1881-1886 гг. министр финансов. Конфликт с правыми, обвинявшими его в «непонимании условий русской жизни», «увлечении тлетворными западноевропейскими теориями» привел к отставке и назначению в 1887 г. на почетный, но лишенный реального влияния пост председателя Комитета Министров.
8. Иван Николаевич Дурново (1834-1903) — в 1889-1895 г. министр внутренних дел, с 1895 по 1903 г. председатель Комитета Министров.
9. Правительственный Вестник — в 1869-1917 гг. ежедневная газета, официальный орган Министерства внутренних дел. Новое Время — ежедневная газета консервативного направления, издавалась в Петербурге с 1868 до 1917 г.
10. 17 января 1895 г. царь произнес речь перед представителями земств, в которой он предостерег их от «бессмысленных мечтаний» относительно участия выборных представителей в каком бы то ни было управлении страной.
Viola Cottage, Bromley. Kent
31 января 1895
Дорогой мой Теплов.
Большое спасибо за Русск. Раб. Представьте, что я в первый раз ее вижу. Спасибо, что вспомнили теперь.
Посылаю вам рукопись Каш. [?] Авось, после нового заявления нашего мальчика, английские издатели поймут, что и царь, и его Алиса дуры непролазные.
А я-таки очень рад был этому заявлению. Пусть хоть рабьим иллюзиям положит предел. Вот, право, рабы!
«Я видел рабскую Россию»… [1] — знаете, конечно.
Вот уже 3 месяца вертится у меня в голове это стихотворение.
Крепко-крепко жму руку
П. Кр.
ГАРФ. Ф. 1721. Оп. 1. Ед. хр. 34, л. 1–1 об.
1. Цитата из элегии Н.М. Языкова «Свободы гордой вдохновенье…» (1824 г.).
Viola, Bromley. Kent
Воскресенье 2 февраля 1895
Дорогой мой Николай.
Накануне получения твоего письма я послал Феликсу длинное, 3-е, письмо об этом же деле, и просил его переслать это письмо тебе. Не знаю, видел ли ты второе мое письмо. Первое Феликс читал вам.
В этом, третьем, письме я высказал вполне определенно, как я смотрю на это дело, и, право, не вижу, что бы прибавить. Отношения Сергея к Фонду я знал очень хорошо, от него самого.
Что Фонд не партия, которой Сергей всецело бы отдался, ты и сам знаешь; и что Фонд не должен был выпускать своего заявления о присылке ему писем и заметок, не посоветовавшись с друзьями Сергея, к которым никто не имеет права не причислять Фанни, — в этом и ты согласишься, если не сейчас, то после.
Из этого вышли все неудовольствия, которых Феликс, между прочим, не имел права называть «сатурналиями».
Насчет отношений Фанни к деятельности Сергея и ты, и Феликс оба не правы. Если бы она имела то влияние, которое вы ей приписываете, он не был бы, почти двадцать лет, тем, чем он был. А что Фанни, как и он сам, понимала, что если бы он написал ту или другую из двух драм, которые он имел в виду написать — обе революционные, русские, — или новый революционный роман, то этим он оказал бы большую услугу русскому делу, чем сотрудничая в «Листке», — в этом, я думаю, с Фанни согласились бы многие. Человек дает лучшее и наиболее полезное, когда остается самим собою, а, конечно, он был более художник, чем публицист. Публицистом он стал бы. С его громадным талантом, искренностью и работой — если бы на него легло ведение большого журнала, при помощи хороших сотрудников из России, из него наверное выработался бы публицист, как выработался понемногу из Герцена (тоже художник). Но теперь, как дело стояло, в драме и романе он, конечно, сказался бы большею силою. И в этом Фанни понимала его.
Ну, а насчет террора, вот что я тебе скажу. Люди, принимавшие в нем деятельное участие, личное участие, все, по мере того, как факт отходил в прошедшее, начинали бояться, как бы их пример не повлек за собою молодой рисовки террором, как бы факты такие не случались без необходимой крайности, как бы люди молодые не прибегали к нему легкомысленно. После Парижских дел [1] Сергей сплошь в этом смысле говорил со мною. И любил он говорить об этом с Малатестой, который еще строже Сергея стал к этому относиться. В этом смысле он и говорил, и писал: «Террор — ужасная вещь, есть только одна вещь хуже террора: это — безропотно сносить насилие».
Когда живой рассказ заставлял его переживать злодейства, ну хоть французских штрафных батальонов, он становиться террористом. Но он всегда боялся, как бы молодые люди не шли в террор без достаточно глубоких аффектов.
Оно — так. Террор понимают только те, кто переживает аффекты, вызывающие его.
При чем тут Фанни? Эх, Николай, как это ты так судишь, не заглянув поглубже в человеческое сердце?
Вот тебе мой задушевный сказ: с Фанни вы поступили нехорошо, очень нехорошо.
Ну, а теперь практика — что делать?
Соня вчера очень серьезно говорила с Фанни и уговаривала ее бросить все это; самой заняться собиранием материалов, а Фонду предоставить делать, как хотят. Но одно дело советовать, другое — принять совет.
Если Фанни оставит это и сама займется биографией, я рад буду ей помочь, чем могу и как могу. Пусть она живет этой мыслью — и она сделает что-нибудь. Но если она не бросит, то, конечно, пойдут большие неприятности, и зная, как дело стоит, ты видишь, что из этого может выйти.
Пишу это письмо для тебя лично, в ответ на твое. Феликсу я все сказал и, право, прибавлять нечего.
Твой Петр
Русский историч. архив. 1929. С. 306–307.
1. Имеется в виду Парижская коммуна.
Viola. Bromley. Kent
February 9. 1895
Dear Nettlau.
Yes. The agreement is very bad. It is just what I foresaw from Tresse’s [1] experience.
Of course, by a by it may be interpreted perhaps but it is this edition (this version, or this reading with notes etc.) of Bakunin’s MSS. that you have sold. And another reading of the same without [?] your notes, may be circulated. But it is a legal point to treat.
Don’t forget us.
Yours faithful
PK.
As it is, of course it is better to let it as it is, & see that publications of Bakunin’s works be made otherwise. But it was a gross mistake not to retain at least of translation & reproduction entirely for yourself. I did so with Conquête du Pain precisely in views of comrade’s reproductions.
Viola. Bromley. Kent
9 февраля 1895
Дорогой Неттлау.
Да. Соглашение очень плохое. Это именно то, что я предвидел из опыта с Tresse [1].
Конечно, вскоре это может быть истолковано, возможно, но именно это издание (эта версия, или это толкование с примечаниями и т.д.) рукописи Бакунина, которое вы продали. А другое толкование без [?] ваших примечаний, может распространяться. Но это законный предмет для переговоров.
Не забывайте нас.
С уважением, ваш
П.К.
Во всяком случае, конечно, лучше оставить всё как есть, и увидеть, что издание сочинений Бакунина было сделано иначе. Но было бы было грубой ошибкой не сохранить исключительно за собой, по крайней мере перевод и воспроизведение. Именно так я поступил с Conquête du Pain в интересах товарищеских переизданий.
IISH. Max Nettlau papers. F. 725. Перевод А.В. Бирюкова.
1. Tresse & Stock — парижская издательская фирма, выпустившая в 1892 г. второе и третье французские издания книги Кропоткина «Завоевание хлеба» (Conquête du Pain), упоминаемой ниже.
Viola Cottage
Bromley, Kent.
March 12, 1895.
Dear Keltie,
The gentlemen who write to you from Chita are members of what we should call a sub-branch of the Amur branch of the Geographical Society, just founded, which will become in time a branch, like the Irkutsk, the Omsk and the Amur branches. What they want is not the Russian publications, which they certainly receive, both from the Geographical and the other scientific societies of Russia, but your, — that is, the London Geographical Society’s publications. They have addressed the same demand to Nature and probably will write to the other English scientific societies they know of.
It would be very nice if the Geographical Society could send them her Journal, and back years of Proceedings, and especially her guide for the travelers [1]. Anything is sure to be welcome, and I, who have known by experience what the scarcity of scientific books in Siberia is, can but warmly recommend them to your attention.
Yours sincerely
P. Kropotkin.
P.S. They have already a nice museum, joined of the Nerchinsk & Troitzko-savsk museums, created by exiles.
Everything can be send by usual book post, at the International tariff of ½d the 2 oz. Good packing — need.
Viola Cottage
Bromley, Kent.
12 марта 1895.
Дорогой Келти.
Господа, которые написали вам из Читы — члены того, что именуется под-отделом Амурского отдела Географического общества, только что созданного, и который станет со временем таким же отделом, как Иркутский, Омский и Амурский. Они просят не русские издания, которые они, конечно, получают, и из Географического, и из других русских научных обществ, но, ваши, т.е. издания Лондонского географического общества. Они обратились с такой же просьбой в Nature и, наверное, будут писать в другие, известные им, английские научные общества.
Было бы очень хорошо, если Географическое общество смогло высылать им [Geographical] Journal, старые годовые комплекты «Трудов» и в особенности свое «Руководство для путешественников» [1]. Они, конечно, будут рады любой литературе, и я, знающий на деле, как мало научных книг в Сибири, горячо рекомендую их вашему вниманию.
Искренне ваш
П. Кропоткин.
P.S. У них уже есть хороший музей, созданный объединением Нерчинского и Троицкосавского музеев, которые были созданы ссыльными.
Посылать нужно обычной книжной почтой, по международному тарифу — полпенса за 2 унции. Все надо хорошо упаковывать.
RGSA. P.A. Kropotkin file. Corr. block 1881–1910. Перевод А.В. Бирюкова.
1. Видимо, имеется в виду справочник «Hints for the traveler», издававшийся до 1935 г. Лондонским Королевским географическим обществом; четвертое издание вышло в 1878 г.
[Bromley
March 13, 1895].
Very best thanks. —
I have read your preface. Very good. The manner you defined the Individualist & Communist current is splendid. — In the Jura, we took the decision step at the Chaux de Fond Congress (reported in full in Révolté) — not without some opposition.
Yours sincerely
PK.
[Бромли
13 марта 1895].
Огромное спасибо. —
Я прочитал ваше предисловие. Очень хорошо. Форма, которую вы выбрали при описании индивидуалистического и коммунистического направлений, совершенно правильная. — В Юре, мы сделали решительный шаг на Конгрессе в Шо-де-Фоне (полный отчет в Révolté) — не без некоторой оппозиции.
Искренне ваш
П.К.
IISH. Max Nettlau papers. F. 725. Открытка, датируется по почтовому штемпелю. Перевод А.В. Бирюкова.
Viola Cottage
Bromley, Kent.
March 18, 1895.
Dear Keltie,
Many very best thanks for the cheque. It is not too late at all, and I am very thankful for it.
Do think, when you can of what I spoke to you about lessons for my wife.
I am preparing for tomorrow a lecture on What Man can obtain from the Land, for the relief fund of the South Place Ethical Society [1]. It takes all the appearances of an interesting lecture and I shall prepair lantern slides to illustrate it, & put it on my lecture list [2] for next season.
Yours very sincerely,
P. Kropotkin.
Viola Cottage
Bromley, Kent.
18 марта 1895.
Дорогой Келти.
Огромное спасибо за чек. Совсем не поздно, и я очень вам благодарен.
Подумайте, пожалуйста, когда вы сможете сделать то, о чем я просил вас насчет уроков для моей жены.
Я готовлюсь к завтрашней лекции «Что человек может получить от земли», для фонда помощи Этическому обществу Саут плейс [1]. Она имеет все признаки интересной лекции, для ее иллюстрации я приготовлю диапозитивы и включу ее в мой список лекций на следующий сезон [2].
Искренне ваш
П. Кропоткин.
RGSA. Corr. block 1881–1910. J.S. Keltie correspondance files. Перевод А.В. Бирюкова.
1. South Place Ethical Society (в настоящее время — Этическое общество Конвей холл, Conway Hall Ethical Society, по зданию, которое оно занимает с 1929 г.) — организация свободомыслящих гуманистов, в помещениях которого его члены и приглашенные лица читают лекции и делают сообщения по заранее объявленной программе. Одно из старейших в мире этических обществ.
2. Перечень, предлагаемый лекционным агентствам, которые затем организуют лекции в различных местных обществах, политических и религиозных организациях и т.д.
Viola Cottage, Bromley. Kent
26 марта 1895
Дорогой Теплов.
Хоть два слова второпях. Спешу выслать вам подписной лист и 5 шил. Раньше не мог сделать — хоть шаром покати. Сидел на поштучной работе, и болезнь совсем подорвала.
Спасибо большое за Р. Р. — Сейчас ничего не могу написать. Должен бежать на почту.
Крепко жму руку
П. Кроп.
ГАРФ. Ф. 1721. Оп. 1. Ед.хр. 34, л. 2.
Viola Cottage. Bromley Kent
2 апреля 1895.
Дорогой и глубокоуважаемый Петр Лаврович.
Бог знает, сколько времени всё собираюсь писать вам, но дни и месяцы проходили, и буквально минуты не мог урвать. Вечно — спешная работа, вечно недоимки за мною, то в той, то в другой работе, и необходимость гнать, чтобы наверстать недоимки. Давно мне не приходилось так работать, как эти два года. Лекций вовсе нет, так что всё приходилось зарабатывать журнальными статьями с философским пошибом, а вы сами знаете, чтò это времени берет.
Давно меня уже гнетет мысль, что я так давно вам не писал. Но вы должны знать, что любим мы вас по-прежнему. Первый вопрос приезжающим из Парижа — об вас, и последний наказ уезжающим — вам сердечный поклон.
Может быть, и теперь не собрался бы написать, да вот лежу на постеле (хорошо, что не в постеле), вот уже с неделю, с жестоким кашлем — последствием, доктор говорит, инфлуэнцы; в таком случае — третьей, подряд, в течение двух месяцев, если только такие казусы бывают. В груди всё обстоит благополучно, но проклятый кашель покоя не дает. А раз не работаю — непременно вам хочу написать, хоть такое безалаберное послание.
Как вы живете, дорогой Петр Лаврович? Как здоровье? Поправились после этого ушиба ноги? Да и вообще — как живется? Радуют ли вас вести из России? Чувствуете ли вы там оживление? — Мне сдается, опасную игру затеял наш молодой царек. На подражании Вильгельму немецкому и у нас далеко не уедешь.
Отсюда мало чтò нового. Про здешнюю общественную жизнь вы, верно, хорошо знаете. Страна быстро идет вперед во всех направлениях умственного развития, и нынешнее либеральное министерство порядком-таки поломало старых рамок и бросило новых идей в обращение. Реакция тоже усиливается, по мере того, как консерваторы, особенно благодаря социал[истической] агитации и тактике (неудачной, по-моему) социалистов чувствуют скорое возвращение ко власти. Поповская реакция — сильно чувствуется. Но в народе, в массах всё усиливается умственное брожение.
А вот по русским делам плохо. Значительная фракция общественного мнения стои́т на том, что царек с Алисой так-таки и облагодетельствуют российский народ. В review, даже в Nineteenth Century, невозможно ничего печатать, если не хочешь кривить душою и, в тон английскому обществу, выражать надежды на Высочайшего благодетеля.
Теперь только я понимаю, как ложна была вся тактика русских в английской прессе — вечно плакаться на притеснения и никогда не показать Англии, какая живая сила есть в провинциальной России, которая само самодержавие держит в известных границах и все-таки живет, несмотря на всё. Здесь — вовсе не знают этой силы и считают Россию чуть ли не Сандвичевыми островами, их царь и царица всё могут сделать: и свет, и тьму, и радость, и горе. Оттого здесь мало уважают Россию. Правду сказать, что тут и alliance russe, как у вас в Париже, замешалась.
Что-то мастерят на востоке. И всё-то мне думается, что эта английская альянс не к добру, и, как Новосильцовский союз в начале века, вгонит Россию в крупную войну.
— Про нас самих что вам сказать? Соня здорова; Шурка — большая девка, ходит в школу, т.е. в младшее отделение здешней high-school, и процветает. Вообще, мы гораздо лучше здесь себя чувствуем, чем в Acton. Место сухое, прелестные прогулки, а так как до Шуркиной школы больше мили расстояния, то все ходим каждый день: Соня с нею, я — за нею. Обидно то, что некоторых друзей реже видим. Но в Актоне нам было очень дорого, а здесь мы устроились гораздо дешевле. У Сони всего один урок, раз в неделю, и она ездит в Лондон; а я, когда нужно, беру комнатку в Лондоне, возле Музеума, на неделю, и там живу.
Об работах — лучше и не говорить: всё Recent Science, от которой никому никакой пользы, а мне труда много. А Mutual Aid так и лежит. Вот скоро надеемся в Париже журнал возобновить.
С нетерпением буду ждать от вас, дорогой Петр Лаврович, хоть несколько слов. Как ваши работы? Скоро ли вы думаете выпустить последний выпуск 1-го тома Истории Мысли? Я жду его с нетерпением. Что другого пишете? И вообще, как живется?
Крепко и горячо обнимаем мы вас, дорогой Петр Лаврович, Соня и я, и горячо желаем вам доброго здоровья и всего хорошего. Не сердитесь только вы на меня за непростительно долгое молчание. Крепко вас любящий
П. Кропоткин.
ГАРФ. Ф. 1762, оп. 4, ед.хр. 245, л. 159–162 об.
Viola Cottage
Bromley Kent
April 8 1895
Dear Miss Roche
Thanks for the book of Hauptmann. It is very good, especially by its provoking the spirit of resistance to oppression. It is not one of those depressing groans which are only too common in Socialist literature [1].
Since we saw you, I have been ill, confined all the time to bed or bedroom — influenza again.
I have prepared 3 maps for the lecture, which I have drawn on a pretty large scale, and have also 2–3 engravings, also big enough, which it would be desirable to reproduce as lantern slides.
Did you take information about that and do you think you could like to make the slides?
How are you? Did you escape influenza? It has quite broken me down.
With our joined kindest regards
Yours very sincerely
P. Kropotkin.
Viola Cottage
Bromley Kent
8 апреля 1895
Дорогая мисс Роше.
Спасибо за книгу Гауптмана. Хорошая книга, особенно тем, что вызывает дух сопротивления угнетению. Гауптман не из тех, кто наводит уныние своими стонами, как это слишком часто бывает в социалистической литературе [1].
С тех пор как мы виделись, я был болен, прикован все время к кровати или спальне —снова инфлюэнца.
Для лекции я начертил три карты в довольно крупном масштабе и два–три рисунка, тоже достаточно большие. Хотелось бы переснять их на диапозитивы.
Знакомо ли вам это дело? как вы думаете, сможете ли вы сделать диапозитивы?
Как ваши дела? Удалось ли вам избежать инфлюэнцы? Она меня совершенно разбила.
С наилучшими пожеланиями от всех нас
Искренне ваш
П. Кропоткин.
Архив МЗДК. Ф. 22/5152, оп. 1, д. 49, л. 1–2. Перевод А.В. Бирюкова.
1. Герхарт Гауптман (Gerhart Johann Robert Hauptmann, 1862–1946) — немецкий драматург и прозаик. Политические симпатии совпадали с идеями социал-демократов, хотя ни с одной партией он никогда связан не был. И в жизни, и в творчестве был весьма критически настроен по отношению к обществу и к государству, в чем сходился с взглядами Кропоткина. Лауреат Нобелевской премии по литературе за 1912 год.
Viola Cottage
Crescend Rd.
Bromley Kent
Wednesday
[After April 8. 1895]
Dear Miss Roche
That will be capital if you can come, with your apparatus, on Saturday. We should spend quietly the day together, and photograph the maps &c.
But — do come early, about 10 o’clock. It will take some time before we adjust everything, put the maps on a board etc. I shall try to finish one more map by this time.
Sophie sends you her kindest regards and love. Sasha — too. Yours very sincerely
P.K.
Viola Cottage
Crescend Rd.
Bromley Kent
Среда
[После 8 апреля 1895]
Дорогая мисс Роше.
Это будет превосходно, если вы сможете прийти с вашим аппаратом в субботу. Мы спокойно проведем день вместе, сфотографируем карты и т.д.
Но только приходите пораньше, около 10-ти. Чтобы все наладить, развесить карты на доске и т.д. потребуется некоторое время. Я постараюсь закончить еще одну карту к этому времени.
Соня шлет вам свои самые добрые и сердечные пожелания. Саша — тоже. С искренним уважением
П.К.
Архив МЗДК, ф. 22/5152, оп. 1, д. 49, л. 49–49 об. Датируется условно по связи с предыдущим письмом. Перевод А.В. Бирюкова.
Viola cottage,
Bromley, Kent.
April 9. 1895.
Dear Marsh.
Most certainly I shall prepair the article. I am so glad that owing to the perseverance of yours’ & to comrades Freedom revives. The Paris paper revives at the same time, under another name, with a lot of new contributors. It also re-appears on May 4th.
Unhappily I am quite ill still and could not attend any meeting. For a fortnight I have been in bed or on bed, and cough still a good deal. Yesterday was the first time I went out for half an hour.
The Deptford comrades ask me to lecture next Tuesday, in a new place at Peckham. Alas, impossible. I go out on Thursday next to stay a fortnight in the country with friends.
Kindly give our kindest regards to Mrs Marsh.
Your very sincerely
P. Kropotkin.
As for France we must arrange with the friend whom you saw who will be of a previous aid in the foreign notes.
Viola cottage,
Bromley, Kent.
9 апреля 1895.
Дорогой Марш.
Я обязательно подготовлю статью. Я очень рад, что благодаря товарищам и вашему упорству «Freedom» возрождается [1]. Парижская газета тоже возрождается, под новым именем и большим числом новых сотрудников. Она тоже появится 4 мая [2].
К сожалению, я всё еще болею и не смогу быть ни на одном митинге. Последние две недели я провел или в постели, или в спальне, и кашель всё еще изрядный. Вчера я впервые вышел на полчаса.
Товарищи из Дептфорда просят прочитать лекцию в следующий вторник в Пекхэме, на новом месте. Увы, это невозможно. В следующий четверг я еду на две недели в деревню к друзьям.
Передайте, пожалуйста, наши самые добрые пожелания миссис Марш.
Искренне ваш
П. Кропоткин.
Что до Франции, надо будет договориться с тем товарищем, которого вы видели, — он сможет оказывать предварительную помощь с иностранными заметками.
IISH. Alfred Marsh collection. Inv. № 14.
1. В 1895 г. А. Марш стал редактором «Freedom» вместо Шарлотты Уилсон, которая, вместе с П.А. Кропоткиным, была основательницей журнала.
2. Речь идет о журнале «Les Temps Nouveaux», пришедшем на смену журналу «La Révolte»; первый номер действительно вышел 4 мая 1895 г.
Моей любимке ласточке голубке Саше от папы.
15 апреля 1895.
Архив МЗДК. Ф. 22/5152. Оп. 1. Д. 58, л. 1. Поздравление с днем рождения (8 лет).
4 Clinton Place,
Seaford
April 23. 1895.
Dear friend.
I send this article to you from Seaford (whereto I came last Saturday) through the intermediary of M. Guyon. I cannot lay hand on your last card bearing your address, & must have left it behind in Bromley. I am so sorry to thus be another half a day later.
I think the article will do & will require no corrections but proof reading. I make it more carefully.
Yours sincerely
P.K.
4 Clinton Place,
Seaford
23 апреля 1895.
Дорогой друг.
Шлю вам статью из Сифорда (куда я приехал в прошлую субботу) через посредничество М. Гюйона. Не могу найти вашу последнюю открытку с вашим адресом — должно быть, я оставил ее в Бромли. Мне очень жаль, что это задержит дело еще на полтора дня.
Я думаю, статья пойдет и не потребует исправлений, только корректуры. Я прочитаю ее очень внимательно.
Искренне ваш
П.К.
IISH. Alfred Marsh collection. Inv. № 15. Перевод А.В. Бирюкова.
4 Clinton Place,
Seaford Sussex
April 26. 1895.
Dear Marsch.
By this time you must have the leader. I was compelled to go away for a fortnight & as I was not quite sure of having well retained your address in memory, I sent the paper 2–3 days ago, at M. Guyon’s address, asking to send it to you.
I should be so sorry if I am a case of delay.
Very sincerely yours
PK.
Cold & fearful wind here. Not precisely the right thing after a bad influenza.
4 Clinton Place,
Seaford Sussex
26 апреля 1895.
Дорогой Марш.
К этому времени вы должны получить передовую. Я должен был уехать на две недели и так как я не был уверен, что хорошо помню ваш адрес, то отправил дня два-три назад статью M. Гюйону, прося переслать ее вам.
Буду искренне огорчен, если по моей вине случится задержка.
Искренне ваш
ПК.
Здесь холодный, ужасный ветер. Очень неприятная вещь после тяжелой инфлуэнцы.
IISH. Alfred Marsh collection. Inv. № 16. Перевод А.В. Бирюкова.
Viola cottage,
Bromley, Kent.
Wednesday
[May 8, 1895].
Bravo! dear friend, Excellent № [1]. I wish the Temps Nouveaux would have been half so good.
What should you suggest for next №?
Kindly send me 2–3 copies more. I am sending mine away.
Do not forget exchange with Temps Nouveaux, 140, rue Mouffetard. Paris.
I have read the № all through with the idea of suggesting something. But find everything so nice. We must have more from Mrs. Bevington [2]. She writes so well.
I am so happy that all the trouble you took has, at last, brought such a good result. Nothing is equal to man’s energy to vanquish obstacles. No amount of money would have done it.
Fraternally yours
PK.
Виола, Бромли, Кент.
Среда
[8 мая 1895].
Браво! Дорогой друг, замечательный номер [1]. Я желал бы, чтобы Temps Nouveaux были бы хотя вполовину хороши, как он.
Что бы вы посоветовали для следующего номера?
Пожалуйста, пришлите мне еще 2–3 экземпляра. Я отослал мой.
Не забывайте про обмен с Temps Nouveaux: 140, rue Mouffetard. Paris.
Я прочитал весь номер насквозь с мыслью посоветовать что-нибудь, но нашел, что всё прекрасно. Хорошо бы иметь побольше от миссис Бевингтон [2]. Она так хорошо пишет.
Я очень рад, что все доставшиеся вам трудности, наконец, принесли такой хороший результат. Когда надо преодолеть препятствия, ничто не может сравниться с энергией человека. Никакие деньги для этого не годятся.
Братски ваш
П.К.
IISH. Alfred Marsh collection. Inv. № 17. Датируется по почтовому штемпелю на конверте. Перевод А.В. Бирюкова.
1. Весной 1895 г. редактирование анархического журнала «Freedom» перешло от Ш. Уилсон к А. Маршу. Кропоткин, очевидно, поздравляет его с выходом первого номера под его редакцией.
2. Луиза Сара Бевингтон (Louisa Sarah Bevington, по мужу Гуггенбергер, Guggenberger, 1845–1895) — поэт, философ, по убеждениям анархистка.
[Bromley
May 13, 1895].
Dear friend, I know so little about factory legislation that I could not write something good. Mrs. W. who just left us, suggested the last Prison Report & what is to be said on Punishment & Crime altogether. This suits me very well, & I shall write to Spottiswoode [1] for the Prison Blue Book. — Don’t answer this card if you find the subject all right. I have read & thought at it a good deal lately.
Yours sincerely
PK.
[Бромли
13 мая 1895].
Дорогой друг, я так мало знаю о фабричном законодательстве, что не могу написать что-то путное. Г-жа В., которая только что была у нас, предложила посмотреть последний Тюремный отчет и так сказать, «Преступление и наказание» в целом. Это мне вполне подходит, и я запрошу у Spottiswoode [1] Тюремную Голубую Книгу. — Не отвечайте на эту карточку, если найдете эту идею подходящей. Я прочитал и подумал, что это будет хорошим делом.
Искренне ваш
П.К.
IISH. Alfred Marsh collection. Inv. № 18. Открытка, датируется по почтовому штемпелю. Перевод А.В. Бирюкова.
1. Точнее, Eyre and Spottiswoode — лондонское издательство, с 1875 г. выполнявшее функции публикатора документов канцелярии британской королевы.
Monday
[May 13, 1895]
Dear Nettlau.
Thousand excuses for not having sooner returned the leaves of B[akunin] [1]. I had taken them with me to the sea-side and, after being back, could not find them. Went astray.
Remark that the last p[age] is p. 352. That is the last I received from Cherkesoff.
Many excuses.
— Your Article is very good & full of information so that the length passes.
— In your preface to B. you mention the step made to declare ourselves communists. For us, in the Jura Federation, it was a concerted action on behalf of us, the Section of Geneva, in company with Elisée Reclus, to bring the question before the Congress of Chaux de Fonds in October 1880, and to induce the Jura Federation to declare themselves Communists. I thought it an absolutely necessary step & wrote in this sense to Reclus & Cafiero [2] asking them to support this step. I must also say that we were then quite ignorant of the resolution of an Italian Congress, [3] — otherwise we should have invoked undoubtedly their decision to support our proposal.
It was accepted, but reluctantly esp. by Schwitzguebel [4] (the Programme Socialiste [5], he had just published, summed up the views which prevailed in the Jura), and Pindy [6] (he was esp. afraid of the impression it would produce in France where Communism & Monastery were so often associated).
You will see faint traces of all that in Le Révolté, II-e année, № 17, 17 oct.1880, in a very brief summary of what was said. It was very deliberately that we took that step, — of great importance as it appeared later on, — after long discussions among Dumartheray, Herzig [7] & myself & correspondence with Elisée Reclus, who greeted this step at once & gave it full support at the Congress.
The admirable paper of Cafiero (Anarchie & Communisme, Révolté, 13 nov. 1880) was a charming surprise to us, the partisans of abandoning the word Collectivism. He promised support, but we did not foresee that he would come with such an excellent paper. The Jura youth gave full support, & so it passed. This speech of Cafiero carried the situation.
The result was immediately felt. Several Blanquists approved us very much, saying that they always had been Communists. But the chief result was the Congrès du Havre (Révolté II. № 20, 27 nov. 1880), where Kahn went from Switzerl-d and carried the Congress for «Communisme-libertaire» [8]. The word sprang up there. Bordat, Gautier, Mollin (whose speech in same Révolté) joined anarchism at once & the separation from the collectivists was achieved.
In short: Bak[unin], — the Italian Congress, — the Jura Congress, — France in the Havre Congress. (From that last Congress dates the Lyons’ movement.) Jura & France stand in good intercourse, & Mal[atesta] was then in France.
I write you that as you seem to have overlooked that Chaux de Fonds Congress. We (in Geneva) looked at it as a very important step & attacked just weight to its decision as we were not sure at all that decision would be in favour of Communism. Guill[aume], later on, said it was a mistake. I think now it was very good.
Yours sincerely
PK.
Понедельник
[13 мая 1895]
Дорогой Неттлау.
Тысяча извинений за то, что замедлил с возвращением листов Б[акунина] [1]. Я брал их с собой на море, а вернувшись, не мог найти их. Совсем заблудился.
Заметьте, что последняя страница — 352-я. Больше ничего от Черкезова я не получал.
Еще раз прошу прощения.
Ваша Статья очень хороша и полна сведений, так что длина не является препятствием.
— В вашем предисловии к Б[акунину] вы упоминаете о том шаге, который привел к нашему решению объявить себя коммунистами. С нашей стороны, в Юрской Федерации, это был план, составленный Женевской секцией, совместно с Элизе Реклю, с тем, чтобы поставить этот вопрос перед Конгрессом в Шо-де-Фоне в октябре 1880 г. и призвать Юрскую Федерацию объявить себя коммунистами. Я считал, что это абсолютно необходимый шаг и писал в этом смысле Реклю и Кафьеро [2], прося поддержать нас. Надо сказать, что мы тогда совершенно не знали о резолюции итальянского Конгресса, [3] — иначе мы несомненно сослались на их резолюцию для подкрепления нашего предложения.
Оно было принято, но с неохотой, особенно Швицгебелем [4] («Социалистическая программа» [5], которую он только что напечатал, подытоживала взгляды, преобладавшие в Юре), и Пэнди [6] (он особенно опасался того впечатления, которое могло произвести наше предложение во Франции, где коммунизм всегда соединяется с жизнью в монастыре).
Слабые следы всего этого можно видеть в Le Révolté, II-й год, № 17, 17 окт. 1880, в очень кратком изложении того, что было сказано. Мы совершенно сознательно сделали этот шаг, который, как оказалось позже, получил большое значение, — после долгих споров между Дюмартрэ, Герцигом [7] и мною и переписки с Элизе Реклю, который тотчас приветствовал этот шаг и горячо поддержал нас на Конгрессе.
Замечательная статья Кафьеро (Anarchie & Communisme, Révolté, 13 ноября 1880 г.) была для нас, сторонников отказа от слова «коллективизм», приятным сюрпризом. Он обещал поддержку, но мы не предполагали, что он выступит с такой замечательной статьей. Молодежь Юры полностью нас поддержала, и дело пошло. Это выступление Кафьеро поддержало нас.
Результат сразу дал себя знать. Несколько бланкистов поддержали нас, они заявили, что всегда были коммунистами. Но главный результат был на Конгрессе в Гавре (Révolté II. № 20, 27 ноября 1880), на котором Кан вышел из швейцар[ской секции] и призывал Конгресс к «Communisme-libertaire» [8]. Это словечко появилось именно там. Борда, Готье, Молин (выступление которого — в то же [номере] Révolté) присоединились к анархизму сразу и отделение от коллективистов было достигнуто.
Итак, вкратце: Бакунин, — итальянский конгресс, — юрский конгресс, — Франция на конгрессе в Гавре. (От этого последнего ведет свое начало движение в Лионе.) Юра и Франция находятся в тесной связи, и Мал[атеста] был тогда во Франции.
Я описываю вам всё это, потому что, вы, как мне кажется, упустили из виду этот Конгресс в Шо-де-Фоне. Мы (в Женеве) смотрели на него как на очень важный шаг и прилагали все силы ради его решений, так как вообще не были уверены, что решение будет в пользу коммунизма. Гильом позже сказал, что это была ошибка. Сейчас я думаю, что это было очень хорошо.
Искренне ваш
П.К.
IISH. Max Nettlau papers. F. 725. Русский перевод бóльшей части письма опубликован адресатом (Взгляд, № [27a]). Полный перевод А.В. Бирюкова.
1. Речь идет об изд.: Bakounine M. Oeuvres. — Paris: P.-V. Stock, 1895. — [T. I], Fédéralisme, socialisme et antithéologisme. Lettres sur le patriotisme. Dieu et l'État. — XL, 327 p. К этому тому М. Неттлау написал большое введение (P. V–XL), подписанное «N».
2. Карло Кафьеро (1846–1892) — итальянский революционер, анархист.
3. Конгресс, созванный в октябре 1876 г. Итальянской Федерацией Интернационала, принял коммунистический анархизм. Материалы этого конгресса публиковались в швейцарских анархических газетах в конце 1876 г., т.е. до того, как Кропоткин поселился в Швейцарии.
4. Адемар Швицгебель (1844–1895) — швейцарский рабочий-гравер, один из руководителей Юрской федерации. Кропоткин познакомился с ним еще в 1871 г., во время первого посещения Швейцарии.
5. Эта записка, представленная Юрскому Конгрессу рабочей Федерацией округа Куртелари, вышла в Женеве в 1880 г. без имени автора.
6. Луи-Жан Пэнди (1840–1917) — французский рабочий-столяр, участник Парижской коммуны. Эмигрировав в Швейцарию, примкнул к анархистскому движению.
7. Франсуа Дюмартре и Жорж Герциг, совместно с П. Кропоткиным, — основатели журнала Le Révolté в 1879 г.
8. Либертарному коммунизму — (фр.).
[Bromley
May 25, 1895].
Dear Marsh.
Here I am again in Bromley! As I told to C., I could not manage with my digestion, and eating nothing and working was impossible. So I am at Bromley for a few days, to try to recover on home food. I am so sorry to miss Sunday afternoon with the comrades!! Bad thing it is to grow old!
Heartily with you and the comrades
P.K.
[Бромли
25 мая 1895].
Дорогой Марш.
А я опять в Бромли! Как я говорил К., я не мог справиться с моим пищеварением, а ничего не есть и работать невозможно. Так что я в Бромли на несколько дней и попытаюсь поправить дело на домашней пище. Очень жаль, что приходится пропустить воскресный вечер с товарищами!! Старость — плохая вещь!
Всем сердцем с вами и с товарищами
П.К.
IISH. Alfred Marsh collection. Inv. № 19. Открытка, датируется по почтовому штемпелю. Перевод А.В. Бирюкова.
[Bromley
June 19, 1895].
Dear Marsh. — I am so sorry to say so, but I won’t be able to write a leader for this №. — I am hard at an article which must be ready this week, and work very late at nights in order to do so. By the end of the week I shall be able only to sleep, and then it will be too late!
I don’t see Guyon at all. Better drop him a card.
Hardly yours
PK.
[Бромли
19 июня 1895].
Дорогой Марш. — Очень жаль, но я не смогу написать передовую для этого номера. — Я тружусь над статьей, которая должна быть готова на этой неделе, и работаю до поздней ночи, чтобы закончить ее. В конце недели я смогу только спать, а потом будет слишком поздно!
Гюйона я так и не видел. Лучше бросить ему открытку.
Искренне ваш
П.К.
IISH. Alfred Marsh collection. Inv. № 20. Открытка, датируется по почтовому штемпелю. Перевод А.В. Бирюкова.
Viola cottage, Bromley, Kent.
July 2, 1895.
Dear Keltie,
So many various geographical works coming from Russia have lately accumulated in our hands that I thought it almost quite necessary, especially in view of the coming Congress [1], to briefly analyse them for the Journal. The Russian geographers might think that their works are willingly ignored, while in reality they are so full of interest and of such scientific value that it is almost a pity to mention them so briefly. Still, it will perhaps be better to mention them all shortly than to let them pass unmentioned.
I have written therefore the enclosed, which may take a couple of pages, but, at least, will be an interesting review, and will give full indications to those in England who are interested in this or that part of Russian exploration [2].
We spoke once about Obrucheff’s [4] map of Nan-shan [3]. It is now out: a sketch map giving the positions and names of all the ridges, which covers a small octavo page of the Izvestia [5].
With kindest regards,
Yours very sincerely,
P. Kropotkin.
Of course, kindly shorten the paper if you find something to cut.
Viola cottage, Bromley, Kent.
2 июля 1895.
Дорогой Келти.
В последнее время из России к нам пришло так много разных географических работ, что мне кажется совершенно необходимым, особенно в связи с предстоящим конгрессом [1], дать в [Geographical] Journal их краткий обзор. Русские географы могут подумать, что их работам просто не придают значения, тогда как в действительности они полны интереса и имеют такую научную ценность, что просто жалко говорить о них так кратко. Но все-таки, наверное, лучше упомянуть о них всех, чем позволить им остаться незамеченными.
Итак, я написал прилагаемую статью, которая может занять несколько страниц, но, во всяком случае, даст интересный обзор, с полными данными, для тех в Англии, кто интересуется той или иной частью русских исследований [2].
Мы говорили однажды о карте Наньшаня [3] Обручева [4]. Сейчас она вышла: это схематическая карта, на которой указано местоположение и названия всех хребтов, размером в малую восьмую долю страницы «Известий» [5].
С наилучшими пожеланиями,
Искренне ваш
П. Кропоткин.
Конечно же, вы можете сокращать статью, если сочтете нужным.
RGSA. Corr. block 1881–1910. J.S. Keltie correspondance files. Перевод А.В. Бирюкова.
1. Международный географический конгресс проходил в Лондоне с 26 июля по 3 августа 1895 г.
2. Статья была напечатана только в декабре (Recent Russian geographical literature // Geographical Journal. — 1895. — Vol. 6, № 6. — P. 554–558; без подписи) и, таким образом, появилась почти через полгода после Международного географического конгресса.
3. Горная система в Китае, к северу от Цайдамской котловины и к югу от пустыни Алашань.
4. Владимир Афанасьевич Обручев (1863–1956) — геолог и географ, исследователь Центральной Азии и Сибири. В 1892–1894 гг. провел большую экспедицию в Центральной Азии, нанес на карту и изучал в геологическом отношении обширные области Центральной Азии.
5. Карта была приложена к статье: Обручев В.А. Орография Центральной Азии и ее юго-восточной окраины // Известия ИРГО. — 1895. — Т. 31, вып. 3.
Viola, Bromley. Kent
8 июля 1895
Милый Николай
Очень тебе, должно быть, уже насолили критики, если у тебя могла вырваться в конце письма ни с чем несуразная фраза: «Нам помощь нужна, а критиков и без того довольно». Я, брат, своим долговременным опытом убедился, что дружеская критика и совет — та же помощь. Даже и не дружеская, а просто вдумчивая критика в тысячу раз ценнее для всякого общественного деятеля, чем всевозможные поощрительные поглаживания.
Полемизировать, на словах ли, на бумаге ли, я вовсе не охоч, да и недосуг, особенно, когда по поводу простых вопросов пришлось бы разбирать и судьбы капитализма вообще, и примеры истории. По поводу твоего чартистского примера замечу лишь одно: все общественные движения выдвигали к власти ту группу или партию пенкоснимателей (Фритредеры, Лютер и т.д., и т.д.), которые брались, обеспечив народу часть приобретенных льгот — малую часть, — обеспечить вместе с тем правящим классам большую часть их прежних привилегий. Но интересно не то, кто сыграл эту роль, а как, кем и во имя чего зародилось само движение, приведшее к тому, что власть пришлось разделить с этими новыми людьми. Так и в русских делах меня интересует знать, кем и как создастся движение, которое и у нас водворит во власти пенкоснимателей (Семеновых, П. П., Ермоловых и т.д.), но во всяком случае расширит несколько и вольности народные и замутит общественную мысль.
Перечитавши, за болезнь, много русских журналов, переписок Герцена и др., я был поражен двумя вещами: с одной стороны — пробуждением провинции и ее работою мысли, а с другой стороны — равнодушием русской революционной литературы ко всей этой работе. Все сочинения В.В. и вызванная ими критика, работы по изысканию причин голода, и т.д., и т.д. и, в особенности, ряды экономических статей в Русской Мысли, Русском Богатстве, Вестнике Европы и Северном Вестнике — словом, вся литература, вызванная недавним, после голода, поворотом или пробуждением русской мысли, — весь этот ряд статей (из которых большую половину пришлось разрезать мне, хотя я читал книжки журналов за прошлый год), — вот что я имею в виду, включая и Провинциальные Обозрения журналов.
Из всего этого чтения я вывожу следующее: — Сила, которая изменит политические формы России, — в провинции: не в литераторах петербургских вообще, не в чиновниках, будирующих правительство, а главным образом — в пробудившейся провинции, которая имеет живые, насущные повседневные вопросы русской, преимущественно крестьянской жизни, и во имя этих насущных, безотлагательных нужд требует такого изменения политических форм, которое им дало бы возможность разработать эти насущные вопросы и провести их в жизнь, — чего теперь никак нельзя сделать. Из современных литераторов в России только те силу и имеют, которые этою жизнью живут и разработке ее требований дают свои силы. Это течение мысли и литература, его выражающая, и есть, по-моему, та сила, которая в России низвергнет самодержавие. Но, вместе с тем, она и нечто большее сделает, лучшее для русского народа, — т.е. поставит в самом российском парламенте, или что он там такое будет, все вопросы на их настоящую, экономическую, народную почву, и подрежет крылья партии крепостников-капиталистов катковского пошиба, которые в обнищании народных масс видят залог европейского прогресса.
Помимо будущего, — моя мысль та, что только та партия, которая обопрется на эти насущные народные потребности и покажет на опыте невозможность их удовлетворить чиновничьим путем, — и свалит самодержавие. И, когда я переношусь в прошедшее и вижу силу Чернышевского и Герцена в 60-х годах, то я вижу также, что эту силу они почерпнули, опершись на насущные того дня вопросы народа, во имя которых они требовали перестройки политического государственного быта. Их сила была бы нуль, если бы они держались в области отвлеченных liberté, egalité, fraternité, или, что то же, «народных прав».
Называть мое желание, чтобы и вы также стояли в рядах этой силы и требовали конституции, — не только во имя народных прав вообще, но права на решение таких-то насущных вопросов, — называть ото «мечтами», это — согласись — такое злоупотребление всем установленным смыслом слов, — от которого толка не добьешься.
Требовать свободы во имя свободы — прекрасное дело. Но в жизни всякой партии наступает момент, когда она должна сказать, ради чего она требует этой свободы. — «Там, мол, разберутся» считается тогда уж недостаточным ответом. Требуется стать на почву конкретных фактов и на них показывать, для чего тебе свобода нужна. И, сделав это, партия от этого только выигрывает в силе. Таких конкретных вопросов немало (я как-то перечислял их Феликсу). Дашкевич, напр., разобрав некоторые из них, показал неспособность министерства внутренних дел по всем пунктам. Как человек легальный, он, естественно, не делает конечного вывода, который, впрочем, сам напрашивается у читателя: «Вопросы эти так сложны, что никакое чиновничье министерство и не в состоянии их разобрать. Нужна работа местных людей». К тому же выводу, который просвечивает во всех решениях, приводят и Ермоловские сельско-хозяйственные совещания. Но вывод не высказывается, а прикрывается рабьими изречениями. Подобную же работу и вам предстоит делать, пользуясь всеми преимуществами вольного слова, — если вы хотите стать силою — но только освещая ее всею тою широтою воззрений, которые может дать вам ваш более широкий, чем Дашкевича и т[ому] п[одобны]х, взгляд на вещи.
Мое желание было бы, чтобы вы, в интересах вашего же дела, вышли из абстрактного, юношеского периода «оппозиции» (как С. говорит), и взглянули па дело поглубже, как подобает людям, поставившим себе крупную государственную задачу.
Не трудись ты отвечать на это письмо. Я знаю, как долго писать что бы то ни было. Полемизировать и диалектировать мне некогда, а тебе и тем паче. Если найдешь что-нибудь путное в моих замечаниях — бери; нет — так брось их. Я отлично знаю, что из всяких замечаний и советов каждый берет только то, что подходит под его склад воззрений. Но только, Николай, отвечать друг другу «помогай, или молчи», это, согласись сам, можно только в минуту раздражительности. Ведь это — сознание бессилия. Я, брат, отлично, по собственному опыту нашего анархического дела, знаю, какую невероятную массу работы требует эта конкретная разработка идеалов и ежедневной деятельности. Знаю это. Но разница между конкретным конституционализмом в России и абстрактным за границею до того меня поразила, что умолчать вам это мнение было бы либо эпикурейским барством, либо полнейшим равнодушием к вашему делу.
Твой Петр.
Русский историч. архив. 1929. С. 307–310.
[Июль 1895 г.]
… Маршрут Шварца пересек страну вкрест простирания хребтов. Шварц передал мне его в Дерпте, и он остался у меня [1].
Все вместе составляет порядочный-таки пакет, к которому мне хотелось бы приложить книжку in-4°, составившуюся из статей о России, Сибири, Урале и пр., в Encyclopaedia Britannica, где я старался построить орографию всех описанных мною частей Российской империи по одному плану, м.б. когда-нибудь пригодится, как намек на некоторые общие законы, хотя самые статьи, конечно, составлены по русским источникам, и в остальных своих частях, кроме орографии, интересного мало имеют. Ваш Словарь [2] всегда был надежным другом и руководителем. Я так рад, что он кончен.
Не возьметесь ли Вы, многоуважаемый Петр Петрович, увезти эти материалы в Россию? Переслать их по почте нельзя, так как посылок в Россию не берут.
Завтра я не буду на Конгрессе [3], а в четверг после обеда думаю зайти.
Живу я по-прежнему, вечно работаю; женат уже 17 лет на прекраснейшей подруге, и есть у меня дочь Саша, по девятому году, которую все находят очень милою. Живу я в Кенте, в Bromley, и только на десять дней приехал в Лондон, работать в British Museum’е для следующей статьи в «The Nineteenth Century».
Посылаю Вам, многоуважаемый Петр Петрович, сердечный привет. Наша общая работа в России оставила во мне самые теплые воспоминания.
Искренне Вам преданный
П. Кропоткин.
ГАРФ. Ф. 1129. Оп. 3. Ед.хр. 491.
Естественнонаучные работы. 1998. С. 238.
1. П.А. Кропоткин ездил в Дерпт (Тарту) в июле 1868 г. У профессора Дерптского университета Л.Э. Шварца хранились неопубликованные астрономические данные Сибирской экспедиции Географического общества 1857–1859 гг. См. письмо А.А. Кропоткину от 18 июля 1868 г.
2. Имеется в виду «Географическо-статистический словарь Российской Империи», изданный под редакцией П.П. Семенова-Тян-Шанского в 1863–1885 гг. в 5 томах.
3. VI Международный географический конгресс, на котором в качестве представителей России присутствовали Д.Н. Анучин и Ю.М. Шокальский, состоялся в июле 1895 г. в Лондоне. П.А. Кропоткин выступил на конгрессе при обсуждении доклада швейцарского лимнолога Ф. Фореля, исследовавшего колебания ледников в Альпах. По-видимому, кто-то из русских делегатов передал Кропоткину письмо П.П. Семенова, ответом на которое является публикуемое письмо.
Viola. Bromley Kent.
September 27. 1895
Dear Keltie.
I found the paper amidst the bookpost which was not forvarded to my village.
It is really worth nothing: only Gazetteer [1] compilation. I have noted in blue the two only facts which seemed new to me, although they may be well known too.
Before the Congress [2] I had forwarded to you an account of the Russian Geogr. Literature, being a review of all the last publications in Russia. From conversations with our Russian geographers I borrowed that they were anxious to see this work mentioned and (Anuchin [3]) somewhat offended at not seeing it yet mentioned.
— Best thanks for the books.
Perhaps it would be well to encourage Mr. Furley to write — but not general descriptions: facts close at hand to him, about the locality he stays in.
Very sincerely yours being
P. Kropotkin.
I return the paper to you.
Viola. Bromley Kent.
27 сентября 1895
Дорогой Келти.
Я нашел статью среди книжной почты, которую мне не переслали в деревню.
Но это ничего: она представляет собой всего лишь компиляцию из Гезитера [1]. Я пометил синим только те два факта, которые мне показались новыми, хотя и они, возможно, тоже хорошо известны.
Перед Конгрессом [2] я переслал вам характеристику русской географической литературы, которая представляет собой обзор всех последних публикаций в России. Из разговоров с русскими географами я понял, что они безусловно желали бы увидеть такой обзор, а некоторые (как Анучин [3]) даже обижаются, что такая работа до сих пор не выходила.
— Огромное спасибо за книги.
Наверное, стоит поддержать мистера Ферли — пусть напишет, но не общие характеристики, а близко знакомые ему факты о тех местах, где он живет.
Остаюсь искренне ваш
П. Кропоткин.
Возвращаю вам статью.
RGSA. Corr. block 1881–1910. J.S. Keltie correspondance files. Перевод А.В. Бирюкова.
1. Географический справочник с основным упором на топонимику. П.А. Кропоткин сотрудничал в таком справочнике, который издавал английский географ Джордж Чизхолм (Chisholm’s Gazetteer). Секретарем этого издания какое-то время был Дж. Скотт Келти.
2. Шестой Международный географический конгресс проходил в Лондоне с 26 июля по 3 августа 1895 г.
3. Дмитрий Николаевич Анучин (1843–1923) — географ, антрополог, этнограф, археолог, профессор кафедры географии Московского университета.
[Сентябрь 1895]
Дорогой мой
Меня очень порадовало, что ты собираешься сюда. Но вот горе. Во вторник я уезжаю. Я тут совсем устал с работою и жарою, и думаю на две недели убраться в Devonshire, где Соня и Саша. Одно горе — не с чем выбраться. С минуты на минуту жду 25 ф. от Chisholm’а — Gazetteer [1] кончен, и он человек аккуратный, но именно вследствие излишней аккуратности, из желания вычислить каждую строчку, — медлит высылать. Но надеюсь в понедельник получить, и во вторник рано утром укатить.
Дойдет ли до тебя это письмо в понедельник утром? Я сейчас бросаю его на почту (выемка в 6 ч.). Если бы вы могли приехать в понедельник, то зело порадовали бы.
Меня твоя писулька очень порадовала. Я все боялся, не оставили ли в тебе неприятного чувства мои письма. Глупо это было думать, я сам знаю, да среди всех червяков, которые грызут, всякая всячина полезет в голову.
Моя статья «Present Condition of Russia» наконец появилась в сентябрьской книжке Nineteenth Century. Она была написана в декабре, набрана и прокорректирована сейчас же, но Knowles задержал ее. Я писал ее под строгой цензурой, так как тогда ничто не прошло бы строго-критическое, и то Knowles не решился печатать, так как я не хотел никакой обмолвкой выразить надежды на молодого царька, а он без этого не захотел печатать. (Это, конечно, между нами.) Только в августе он написал мне, что хочет поместить, так как тоже потерял всякую надежду. Вся суть, впрочем, в том, что Alice абонирована на Nineteenth Century и, наверно, прочла бы статью, а уезжала она, полная надежд. Так как Knowles с ними якшается, то, очевидно, и здесь, при дворе, разуверились в царька. Тебе это, может быть, интересно знать. — Волх[овский] в последнем № «Free Russia» взял очень верную ноту: дурак, которому спокойствие всего дороже. — Мой главный пункт в этой статье следующий: так как все самоуправление разрушено, то теперь никакая просто конституция, тем паче Лорисовская не поможет. Нужна полная перестройка, или, вернее, новая стройка. Но надеяться для этого ни на какую власть нельзя. Общество должно, в провинции само взяться, как взялось в 1861 г. А правительство будет вынуждено созвать Учредительное Собрание. Но работа должна начаться на месте в провинции (откуда должны посыпаться сотни записок, докладов, «Мыслей о…» и т.д. и т.д. Как было перед освобождением крестьян). Все недовольны. Пусть же излагают это недовольство, с какою хотят дозою холопства, но пусть излагают, вносят доклады в земства, посылают в Петербург, печатают за границей, рассылают друзьям в рукописи (а друзья напечатают) и т.д.
Ну, до свиданья. Славно было бы свидеться с С. и тобою в понедельник. В любую пору дня найдете меня дома, и найдется чем покормиться.
Крепко тебя обнимаю
Петр
Русский историч. архив. 1929. С. 305–306. Публикация В.А. Мякотина.
Датируется по упоминанию статьи «Present Condition of Russia», появившейся в сентябрьском номере журнала «Nineteenth Century». В.А. Мякотин относил это письмо к 1885 г., что явно неверно — Кропоткин в то время сидел во французской тюрьме.
1. Географический справочник с основным упором на топонимику. Джордж Чизхолм (1850–1930) — английский географ, издатель и редактор этого справочника.
Viola Cottage,
Bromley, Kent,
1895 October 5.
Dear Sir
May I ask you to have the kindness to let me know if you keep the English-Russian part of the Dictionary of Alexandrov [1], and if you have it, what is the lowest price at which I may have it.
Believe me, dear Sir,
Yours truly
P. Kropotkin.
Viola Cottage,
Bromley, Kent,
5 октября 1895.
Уважаемый сэр.
Не могли бы вы сообщить мне, есть ли у вас англо-русская часть словаря Александрова [1], и если да, то какова наименьшая цена, по которой я могу приобрести его.
Остаюсь, уважаемый сэр,
Искренне ваш
П. Кропоткин.
Письмо продавалось на сайте History for Sale.
1. См.: Полный англо-русский словарь / Сост. А. Александров. — СПб, 1879. — 1352 с., разд. паг.
Viola Bromley, Kent,
1895 November 20.
Dear Mr. Hoyle.
I was so sorry not to have had the pleasure of seeing you this time, but to some extent, the regret is compensated by the cause which prevented us visiting on Sunday. It is a brilliant success you have achieved in breaking the old tradition and opening the Museum on a Sunday. C’est le premier pas qui coûte [1], they say very right in France. Your example will be followed. Only it ought to be made more widely known through the London press by all means, including, say, an instantaneous photo of that crowd of working people you piloted last Sunday through the Museum. I only cast a glance on your dominion, last Monday, but realized how the whole must have an attraction to your visitors.
I hope that some time when you are in London, or I come to Manchester, I shall not miss the opportunity of meeting with you. Last Monday it was too late to call another time, as I had to take the 2.10 train.
Believe me, dear Mr. Hoyle,
Yours most sincerely
P. Kropotkin
Viola Bromley, Kent,
20 ноября 1895.
Уважаемый мистер Хойл.
Я очень сожалею, что не имел удовольствия видеть вас на этот раз, но сожаление в какой-то степени компенсируется тем делом, которое помешало нам посетить вас в воскресенье. Вы добились блестящего успеха, сломав старую традицию и открыв музей в воскресенье. C’est le premier pas qui coûte [1], как совершенно правильно говорят во Франции. Вашему примеру обязательно последуют другие. Только надо сделать так, чтобы об этом больше узнала лондонская пресса, благодаря, например, мгновенной фотографии толпы рабочих, которых вы водили в прошлое воскресенье по музею. В прошлый понедельник я лишь мельком взглянул на ваши владения, и понял, как притягательны должны быть они для посетителей.
Надеюсь, что когда-нибудь, когда вы будете в Лондоне, или я приеду в Манчестер, я не пропущу возможности встретиться с вами. В прошлый понедельник было уже слишком поздно, чтобы назначить другое время, так как я должен уезжать поездом в 2.10.
Остаюсь, уважаемый мистер Хойл,
С совершенным почтением
П. Кропоткин.
Письмо продавалось на сайте History for Sale.
1. Это первый шаг, который того стоит — (франц.).
Viola. Bromley. Kent
December 12. 1895
Dear Keltie.
As soon as I find something in the Official Messenger [1] on Roborovsky, I shall write for the Journal. There was nothing yet.
As to the Novosti, they very seldom contain anything of interest. If we could have the Novoye Vremya it would be more interesting perhaps, but altogether the Russian papers are not well following geographical matters.
Occasionally — 5–6 times during the year — there have been in the Novosti some news of interest but not more. It is not bad to have in the Geographical Society some one Russian paper, as an exchange of course; but the Novoye Vremya would perhaps be better.
Tomorrow I shall send the list of books for the S[tatesman’s] Y[earbook] [2].
Sincerely yours,
P. K.
Viola. Bromley. Kent
12 декабря 1895
Дорогой Келти.
Как только я найду что-нибудь в «Официальном Вестнике» [1] про Роборовского, я напишу для журнала. Пока там ничего не было.
В «Новостях» очень редко бывает что-нибудь интересное. Если бы у нас было «Новое Время», там, наверное, можно было бы найти что-то интересное, но в целом все русские газеты плохо освещают географические вопросы.
Изредка — 5–6 раз в год, не чаще — в «Новостях» бывает что-нибудь интересное. Хорошо бы иметь в Географическом обществе какую-нибудь одну русскую газету, в обмен, конечно; но лучше всего, наверное, «Новое время».
Завтра я отправлю список книг для Statesman’s Yearbook [2].
Искренне ваш,
П.К.
RGSA. Corr. block 1881–1910. J.S. Keltie correspondance files.
1. Скорее всего, имеется в виду «Правительственный вестник» — официальная газета, в которой публиковались различные правительственные распоряжения, объявления и разъяснения.
2. The Statesman’s Yearbook — статистико-географический справочник, выходит в Лондоне с 1864 по настоящее время. Дж.С. Келти был его редактором с 1884 по 1926 г.
45, Woodstock Road
Bedford Park, IV
24 december 1895.
Дорогой и глубокоуважаемый Петр Лаврович!
Пишу хоть два слова. Вы знаете ужасную весть.
Сергей был убит вчера утром поездом в 100 саженях от своего дома [1]. Он вышел, идя к товарищам на собрание. Опоздал, конечно. Было 10 ч. 35, а собрание в 10 часов. Он шел, читая, рабочие видели его, когда он проходил.
Линию пересекают наперекоски. Линия закругляется. Свисток был дан, по-видимому, поздно. Поезд наехал, и ящик впереди локомотива ударил его в голову. Руку правую раздробило.
Рабочий один побежал сказать в его дом. Его хорошо знали в околодке, и Фанни, несчастной, сказал: «Your husband lies killed on the line» [2].
Просто ужас. Burns с нами весь день. Взял все дело в свои руки. Вот добрейшая душа.
Похоронят в субботу, в Woking crematory, в 3 часа.
Подробности еще не решены. Если удастся, возьмут залу около Waterloo Station, где бы друзья и сторонники могли собраться для последнего прощанья.
Две недели [назад] мы хоронили Mrs. Bevington (Guggenberger, друг Спенсера, наш товарищ) [3]. Теперь Сергея. Ужас. —
Сердечно вас любящий
П. Кропоткин.
ГАРФ. Ф. 1762. Оп. 4. Ед.хр. 245, л. 163–165 об.
Степняк-Кравчинский С.М. В лондонской эмиграции. — М.: Наука, 1968. — С. 335, с мелкими неточностями и пропуском (никак не оговоренным) фразы о смерти Л.С. Бевингтон.
1. «Я очень не любил этот переход, — вспоминал потом Кропоткин, — с тех пор, как две девочки из нашей колонии едва не попали под поезд. Я даже после этого предупредил Сергея, но он ответил мне со спокойствием человека, очень сильного физически и бесстрашного: „Ну, вот еще — самовар какой-то ходит“» (Кропоткин П.А. Предисловие // Степняк-Кравчинский С.М. Собр. соч. СПб., 1907. Т. 6).
2. Ваш муж лежит убитый на линии — (англ.).
3. Луиза Сара Бевингтон (Louisa Sarah Bevington, по мужу Гуггенбергер, Guggenberger, 1845–1895) — поэт и автор статей по философии, по убеждениям анархистка.
Viola, Bromley
30 декабря 1895 г.
Родной мой.
Посылаю тебе обещанное [1]. Приблизительно то, что я сказал, или, вернее, что хотел сказать. Так тяжело на душе, что и сказать не смогу. Ни о чем другом не могу думать.
Крепко и сердечно обнимаю тебя, с любовью.
Обними Верусю, милую, славную.
Петр
Что за год!
Gracie Heath, Жуковский, Драгоманов, Аня Эпштейн [2], Mrs. Bevington, Сергей!
BLPES, Coll. Misc. f. 530, D. 4/3.
Ист. Арх. 1997. № 5/6. С. 159. Публикация Дж. Слэттера.
1. Очевидно, Кропоткин посылает текст своей речи на похоронах С.М. Степняка-Кравчинского (см.: Речь П. Кропоткина // Летучие листки, издаваемые Фондом Вольной русской прессы. — 1896. — № 28, янв. — С. 10–11).
2. Упоминаются скончавшиеся в 1895 г. лица, так или иначе связанные с русской политической эмиграцией. Gracie Heath — по предположению Дж. Слэттера, сестра любовницы Эдварда Гарнета, Нелли Хит. Родилась в 1865 г. Николай Иванович Жуковский (1833–1895) — революционер, эмигрировал в 1862 г.; занимался изданием и транспортировкой в Россию произведений вольной русской печати. Михаил Петрович Драгоманов (1841–1895) — историк, доцент Киевского университета, по политическим убеждениям либеральный конституционалист. Анна Михайловна Эпштейн (1841–1895) — участница кружка чайковцев и еврейского кружка в Вильно в 1871-1872 гг.; с 1877 г. в эмиграции; жена Д.А. Клеменца.
Viola. Bromley. Kent.
January 29 1896.
Dear Keltie,
Enclosed a note on the Trans-Siberian railway. This is the correct official Statement — rails laid till the Yenisei (of course, this is the lightest part of the work — the Siberian plains; now begin the difficulties).
I have very interesting data on the hydrographical exploration of the 3 Russian expeditions in the mouth of the Yenisei — solid work by Vilkitzkiy [1]. Will you have a note. It would be nice with Wiggins’s [2] paper. He is expected here in February.
Yours sincerely
P.K.
The Yearbook [3] is nearly quite ready. Missing only a few data which be supplied only by Suvorin’s Kalendar [4].
When I was North, I made a run for 3–4 days to Edinburgh. Geddes [5] has engaged Reclus’s young secretary M. Guyou — a very able man, well educated and very handy at engineering work — to begin the relief map of Scotland on a 1/100,000 scale, equal scale for heights. And M. Guyou has devised a system for making it — the most correct & cheapest [6].
James Geikie [7], with whom I lunched, was delighted at the scheme. But Geddes has not, of course, the money. I advised him to apply to the Newcastle Geo[graphical] Society which seems to thrive well. — What do you think of the scheme? Could not the Royal G.S. support it? I am not a great admirer of the equal scales’ plan, but Geikie is quite enthusiastic of it, and he knows best his mother country & all about the matter.
P.K.
Viola. Bromley. Kent.
29 января 1896 г.
Дорогой Келти!
Прилагаю заметку о Транссибирской железной дороге. Это точный официальный отчёт — рельсы доведены до Енисея (разумеется, это самая лёгкая часть работы, Сибирские равнины; теперь начнутся трудности).
У меня есть очень интересные сведения о гидрографических исследованиях трех русских экспедиций в устье Енисея — монография Вилькицкого [1]. Нужна ли вам такая заметка? Хорошо бы поместить её вместе со статьей Уиггинса [2]. Его возвращения ожидают в феврале.
Искренне ваш
П.К.
Ежегодник [3] почти готов. Отсутствуют лишь некоторые данные, которые можно извлечь только из суворинского календаря [4].
Когда я ездил на север, то на 3–4 дня заехал в Эдинбург. Геддес [5] привлек г-на Гюйо, молодого секретаря Реклю — весьма знающего, хорошо образованного и способного инженера — к созданию рельефной карты Шотландии в масштабе 1:100.000, с тем же вертикальным масштабом. Г. Гюйо разработал принцип ее создания, наиболее точный и дешевый [6].
Джеймс Гейки [7], с которым я обедал, пришёл от его идеи в восхищение. Но у Геддеса, конечно, денег нет. Я посоветовал ему обратиться к Ньюкастльскому гео[графическому] обществу, которое, кажется, процветает. Что вы скажете об этом замысле? Не могло бы Королевское географическое общество поддержать его? Я не большой поклонник равномасштабного построения, но Гейки полон энтузиазма, а он лучше знает свою родную страну и вообще весь предмет.
П.К.
RGSA. Corr. block 1881–1910. J.S. Keltie correspondance files. Перевод А.В. Бирюкова.
1. Андрей Ипполитович Вилькицкий (1858–1913) — гидрограф, геодезист, полярный исследователь, начальник Главного гидрографического управления. В 1894–1896 гг. возглавлял гидрографическую, исследовавшую морское побережье на участке от устья Печоры до Енисея, Енисейский залив и Обскую губу.
2. Капитан Джозеф Уиггинс на пароходе «Диана» в 1874 г. пересек Карское море, зашел в Обскую губу, через несколько дней выйдя оттуда, проник на северо-восток, до 76° с.ш. и 86° в.д. В 1870–1890-х гг. Уиггинс многократно ходил к устьям Оби и Енисея.
3. The Statesman’s Yearbook — статистико-географический справочник, выходит в Лондоне с 1864 по настоящее время. Дж.С. Келти был его редактором с 1884 по 1926 г.
4. А.С. Суворин издавал весьма распространенный «Русский календарь» с 1872 г.
5. Патрик Геддес (1854–1932) — шотландский биолог, социолог и теоретик городского планирования.
6. См.: Guyou G., Reclus E. D’un atlas a échelle uniforme // Bulletin de la Société Neuchâteloise de Géographie. — 1896–1897. — T. IX. — P. 159–164.
7. Джеймс Гейки (1839–1915) — шотландский геолог.
Viola. Bromley. Kent.
March 4. 1896
Dear Keltie.
I did not see Petermann’s [1] review of Roborovsky. It must be a summary up of all his communications including last one.
I shall be very pleased to write it. Tomorrow I go to Paris, to return next week about the 11th or 12th and shall write at once.
Yours very sincerely
P. Kropotkin.
Viola. Bromley. Kent.
4 марта 1896
Дорогой Келти!
Статьи у Петерманна [1] о Роборовском я еще не видел. Это, должно быть, резюме всех его корреспонденций, включая самые последние.
Буду очень рад написать об этом. Завтра я еду в Париж, вернусь на следующей неделе, 11-го или 12-го, и сразу возьмусь.
Искренне ваш
П. Кропоткин.
RGSA. Corr. block 1881–1910. J.S. Keltie correspondance files. Перевод А.В. Бирюкова.
1. Имеется в виду немецкий журнал по вопросам картографии и географии «Mitteilungen aus J. Perthes Geographisches Anstalt». Часто именовался «Петерманновым» по имени его организатора и первого редактора Августа Петерманна (1822–1878).
Viola. Bromley. Kent.
March 6. 1896
Dear Keltie.
I am back this morning, & got your note. While leaving yesterday, I had already asked my wife to send the books to the Statistical Society & the Comptes Rendus to Dr. Mill [1].
I shall do it at once.
This morning I was back, after a 24 hours’ absence. What base people this French Government are. They took the decree of expulsion on the 20th of February — I was shown the official telegram — but they did not dare to make it public — they only suggested that I might be expelled [2].
If I knew that the expulsion was a fact, I certainly would not have gone at all, and that would have spared me the expenses and them the trouble of keeping their spies on the four crossings of the Channel on the English side, since the 20th of February. But they did not dare to make it public.
The excuse is, of course, — «vous comprenez, Monsieur Kropotkine — le voyage présidentiel, les réceptions du Grand Duc Héritier à Nice, et vous qui auriez parlé des affaires russes, et seriez reçu avec des ovations à Paris!» [3]
At least they ought to have the courage of publicity acknowledging what they do.
I returned with the next night steamer back. Happily enough, I do not suffer from the seas and am not the worse for two passages after a week’s influenza.
Kindest regards to you and Dr. Mill.
Yours sincerely,
P. Kropotkin.
Viola. Bromley. Kent.
6 марта 1896
Дорогой Келти.
Я вернулся сегодня утром и получил вашу записку. Вчера, уезжая, я попросил жену отослать книги в Статистическое Общество, а Comptes Rendus — д-ру Миллю [1].
Сейчас я это сделаю сам.
Сегодня утром я вернулся, после 24-часового отсутствия. Что за подлые люди во французском правительстве: декрет о моем изгнании был издан 20 февраля — мне показали официальную телеграмму, — но они не посмели опубликовать его, а лишь предполагают, что я могу быть выслан [2].
Если бы я знал о высылке, я бы, конечно, вообще не поехал, и тем самым сберег бы свои деньги, а их шпионов избавил от необходимости четыре раза, начиная с 20 февраля, ездить на английскую сторону Ла-Манша. Но они не посмели сделать это достоянием общественности.
В виде оправдания, конечно: «vous comprenez, Monsieur Kropotkine — le voyage présidentiel, les réceptions du Grand Duc Héritier à Nice, et vous qui auriez parlé des affaires russes, et seriez reçu avec des ovations à Paris!» [3]
По крайней мере, следовало бы иметь мужество публично признать, что они делают.
Я вернулся со следующим ночным пароходом. Хорошо еще, что я не страдаю морской болезнью, и что мне не стало хуже через неделю после инфлуэнцы.
С наилучшими пожеланиями вам и д-ру Миллю,
Искренне ваш
П. Кропоткин.
RGSA. Corr. block 1881–1910. J.S. Keltie correspondance files. Перевод А.В. Бирюкова.
1. Хью Роберт Милль (Hugh Robert Mill; 1861–1950) — географ, в 1892–1900 гг. — библиотекарь Королевского географического общества. Корреспондент Кропоткина.
2. Это наиболее раннее описание скандальной высылки Кропоткина из Франции; к описанию этой истории он обращался впоследствии неоднократно. См., например, письмо Джемсу Гильому от 7 февраля 1902 г., где Кропоткин ошибочно датирует эту историю 1895 или 1890 годом.
3. «вы понимаете, господин Кропоткин, — поездка президента, прием Великого Князя Наследника в Ницце, а вы, занимающийся русскими делами, получили бы овации в Париже!» — (фр.).
Viola. Bromley. Kent.
March 12. 1896
Dear Keltie.
How many pages, do you think, I may take for Roborovsky’s Expedition.
In the last № of Petermann’s Mitth. it is only a summing up of what was given in the last but one № of Izvestia [1].
Yours very sincerely,
P. Kropotkin.
Viola. Bromley. Kent.
12 марта 1896
Дорогой Келти.
Как вы думаете, сколько страниц могу я занять под экспедицию Роборовского?
В последнем номере Petermann’s Mitth. напечатано только резюме того, что было помещено в предпоследнем № «Известий» [1].
Искренне ваш
П. Кропоткин.
RGSA. Corr. block 1881–1910. J.S. Keltie correspondance files. Перевод А.В. Бирюкова.
1. Речь идет, очевидно, о сл. корреспонденции: От Са-чжоу до Зайсана. Последние шаги экспедиции В.И. Роборовского // Известия Русск. Геогр. о-ва. — 1896. — Т. 32, вып. 4. — С. 297–329. Автором ее был П.К. Козлов; В.И. Роборовский после случившегося с ним 28 января 1895 г. инсульта самостоятельной научной работы вести не мог.
Viola. Bromley. Kent.
March 17. 1896
Dear Keltie.
I think it is almost unavoidable to give with Roborovsky’s expedition two maps of the Nan-Shan.
You have in the Society’s library the Izvestia of the Russian Geographical Society. Ask the fascicule 1895, выпуск III (vol. XXXI), and you will see there 2 maps. One, the first, is schematic, & represents Obruchev’s systematic representation of the Nan-shan. A wooden block, of the width of the Journal’s page would be quite sufficient to reproduce it. When the mountains and rivers are done, I should write in it (in lead pencil) the names.
The 2d. map gives Roborovsky’s routes in the Nan-shan. It differs from Obruchev’s scheme. This map could easily be given on a full page, i.e. ½ the scale of the original, or 67 miles to the inch*.
If necessary, this second alone would do.
When it is drawn, I should transcribe the names. Yours sincerely,
P.K.
*Too large a scale for a page map.
Viola. Bromley. Kent.
17 марта 1896
Дорогой Келти.
Я думаю, что к экспедиции Роборовского почти наверняка надо будет приложить две карты Нан-Шаня.
В библиотеке Общества есть Известия Русского географического общества. Спросите выпуск III (т. XXXI) за 1895 — к нему приложены 2 карты. На первой из них Обручев схематически представил Нан-шань. Деревянного блока шириной в страницу журнала будет вполне достаточно, чтобы воспроизвести ее. Когда вычертят горы и реки, я смогу написать на ней (свинцовым карандашом) названия.
На 2-й карте нанесены маршруты Роборовского в Нан-шане. Она отличается от схемы Обручева. Ее легко можно дать на полную страницу, вдвое уменьшив масштаб оригинала, т.е. до 67 миль в дюйме*.
При необходимости, можно дать только эту вторую.
Когда ее вычертят, я переведу названия. Искренне ваш,
П.К.
*Масштаб слишком велик, чтобы дать на страницу.
RGSA. Corr. block 1881–1910. J.S. Keltie correspondance files. Перевод А.В. Бирюкова.
Viola. Bromley. Kent.
March 18. 1896
Dear friend.
I remember very well that I had promised to speak at the meeting, and would have so much derived to do so, the more as it is be 25th anniversary of the Paris Commune. But I am quite ill: fever every second day, and quinine does not help. So, with all desire to be with you, I shall not be able to do so.
Kindly tell in my name to the comrades that I very much regret not to be with all you that day, and make my best wishes for a good successful meeting.
A young generation of workers, fully conscious of the great task incoming upon them and fully aware of the great problems they have to solve, has grown since the Paris workers, 25 years ago, made a first attempt at solving the social problem in one free city. The next attempt will certainly be a real advance towards the solution of the great problem.
Heartily yours
P. Kropotkin.
Viola. Bromley. Kent.
18 марта 1896
Дорогой друг.
Я очень хорошо помню про обещание выступить на митинге, и я так много получил бы от этого, тем более что это будет 25-я годовщина Парижской Коммуны. Но я совершенно болен: лихорадка через день, и даже хинин не помогает. Так что при всем желании быть с вами я не смогу присутствовать.
Пожалуйста, скажите от моего имени товарищам, что я очень сожалею, что меня не будет с вами в этот день, и передайте, что я уверен в полном успехе митинга.
Молодое поколение работников в полной мере осознает стоящие перед ними задачи и хорошо знает о тех великих проблемах, которые они должны разрешить, и которые усилились с того времени, когда парижские рабочие, 25 лет назад, сделали первую попытку решения социальных проблем в одном свободном городе. Следующая попытка, безусловно, приведет к успеху в решении этой великой проблемы.
С самым сердечными приветом
П. Кропоткин.
IISH. Alfred Marsh collection. Inv. № 25. Перевод А.В. Бирюкова.
Viola. Bromley. Kent.
March 21. 1896
Dear Keltie.
Enclosed the MS. of Roborovsky. I have tried to make it interesting & readable, & hope it will not cover more than 12 pages.
To-day, I am going to St.-Leonard’s for a week, with wife & child. My health is all but good. A low fever of intermittent character will not leave me. Perhaps, a change of air will do good.
As soon as I know it, I will write to you my St.-Leonard’s address; in case you have to send proofs, kindly send them there. I hope, however, that there is no need sending proof to me.
I left, though, one word in blanc. Mill will probably say whether the Irbis is a leopard?
— Best thanks for the cheque of £2 which has reached me safely.
Yours very sincerely
P. Kropotkin.
Viola. Bromley. Kent.
21 марта 1896
Дорогой Келти.
Прилагаю рукопись «Роборовского». Я постарался сделать ее понятной и интересной, и надеюсь, что она займет не более 12 страниц.
Сегодня я уезжаю на неделю в Сент-Леонард, с женой и ребенком. Мое здоровье не совсем хорошо. Слабая лихорадка с перерывами никак не проходит. Надеюсь, что перемена климата будет исправит дело.
Я сообщу вам адрес в Сент-Леонарде как только узнаю; корректуры, при необходимости, посылайте туда. Надеюсь, однако, что надобности посылать их не будет.
Правда, я оставил пропуск вместо одного слова. Милль, наверное, знает: ирбис и леопард — это одно и то же или нет?
— Большое спасибо за чек в 2£, который я благополучно получил.
Искренне ваш
П. Кропоткин.
RGSA. Corr. block 1881–1910. J.S. Keltie correspondance files. Перевод А.В. Бирюкова.
Viola. Bromley. Kent.
April 7. 1896
Dear Keltie.
Enclosed an interesting note on the Russian Arctic Ocean.
I have received from Nature the 1st volume of the work of the brothers Grum Grzimailo in Central Asia [1]. Very interesting in parts, it will deserve a longer notice.
Also splendid etnographic maps of Trans-Caucasia.
Yours sincerely. P.K.
Viola. Bromley. Kent.
7 апреля 1896
Дорогой Келти.
Прилагаю интересную заметку о русских арктических морях.
Я получил из «Nature» 1-й том работы братьев Грум-Гржимайло о Центральной Азии [1]. Местами очень интересно, книга заслуживала бы довольно длинной рецензии.
Также великолепные этнографические карты Закавказья.
Искренне ваш П.К.
RGSA. Corr. block 1881–1910. J.S. Keltie correspondance files. Перевод А.В. Бирюкова.
1. См.: Описание путешествия в Западный Китай / Сост. Г.Е. Грум-Гржимайло при участии М.Е. Грум-Гржимайло. — СПб.: Изд. Имп. Русского Геогр. о-ва, 1896. — Т. I: Вдоль Восточного Тянь-Шаня. — XII, 547 с.
Viola. Bromley. Kent.
April 8. 1896
Dear Keltie.
Here is one more very interesting & valuable work to be mentioned.
Yours sincerely. P.K.
I have just got your note concerning Grum Grzimailo; the proof of Roborovsky which you mention, has not reached me. Was it smt!
Viola. Bromley. Kent.
8 апреля 1896
Дорогой Келти.
Вот еще одна очень интересная и важная работа, которую следовало бы упомянуть.
Искренне Ваш. П.К.
Только что получил вашу записку о Грум-Гржимайло; корректура Роборовского, о которой вы упоминаете, не дошла до меня. Бывает!
RGSA. Corr. block 1881–1910. J.S. Keltie correspondance files.
Viola. Bromley. Kent.
April 11. 1896
Dear Keltie.
I am sorry to have overlooked to answer your question.
Of the two maps in the last Izvestia, Roborovsky’s map ought to be reproduced as it is.
As to the other, based upon Roborovsky and Obrucheff’s surveys, it would be better to have it; but if you already have the diagrammatic map of Obrucheff done, it will do as well because the difference is very slight.
Yours sincerely.
P.K.
Viola. Bromley. Kent.
11 апреля 1896
Дорогой Келти.
Прошу прощения, что забыл ответить на ваш вопрос.
Из двух карт в последних «Известиях», карту Роборовского нужно воспроизвести, как она есть.
Что касается другой, составленной по съемкам Роборовского и Обручева, то ее тоже лучше бы дать; но если у вас есть уже готовая схематичная карта Обручева, то можно поместить ее, потому что разница очень незначительна.
Искренне Ваш
П.К.
RGSA. Corr. block 1881–1910. J.S. Keltie correspondance files.
26. Montague Street
Russel Square W.C.
[Март–апрель 1896 г.]
Люба, дорогая, любимка.
Здоровы ли мои детки? Как живете? Много ли гуляли вчера? Когда ко мне приедете? Приезжайте в четверг, пораньше. Скажи, где встретиться. Можно у меня в комнате, а оттуда пойдем пообедаем вместе. А оттуда вы — к Фанни, а я — в Royal Society. Там начинают в 4 часа и довольно если прийти за 10 минут.
Вчера зашел в Географическое Общество, где пришлось дать кое-какие указания насчет карты Роборовского. Боюсь, не поспеет к этому №! Они карту еще не начинали.
Забрал книг и пошел в Patent Office, просматривать журналы. Высмотрю, чтò нужно, и заберу, может быть.
От Р. ни слуху, ни духу. Хорошо, что вчера было свежо и можно было ходить в пальто, а то беда была бы!
Не уехал ли он уже в Эдинбург, с пальто и лекцией? Совсем не в его духе это было бы.
А что мои ласточки делают. Пусть Тота непременно играет сама те две пьески. Может быть, и половинку новой сама разберет и сыграет. Очень хорошо было бы. Ты дай ей этот кусочек письма.
Милые, любки мои! Крепко, горячо, ми-ного, ми-ного раз целую и обнимаю всем сердцем моих ласточек.
Крепко тебя любящий
Кота.
Сюда ехать можно и с Cannon St., и с Charing Cross. С Charing Cross — желтый бас на Trafalgar Square. А с Cannon Street, надо дойти до Mansion House, там взять бас, любой, и ехать до Mudie.
В субботу идет Valkyrie, а сегодня Loengrin. Вот прелесть была бы, если б ты приехала в субботу! Я бы тебя встретил на железной дороге, пошли бы в театр — всего по шиллингу, и ты либо домой вернулась бы, либо здесь ночевала бы. Постель широкая, все трое могли бы спать.
Архив МЗДК. Ф. 22/5152. Оп. 1. Д. 57, л. 15–16 об. Датируется по упоминанию карты В.И. Роборовского, о которой Кропоткин упоминает в письмах к Дж.С. Келти от 17 марта и от 11 апреля 1896 г.
Viola cottage Bromley Kent
29 mai 1896.
Cher Monsieur Brandes
Je ne saurais vous dire, combien je me sens coupable — envers vous et envers Mlle Edith. Il ne faut même pas chercher à s’excuser. Je vous dirai seulement que je ne me souviens d’aucune période de ma vie pendant laquelle j’aie tant travaillé, sans interruption, à moins d’interruptions forcées, pendant huit ou neuf mois. Sitôt un travail fini, un autre était commencé. Si bien que, ayant fini, il y a trois jours, un travail, je me sens brisé et pars demain pour Jersey pour quinze jours.
Dites, je vous prie, à Mlle Edith qu’il y a longtemps que j’aurais rempli ce papier : mais jamais je ne sais, qu’est-ce que je dois écrire. Il y a des passages de poètes russes qui toute une vie ont trotté dans ma tête, mais c’est en russe. J’écris un de ces passages. Et puis ces dernières paroles, si belles, de Faust.
La mort de notre ami, Stepniak, nous a fait beaucoup souffrir. Je l’ai connu de très près depuis 1872 ou 73, surtout depuis 1880 à Genève, et je l’ai beaucoup aimé. Je ne sais si jamais je rencontrerai un homme plus juste. Ce trait était frappant en lui; il m’a beaucoup frappé lorsque, à Genève, nous faisions partie d’un jury d’honneur entre camarades. Cette haute justice, profondément humaine, qui comprend les écarts de la nature humaine. Quant à sa modestie inouïe, son courage, vous les connaissez — ne serait-ce que par son roman, dans lequel André + Georges le représentent. Il me disait toujours qu’un romancier ne peut représenter que soi-même.
Madame Stepniak est dans un état terrible. Avant de partir de Londres elle avait passé quelques jours chez nous. C’était terrible à la voir, à l’entendre la nuit sangloter, appeler à voix basse Serge… Vous, cher Monsieur Brandes, vous comprendrez ces souffrances écrasantes, sans manifestations extérieures tragiques. Elle ne pleure même que rarement, dans les bras d’une amie. Avant-hier je suis allé la voir à Crockham Hill; c’est un tout petit village entre Edenbridge et Westerham sur la pente sud des hautes collines où; l’on voit les plaines de deux ou trois comtés. Elle est dans un petit cottage avec Olive Garnett (la fille du Dr. Garnett du British Muséum [1]), à côté, ou près de, la maison du frère d’Olive [2]. C’est encore une de ces jeunes filles anglaises admirables, de la jeune génération, qui s’est dévouée à Fanny, et lui aide à traverser cette terrible année. Mme Stepniak avait l’air plus tranquille — mais elle est toujours si tranquille devant les autres… —
La chose de Stepniak, la plus lue, c’est Underground Russia, qu’il a écrit en italien, — Russia Sotterranea, édité, je crois, à Milan. Son caractère personnel s’y dessine le mieux. Ce sont de courtes character-sketches [3] et des épisodes du mouvement.
J’ai de lui Russia Under the Tsars, que je m’empresserai de vous envoyer, si vous le voulez.}
Je vous envoie, cher Monsieur Brandes, ce que j’ai de mes brochures et bouquins; Grave vous enverra de Paris Les Paroles d’un Révolté, que je n’ai pas ici. Si l’anarchie vous intéresse, je me ferai un vrai plaisir de vous envoyer ce que j’ai de Bakounine — tel que Dieu et l’Etat, L’Empire knouto-germanique etc. L’anarchie vous intéressera, sans doute, parce que c’est un mouvement plein de vitalité, très profond et qui pénètre dans des couches de plus en plus profondes.
Vous dites que vous êtes frappé de ma foi absolue dans la sagesse du peuple. Absolue est peut-être trop fort; mais il y a deux choses qui m’ont frappé dans mes études et dans ma vie: d’abord, que toutes les institutions sociables des peuples sont une œuvre du génie constructif des peuples, des masses populaires, et que les minorités dominatrices n’ont fait que profiter de ces institutions pour les codifier, en y ajoutant des lois faites dans l’intérêt des minorités. Les religions, les codes n’ont fait qu’exprimer cette morale populaire, les coutumes sociables du peuple (en y ajoutant des lois à l’avantage des minorités qui gouvernaient). Ensuite, sans m’illusionner le moins du monde sur les qualités des hommes du peuple, sans les imaginer meilleurs que les minorités éduquées — j’ai toujours été frappé du bon sens moral des décisions populaires (dans le village, dans un groupe etc.) quand ces hommes ont à répondre à des questions qu’ils comprennent. Et enfin, quand on va bien au fond de ce que les plus grands penseurs ont écrit, on retrouve qu’au fond ils n’ont (dans ce qu’ils ont fait de meilleur) qu’exprimé les idées, les aspirations, l’idéal qui existait sous une forme vague chez le peuple.
Le peuple peut faire de grandes erreurs. Ainsi, quand il acclame un Napoléon, ou un Boulanger. Mais, si on tient compte que dans un Napoléon il affirmait sa déception de la république des Lamartine (cela se voit si bien, surtout dans ce livre si beau de Herzen, De l’autre Rive — admirable par le sentiment et par la forme) et que d’autre part il a eu dix siècles, (ou surtout 3 siècles, depuis le XVIe) d’instruction du culte de l’autorité (par l’Eglise et l’Etat), on comprend cette faute de jugement. Mais ce culte de l’autorité, c’est une implantation des minorités qui l’ont inculqué aux masses (témoins les Communes du XIIe siècle et les mouvements du XVIe siècle qui n’avaient pas ce culte).
J’ai tant appris chez le peuple, tant appris chez de simples ouvriers qui savaient à peine écrire, tant appris chez de simples paysans russes et si on se place avec eux sur un pied de … je ne saurais le décrire, ce n’est pas camaraderie, ni égalité, mais simplicité, peut-être, — à chaque pas de sa vie on est frappé de ce bon sens. Il y a dans les masses un esprit différent de chacun des individus. Saisir cet esprit et l’exprimer, l’analyser, est peut-être le plus grand service que l’on puisse rendre à l’humanité.
Jamais je n’ai bien exprimé cela dans mes écrits. Mais mon meilleur travail dans cette direction est la série d’articles Mutual Aid (among Animais, amongst Savages, amongst Barbarians, in Mediaeval City, and in Modem Times), 8 articles, parus dans la Nineteenth Century depuis fin 1890 — le dernier me parvient ce matin. Dans un an je pourrai les publier comme livre. Je regrette de ne pas avoir la série, même en épreuves; je viens de chercher pour vous l’envoyer; mais ça ne se trouve pas. La Société Nouvelle de Bruxelles en a traduit les 4 premiers.
Enfin, il faut finir cette longue lettre. {Vous demandez ce qu’on a fait ici pour Mme St. Les amis anglais ont rassemblé 200 £, qui lui ont été remis «pour la publication en russe des œuvres de son mari». C’est ce qu’elle fait. Elle publie la trad. russe du roman, faite par une amie (passablement bien), que je corrige autant que cela faire se peut.}
Cher Monsieur Brandes, nous ne nous sommes vus qu’une seule fois, mais c’était assez pour concevoir pour vous plus que de l’admiration — de l’amitié; pour vous et pour la jeune amie [4] que vous aimez tant, comme nous aimons notre unique Sacha. A vous deux mes meilleures sympathies et amitiés.
Pierre Kropotkine.
Une chose me vient à l’idée. Pourquoi n’écrivez-vous jamais pour des revues anglaises? On vous aimerait beaucoup en Angleterre. Deux revues (XIX Century et Contemporary) sont sûres d’être enchantées d’avoir vos articles, il y a ici d’excellentes amies et amis qui pourraient faire de bonnes traductions — Olive Garnett, par exemple, et d’autres. Il y a môme une dame docteur qui a traduit du suédois la biographie de Kovalevskaya, et traduit très bien. Cela vous donnerait un large public de lecteurs sympathiques.
Viola cottage Bromley Kent
29 мая 1896
Дорогой г-н Брандес!
Не могу вам выразить, насколько виноватым я себя чувствую — и перед вами, и перед мадемуазель Эдит. Нечего даже подыскивать себе оправдания. Скажу только, что за всю свою жизнь не припомню периода, когда бы столько работал, восемь–девять месяцев без перерывов, не считая вынужденных. Не успевала завершиться одна работа, как тотчас начиналась другая. Так что, покончив с этим три дня назад, я чувствую себя абсолютно разбитым и завтра отправляюсь на две недели в Джерси.
Прошу вас, передайте м-ль Эдит, что я давно заполнил бы ту бумагу, но я совсем не знаю, что надо писать. Всю жизнь у меня в голове вертятся отрывки из стихов русских поэтов, но это все по-русски. Один из этих отрывков я вписал. И потом еще последние, такие прекрасные слова из «Фауста».
Смерть нашего друга, Степняка, повергла нас в глубокое горе. Я знал его очень близко с 1872 или 1873 г. и особенно с 1880 г. в Женеве, и очень полюбил. Не знаю, доведется ли мне когда-нибудь встретить человека более справедливого. Эта черта была у него поразительная. Она меня особенно изумила, когда мы в Женеве вместе участвовали в суде чести над товарищами. Это высочайшая справедливость, глубоко человечная, которой понятны все слабости человеческой природы. Что до его необычайной скромности, его отваги — об этом вы знаете хотя бы по его роману, где его образ воплощен в Андрее и Жорже. Он мне всегда говорил, что романист может изображать только самого себя.
Г-жа Степняк в ужасном состоянии. Перед тем как уехать из Лондона, она провела несколько дней у нас. Очень тяжело было видеть ее, слышать, как она рыдала ночь напролет, звала тихим голосом Сергея… Вы, дорогой г-н Брандес, поймете эти невыносимые страдания без внешних трагических проявлений. Она лишь редко плачет и только в объятиях близких. Третьего дня я поехал ее навестить в Крокхем Хилл; это совсем маленькая деревушка между Иденбриджем и Уэстерхемом на южном склоне высокого холма с видом на равнины двух или трех графств. Она живет в маленьком коттедже с Олив Гарнетт (дочь д-ра Гарнетта из Британского музея) [1] рядом с домом брата Олив [2]. Это одна из тех чудесных молодых английских девушек нового поколения, которые преданы Фанни и помогают ей пережить этот ужасный год. У г-жи Степняк был более спокойный вид, но она всегда так спокойна при посторонних… —
Произведение Степняка, которое больше всего читается, — это «Подпольная Россия». Он написал ее на итальянском языке, «Russia subterranea», и издана она была, кажется, в Милане. В ней лучше всего выступают характерные черты его личности. Это короткие character-skatches [3], и эпизоды движения.
У меня имеется его «Россия под властью царей», и если желаете, я охотно пошлю ее вам.
А пока, дорогой г-н Брандес, посылаю вам свои брошюры и книжки, всё, что есть под рукой. Грав отправит вам из Парижа «Речи бунтовщика», у меня здесь их нет. Если анархизм вас интересует, мне доставит истинное удовольствие послать вам и то, что у меня имеется из Бакунина — «Бог и государство», «Кнуто-германская империя» и т.п. Анархизм, несомненно, будет вам интересен, ведь это движение, полное жизненной силы, очень глубокое, проникающее все дальше в самые глубинные слои.
Вы говорите, что вас поражает моя безоглядная вера в мудрость народа. «Безоглядная» — это, может быть, слишком сильно сказано, но есть две вещи, потрясавшие меня как в ходе моих занятий, так и в жизни: во-первых, то, что все общественные установления народа суть плод творческого гения народных масс, правящие меньшинства только используют эти установления, кодифицируют их, добавляя законы, регулирующие жизнь этих меньшинств. Религии, своды законов затем лишь создавались, чтобы выразить эту народную мораль, выработанные массами правила общежития (с добавлением законов, выгодных правящему меньшинству). К тому же, нимало не обольщаясь насчет моральных качеств простого народа, отнюдь не считая их честнее и добрее, нежели образованное меньшинство, я всегда поражался народному здравому смыслу и нравственному чутью, проявляемым в принятии решений (в селении, в группе и т.п.), если этим людям приходилось отвечать на вопросы, доступные их пониманию. И наконец, когда вникаешь в сущность того, о чем писали величайшие мыслители, обнаруживаешь, что в основе их творений (в том лучшем, что они создали) заложено не что иное как идеи, чаяния, идеалы, в неясной форме живущие в народной среде.
Народ способен совершать большие ошибки. Бурно приветствовать то Наполеона, то какого-нибудь генерала Буланже. Однако, если принять в расчет, что, поддерживая Наполеона, он выражал свое разочарование в республике, исполненной во вкусе Ламартина (это же очевидно, особенно если обратиться к такой прекрасной книге, как герценовская «С того берега», великолепная по чувству и по форме) и что, с другой стороны, за предыдущие десять веков (особенно за три последних, начиная с XVI-го) Церковь и Государство воспитывали людей в духе культа власти, — учитывая всё это, можно понять, откуда взялось такое ошибочное пристрастие. Но ведь этот культ власти внедрен в народное сознание властными меньшинствами, вдолбившими его в головы масс (порукой тому коммуны XII столетия и возмущения столетия XVI-го, свободные от этого культа).
Я столь многому научился у народа, у простых рабочих, едва умеющих писать, столько узнал от простых русских селян, ведь если растешь среди них… не знаю, как это описать, это не товарищество, не равенство, но, быть может, простота, на каждом шагу поражающая своим здравым смыслом. В массах есть дух, отличный от того, носителем коего является индивидуальность. Уловить этот дух, выразить его, подвергнуть анализу — это, может статься, величайшая услуга, которую можно было бы оказать человечеству.
В своих писаниях я никогда этого толком не выражал. Но моя лучшая работа в этом направлении — серия статей «Взаимопомощь» (среди животных, среди дикарей, во времена варваров, в средневековом городе и в новое время): 8 статей, публиковавшихся в «Nineteenth Century» с конца 1890 г.; последнюю я получил сегодня утром. Через год я смогу их выпустить в свет в виде книги. Жаль, что у меня нет этой серии под рукой, хотя бы в корректурах; я сейчас искал их, думая послать вам, но не смог найти. Брюссельское «Société Nouvelle» напечатало в переводе первые четыре из этих статей.
Надо, в конце концов, закончить это длинное письмо. Вы спрашиваете, что сделано здесь для г-жи Ст[епняк]. Английские друзья собрали 200 ф.ст. и передали ей «для издания на русском языке сочинений ее мужа». Этим она теперь занята. Она готовит к печати русский перевод романа, сделанный одной нашей приятельницей (написано достаточно неплохо), а я его исправляю, насколько это представляется возможным.
Дорогой господин Брандес, мы виделись всего однажды, но этого оказалось достаточно, чтобы проникнуться более чем восхищением — чувством дружбы к вам и к юному существу [4], столь же вами любимому, как мы любим нашу единственную и неповторимую Сашу. Примите же оба мои уверения в величайшей симпатии и дружбе.
Петр Кропоткин.
Мне на ум пришла одна мысль. Почему вы никогда не пишете для английских журналов? В Англии вас бы очень оценили. Два журнала («XIX Century» и «Contemporary») наверняка будут в восторге, получив возможность публиковать ваши статьи. Здесь у меня есть замечательные приятели и приятельницы, умеющие делать отличные переводы — например, Олив Гарнетт и другие. Есть даже одна дама с докторской степенью, которая перевела биографию Ковалевской со шведского, притом очень хорошо перевела. Это дало бы вам обширный круг доброжелательных читателей.
Corr. de Brandes. 1956. P. 116–120.
Степняк-Кравчинский. 1968. — С. 335–336 (в сокращении). Полный перевод И.Н. Васюченко и Г.Р. Зингера.
1. Олив Гарнетт (1871–1958) — близкий друг Ф.М. Кравчинской. В конце 1890-х гг. путешествовала по России, свои впечатления описала в книге «Петербургские рассказы» (Petersburg tales, 1900). Ее отец Ричард Гарнетт (1835–1906) — с 1875 г. помощник хранителя, с 1890 г. — хранитель отдела печатной книги Библиотеки Британского музея; корреспондент Кропоткина.
2. Эдвард Гарнетт (1868–1937) — литературный критик, прозаик, литературный редактор ряда английских издательств. Корреспондент Кропоткина.
3. очерки о людях, биографические очерки — (англ.).
4. Подразумевается дочь Г. Брандеса Эдит.
[Bromley. 17 июля 1896]
Родной мой, моя статья в J.N. о С. была написана второпях, и не такой заметкой я могу почтить память С., если что-нибудь буду писать о нем. Но теперь мне нечего и думать об этом. Я просто изнемогаю под бременем всей работы. Покуда, я делаю что могу, чтобы перевод его романа сделать наивозможно лучшим. Крепко обнимаю вас трех.
Соня пишет об [неразб.]. А я просто в отчаянии сижу над кипою в полсотни неотвеченных писем.
ГАРФ. Ф. 6753. Оп. 1. Ед. хр. 123, л.5. Открытка; датируется по почтовому штемпелю.
Воскресенье
[До августа 1896 г.]
Люба, сладкая, родная.
Весь день сегодня дома — писал Астрономию и читал. Теперь сейчас иду проведать старичков Берви.
Я так рад, что дочке понравились даже простые цветы. Дорогих я не решился покупать, а подумал, что теперь и левкои — новинка. Конечно, на Cov[ent] Garden’s [1] человек умелый всегда хорошо продаст. Но надо быть умелым. Масса, конечно, посылается прямо агентам, которые и продают даже небольшие партии: 2–3 ящика молодых картошек с Ténériffe и т.д.
Французы насылают массу овощей и имеют своих комиссионеров.
— Ты спрашиваешь об статье. Четыре дня битых отдал на астрономию и кончил тем, что взял Луну. Ничего — выходит недурно: я сегодня писал.
Второе будет о происхождении органов чувств у низших животных, а третье — так еще не знаю наверно. Должно быть, об образовании форм земной поверхности — гор, долин: вышла книга Penck’а. Ничего особенно нового. Но сказать можно. Только работы много, а я не вижу более легкого сюжета [2].
Раньше будущей субботы никак, боюсь, не удастся вернуться. Постараюсь, конечно, раньше. Тоскливо здесь, особенно в воскресенье.
Посылаю тебе чек. Довольно ли три фунта? Мне нужно еще фунта 1½, если не все два. Вышли сейчас же, а то на ежедневные расходы ничего не останется дня через два. Завтра отдам хозяйке 23 шиллинга, и останется всего несколько бобов.
Люба, радка моя, и дося моя любимочка, я так рад, что вы много гуляете и попадаете в хорошие места. На дворе роскошь, так и ушел бы с вами.
Горячо крепко-крепко, всем сердцем обнимаю и целую моих двух
Крепко тебя любит папа.
Архив МЗДК. Ф. 22/5152. Оп. 1. Д. 56, л. 36–37 об. Датировано условно по упоминанию статьи, вышедшей в августе 1896 г.
1. Имеется в виду фруктовый, овощной и цветочный рынок, располагавшийся на центральной площади Ковент-Гардена, района в центре Лондона.
2. Кропоткин говорит о своей работе над очередной статьей для рубрики «Recent Science» в журнале «Nineteenth Century». См.: Kropotkin P. Recent science. I. Life in the Moon. II. The senses of lower animals. III. Psychology // Nineteenth Century. — 1896. — Vol. 40, Aug. — P. 240–259.
East Cornworthy,
near Totnes, Devon
21 août 1896.
Cher Monsieur Brandes,
Me voilà de nouveau bien fautif envers vous de ne pas vous avoir écrit si longtemps. Le Congrès de Londres nous absorbait tellement! Et lorsque j’ai quitté Bromley, pour me reposer ici, dans ce petit village, cela m’a pris quinze jours pour me remettre d’une indisposition — toujours la même — qui est venue me rendre de nouveau visite.
Je vous remercie de tout cœur pour votre aimable souvenir — le dictionnaire — et vos Impressions de Londres [1].
Avec ce superbe dictionnaire (il est admirablement fait) je pourrai vous lire et ce sera un nouveau et grand plaisir. J’ai déjà lu vos Impressions et vous remercie beaucoup pour les bonnes paroles que vous me consacrez. Vous racontez si vivement votre visite chez Stepniak, que sa bonne figure se dresse toute vivante devant moi. En ce moment je corrige, avec Mme Stepniak, qui est toujours à Crockham Hill, near Edenbridge, dans le Kent, la traduction russe de la Career of a Nihilist. La traduction a été faite en Russie, par une amie qui n’est pas bien maître de la langue russe, et la correction va avec une lenteur incroyable. Il n’y a que 4 feuilles d’imprimées. —
Ce qui me frappe, c’est combien le roman gagne à être lu en russe, même avec les défauts de la traduction. Quoiqu’écrit en anglais, il est tellement russe dans la construction et le sens de chaque phrase que tout ce qui semble étrange en anglais devient si naturel en russe.
Comme vos remarques sur Londres et l’art anglais sont justes! J’ai aussi vu Romeo et Juliette avec Irving et Hélène Terry [2] et — j’aurais fait absolument les mêmes remarques — froideur de Juliette, son âge, absence de dramatisme, etc., et quant à Irving-Romeo, c’était déplorable! Beaucoup d’intelligence (avec lui, on comprenait les longs monologues de Roméo tout à fait italiens, avec cette exubérance de paroles italienne) mais cette voix caverneuse! et surtout il jouait Shakespeare, tandis que Shakespeare se dit lui-même, sans qu’il y ait besoin de jouer. Mais si vous aviez vu Faust avec Méphistopheles-Irving! Je me suis enfui après le 2e acte et, en rentrant, je disais à ma femme que j’aurais préféré le Petit Faust [3] à la caricature qu’on en avait fait à Londres. Pour les autres — vous l’avez dit en parlant de Mercutio.
Nous sommes dans un tout petit village, sur la Dart, dans une localité de toute beauté et au milieu d’une population que nous aimons beaucoup. Notre petite, Sacha, mène une vie semi-sauvage avec les fillettes du hameau. Nous ne la voyons qu’aux heures des repas et du sommeil. Elle a subitement grandi ici. Ma femme va très bien. Mais je dois les quitter et rentrer à Londres, pour travailler une semaine au British Muséum, après quoi je rentre à Bromley.
Quand nous reverrons-nous, cher Monsieur Brandes? Ma femme et moi, et même Sacha et Bose, vous avons tellement aimé, que ce nous sera un grand, grand plaisir de vous revoir quand vous reviendrez à Londres. Tous deux nous vous envoyons, à vous et à notre jeune amie, Mlle Edith, nos meilleures amitiés
Bien à vous
P. Kropotkine
Avez-vous eu l’occasion de connaître la jeune litérature belge? Je viens de lire le Cycle patibulaire d’Eekhoud [4] qui me semble doué d’un grand talent — vraies peintures flamandes, quelquefois, — quoique très mal dirigé dans les dernières études de ce livre.
Ист-Корнворси, у Тотнес
Девон
21 августа 1896
Дорогой г-н Брандес!
Вот и снова я перед вами провинился, долго не писал. Нас так поглотил Лондонский Конгресс! Когда же я покинул Бромли, чтобы отдохнуть здесь, в этом маленьком городке, мне понадобились две недели, чтобы оправиться от недомогания — всё того же, оно меня снова посетило.
От всего сердца благодарю вас за любезный подарок — и за ваши «Впечатления о Лондоне» [1].
С таким великолепным словарем (он действительно превосходно сделан) я смогу теперь вас читать, и это будет новым и чудесным удовольствием. Я уже прочитал ваши «Впечатления» и горячо благодарю вас за добрые слова, которыми вы меня помянули. Вы так ярко рассказываете о вашем посещении Степняка, что его прекрасный образ предстал передо мной, как живой. В настоящее время я вместе с г-жой Степняк, которая по-прежнему живет в Крокхем Хилл, у Иденбриджа, Кент, исправляем русский перевод «Карьеры нигилиста». Перевод сделан одной нашей приятельницей, но она не владеет в совершенстве русским языком. Корректура подвигается невообразимо медленно. Пока отпечатано всего только четыре листа.
Поразительно, насколько роман выигрывает от чтения на русском даже при всех недостатках перевода. Хотя он был написан на английском, все же он очень русский, по композиции и по смыслу каждой фразы, и всё, что кажется странным на английском, становится очень естественным на русском.
Как справедливы ваши замечания насчет Лондона и английского искусства! Я тоже видел «Ромео и Джульетту» с Ирвингом и Элен Терри [2] — и отметил в точности то же самое: холодность Джульетты, ее возраст, отсутствие драматизма и т.д., что до Ирвинга—Ромео, зрелище удручающее! Интеллектуальности хоть отбавляй (при его манере становятся понятны пространные, в полной мере итальянские монологи Ромео с их избытком словес), но этот загробный голос! И главное, он играет Шекспира, между тем как Шекспир говорит сам за себя, нет надобности дополнять его игрой. Но видели бы вы «Фауста» с Ирвингом—Мефистофелем! Я сбежал после 2-го акта и, возвратясь домой, сказал жене, что предпочел бы «Маленького Фауста» [3] с той карикатуры, что на него сделали в Лондоне. Что до прочих, вы уже все сказали относительно Меркуцио.
Мы здесь в крошечном селении на Дарте, в красивейших местах, и население нам очень по душе. Наша маленькая Саша ведет полудикую жизнь заодно с девочками из лачуги. Мы видим ее только в часы трапез и сна. Она здесь внезапно выросла. Моя жена чувствует себя превосходно. Но мне придется их покинуть и отправиться в Лондон, чтобы поработать неделю в Британском музее, после чего я вернусь в Бромлей.
Когда же мы снова увидимся, дорогой господин Брандес? Моя жена, я и даже Саша с Бозе, мы так вас полюбили, что для нас было бы большой, очень большой радостью повидать вас, когда вы возвратитесь в Лондон. Мы оба шлем вам и нашей юной приятельнице м-ль Эдит уверения в самых дружеских чувствах.
Преданный вам П. Кропоткин.
Представлялся ли вам случай ознакомиться с молодой бельгийской литературой? Я только что прочел «Разбойничий цикл» Экоута [4], — он, по-моему, наделен большим талантом, иногда ему удаются поистине фламандские картины, хотя у последних этюдов этой книги очень дурная направленность.
Corr. de Brandes. P. 120–122.
Степняк-Кравчинский. 1968. С. 338. Отрывок. Полный перевод И.Н. Васюченко и Г.Р. Зингера.
1. Большой очерк Г. Брандеса под таким названием был впервые напечатан в датском журнале «Tilskueren» в июне и июле 1896 г., а в 1897 г. вошел в собрание сочинений на немецком языке. Одна из глав этого очерка посвящена встречам с русскими революционерами — С.М. Кравчинским, П.А. Кропоткиным и В.И. Засулич. В 1905 г. русский перевод этой части очерка был напечатан в ряде газет (Русские Ведомости. — № 296, 10 нояб.; Тифлисский Листок. — № 274, 19 нояб.; Донская Речь. — № 274, 20 нояб.).
2. Сэр Генри Ирвинг (1838–1905) и леди Эллен Терри (1847–1928) — известные английские трагические актеры. С 1878 г. постоянно сотрудничали на сцене.
3. Опера-пародия на «Фауста» Гуно. Ее автора, Флоримона Эрве (Florimond Hervé, 1825–1892), считают, наряду с Ж. Оффенбахом, основоположником французской оперетты.
4. Жорж Экоут (1854–1927) — бельгийский франкоязычный писатель. Книга очерков «Разбойничий цикл» вышла в 1892 г. (2-е изд. — 1896 г.)
[Ньюкасл-он-Тайн,
2 ноября 1896 г.]
Люба сладкая.
Два слова второпях. Пришлось ехать, бежать, чтобы поймать поезд в колонию.
Вчера — блестящий митинг. Я не думал и не воображал, чтобы публика так хорошо приняла лекции чисто социалистические.
Здоровье хорошо. Завтра вечером буду дома в 8 часов, а пока раскрепко-крепко целую тебя, радость, и любку маленькую.
Твой П.
Архив МЗДК. Ф. 22/5152. Оп. 1. Д. 56, л. 53–53 об. Лист почтовой бумаги, сложенный в 6 раз и запечатанный почтовой маркой, разорванной при вскрытии. Адрес: Madame Kropotkin. Viola Bromley Kent. Датируется по почтовому штемпелю.
Viola. Bromley. Kent
[Early January, 1897].
Dear friend.
Better not. I just sat to work, and am awfully in arrear. — Simply despairing what I shall do to be ready on the 16th or 17th with a Recent Science article [1].
Better after that date I will write to you. You will excuse me, of course.
Very sincerely P.K.
Viola. Bromley. Kent
[Начало января 1897].
Дорогой друг.
Лучше не надо. Я ужасно запоздал с работой и сижу за ней, не отрываясь. — Просто отчаяние берет, сколько надо сделать, чтобы поспеть к 16-му или 17-му со статьей для «Recent Science» [1].
Будет лучше, если после этой даты я напишу вам. Вы меня извините, конечно.
Искренне ваш П.К.
IISH. Max Nettlau papers. Box 725. Датируется условно, по почтовому штемпелю места поступления — 5 января 1897 г. (штемпель Бромли срезан с конверта вместе с маркой). Дата, проставленная на письме неизвестной рукой — 25-01-1897 — безусловно ошибочна.
Перевод А.В. Бирюкова.
1. П.А. Кропоткин вел раздел «Recent Science» («Современная наука») в журнале «Nature»; очередная статья вышла в февральском номере 1897 г.
Viola. Bromley. Kent
January 12, 1897.
My dear Keltie.
Thank you very much for the excellent map of British North America. It produced quite a sensation in Ancoats, and the audience asked me to express their very best thanks to the Geographical Society and to you for your kindness. The greatest care will be taken of the map and it had to be sent, free, on Monday back to London. If there was something to pay on it, for carriage, kindly let me know it.
I had splendid audience, both for the lecture on Canada and on «Russia as it is».
Yours very sincerely
P. Kropotkin.
Viola. Bromley. Kent
12 января 1897.
Мой дорогой Келти.
Огромное спасибо за превосходную карту Британской Северной Америки. Она произвела настоящую сенсацию в Анкотсе, и слушатели просили меня выразить глубокую благодарность Географическому обществу и вам за вашу доброту. В понедельник карта со всеми возможными предосторожностями будет отправлена, бесплатно, в Лондон. Если за пересылку ее сюда нужно что-то заплатить, сообщите мне, пожалуйста.
У меня были прекрасные слушатели — и на лекции о Канаде, и на лекции о «России как она есть».
Искренне ваш
П. Кропоткин.
RGSA. Corr. block 1881–1910. J.S. Keltie correspondance files. Перевод А.В. Бирюкова.
| Till tomorrow only | 2 Charlotte Street Brighton March 24, 1897. |
Dear Keltie.
Your letters and the proofs found me here whereto I came to try to get rid of fever. I hasten to return the proofs in a separate envelope.
Mr. Mill [1] has already spoken to me of having everything in small paragraphs under separate headings. But do you think it applicable to this note. The separate paragraphs will come, when we know something more about these expeditions, but at the present time we know nothing yet but what I wrote. It is an interesting piece of news — that’s all — but these expeditions, put separately with a couple of lines each, are hardly worth mentioning otherwise.
I separate however Manchuria, if you prefer it that way, & omit my «I» & personal remark.
If you will put Roborovsky & Pyevtsoff [2] under one heading, better put sub-headings. The one is an analysis of Pevtsoff’s book on the expedition of 1889–90 [3]; — and the other is a piece of news about the last part of a quite different expedition, of 1893–95. The reader would confuse the two if you put them under one head without subheadings.
Pevtsoff is as good as Pyevtsoff. The latter is correct (Пѣвцовъ, and not Певцовъ), but Pev- can go, if you prefer.
Only we ought to consult in previous volumes how it stands. I have them not here.
Tomorrow I return home.
Yours sincerely,
P. Kropotkin.
Excuse blotting. Very bad writing appliances.
| Только до завтра | 2 Charlotte Street Brighton 24 марта 1897. |
Дорогой Келти.
Ваши письма и корректуры нашли меня здесь, куда приехал, чтобы попытаться избавиться от лихорадки. Спешу вернуть корректуры в отдельном конверте.
Милль [1] уже просил, чтобы я писал все небольшими абзацами под отдельными заголовками. Но я не уверен, что такое правило применимо к этой заметке. Отдельные абзацы годятся, когда мы знаем достаточно об экспедициях, но сейчас мы не знаем ничего сверх того, что я написал. Вот интересная новость, и все, — известия об экспедициях по две строки на каждую вряд ли стоит давать иначе.
Я выделяю, однако, Маньчжурию, если вы предпочитаете такую форму, но опускаю мое «Я» и личное замечание.
Если вы поставите Роборовского и Певцова [2] под одним заголовком, лучше дать подзаголовки. Одна заметка — это разбор книги Певцова об экспедиции 1889–90 гг. [3], а в другой даются новости о последней части совсем иной экспедиции, в 1893–95. Читатель будет путать их, если поместить их одной заметкой без подзаголовков.
Можно писать Pevtsoff, а можно и Pyevtsoff. Последнее правильнее (Пѣвцовъ, а не Певцовъ), но Pev- тоже можно, если вы предпочитаете.
Только надо посмотреть в предыдущих томах, как там было. Здесь у меня их нет.
Завтра я возвращаюсь домой.
Искренне ваш
П. Кропоткин.
Простите за грязь. Очень плохие письменные принадлежности.
RGSA. Corr. block 1881–1910. J.S. Keltie correspondance files. Перевод А.В. Бирюкова.
1. Хью Роберт Милль (Hugh Robert Mill; 1861–1950) — английский географ, в 1892–1900 гг. — библиотекарь Королевского географического общества. Корреспондент П.А. Кропоткина.
2. Всеволод Иванович Роборовский (1856–1910) — исследователь Центральной Азии; Михаил Васильевич Певцов (1843–1902) — географ, исследователь Туркестана и Центральной Азии.
3. См.: Певцов М.В. Путешествие по Восточному Туркестану, Кун-Луню, северной окраине Тибетского нагорья и Чжунгарии в 1889 и 1890 гг.: отчет бывшего начальника Тибетской экспедиции. — СПб., 1895. — XIV, 424 с. — (Труды Тибетской экспедиции 1889–1890 гг.; Ч. 1).
Viola Bromley Kent
March 31 1897
Dear Miss Roche
Thank you very much. It is not hurried, only a first instalment — the proof of the 1st page & little more — would clear Cantwell.
Thank you the more as I fully realise all your troubles. Really we give too much of our labour & pains for the comfort we acquire for that.
I send you Sophie’s copy bound at Clairvaux and I write to Grave for another copy.
Much love from all
PK
Viola Bromley Kent
31 марта 1897
Дорогая мисс Роше.
Большое спасибо. Это не спешно, только первая часть — черновик первой страницы и еще немного — будет лишь Кантуэлл.
Большое вам спасибо, — я ведь прекрасно понимаю все ваши трудности. Действительно, мы отдаем слишком много труда и усилий ради приобретаемых удобств.
Я посылаю вам Сонин экземпляр, переплетенный в Клерво, и пишу Граву насчет другого экземпляра.
С сердечными приветом от всех нас
ПК.
Архив МЗДК. Ф. 22/5152, оп. 1, д. 49, л. 3–3 об. Перевод А.В. Бирюкова.
[Bromley]. Sunday [April 4, 1897.]
Dear friend.
Wess writes that I must return to you this proof. So I do.
How are you going on? — Next Tuesday I come to London, to stay a week. Could we not meet? Any afternoon or evening would do. I hope to find a room at the same address, 26 Montague Street W. C., whereto you could drop a word of appointment to meet.
Wess writes that he left Freedom. What is again to matter? Shall we have again to go on with Cantwell?
Heartest good wishes to you and yours’. Health a little better.
Yours friendly
PK.
[Бромли]. Воскресенье [4 апреля 1897.]
Дорогой друг.
< p>Весс пишет, что я должен вернуть вам эту корректуру. Что я и делаю.Как ваши дела? — В следующий вторник я еду в Лондон, на неделю. Почему бы нам не встретиться? Годится в любой день после обеда или вечером. Я надеюсь найти комнату по тому же адресу: 26 Montague Street W. C, куда вы можете черкнуть пару слов, назначив встречу.
Весс пишет, что он ушел из «Freedom». Что опять случилось? Должны ли мы теперь продолжать с Кантуэллом?
Самые сердечные пожелания вам и всем вашим. Мое здоровье немного лучше.
С самым дружеским приветом
ПК.
IISH. Alfred Marsh collection. Inv. № 33. Датируется по почтовому штемпелю на конверте. Перевод А.В. Бирюкова.
Viola. Bromley. Kent
April 21, 1897.
Dear Keltie.
Very best thanks for all the trouble you take with the book. I write to you a letter which, if you think it advisable, you could send direct to M. Methuen [1], in reply to his letter. Really it was not worth keeping to MS. all this tune to offer such conditions.
With best wishes
Yours sincerely
P. Kropotkin.
Viola. Bromley. Kent
21 апреля 1897.
Дорогой Келти.
Огромное спасибо за все ваши хлопоты в связи с книгой. Я пишу вам письмо, которое, если сочтете это целесообразным, вы можете переслать г. Мэтюэну [1], в ответ на его письмо. Действительно, в таких условиях не стоит оставлять всё это в рукописи.
С наилучшими пожеланиями,
искренне ваш
П. Кропоткин.
RGSA. Corr. block 1881–1910. J.S. Keltie correspondance files. Перевод А.В. Бирюкова.
1. Мэтюэн — издательская фирма, издававшая современную художественную литературу.
Bromley 22 апреля 1897.
Родной мой
Письмо твое «к молодому народовольцу» прочел с превеликим удовольствием. Идея о государственном капитализме и нова, и верна. Так верна, что стоит прочесть, чтобы убедиться в ее верности. Может быть, кто-нибудь, где-нибудь и подходил к ней, но в общем течении современной мысли ее следов не видно. Я подходил к ней, говоря о Германии, по поводу амурничаний социал-демократов с Вильгельмом II-м, при его вступлении на престол, но она путалась у меня с «государственным социализмом» и «цезаризмом». Многие, должно быть, нападали тоже на социал-демократов в Германии за их поклонение государственному производству и сосредоточению, к которому они стремятся, — почты, железных дорог, банков, винной продажи и т.д. в руках государства, — чем и вызваны были протесты, особенно Бебеля, как бы их не смешали со сторонниками Бисмарка в его объединении государственного страхования и государственного направления рабочими союзами (конечно, эти протесты — политические слова, и суть плод недоразумения между государственным «социалистом» Бисмарком и социал-демократами, которых он по глупости преследовал).
Словом, к этому вопросу подходили; но этой простой, ясной и верной формулировки — государственный капитализм — я нигде не встречал. А между тем одно это название бросает совершенно новый свет на всё, что теперь происходит, и, как всякое умное определение, полно массы последствий. (Мне очень хотелось бы перевести это для «Temps Nouveaux», и если это у тебя копия письма, то пришли для перевода. Или ты переведи, как есть, для «Freedom».)
Твое основное положение, его приложение к соц[иал]-дем[ократии], и твои практические выводы безусловно верны.
Действительно, Россия становится страною государственного капитализма. К этому стремилась и до-революционная Франция, стремился и Бисмарк. Но нигде оно не могло осуществиться так, как в России.
⅔ земли — государственная (вся Сибирь).
Жел. дороги — д°.
Промышленность — в руках у государства не только косвенно, но и прямо (теперь регулируют сахарное дело). Косвенно же, прибавь пособия, ежегодно выдаваемые тем или другим заводчикам, без которых жел[езное] дело на Урале не могло бы существовать.
Государство — главный банкир.
Оно занимало для железных дорог (почему и могло скупить все).
126 отделений Государственного банка выдают миллиарды ссуд под хлеб, товары и торговые векселя. Нервная система производства в его руках, а обусловливается это, главным образом тем, что у нас капиталы — заграничные, заемные.
Снабжение хлебом: 240 милл. на голод, скупка хлеба на Кавказе и перевозка (Вендрихом) в Россию.
И т.д. Словом — превосходную ты сможешь нарисовать картину, когда начнешь статью, которую непременно начинай.
— В приложении к соц[иал]-дем[ократии] — абсолютно верно твое пророчество. Фактов в подтверждение — тьма. Сейчас, социал-демократы в Швейцарии были разбиты, но собрали более 100.000 голосов, в пользу монополии Государственного банка (де-Виттовщина, стало быть).
Винная торговля — от Государства — их идеал. За него ратуют в Швейцарии.
Там же идет агитация за снабжение хлебом.
Почта государственная — пример, не сходящий с их уст.
Государственные железные дороги тоже их идеал (тогда как здесь нарождается желание узнать, как бы национализировать, т.е. социализировать жел[езные] дор[оги] помимо государства: кооператоры просили меня написать об этом для их Annual).
Словом, предсказания твои безусловно верны.
— И 3-й пункт — указания из сего для практической деятельности тоже верны. Все, исходящее из народной жизни, должно быть выдвинуто против этого государственного течения.
Один детальный пункт. Ты не прав, поместив «абсолютизм, мир и община» в одну категорию. Они — антагонисты в истории. Мир, свободный (и ничто другое), в союзе с вольными городами, создали Швейцарскую республику. Им она и держится. И общее мнение во Франции то — что Французская республика — не республика именно потому, что мира нет. Через Syndicats agricoles, дозволенные в 1884 году только, мир возобновляется во Франции — так возобновляется, что земли, владеемые на частном праве, складываются кое-где в одно и управляются на общинном праве, когда этого требуют нужды усиленного молочного хозяйства.
При том, мир и трехпольная система — не синонимы. В Московской губ. мир — не помещики — при малейшей поддержке от земств вводят 4-х и 5-польное травосеяние. И в крупных размерах!
В Германии, где есть мир, масса подобных примеров. Мирские леса и горные луга, в Швейцарии — образцы лесо- и луговодства. И т.д., и т.д. (см. мою статью, где много таких фактов).
На юге же мир (менее бедный) главный проводник машинного сельского хозяйства. Те округа к С. от Азовского моря, на которые В.В. указывает, как на пример личного землевладения, переходящего в общинное, — вместе с тем главные центры машинного хозяйства, и, как говорит «Times» по «Consumer Reports», Таганрог главный в мире центр производства жатв[енных] машин — для богатых деревенских миров. — Ну, да это маленькая деталь, хотя и важная. Народничество русское недаром опирается на мир (который захудал-было после освобождения, а за последние 10 лет восстановляется, против бюрократии, которая вся думает, как буржуазные экономисты и соц[иал-]демократы, что мир — старье). И недаром соц[иал-]дем[ократы] требуют его уничтожения. Государственный капитализм Каткова — того же мнения: обезземельте, чтобы дать руки для промышленности.
Меня глубоко радует, что ты так поставил дело. Борьба с государственным капитализмом во имя народного хозяйства — понятная формула, которая включает и экономическую, и политическую свободу. На нее отзовутся честные сердца в России, и она объединит их. Постоянно слышишь из России, что молодежь тяготится соц[иал]-дем[ократически]м доктринерством, но идет к ним, так как другие ничего не делают.
Теперь — формула боевая есть. Удобная и разумная. Менее страшная, чем зап[адно]евр[опейские] боевые слова, и достаточно широкая. Симпатичная и подсказанная тебе русскою жизнью. Нужно бы, не теряя времени, выступить с нею.
Помнишь, мы тогда вечером говорили, и Чер[кезов] настаивал, что мы мало полемизировали. Доля правды в этом есть, но не все. Мы ничего не делали, а предоставили завладеть рабочим делом им. Одни искали союза с либералами политического пошиба, другие — увлекались словом конституция, забывая, что конституции бывают всякие: Швейцарская, основанная на независимости общины и города, и немецкая, основанная на империализме, и т.д. Пора, наконец, сказать, что люди ждут свободы не для права писать умные статьи, а ради такого-то экономического принципа. Иди напролом со своею идеею — сделаешь хорошее дело. А за сию идею крепко тебя обнимаю.
Петр.
Русский историч. архив. 1929. С. 310–313. Публикация В.А. Мякотина.
Viola. Bromley. Kent
April 27, 1897.
Dear Keltie.
The Methuen: did as I expected they would do. The terms I offered were not so very different from theirs — 2000 copies they surely expected to sell, otherwise they would not have offered to print it all — in a cheap edition. — They only need not have kept the book for two months, and make me loose at least six months in bringing out the book.
Thank you very much for your offer of sending the MS. to the Authors Syndicate, but I think I must not trouble you more with this book — you have already too much to do. I only must ask you kindly to return me the MS., and, if it is not too much trouble, to give me the address of the Syndicate.
— All the notes in Nature you have long since for the Geographical Journal; I saw them in proofs last month. All but one, about Sven Hedin who is sure to write to you himself, as he used to do.
— Semenoff’s Addenda to Ritter’s Asia — one volume, the first, appeared in 1859, was translated in German (Amur). The others were very fully analysed in Petermann’s Mittheilungen, as they appeared, and the last ones in the Geographical Journal. But a full condensation (which would be more useful) of this remarkable work does not exist.
Yours sincerely,
P. Kropotkin.
Viola. Bromley. Kent
27 апреля 1897
Дорогой Келти.
Мэтьюэн: сделайте так, как, полагаю, они сделали бы сами. Термины, предложенные мною, не слишком отличались от употребляемых ими; 2000 экземпляров, которые они, видимо, надеются продать — иначе они не стали бы затевать печатания, в дешевом издании. Им только не следует задерживать книгу на два месяца и для выпуска ее в свет освободить меня по крайней мере на полгода.
Благодарю вас очень за предложение послать рукопись в Авторское Общество, но думаю, что мне не следует больше беспокоить вас с этой книгой — вы и так слишком много сделали для меня. Я лишь прошу вас возвратить мне рукопись и, если это не слишком обременительно, прислать мне адрес Общества.
— Все заметки, которые есть у вас в «Nature», давным-давно предназначены для Geographical Journal; их корректуры я видел в прошлом месяце. Все, кроме одной, о Свене Гедине, который, я уверен, сам вам напишет, как это он всегда делает.
— Приложения Семенова к Риттеровой Азии. — Первый том, появившийся в 1857 г., был переведен на немецкий (Арндтом). Остальные тома были детально разобраны в Petermann’s Mitteilungen по мере выхода, а последние — в Geographical Journal. Однако полное изложение (которое было бы более полезно) этой замечательной работы не существует.
Искренне ваш
П. Кропоткин
RGSA. Corr. block 1881–1910. J.S. Keltie corr. files. Перевод А.В. Бирюкова.
Viola. Bromley. Kent
April 29. 1897
Дорогой Теплов.
В British Museum’е действительно многого не хватает. Помочь этому можно, конечно, только отчасти. Лучший способ, самый прямой и простой, был бы прежде всего составить список того, что желательно приобрести, и когда такой список будет составлен, — с указанием, где чтó можно найти — тогда, я думаю, достаточно будет наших подписей, чтобы побудить управление Br. M. к нужным хлопотам — покупке или иначе. Если просить кого-нибудь из англичан, то к тому же придет; он спросит: «укажите, чтó вам нужно». Не думаю, впрочем, чтобы ходатайство англичанина имело больше значения, чем наше.
Значит, прежде всего список того, что нужно.
Вообще, Br. Mus. не любит просить, а предпочитает купить, так что надо обозначить всё, что только можно купить, здесь или в Лейпциге.
Как вы живете-можете? Давно ли видели Эсп. Ал. [1]? Как они живут?
Я опять забился в работу — вперемежку с хворостями. Соня и Шурка в деревне — Шуркин Easter Holiday [2] справляют, и сил нагуливают.
Крепко жму руку
П. Кропоткин
ГАРФ. Ф. 1721. Оп. 1. Ед. хр. 34, л. 3–4 об.
1. Эспер Александрович Серебряков (1854-1921) — народоволец, морской офицер. С 1883 г. в эмиграции.
2. пасхальные каникулы — (англ.).
Crockham Hill,
near Edenbridge, Kent.
May 1, 1897.
Dear Keltie,
I have the earlier volumes of Ritter’s Asia and Semenov’s Addenda at your disposal. The work is: —
*Vol. I. 1856. (Amur) translated & addenda by Semenoff.
Vol. II & III. 1857–[185]9. Altai & Sayan, translated with annotation by Semenoff.
**Vol. III. [Part] 2. 1860. Altai & Sayan, Addenda by Semenoff & Potanin 6; have it not.
*** Vol. IV. 1894. East Siberia, vol. I. Sayan. Addenda by Semenoff.
*, ** & *** are capital volumes embodying all newer work, admirably written. Geographical generalisation & details entirely in Ritter’s spirit.
I have moreover:
Semenoff’s Geographical & Statistical Dictionary of the Russian Empire 1864–89, 5 vols., from 700 to 900 pp. each.
This is a fundamental work, which lies at the basis of whatever has been written in all languages by whomsoever, about Russia. The articles Altai, Caucasus, Amur, Turkestan, Kirghiz Steppes, Novaya Zemlya, Urals, etc., etc., as also Buryats, Tunguses, Kalmyks, Kirghizes, Circassian stems etc. have been copied, re-copied, abridged & reabridged in every work on Russia, — to say nothing of Meyer’s, Brockhaus’s, Keith Johnstone, Chambers, Britannica etc., etc. (In Britannica worked out further by me) & copied & recopied since.
— Semenoff’s Fifty Years History of the Russian Geographical History [sic — А.Б.] in 3 vols. is a complete summary with admirable appreciation of all expeditions Hoffmann, Semenoff, Siberian Przewalski etc., etc., known & unknown, for the last 50 years. We have it not. It is the work I several times worried you about, asking to write to Grigorieff. I have the Ritter’s volumes * and ***, and the Geographical Dictionary, and can write to a friend to send them to you, if you like.
Semenoff is a Russian functionary, ready to serve under liberal and reactionary ruler alike and of course has no personal sympathy of mine, but scientifically, I think, that all taken, your choice was not bad. Of course, it being granted that the medal goes to a geographical writer — not to an explorer, or rather to an expedition.
I am here for a few days, trying to get rid of a bad cold and fever again.
Yours sincerely,
P. Kropotkin.
Crockham Hill
около Edenbridge,
Kent. 1 мая 1897
Дорогой Келти.
К вашим услугам у меня есть первые тома Риттеровой Азии и приложений Семенова. Это:
*Т. I. 1865 (Амур), перевод и дополнения Семенова.
Т. II и III. 1857–[185]9. Алтай и Саяны; переведенные и дополненные Семеновым.
**Т. III, [ч.] 2. 1860. Алтай и Саяны. Дополнения Семенова и Потанина, у меня его нет.
***Т. IV. 1894. Восточная Сибирь, т. I, Саяны, дополнения Семенова.
Кроме того, у меня есть:
Географический и статистический словарь Российской Империи, Семенова, 1864–1889, 5 томов, от 700 до 900 стр. каждый.
Это — фундаментальный труд, в основу которого положено всё, что когда-либо было написано, на всех языках, кем бы то ни было, о России. Статьи «Алтай», «Кавказ», «Амур», «Туркестан», «Киргизская степь», «Новая Земля», «Урал» и т.д., и т.д., а также «Буряты», «Тунгусы», «Калмыки», «Киргизы», «Черкесские племена» и т.д., переписывались, пере-переписывались, сокращались и вновь сокращались во всякой работе о России, не говоря уже об энциклопедиях Мейера, Брокгауза, Кейт-Джонсона, Чемберса, Британнике и т.д. (в «Британнике» этим делом занимался, в частности, я) и вновь копируются и переписываются.
«История полувековой деятельности Русского географического общества» [1] Семенова, в 3-х томах, — это полный обзор с превосходной оценкой всех экспедиций — Гофмана, Семенова, Сибирской, Пржевальского, и т.д., и т.д., известных и неизвестных, в течение последних 50 лет. У нас ее нет. Это та работа, о которой я несколько раз напоминал вам и просил написать Григорьеву. У меня есть тома Риттера * и ***, а также Географический Словарь; если нужно, я могу написать приятелю, чтобы он вам прислал их.
Семенов — русский вельможа, одинаково готовый служить и либеральной, и реакционной власти, и конечно, я лично ему не симпатизирую, но с точки зрения науки, полагаю, ваш выбор неплох. Разумеется, можно быть уверенным, что медаль достанется писателю по географии, а не исследователю или же путешественнику.
Я нахожусь здесь несколько дней, опять пытаясь избавиться от простуды и лихорадки.
Искренне ваш
П. Кропоткин.
RGSA. Corr. block 1881–1910. J.S. Keltie corr. files. Перевод А.В. Бирюкова.
1. В оригинале описка: «Русской географической истории».
11 мая 1897.
Дорогой мой товарищ,
Простите, пожалуйста, что так долго не отвечал на ваше в высшей степени интересное письмо. Опять хворал, да так, что пришлось бросить очень спешную работу и уехать на поправку за город. Кой-как поправляюсь, но не совсем.
М[аевско]му [1] в Женеву сейчас же напишу, а покуда — о парижских делах.
Я вижу, что Грав и Жирар заявили в Temps Nouveaux, что кроме самых дружественных чувств к вашему кружку, как я и ожидал, никаких других не питают. Увлекаться в журнальной полемике — дело у них обычное; скажу только, что когда я читал статью, подписанную «Kroujok» [2], я сразу подумал: «Не то, не так сказано» — и пожалел, потому что в полемике люди всегда привяжутся не к сути, а к обороту. Такова, к сожалению, человеческая натура. Вот если бы вы послали целиком ваше письмо, где все так прекрасно изложено (мы втроем читали и в один голос это сказали: Черкезов, Соня и я), то сразу полемика была бы поставлена на настоящий путь.
(Я сейчас перечитал письмо «Kroujok». Видно, оно было написано сгоряча: слишком задорно, слишком лично, а сути дела не касается.)
Ну, да это все не важно, все прошлое. Перехожу к сути дела, т.е. к вашему письму, к его прекрасно поставленным вопросам, к будущему.
По отношению к Критскому вопросу, мне кажется, ваше отношение было совершенно правильное. Уж на что Malatesta стремится ко всякой такого рода деятельности, но даже Agitazione [3] вынуждена была лить холодную воду на головы тех, кто порывались в волонтеры. Очень длинно было бы писать на эту тему, очень длинно: тут масса политических интриг, масса осложнений. Но все это в данном случае по отношению к Криту, а не по отношению к национальным вопросам вообще.
В формулировке вашего отказа [пункты] 1) и 3) — совершенно верны (не хотите с антисемитами и прочей сволочью; не хотите обращаться к правительству (ещё бы! только этого не доставало!!). Но пункт 2) «не считаете нужным присоединяться к манифестациям чисто националистического характера» — пункт спорный. По крайней мере, в этой его общей форме.
Мне кажется, что «чисто-националистического характера» национальных движений не существует. Везде есть экономическая подкладка, или подкладка свободы и уважения личности. Экономическая подкладка была в национальном движении Сербии и Болгарии. Оказалось после войны, что турки (т.е. не турки одни, а люди турецкого правительства и чиновной аристократии отуречившиеся болгары, греки и т.д.) были крепостными помещиками болгар. Крепостное право в Болгарии существовало вплоть до войны 1878 года. Laveleye [4], съездив туда, говорят, прекрасно это показал; болгарское правительство приняло на себя обязательство платить выкуп турецким помещикам за уничтожение крепостного права, и главная опора русских интриг в Болгарии: «Смотрите, что ваши князья делают; вы с боя взяли волю, а они обязывают вас платить выкуп».
То же, мне сдается, и в Крите, где деревенщина — крестьяне — греки, а городские жители — турки, и, в особенности, сам султан (на удельном праве) — главный помещик — я думаю, крепостной.
Наша задача была бы выдвинуть экономический вопрос. Я думаю, даже после многих дум об этом вопросе, что неудача всех националистических движений (польского, финского, ирландского, даже, думаю, грузинского, хотя Черкезов это отрицает, но mollement [5]) лежит в этом проклятии всех национ[алистических] движений, что экономический вопрос — всегда земельный — оставляется в стороне. Польша три раза гибла из-за этого. В Финляндии русское правительство опирается на финское движение против помещиков-шведов. Шамиля Россия разбила, начав уничтожать креп[остное] право и рабство, в котором муллы и свита Шамиля держали черкесов (это прекрасно рассказано), и т.д., и т.д. В Ирландии главное зло в том, что вожаки такие же землевладельцы, как и англичане (Parnell, между прочим), конечно, католицизм и подчинение попам.
Словом, мне сдается, что в каждом националистическом движении нам предстоит крупная работа — поставить вопрос на экономическое основание и вести агитацию против крепостного права и т.д., заодно с борьбою против чужой национальности.
Затем есть много других соображений. Я ненавижу русское правительство в Польше не потому только, что оно поддерживает экономическое неравенство (оно оказалось в этом отношении радикальнее польских панов и тем задавило восстание 1863-го года). Оно задавливает личность, а всякого угнетателя личности я ненавижу (польский язык, польские песни и т.д.). То же самое в Ирландии, где мои приятели сидели в кутузке за пение Green Erin и ношение зеленых шарфов.
В странах же, подвластных Турции, дело еще хуже. Конечно, рабочие страдают везде, конечно, их убивают с детского возраста на фабриках, конечно, все ужасы тут есть. Но разница есть между этим гнетом и насилованием матерей и избиением детей шашками. Пусть завтра 10 рабочих женщин потерпят в Париже судьбу армянок, пусть 2 ребенка будет зарублено хозяевами фабрик — и Париж восстанет и сметет фабрики с лица земли.
Где бы люди ни восставали против гнета личного, экономического, государственного, даже религиозного, а тем более национального — мы должны быть с ними. Восставали, заметьте. Вот почему все мои симпатии неграми в Америке, с армянами в Турции, с финнами и поляками в России т.д.
Заметьте еще, дорогой мой друг, что все эти движения идут рука об руку. Вы не пережили годов 1859–1860. Но могу вас уверить, что смелые походы Гарибальди больше сделали для подъема либерального, радикального, бунтовского и социалистического духа во всей Европе, чем что бы то ни было. Мужики в России ждали Гарибальди: «Не будет воли, пока Гариб[альди] не придет», — я слыхал сам. А вы знаете, что не будь в России крестьянских бунтов, не было бы и воли. И т.д., и т.д. — страницы пришлось бы исписать.
В критском деле ничего нельзя было сделать. (Движение пошло государственное и еще вопрос, что больше раздуло его: английские деньги или бунтовской дух критян.) Но не отрицайтесь от националистических движений. Их пора еще не прошла, и нам придётся в них принимать участие.
Еще одно: пока национальный вопрос не решен — все силы страны идут на него. Или вся их деятельность подчиняется национальному вопросу. Пример — Сербия, Ирландия.
В национальных вопросах нам, как и везде, предстоит сыграть свою роль. Вы знаете, что в ирландском движении родилась партия (мой большой приятель один и его друг Davitt), которая выдвинула, помимо отнятия земли, социалистическую, или, точнее, рабочую программу. Вы знаете движение Tom Mann’а [6] для dock-labourers. Но знаете ли вы, что оно зародилось от ирландцев, в Glasgow? Это был план некоторых, весьма немногих ирландцев, парализовать всю торговлю Англии громадною стачкою в доках, для чего депутаты были посылаемы этою группою ирландских националистов в Америку. Tom Mann продолжает; но я хорошо знаю ирландское происхождение этого движения.
Так вот нам и предстоит, я думаю, в каждом национальном движении выдвигать народные вопросы рядом с национальными. Но для этого чураться национальных движений нам не приходится. В двух словах наше отношение такое: «Вы хотите свергнуть иго русских, турок, англичан? Превосходно! Взгляните на дело шире! Ставьте народный вопрос — тогда вы разрешите национальный! Мы тоже ненавидим ваших угнетателей, но мы смотрим глубже и видим угнетенный народ!» «Не мешать, не сторониться от вас мы будем, а выдвинем народный вопрос. Честные из вас, националистов, будут с нами!»
(Не поражает ли вас — мне оно сейчас в голову пришло — как это отношение сходно с отношением к политическим радикалам вообще? — «Вы хотите политической свободы? Делайте из нее народный вопрос!» Это ведь наше отношение к России. Мы тоже ненавидим самодержавие, но видим глубже и ставим вопрос шире.)
Вот, дорогой мой друг, наскоро ответ на ваш первый вопрос: должен ли анархизм поддерживать националистическое движение вообще и критское в частности.
Второй ваш вопрос «о чувстве» и 3-й о политике и ответа не требуют. Конечно, полемику следует вести без бранных слов и никогда не личную, но люди никогда не удерживаются в этих пределах; почему я всегда предпочитаю совершенно избегать полемики, а высказываться отдельно. Делаются, мол, такие-то замечания, возражения, так вот что я думаю по этому вопросу; и в таких случаях я беру мнения не такого-то человека или кружка, а направление вообще и, следуя совету милейшего Дарвина, стараюсь еще подкрепить то направление, которое я собираюсь оспаривать разными доводами, которые они могли сами упустить или не высказали в данном случае, но могли бы привести. Хорош ли этот прием, не знаю. Может быть, лучше было бы вести полемику прямо, но, во всяком случае, ее бы следовало вести без личного задора; а ни Girard, ни «kroujok» на этой бесстрастной почве не удержались. Но это все — дело прошлое, а в вашем письме вы ставите вопрос несравненно более важный. Вы пишете, что «некоторое пренебрежительное отношение к теории теперь вообще замечается» и приводите примеры — Peinard [7], pain gratuit [8] и т.д. Ваша группа считает нужным противодействовать этому течению и я тоже. Но давайте попробуем разобраться в этом в высшей степени важном и насущном вопросе. Насущном потому, что такое течение сильно заметно. Не далее как на днях мне пришлось слышать такое замечание от одного «теоретика»: «Что ж, теперь надо ждать, что будут анархисты вотирующие. Merlino [9], между прочим». Отчего же нет? Что же скажут «практики»?
Вопрос грозный для всех, без исключения, партий и единичных деятелей — вопрос, на который каждому из нас приходится ответить в жизни, да так, что тем или другим ответом на этот вопрос определится навсегда нравственная и политическая физиономия человека и партии.
Оба крайние ответа: «Стой особняком» и «Валяй во все», оба не годятся. Компромиссы, вообще, ничего не стоят; и вот приходится искать другого ответа.
«Валяй во все» известно, к чему приводит. Недалеко ходить за примером. Социал-демократы налицо.
Еще в 1869 году, Liebknecht писал: «Wer parlamentiert — parlamentelt; wer parlamentelt — paktiert» [10]. И его предсказание сбылось, да так скверно сбылось, что в настоящее время от социализма в социал-демократии ничего не осталось. И если бы анархисты поддались «прелестным словам» Peinard’а — отголосок весьма многих других, целого течения — то в 10 лет ничего бы не осталось от анархической партии: пришлось бы создавать новую, и сама идея затерялась бы, пришлось бы ее возобновлять.
А с другой стороны, «стой особняком» тоже не годится. Особняк особняком и остается и никакого влияния на ход истории не имеет. Другие, большей частью прощелыги, захватывают течение, становятся руководителями, ведут его в пользу свою или своего класса, и народ выходит из водоворота событий таким же обманутым, обойденным, обездоленным, как всегда.
В жизни каждой партии есть минута, когда она должна «удалиться в пустыню». Мы пережили для вас это время. Время, когда приходилось держаться группами в 3–5–10 человек, выработать известную теорию в ее теоретическом основании и ее жизненных приложениях и для этого держаться особняком. Вернее, что каждому человеку порознь приходится переживать тот же период ради выработки своего мировоззрения.
Но вот идеи партии начинают распространяться, захватывают все более широкие круги людей, и приходится давать ответы не теоретические, а ответы действием на поставленные жизнью вопросы. Как тут быть?
Громадное большинство людей, а следовательно, и партий, идут на компромиссы, и от компромисса к компромиссу катятся по наклонной плоскости к полному обезличению. Но отчего это происходит? Оттого, что личность их сама не выражена достаточно определенно. Оттого, что попавши в новую среду, не они налагают свою печать на эту среду или хоть на нескольких в этой среде, но воспринимают ее печать. Оттого, что у них самих мало за душой.
Вот тут-то и важна группа людей, журнал — их выразитель, или ядро партии, которые остаются верны самим себе, своим идеалам, но не запершись в монастырь, а оставаясь на публичной арене, действуя на историческом поприще сообща или рядом с другими людьми. Эта кучка стойких бойцов поддерживает идеал, принцип среди тех, которые готовы разменять его на побрякушки, лишь бы найти какое-нибудь шумное выражение чувств. К сожалению, таких стойких деятелей обыкновенно бывает мало, слишком мало. Одни катятся вниз по наклонной плоскости, другие запираются в монастырь и скоро увлекаются пустяками своей монастырской жизни или махают рукой на все.
Я ни на минуту не сомневаюсь, на чьей стороне ваши симпатии. Ни монастырь, ни наклонная плоскость вас не увлекут. Значит, надо стать в ряды стойких бойцов, деятелей.
Это вообще. А вот возьмите частности: Вы упомянули кооператоров, так я их и возьму. Чего хуже! Настоящие буржуи. А между тем, идея, родившая это движение, не была буржуйская; да и теперь идея, вдохновляющая многих из их деятелей, тоже не совсем буржуйская. Можно так к ним отнестись: дела мне нет до них: они буржуи. Так мы и делали, пока нас было 10–100 человек и пока не было никакой надежды, что среди кооператоров зародятся коммунистические, а тем более анархические идеи. Но, в силу духа века, такие идеи зарождаются среди них. Мало того. Сущность, идея их движения — создать группы производителей и потребителей, обменивающиеся своими произведениями, плодами своего труда. Не будь этой затаенной идеи, их движение давно бы заглохло. Идти обращать Ротшильда в социализм бесполезно; но в кооператорах пробудить коммунистические идеалы, а тем более безгосударственные идеалы возможно. А потому, если представится человек стойкий, продумавший и переживший принципы анархизма, и бросится в агитацию анархическую или коммунистическую среди кооператоров, пусть идет. Нужно только, чтобы он не покатился вниз, по наклонной плоскости, чтоб он чувствовал опору в дружной, стойкой группе, которая не идет на компромиссы, не свертывает знамя. Сейчас английские кооператоры дружат со мною. Государственный социализм им противен. Они просили меня написать для их Annual статью о земледелии, я написал. На днях они просили для следующего Annual статью о национализации железных дорог. Они, я знаю, не хотят национализации à la Bismarck et Liebknecht-Плеханов и спрашивают себя: как же устроить, чтобы вырвать дороги из рук капиталистов и обратить их на службу народу. Им претит государственная национализация, и они ищут анархического выхода. И если бы я знал, думал об этом, а главное, если бы я мог с год пожить среди железнодорожных рабочих, я бы написал. Я бы написал, а другой, кот[орый] писать не может или не хочет, — отчего бы он не якшался с ними, не толкал их на социалистический путь, не сеял между ними анархических воззрений словами?
Заметьте, что если мы откажемся думать в таких случаях, искать формулы, помогать им в их поисках — что из этого выйдет? Не видя помощи от нас, они примут ходячие государственные формулы, пойдут в государственный социализм, в социал-демократическую узкость и политиканство. Выйдет то, что вышло в 1878 г. с болгарами, которые бросились в руки России — бросились бы к чёрту в руки — потому что ниоткуда не видели поддержки; и вышла Болгария-королевство, преподлое вдобавок, за неимением республиканской, или социалистической, или анархической силы, которая им бы помогла.
Возьмите Россию. В ней идет сильное движение рабочее («не те рабочие стали в два года» — говорил недавно один англичанин, живущий несколько лет в России). Никто ими не занимается, кроме социал-демократов. И вот оно — в их руках, и они поведут его по своей дорожке на погибель. Да разве не то же в Западной Европе? Все это движение попадает в руки политиканов, которые душат его, как задушили уже революционное 1-ое мая. Почему? потому что нас, анархистов, так мало и те, которые есть, сторонятся от этого движения — даже когда рабочие не сторонятся от нас — вместо того, чтобы идти в него, и даже в стачках считают «very anarchistic» не присоединяться к стачечникам, а продолжают работать.
Удержать чистоту принципов, стоя особняком, не мешаясь ни в какие общечеловеческие дела, заслуги нет никакой, и пользы нет никакой. Надо удержать их, работая с другими, среди других. Замечу мимоходом, с большою горечью, что на деле беспрестанно выходило так, что люди, стоявшие на самом беспощадном отрицании всего: стачек, рабочей агитации и т.д., годам к сорока обыкновенно поворачивали круто, как раз в противоположную сторону.
Наша партия теперь вступает в критический период. Симпатизирующих нам так много, что со всех сторон к нам подступают люди, принимающие малую толику нашей программы: буржуа-пенсерьянцы, буржуа-экономисты, религиозные люди, толстовцы, люди, недовольные парламентом и т.д. Одни хотят оттолкнуть всех их, другие — объединить всех. И то и другое ошибочно. Ни объединять, ни отталкивать нам их нечего. А составить группу стойких людей, которые и в стачку пойдут, и останутся анархистами и к полякам пристанут, но, как я раз выразился на польском митинге, будут готовить первую пулю на польского диктатора и первую веревку на польского пана и польского помещика; и в рабочее движение войдут, чтобы в него внести наши принципы и дать отпор политиканам. Многие на этом свихнутся и покатятся по наклонной плоскости, как Merlino или Costa [11], скатертью дорога! Нам они не нужны. Лучше пусть катятся в преисподнюю теперь, чем тогда, когда на улице начнется движение и их отставанье будет равносильно измене.
Конечно, ничто человеческое нам не чуждо. Везде мы можем сказать свое слово, внести свою идею, новую и плодотворную. И мы должны, по мере сил и людей, это делать. Мы должны заранее предвидеть, что вокруг нас будут идти сотни разных движений. Всех обратить в анархизм мы не можем; да оттого мы и анархисты, что всех под один колпак не подведем. Но все эти движения имеют свою причину, свое основание. И во всех этих движениях мы должны, с откровенностью Базарова, высказать наше мнение и, если возможно, оказать наше влияние.
Для нас есть один предел: никогда мы не станем в ряды эксплуататоров, правящих и духовных наставников; и никогда мы не станем выбирать или назначать себе эксплуататоров, правителей, наставников. Это очень много, больше даже, чем кажется на первый взгляд, и этого довольно. Во все остальное мы можем и должны соваться. Никогда мы руки не приложим к созиданию какой бы то ни было пирамидальной организации — экономической, правительственной или учительски-религиозной (хоть бы даже революционной); никогда своими руками не будем создавать правления человека над человеком в области производства и распределения, политической организации, наставничества, революционной организации и т.п.
А затем во все остальное, мне кажется, мы должны соваться и вносить наше отрицание и наше построение. Если кто свихнется на этом пути примет их воззрения, вместо наших, мы простимся с ним, вот и все! И так и надо — прямо, базаровски прямо сказать ему: adieu Costa, adieu Brousse, adieu Barrucand, adieu Merlino; fais ce que tu veux, nous continuerons notre œuvre et le jour de la grande bataille nous serons dans deux camps opposes [12].
Конечно, тут есть опасность. Но опасность одна: как бы не исчезла такая группа, которая упорно удерживает свои принципы во всей полноте, и в стачке ли или в национальном восстании, несет добро свое красное знамя. Но я верю, что такая группа будет жить. Оттого мы в T[emps] n[ouveaux] не слились с Peinard или Libertaire, что мы видели необходимость более чем когда-либо, с увеличением друзей и симпатизирующих удержать такую группу. Что М.Р. (кто это, кстати?) поднял вопрос об «особнячестве» — это хорошо. Что он пересолил там-сям — что же делать? Надо было поднять этот вопрос. Потому что нельзя давать все рабочее движение на съедение политиканам, нельзя давать им руководить всякою общественною агитациею. Надо и нам во всяком общественном движении сказать и (если возможно) показать на деле, что можем сделать.
И покуда будет такая группа «стойких деятелей», нам нечего будет опасаться того, что произошло с социализмом — то, что теперь, как я писал когда-то, tous socialistes [13]: и Бисмарк, и Александр III, и 8-часовой законодатель, и прокурор, признающий, что через 200 лет анархия, действительно, желательна, а пока — тюрьма! «Tous anarchistes!» [14] действительно опасный подводный камень. Но он есть, его не уничтожишь, а нужно только не дать своему кораблю на нем разбиться, как разбилась социал-демократия, так что и социалистов не осталось.
Еще одно слово: каждое отдельное движение, конечно, должно оцениваться по его достоинствам. Пример — Крит, где (хотя оно и было восстание) с самого начала мне было очевидно, что нам тут делать нечего. Или еще — boulangisme [15], где опять-таки с самого начала было ясно que c’était le dernière carte du monarchisme [16], не говоря уже о том, что в движении за диктатуру нам нечего было делать. Общего критерия, кроме того, что я написал выше, я не вижу. Но есть что-то лучше писаной формулы; это чувство, чутье, которое развивается во всяком политическом деятеле и дает ему возможность сразу оценить данное движение и угадать его тайные пружины.
Но довольно на сегодня. Утром я получил вашу записку, а начал письмо вчера.
Знаете ли вы, что вы прекрасно пишете и прекрасно думаете? И это не мое личное мнение, а когда я вслух читал ваше письмо Черкезову и Соне, мы трое в один голос то же заметили. И слог у вас прекрасный, и ход мыслей. Вы это знайте и не запускайте. «А посему» нужно вас и эксплуатировать. Перевод Paroles d’un Révolté сделан, кроме того что напечатано, еще «La guerre», «Les minorités révolutionnaires» и «L’ordre». Эти три следовало бы пересмотреть, а затем дальше переводить. Прислать вам эти три главы, или вы сперва переведете следующую. У М[аевского] в Женеве есть типография, и он, я думаю, стал бы понемногу набирать.
Пишите, пожалуйста, а если замедлю ответить, непременно черкните реприманд, как сегодня. Среди всякой работы запускаешь иногда, и словечко напоминания всегда полезно. На ваши письма одно удовольствие отвечать. Крепко жму вашу руку и шлю сердечный привет вам, и маме непременно передайте.
Искренне ваш П.К.
Многое, я вижу, еще следовало бы прибавить, особенно о необходимости рабочей деятельности для группы стойких людей и возможно широкого анархического рабочего движения как единственной опоры для этой группы. Но не последнее это письмо.
Интернациональн. сб. С. 239–249.
Anarchistes en exil. P. 75–83, № 2. Публикация М. Конфино.
1. Иосиф Альбинович Маевский (1874–1937) — студент медицинского факультета Женевского университета, издавал в Женеве анархическую литературу.
2. Kroujok (кружок — рус.) — коллективная подпись членов группы анархистов в Париже, к которой принадлежала и М.И. Гольдсмит.
3. Газета, издававшаяся в 1897–1898 гг. в Анконе (Италия) Э. Малатестой.
4. Эмиль де Лавеле (1822–1892) — бельгийский экономист и историк, профессор университета в Льеже.
5. вяло, безвольно — (фр.).
6. Том Манн (1856–1941) — английский социалист, организатор профсоюзного движения среди докеров. Один из основателей Коммунистической партии Великобритании.
7. Pere Peinard — анархическая газета, издававшаяся Эмилем Пуже.
8. Даровой хлеб (фр.) — движение за бесплатную раздачу хлеба государством, имевшее во Франции в 1890-х гг. довольно большое количество сторонников.
9. Мерлино.
10. Кто идет в парламент — идет парламентером; кто идет парламентером — идет на соглашение — (нем.).
11. Андреа Коста (1857–1910) — итальянский социалист. В конце 1870-х гг. от анархизма перешел на более умеренные позиции.
12. Прощай, Коста, прощай Брусс, прощай Баррюкен, прощай Мерлино; делай, что хочешь, мы же продолжаем наше дело, и в день великой битвы мы окажемся в противоположных лагерях (фр.). Поль Брусс — анархист, перешедший на позиции умеренного социализма; Баррюкен — один из инициаторов движения за pain gratuit.
13. Все — социалисты — (фр.). Название одной из статей Кропоткина, вошедшей в книгу «Речи бунтовщика».
14. Все — анархисты! — (фр.).
15. Буланжизм — шовинистическое движение (получившее название по имени генерала Ж.Э. Буланже), пытавшееся использовать недовольство рабочих и радикальную оппозицию в монархических целях.
16. Это была последняя карта монархизма — (фр.).
Bromley 1 июня 1897.
Милый мой Николай
Я все время собирался писать тебе, да куча мелких работ, — недоимки в «Temps Nouveaux» и т.д. — задержали.
Насчет перевода — право, не знаю, на что указать. Я давно смотрю в «Chronicle» литературный отдел, в надежде найти что-нибудь. Сперва для Серебрякова смотрел. Потом Соня хочет что-нибудь переводить вместе с Фанни, которой переводы, с Mrs. Garnets на английский язык — истощаются. В «Crockham Hill» мы все перебирали и ничего не нашли. Есть, кажется, хорошая книга Lloyd Morgan’а об инстинкте, которую следовало бы перевести [1]; но я ее еще не видал, и боюсь, что она — не для большого круга читателей, хотя книга — хорошая, как все, что пишет Lloyd Morgan, и, вероятно, менее серьезная, чем его Психология.
Webb’а История Trade-юньонизма — на охотника.[2] Очень большой сбыт трудно ожидать.
Мы с Соней на совершенно такую же книгу напали Clodd’а [3] — немыслимая для перевода из-за цензуры — и должны были оставить.
— Поговорить нам есть обо многом. Хотел бы я с тобой на пол-дороге встретиться, но должен засесть за кучу мелких работ и в Лондон попаду не скоро. И вечно — мысль о шиллингах.
Насчет твоей статьи многое хотелось бы сказать. Как программа — довольно неопределенно, а в программах это — беда. Программы новых групп определяются контрастами с другими группами, а этого у тебя нет. От соц[иал]-дем[ократов] ты не отделяешься, и они тебя поздравят с тем, что ты начинаешь принимать их программу, но half-heartedly [4], и придерутся к частностям, — например, укажут на стр. 5 и спросят, почему же основное зло — самодержавие и государственный капитализм, а не капитализм вообще.
Затем, я не понимаю смысла пассивного сопротивления. Ты даже подчеркиваешь слово (стр. 4, 2-й столбец). Но что это выражает — я, например, не понимаю.
То, что ты говоришь о рабочих союзах — политических группировках — совершенно верно. Но почему же только организация городского, бродячего и сельского пролетариата? Если бы ты выделил это поприще и наметил его себе, говоря «а вы делайте всякое другое дело, тоже нужное», оно было бы понятно. Это, мол, мое дело, а вы себе выбирайте любое по душе. Но твоя программа носит характер общего перечня, и в ней, с первого же раза, не находит себе места вся деятельность наших народников, опирающихся на крестьян не-пролетариев. Толстой, например, ведет, или вел, пропаганду среди крестьян в пользу национализации земли; другие — в пользу коллективного сельского производства — земельного и ремесленного; и т.д. Есть ли им место в твоей программе?
Я приблизительно догадываюсь об твоем сочувствии к этой работе; но народников в России твоя программа сразу оттолкнет, социал-демократов — не удовлетворит (их теоретическая программа, на бумаге — шире), ну а либералов не расшевелить, ты сам знаешь. Вообще, пишу тебе все эти замечания не в виде критики, а чтобы ты мог полнее высказаться впоследствии. Заметь, что, как она у тебя сложилась, она выходит либеральная программа. Центр тяжести всей статьи лег в пункты на 4-й и 5-й стр.
Мне кажется, что в России сочувственнее отнесутся к существующим уже программам: народовольческой (либеральная активная), социал-демократической (в теории — социалистическая, и говорит: «через рабочую агитацию — к вынужденным либеральным уступкам»), и народнической (культурная деятельность среди крестьянства, национализация земли и т.д.).
— Теперь, о государственном капитализме. Эта идея, как я тебе писал, или, вернее, эта формулировка, очень плодотворна, — но для борьбы с социал-демократией. Когда будет доказано, что то, к чему она стремится, есть не общественный и даже не государственный социализм, а государственный капитализм, их теории наносится крупный удар.
Как аргумент же против самодержавия — его сила сомнительна. Раз допустить, что такое сосредоточение желательно, то с цезаризмом многие начинают мириться, как с орудием, лучше других, способным провести эту концентрацию капитала в действительность.
В социализме, государственном, всегда была наклонность в эту сторону. Наполеон III, Лассаль склонялись в эту сторону. Когда Вильгельм II вступил на престол, и на него возлагали большие надежды с социалистической (социал-демократической) стороны, я вынужден был резко выступить против этого возрождения цезаризма. То же было и в буланжистском движении, когда к нему пристали Гед и другие вожаки социал-демократии; а мне сдается, по «голосам из России», что Александр III составил себе немалую популярность в России, в этом направлении.
С другой стороны, когда мы видим, что социал-демократы немецкой Швейцарии вносили на народное голосование три законопроекта — все три осуществленные более или менее в России — о государственном скупе всех железных дорог, о государственной монополии на спирт и о государственной монополии на банки, — и во всех 3-х голосованиях вели горячую агитацию в пользу этих своих проектов, и получили очень почтенное меньшинство — когда видишь это, то невольно спрашиваешь себя, как может относиться русский социал-демократ к самодержавию, осуществляющему их задушевную мечту — концентрации капитала, — тогда как в республиканской стране такие законопроекты проваливаются?
Оттого они и мечтают о диктатуре пролетариата. Конечно, они считают это необходимым злом переходного периода. Но, каково положение ума социал-демократа, который вчера кипятился из-за винной, банковой или железнодорожной государственной монополии в Швейцарии, а завтра видит осуществление этой монополии министром де Витте? Что ни говори — неладное настроение его ума. Он может не любить царское правительство за отсутствие выборной агитации; но государственный капитализм, т.е. (на его языке) «концентрацию капитала», он всего менее поставит ему в вину. Особенно, если это правительство, при малейшем благоразумии, выступит еще с 10-часовым днем, рабочими инспекторами из рабочих (в придачу к существующим уже, хорошо выбранным), уже обсуждаемым квартирным налогом (ты знаешь, насколько подоходный налог в Англии — налог квартирный: имея дом в 40 £, нельзя показать доход в 160 £ — в суд потянут доказывать), и т.п.
Словом, аргумент, прекрасный для борьбы против социал-демократической централизации, затерялся в твоей статье.
Ну, довольно покуда. При встрече потолкуем еще. А пока крепко тебя обнимаю.
Петр.
Русский историч. архив. 1929. С. 313–315. Публикация В.А. Мякотина.
1. См.: Lloyd Morgan C. Habit and instinct. — London: Arnold, 1896.
2. См.: Webb S., Webb B. History of Trade Unionism. — London: Longmans, Green and Co, 1894. Существует русский перевод: Вебб С., Вебб Б. История тред-юнионизма. Вып. 1–‒5. — М.: РОИ ВЦСПС, 1922–19‒25.
3. Возможно, речь идет о кн.: Clodd E. Primitive Man. — London etc.: Hodder and Stoughton, 1895.
4. нерешительно, несмело — (англ.).
Воскресенье
[Начало июня 1897 г.]
Дорогой мой друг
Мы бесконечно обрадовались вашей мысли, прожить здесь несколько времени. Работа — своим чередом, а просто хоть побудете с нами. Соня устроит вам нижнюю комнату, позади столовой, и вы там будете вполне у себя. Какие такие еще комнаты наполнять [?]
Завтра или послезавтра к нам приедет на неделю Оля Кончевская. Ее мать писала на прошлой неделе, что Оля едет жить в Лондоне в одном английском семействе, а перед этим хочет неделю пожить у нас. Мы ее уложим в спальне, в Сашину кровать, или в library.
Словом, все это отлично устроим. И с вами вместе, конечно, работа пойдет лучше.
Посылаю вам корректуры [1]. Я просто в отчаяние приходил от первых двух страниц VIII-й главы: которые и дело не мог выжить. Насилу удалось вчера найти выражения.
Я так рад, что теперь пойдет ваш перевод, а не этот сухой слог, который так трудно было переделывать, и вас, и меня только сбивал.
Я читал, для общего понятия, II-ю и III-ю главы 2-й части. Куда лучше! Живой язык, а там мертвечина обоих нас путала. —
Итак, приезжайте, дорогой друг, и возьмемся за работу. Я как раз все
Архив МЗДК. Ф. 22/5152. Оп. 1. Д. 48, л. 26–27. Окончание утрачено. Датируется, в частности, по упоминанию о приезде О. Кончевской: в письме Э. Гарнетту от 11 июня 1897 г. Кропоткин писал, что она гостит «с субботы», т.е. с 5 июня.
1. Речь идет несомненно, о корректурах перевода на русский язык романа С.М. Степняка-Кравчинского «Андрей Кожухов». На английском языке книга вышла в 1889 г. под названием «The Career of a Nihilist» («Жизнь нигилиста»).
В 1890 г. четыре главы романа были переведены на русский язык Верой Засулич и напечатаны в журнале «Социал-демократ», выходившем в Женеве. Полный перевод был сделан Ф.М. Степняк; Кропоткин вносил в текст некоторые изменения. Книга вышла только в 1898 г.: Степня-Кравчинский С.М. Андрей Кожухов: Роман / Пер. с англ. Ф.М. Степняк; Под ред. П.А. Кропоткина; С предисл. Ф.М. Степняк и Г. Брандеса. — Женева, 1898. — XII, 380 с.
10 июня 1897
Многоуважаемый Владимир Григорьевич!
Спасибо большое вам за брошюры. Многое хотелось бы сказать по поводу их, но лучше оставить до специального разговора. Одно скажу — прочел их с большим удовольствием. Смело, честно, хорошо, а замечания Л[ьва] Н[иколаевича] Т[олстого] по поводу Ван-дер-Вера [1] меня в восторг привели необыкновенной постановкой вопроса, а ваше письмо по поводу Ветровой [2] — ваш ответ на наш разговор.
Если бы вам удалось соединить большое количество людей — большое, непременно — которые во имя общечеловеческой круговой поруки (религии разъединяют людей; только чувство общечеловеческой солидарности может объединить их), смело, рискуя положением, состоянием, спокойствием, свободой и жизнью, если надо (опять-таки необходимое условие) поднимут голос против всякого насилия сверху — экономического, политического и нравственного — тогда насилие снизу как самоотверженный протест против насилия сверху все меньше и меньше становилось бы необходимым. Пока этого нет, насилие снизу останется фактором прогресса нравственного. Конечно, […] как силой самоотвержения (и слава Богу, что самоотвержение еще имеет такую нравственную и возвышенную силу в человечестве!).
Мне кажется, что человечество всегда искало такую силу и верило тем, кто давал пример самоотверженного протеста. Оно искало ее в христианских проповедниках первых веков и — нашло святую Церковь. Искало в некоторых рыцарских орденах, в масонстве. Недавно оно искало ее в прессе и — нашло хищную шайку себялюбов. И живет теперь этот самоотверженный характер, всегда готовый на самопожертвование во имя попранных прав человека — только в революционерах. И находим его еще в вашем нарождающемся движении.
Но — человечество нельзя двигать пассивным непротивлением. Человечество всегда двигалось только активными силами, которые вы и пытаетесь создать. (Вот почему формула «непротивления злу» неверна. Вы же хотите противления, и нужно очень много противления; вы только хотите его без насилия). Удастся ли вам сплотить эти силы — не знаю; думаю, что нет. Но несомненно, что по мере того, как равенство будет входить в нравы, противление злу будет все более и более терять характер насилия — физического отпора — и все более и более будет принимать характер отпора нравственного, настолько дружного, что он станет главной прогрессивной силой.
Набросал это письмо второпях. Скоро попадем к вам (у нас теперь гостит одна русская девушка, дочь наших друзей) и тогда поговорим.
Крепко жму вам руку.
П. Кропоткин.
РГАЛИ. Ф.552. Оп.1. Ед.хр. 1707, л.116-119.
Тр. Комис. Вып. 1. С. 133–135. Публикация А.А. Мкртичяна.
1. Джон Ван дер Вер (1867–?) — голландский журналист. В 1896 г. отказался от военной службы, за что отбывал наказание в 1897 г. в течение двух месяцев. За две недели до начала срока заключения отправил письмо Л.Н. Толстому; спрашивал, может ли надеяться получить ответ. Толстой ответил на это письмо 27 марта 1897 г. Кроме того, он посвятил Ван дер Веру статью «Приближение конца» и неоднократно упоминал о нем в своих статьях и письмах.
2. Мария Федосеевна Ветрова — слушательница Высших женских курсов в Петербурге, революционерка. 22 декабря 1896 г. была арестована по делу «Лахтинской типографии». Находясь в Петропавловской крепости, 3 февраля 1897 г. совершила акт самосожжения. Несмотря на попытки тюремной администрации сохранить это событие в тайне, дело получило широкую огласку и вызвало многочисленные протесты общественности.
[Bromley. Kent
15 июня или июля 1897 г.]
Большое тебе спасибо, дорогой Гольден, за высылку. Меня очень обрадовало, чтó Оля говорит насчет твоих глаз, что тебе теперь гораздо лучше. Я это очень замечаю на Соне. На 2 месяца бы тебя откомандировать на берег моря в Cromer.
Не забывай нас, когда сможешь.
Твой Петр.
ГАРФ. Ф. 5799. Оп. 1. Ед. хр. 57, л. 1 об. Открытка; марка оторвана. Датируется по не полностью сохранившемуся почтовому штемпелю.
Viola, Bromley, Kent.
June 25, 1897.
Dear Keltie.
The answer to Mr. Freshfield’s [1] doubts is in the article «Population of Russia» [1] which you have in MS.
The huge increase in Caucasia, is not due to annexation, which accounts for less than ½ million only, but to
1) better registration
2) large immigration from Russia to N. Caucasia, still continuing
& 3) material increase which is very considerable in N. Caucasia (very high natality) & attains there 2½; to 3 per cent, every year, as also in parts of Transcaucasia (Tiflis & Kutais).
I have splendid material for the growth of population & development of agr[iculture] and ind[ustry] for several provinces of Caucasus which I must some day utilise for Geographical Journal.
Excuse scribbling. I am quite ill again — fever, cold, doctor comes every day.
Yours sincerely,
P. Kropotkin.
Viola, Bromley, Kent.
25 июня 1897.
Дорогой Келти.
Ответом на сомнения г-н Фрешфильда [1] является статья «Население России» [1], рукопись которой лежит у вас.
Огромное увеличение [населения] на Кавказе объясняется не аннексией, на которую приходится менее ½ миллиона, а
1) лучшей регистрацией
2) большой иммиграцией из России на Сев. Кавказ, по-прежнему продолжающейся
и 3) естественным приростом, который очень велик на Сев. Кавказе (очень высокая рождаемость) и достигает там от 2½ до 3% в год, как и в части Закавказья (Тифлисская и Кутаисская губернии).
У меня есть отличный материал о росте населения и развития сельского хозяйства и промышленности в нескольких кавказских губерниях, который я как-нибудь обязательно использую для Geographical Journal.
Извините за каракули. Я опять совершенно болен — жар, озноб, доктор приходит каждый день.
Искренне ваш
П. Кропоткин.
RGSA. Keltie J.S. file. Corr.block 1881–1910. Перевод А.В. Бирюкова.
1. Дуглас Уильям Фрешфилд (1845–1934) — английский географ, корреспондент Кропоткина.
2. См.: Kropotkin P. Population of Russia // Geographical Journal. — 1897. — Vol. 10, № 2. — P. 196–202.
Surrey boarding house, Cromer.
July 2, 1897.
My dear Mavor,
Your good letter found me here; I came for some 10 days to the sea side, to recover from the effects of a new attack of influenza.
Thank you so very much for your kind offer, which I most gladly accept. All the time, my wife and myself cherished the hope of my going to Toronto. To see that great Continent was a constant desire of mine, and we need all sorts of plans as to what work could be found in connection with a journey to Canada, which would enable me doing it. But, also, all plans and schemes seemed impractical. And now comes your most kind offer. If really I am not a bother to you, I shall be delighted to stay with you, and the £5 for travelling expenses are most welcome. If nothing stands in the way from health reasons, I will sail on August 1st; and I at once follow your instructions as to getting the circular from Griffiths and secure a berth, — and prepair two communications for sections Geography & Geology: —
The chief structural lines of the Orography of the Old World; —
and «Åsar, Kames, eskers and drumlins».
If the transfer of the £25 offers no difficulties, it will be very nice; otherwise, do as you find better.
We often think of you, and often asked ourselves whether you would not come over here. We both liked very much your two brothers, and I need not tell, how we were grieved to learn of your loss. When I stayed in your family home, I had one regret — that Sophie was not acquainted with your sisters.
Yes, the loss of Morris [1], and especially, for us, of Stepniak, was a hard blow. The grief of his widow was terrible, and for six months her remaining alive was a question. Happily enough, she had to live, to bring out, in Russian, his chief works. That she is doing and I piously aid her in it [2].
We are now in Bromley for nearly three years, for our little girl’s, Sasha’s sake. She goes to the High School there. A lively, healthy and bright girl, now 10 years old, she is. Sophie is all right, looks quite young yet, works and even makes some translations etc. But I begin to feel age, occasionally, although I feel strong enough to work very hard, when not interrupted by influenzas. A journey to your land, rivers and lakes, and a meet with friends there, will be delightful.
It was so good of you to think of me. In sending me your letter, Sophie asks me to give you her kindest regards.
With best good wishes,
Yours sincerely,
P. Kropotkin.
Surrey boarding house, Cromer.
2 июля 1897.
Дорогой Мэйвор.
Ваше милое письмо нашло меня здесь; я приехал на 10 дней на берег моря, чтобы оправиться от последствий нового приступа гриппа.
Большое спасибо за ваше любезное предложение, которое я с радостью принимаю. Мы с женой давно уже мечтали о моей поездке в Торонто. Я всегда мечтал увидеть этот великий континент, и мы строили всякие планы насчет того, какое дело могло бы обеспечить мне путешествие в Канаду. Однако все планы казались невыполнимыми, пока я не получил ваше любезное предложение. Если я действительно не обеспокою вас, то я был бы рад сопровождать вас, и пять фунтов на дорожные расходы меня вполне устроят. Если ничего не случится со здоровьем, я собираюсь отплыть 1 августа и буду следовать вашим рекомендациям относительно того, как получить циркуляр от Гриффитс и как добраться до места. — Я подготовлю два сообщения для секций географии и геологии: —
Основные структурные элементы орографии Старого света,
и «Озы, камы, эскеры и друмлины».
Хорошо, если пересылка 25 £ не вызовет никаких трудностей. В противном случае, действуйте во вашему усмотрению.
Мы часто вспоминаем вас и часто спрашиваем себя, не лучше ли вам переехать сюда. Нам обоим очень нравились ваши два брата, и мне не нужно говорить, как глубоко мы были опечалены, узнав о вашей потере. Когда я жил в вашем доме, я меня сожалел только об одном — что Соня не могла познакомиться с вашими сестрами.
Да, смерть Морриса [1], и, особенно для нас, Степняка, были тяжелыми ударами. Горе его вдовы было ужасно, и в течение шести месяцев она находилась между жизнью и смертью. К счастью, она должна была жить, чтобы издать по-русски его главные работы. Этим она и занята, и я благоговейно помогаю ей в этом [2].
Мы живем вот уже почти три года в Бромли, ради нашей маленькой Саши. Она ходит в здешнюю среднюю школу. Живая, здоровая и смышленая девочка десяти лет. У Сони все в порядке, она выглядит совсем еще молодо, работает и даже делает некоторые переводы и т.д. Но у меня возраст время от времени дает себя знать, хотя я чувствую достаточно сил, чтобы работать очень много, пока работу не прерывает инфлуэнца. Путешествие по вашей стране рек и озер, встречи с друзьями должны быть восхитительными.
Я очень рад, что вы помните обо мне. Пересылая мне ваше письмо, Соня просила передать вам от нее наилучшие пожелания.
С наилучшими пожеланиями,
Искренне Ваш,
П. Кропоткин.
B.J.Can.Stu. P. 266. Публикация Дж. Слэттера.
Перевод А.В. Бирюкова.
1. Уильям Моррис, английский художник, поэт и издатель, придерживавшийся левых взглядов (вместе с супругами Эдуардом и Элеонорой Эвелинг был основателем Социалистической лиги), скончался 3 октября 1896 г. П.А. Кропоткин и У. Моррис переписывались, письма Морриса Кропоткину опубликованы (The collected letters of William Morris. Princeton: Princeton Univ. Press, 1996. Vol. III: 1889–1892), письма Кропоткина хранятся в фонде У. Морриса в Британской библиотеке.
2. Ф.М. Степняк издала после смерти мужа его повесть «Домик на Волге» (Женева, 1896), драму «Новообращенный» (Женева, 1897), роман «Андрей Кожухов» (Женева, 1898; перевод Ф.М. Степняк под редакцией П.А. Кропоткина), роман «Штундист Павел Руденко» (Женева, 1900, под редакцией П.А. Кропоткина, с предисловием Ф.М. Степняк). После 1905 г. Книги С.М. Кравчинского стали выходить в России, принося вдове автора некоторый доход.
Surrey boarding house
2 июля 1897.
Ласта, родная.
Пишу два слова второпях. Сейчас написал Mavor’у и иду послать телеграмму. Шиллинг — каждое слово. Но в большом затруднении, как телеграфировать? «Accept free passage» может быть понято, как тот trip, вообще неточно. А телеграфировать необходимо. Думаю сказать: Thanks, yes или Accept with thanks. Получив мое письмо, он еще успеет переслать, письмом даже. Нам без этого, ведь, трудно было бы снарядиться: билет и кое-что из одёжи.
Ты не поверишь, как я рад, что так устроилось, но, правду сказать, сердце щемит уезжать на столько времени. Ведь это может растянуться на 2–3 месяца.
Спешу на почту, а то опоздаю. Целое утро промучился из-за того, что запустил желудок (по лени), а потом приехал Феликс на bicycl’е.
Сейчас едва написал письмо Mavor’у и должен бежать.
Люба, счастье мое, как меня порадовало, что это тебя так оживило! Это твоя мечта осуществляется.
А я всё кашляю и насморк, боюсь, и у тебя это две недели продлится. Сегодня погода — прекрасная.
Тысячи раз, с горячею любовью обнимаю и целую тебя и Тосю мою любимку прекрасную.
Крепко тебя любит
Папа.
ОР РГБ. Ф. 410, карт. 3, ед.хр. 28, л. 4–5 об.
Surrey boarding house
3 июля 1897
суббота
Люба сладкая.
Я так и не успел написать тебе сегодня утром, хотя все утро писал, Секретарю British Association, а главное, Лене и Абариновой.
Написала ли ты Лене? Она наверно будет ждать ответа, и если нет, то ты, может быть, еще успеешь, если бросишь на почту в воскресенье вечером. Она, верно, только во вторник тронется в Jersey.
Ее адрес:
Mme Abarinoff
Poste restante
Saint-Hélier
Jersey
(Channel Islands)
На своем письме я написал, на конверте: «If not called for within 10 days, to be returned to P. K[ropotkin] Viola Bromley Kent» [1], чтобы знать, дошло оно, или нет.
Получил все письма (Nettl[au], Grave, Аб. etc.). Но тебе, радость моя, как я вижу, не лучше. Представь себе, сегодня (2 недели) первый день, что я меньше кашлял утром. Боюсь, и у тебя это продлится 2 недели. Это — инфлуэнца, которую мы получили, верно, от соседей. Я слышал, из своей спальни, сильный кашель. Ласта, родная моя. Это так тебя измучит, что нечего тебе думать скоро сесть за работу. Бедный дядя. Тоже должен сторожить твою поездку.
Сегодня иду к Miss Clarke обедать, в 6 часов. Феликс был у меня опять сегодня, на bicycl’е. Он советует написать Major Pond’у, что я, мол, в Америке буду, и могу прочесть лекций — только не об России (Кеннана rivalité [1]), а об многих сюжетах.
Но довольно. Иду чаевать, а затем гулять, и в Suffield Park. Погода хорошая, не жарко, не холодно, не сыро.
Тысячи раз, крепко обнимаю тебя, мою любу, и целую с любовью.
А ты расцелуй крепко за меня. Крепко тебя любящий папа.
Если придет письмо James Watson, Viola etc., это нам, т.е. для дяди (от Стоянова).
Архив МЗДК. Ф. 22/5152. Оп. 1. Д. 55, л. 11–12 об.
1. «Если не спросили в течение 10 дней, возвратить П. К[ропоткину], Виола, Бромли, Кент». — (англ.).
2. (мелкое) соперничество — (фр.).
Sheringham. Понедельник
[5 июля 1897]
Пишу тебе, радость, на ходу. Сегодня с утра отправился на экскурсию, в этот городок, а затем в большой парк и т.д. Вернусь домой после ухода почты, так что пишу на пути. Как видишь, силы возвращаются понемногу. Но, — как ты, мое счастье, и ласточка?
Крепко и горячо любовно обнимаю обеих ласт моих.
Папа.
ОР РГБ. Ф. 410, карт. 3, ед.хр. 28, л. 8. Открытка; датируется по почтовому штемпелю.
Адрес: Madame S. Kropotkin. Viola Bromley Kent.
Surrey boarding house
Cromer 6[1] июля 1897
Счастье, любовь моя.
Как вспомню, что мне, может быть, придется уехать месяца на два от тебя и Тоси, так совсем грустно станет, и охота пропадает ехать. Ну, и всякие соображения являются насчет расходов. Хорошо ли мы сделали, что так скоро решились?
Вчера я очень много ходил, и по ветру, так что сегодня утром опять кашлял. Как ты себя чувствуешь, моя радость? Прошла ли головная боль? Боюсь, усталость будет тебя еще долго мучить. Я только начинаю поправляться, а завтра уже неделя, что я здесь. Вчера я весь день был вне дома, вернулся только к обеду (в 6 часов). Ну, конечно, всё это стòит. Железная дорога, чай вне дома (вместо lunch) и т.д. — смотришь, полкроны вылетело.
Я ровно ничего не делаю. Мотаюсь, сижу на берегу, лазяю по утесам и т.д., и т.п., и сплю.
Куда ты думаешь махнуть на август? Не посмотреть ли здесь квартиру? Место — прекрасное; песок, никаких negroes, простота нравов. М.б., шиллингов за 15 найдем что-нибудь.
Тысячи раз, крепко обнимаю и целую тебя, мою любку, нежно любимую.
Твой любящий Кота.
ОР РГБ. Ф. 410, карт. 3, ед.хр. 28, л. 6–7 об.
1. Исправлено из 7.
Лондон
Среда, 28 июля [1897 г.]
Люба, счастье мое.
Когда я увидал тебя, в последний раз перед отъездом, на завороте улицы, сердце так и ёкнуло, и так грустно стало, что не будь доси, совсем бы дал волю чувству. Дося была так же взволнована. Я пожалел, что взял ее на станцию.
Теперь я сижу тут, зачем-то в Лондоне, а ты — в Bromley! Хорошо еще, что у тебя много забот на завтра, а то бы тебе было очень тоскливо.
Сейчас был у приятеля. Он знал, от Грава, что я еду. Все — прекрасно. С первого слова — «до возвращения вашего из Америки».
Ночую в меблированных комнатах, возле станции. Божатся, что разбудят. В Eastern и Edwards’ Hotel — ни одной комнаты.
Люба, счастье мое! Только когда такие минуты разлуки настают, чувствуешь еще сильнее, чем обыкновенно, как глубоко я тебя люблю — как ты и маленькая, прелестная любима[я] кысюточка бесконечно дороги мне.
Много любви [?] накопилось за эти 20 лет. А тут еще — этот милый прелестный Шур.
Тысячи раз, с глубоким чувством целую, и еще целую, и обнимаю тебя, мою радость, и Шуру любочку маленькую.
Береги себя и ее.
Бесконечно любящий Кота.
Архив МЗДК. Ф. 22/5152. Оп. 1. Д. 56, л. 55–56 об. Карандаш. Год установлен исходя из упоминания об отъезде в Америку — во второй раз, в 1901 г., Кропоткин уезжал в феврале.
September 4 1897.
Dearest sweet darling.
I have written to you to day, and write again, as I may not have time to write before we meet the train which comes from the Pacific and goes eastwards.
We came to day here, at lunch time, and met quite a train full of Chinese who go eastwards to the United States. This house is beautifully situated, near to the foot of a great glacier. We went all there; there is a foot path and came to the end of the glacier. It is all cut through with crevices, at its end, and the blue colour of this ice in the crevices would delight you. But the walk thereto is hard, over big stones which the glacier has carried and scattered in front. Big moraines (heaps of stones and mud) lie in front and on the sides of the glacier.
The mountains here are very fine. Some of them grand, severe in their dark purple hues. Your papa was quite near to the clouds, and at last a cloud came and enveloped us in its mist. I came to the hotel quite wet.
There are plenty of Chinese here. To day at lunch I sat by a Japanese lady who spoke good English.
As we went to the glacier — do you know what I found? — Well, you remember when I was at Cromer, poppies were blooming in Poppy land. Here our laths [?] are decorated with poppies.
To day as we went to the glacier I was eating all the time black blueberries (big ones) and raspberries. Lots of them are not yet ripe. And yet we are not further towards the [2]
4 сентября 1897.
Дорогая, сладкая, любимка.
Я уже писал тебе сегодня, и пишу снова, потому что у меня, может быть, не будет времени написать перед приходом поезда, который идет от Тихого океана на восток.
Сегодня мы приехали сюда в обеденное время, встретив поезд, полный китайцев, которые ехали на восток, в Соединенные Штаты. Дом живописно расположен, недалеко от подножия большого ледника. Мы все пошли к концу ледника по пешеходной тропе. Окончание ледника изрезано трещинами, голубой цвет льда в трещинах тебе понравился бы. Но подойти к нему трудно, из-за больших камней, которые ледник принес и разбросал перед собой. Большие морены (кучи камней и грязи) лежат перед ледником и по бокам от него.
Здешние горы очень красивы. Есть огромные, суровые, темно-фиолетового оттенка. Твой папа был совсем рядом с облаками, и в конце концов пришла туча и накрыла нас своим покровом. Я пришел в гостиницу совсем мокрый.
Здесь множество китайцев. Сегодня за обедом я сидел рядом с японской дамой, которая хорошо говорила по-английски.
Когда мы пошли к леднику — знаешь, что я нашел? — Помнишь, когда я был в Кромере, маки покрывали Маковую землю [1]. Здесь решетки украшены маками.
Сегодня, когда мы пошли к леднику, я ел все время черную крупную чернику и малину. И множество ягод еще не созрели. И все же мы не далее к [2]
Архив МЗДК. Ф. 22/5152. Оп. 1. Д. 130, л. 31–31 об. На бланке Glacier House, Glacier, B.C.
Перевод А.В. Бирюкова.
1. Poppy land — название, придуманное лондонским журналистом Клементом Скоттом, который, начиная с 1880-х гг., описывал окрестности Кромера, городка на восточном побережье Англии. Участки побережья, дороги и луга в окрестностях Кромера и сегодня заросли маками.
2. Окончание письма не сохранилось.
102 E., 96th Street
October 23, 1897
Dear Mr. Giddings.
Thank you very much for your card. It was such a pity that yesterday we could not meet. I waited so much to make your personal acquaintance.
Where could we meet? Today I stayed in-doors (not well) and tomorrow morning I go to Philadelphia, to return only on Thursday, & to start on Saturday for Boston. Thursday evening & Friday afternoon and evening are taken.
With best greetings,
Yours sincerely
P. Kropotkin.
102 E., 96th Street
23 октября 1897
Уважаемый г-н Гиддингс.
Большое спасибо за вашу открытку. Как жаль, что вчера мы не смогли встретиться. Я давно хотел познакомиться с вами лично.
Где мы могли бы встретиться? Сегодня я сижу дома (не совсем хорошо себя чувствую), а завтра утром еду в Филадельфию, вернусь только в четверг, чтобы уже в субботу уехать в Бостон. Вечер четверга, в пятницу во второй половине дня и вечером буду свободен.
С наилучшими пожеланиями,
искренне ваш
П. Кропоткин.
Факсимиле письма найдено на сайте Lame Duck Books. (В настоящее время ссылка недоступна.)
Viola. Bromley. Kent
9 декабря 1897
Дорогой друг!
Я получил ваше письмо по возвращении из Америки, 8 дней тому назад. Я ответил бы вам сразу же, но моя комната была перевернута вверх дном. Надо было переделать книжные полки, и это столярничанье заняло у меня те самые 4–5 дней.
Ваше письмо, дорогой друг, доставило мне в определенном смысле огромную радость. Мне очень дорога мысль, что мы знаем и любим друг друга настолько, чтобы делить все наши сомнения и надежды.
Что же касается того оборота, который принимает движение в Голландии, Италии и почти повсюду, то мне кажется, что это неизбежно по мере расширения сферы нашей деятельности, но в действительности никоим образом не должно менять нашей позиции.
Отойти в сторону — нет, никогда! Бакунин мог написать так в очень тяжелый момент своей жизни [1]. Его жизнь и была очень тяжелой после 1872 года. Я тогда подвизался в Интернационале [2]. В тот момент его товарищи, друзья относились к нему чуть ли не враждебно. Но не потому, что его идеи казались им слишком передовыми или слишком идеалистическими. Причины этого были более глубокими, и они до сих пор еще не совсем ясны. Возможно, Бакунин уже предвидел движение, которое в новой фазе (восставшего индивида) началось позднее, в 1878 году. Возможно, Гильом [3] и Швицгебель [4] обдумывали в тот момент возможность изменения тактики. Не знаю — тогда я еще был новичком и смотрел скорее на все в целом, нежели на индивидуальные подробности.
Во всяком случае, это было сразу же после ужасного поражения 1871 года, когда и социал-демократизм всё вывез в Швейцарию, чтобы ничего не отдавать, все уничтожить.
И уж во всяком случае, Бакунин не отступил, и хорошо сделал. Он перенес свою деятельность в Италию, где нашел Фанелли [5], Малатесту [6], Каффьеро [7] и др. и организовал движение в Италии, Испании.
Я понимаю, когда речь идет о том, чтобы в определенном возрасте отойти в сторону, чтобы уступить место, дать возможность свободного развития молодым. Я тоже стараюсь это делать, чтобы дать молодым возможность действовать самостоятельно, но не для того, чтобы позволить захватить движение людям иного направления, которые погубили бы его так, что если бы это произошло, то через несколько лет пришлось бы всё начинать сначала. А это пришлось бы начинать заново, потому что анархистская тенденция настолько верна и обладает настолько глубокими корнями в категориях человеческого разума, что не может исчезнуть. Если бы она оказалась задавленной, как это случилось в определенный момент во Франции, то ей пришлось бы родиться заново.
Вы говорите, что мы неизбежно пройдем через фазу государственного социализма. Весьма возможно, однако давайте разберемся.
Государственный социализм, такой, каким его проповедуют в наши дни, уже не является тем государственным социализмом, каким его понимали 25 лет тому назад. Если вы сможете мысленно перенестись на 25 лет назад, то будете более чем удивлены — поражены — идеями, которые тогда были в ходу. Да что там! «Манифест» 1848 года с его армиями трудящихся, организованных по военному принципу, был мечтой. Централизация, диктатура Берлина или Парижа — один человек во главе всего: армии, производства, потребления, — но это была только мечта. Сами анархисты отдали огромную дань этим якобинским, диктаторским идеям. И даже хуже: это диктаторство было правилом повседневной жизни партий, и даже в партии анархистов эта практика во многом еще сохранялась.
Когда мы говорили социал-демократам о Коммуне или о коммунах, подобных парижским, то на нас смотрели как на помешанных, слабоумных, дурачков. Парижская коммуна погибла именно потому, говорили нам в ответ, что возникла без предписаний, потому, что парижане захотели действовать по своему усмотрению, не ожидая широкого выступления, подготовленного Генеральным Советом в Лондоне. Долгое время выступление 1871 года рассматривалось марксистами как пример для доказательства того, как плохо могут кончиться изолированные действия, организуемые взамен широкомасштабного движения, которое должно возникнуть тогда, когда Генеральный Совет объявит его своевременным. Вспомните тот знаменитый приказ Генерального Совета коммунарам (найденный Черкезовым): «Вы будете каждый день присылать нам отчет о ходе событий».
Я вспоминаю о сенсации, произведенной в августе месяце в Лондоне моей статьей в «Freedom» под названием «Местная акция». И т.д., и т.п.
Короче, и в теории, и в идеале, и на практике социалистическое движение было диктаторским, якобинским. Тому, кто не верил в единую и неделимую республику, революционно управляемую диктатурой Международного Клуба, смеялись в лицо.
Так вот, дорогой друг, этот социализм больше не существует. Он мертв и похоронен — это мы создали его в своих представлениях, в то время как жизнь открывала всем глаза на невозможность этого идеала. Жизнь намечала тенденцию, а анархисты истолковывали факты, ссылаясь на них, чтобы вести борьбу с авторитаризмом.
Грядущая революция не будет анархистской, но социализм, который из нее воспоследует, не будет и социал-демократизмом, который должен был бы установиться в соответствии с идеалами наиболее категоричных социал-демократов.
Вот уже 25 лет, как они не решаются более выдвигать свой идеал; это было бы странно. Но приостанови мы свою пропаганду хотя бы на один год, и этот идеал, более или менее забытый, но все еще живущий в умах тех, кто считает себя солью земли, снова начнет поднимать голову.
|
|
Общество раздирают в разных направлениях различные силы. Но двигаться оно будет сообразно равнодействующей силе, которая не будет являться Анархией, но будет приближаться к ней тем больше, чем больше будут наши силы. Давайте будем тянуть сильнее, тянуть влево, и равнодействующая еще больше переместится в эту сторону. И потом посмотрите: революция приближается.
Произойдет ли она через 5, 10, 20, 25 лет — не столь важно. Она произойдет. И надо, чтобы она пришла в каждую деревню, каждый город, каждую группу людей, большую или малую.
Это необходимо. Если этого не будет, то не будет никакой революции.
Социал-демократы хотят, чтобы она исходила из центра. Отлично! Действуйте! Мы даже готовы вам в этом помочь. Но так как мы знаем, что центр не сделает ничего, пока революция не станет свершившимся фактом в тысячах точек на земле, то наша позиция совершенно ясна. Действуйте, делайте всё, что вы можете, чтобы покорить парламенты. Своими выборами, своими речами, своими обструкциями вы дезорганизуете эту машину довольных под названием парламент.
Наша же задача — каждый день критиковать его. Наша задача — критиковать его, не какие-то его действия, а его сущность. Наша задача — показать, что ничего глубоко революционного не делается и не будет делаться этой машиной, что она создана не для революционизировання, а для болтовни; что каким бы прекрасным ни был парламент — пусть в нём состоят 500 Либкнехтов или 500 Бебелей, — революцию всё равно надо будет делать целиком и полностью на местах .И что даже если бы парламент и состоял из 500 умных Бебелей, то 200 из этих 500 Бебелей, выйдя из парламента, направились бы в пригородные кабачки, чтобы отыскать там анархистов и попросить их организовать движение с целью оказать давление на 300 остальных, оказавшихся более умеренными, и прежде всего, чтобы привести в исполнение революционные акции, за которые проголосовал парламент (если предположить, что он за них проголосовал). В сущности, это то, что всегда делалось во времена Великой революции, и В. Гюго, изображая Робеспьера, Дантона и Марата, строящих заговор в кабачке, схватил сущность революций.
Можно также вспомнить Парнелла [8] и О’Донована Росса [9]. Парнелл тоже терпит крах, как только становится «парламентарием» настолько, чтобы отречься от своего друга и союзника.
Далее идет революция. Я вам представлю ее на этой кривой.
Медленное развитие, революционный скачок; он достигает наивысшей точки в 1793 году (Коммуна), снова спад; затем реакция, и постепенно развитие начинается сызнова, но на более высоком уровне, нежели это было в 1789 году.
Но если бы в 1793 году не был сделан столь высокий скачок, если бы революция ограничилась только скачком 1789 года — тогда наступила бы реакция, и развитие (после реакции) возобновилось бы на более низком уровне, нежели это было на самом деле, приблизительно как это отмечено пунктирной линией.
А кто осуществил скачок 1793 года? — Анархисты, бешеные!
Нашей задачей является осуществление в грядущей революции этого скачка, который, возможно, и не будет продолжителен, но обусловит возобновление эволюции на гораздо более высоком уровне, на котором она не возобновилась бы без нас.
Нет, драгоценный друг, я не стал бы отходить в сторону, если бы у меня было в десять раз больше сил и если бы я только мог объединить 20–30 молодых, горячих людей. Я наплевал бы на успехи социал-демократии, я бы знал, что революцию, истинную, готовим мы.
В сущности, если не брать в расчет нечестности, являющейся яркой чертой руководителей социал-демократов, то я не испытываю к ним никакой ненависти. Я хожу к ним, отношусь к ним по-братски в отсутствие их руководителей: помогаю им, когда могу. И я помню, что все мы в какой-то момент питали те же иллюзии. Я сам был социал-демократом в течение нескольких недель в Женеве. Это так естественно, что ты им был! И что вновь пришедшие проходят через эту фазу. Выборы — это борьба. И так естественно, что в ней со страстью, подобной страсти игрока, отдаются риску.
Только мы видим более далекие перспективы, мы смотрим глубже. Мы видим грядущую революцию, и мы на неё работаем. Мы уменьшаем их риск. Без нас их скакуны были бы еще хуже, а сами скачки — еще более жалкими. И мы говорим им об этом и пытаемся открыть перед ними более широкие горизонты.
Совершенно очевидно, что надо рубить сплеча. Если вы хотите голосовать, господа, отлично, отправляйтесь к тем, кто голосует. Это не внешнее различие, это сама суть. Тот, кто голосует, как Мерлино [10], теряет доверие к другим средствам. Так что — «привет! Работайте сами по себе, мы же будем работать с теми, кто торит иные пути. Вы нам мешаете, и мы вам мешаем. Идите своей дорогой, мы пойдем своей, совершенно отдельной, совершенно обособленной от вашей!»
Это единственный язык, на котором с ними можно разговаривать. Я отлично понимаю, что вы не можете относиться терпимо к этой двойственной тактике. Заключать союз с людьми, у которых нет на этот счет сложившихся идей, было бы пагубно для дела. Это не даст ничего, кроме путаницы. Эти господа, которые голосуют, — ну и отлично, что они объединяются с людьми, которые занимаются тем же. Если они заронят в них анархистские идеи (как это сделал во Франции Брусс [11]) — тем лучше. Но пусть работают отдельно. Что касается Мерлино, то я знаю его с 1881 года. И когда я познакомился с ним на Лондонском конгрессе в 1881 году [12], я сказал Малатесте: «Нам незачем пытаться привлечь к себе Мерлино. Он никогда не будет с нами». И сердцем он никогда и не был. Он попал под влияние Малатесты, а тот попал под его влияние.
Я хотел бы сказать вам кое-что по поводу Соединенных Штатов. Я восхищен тамошним движением. Довольно беспорядочное, но очень энергичное. Тред-юнионы, по взглядам, еще более устарели, чем аристократические тред-юнионы Англии. Но они очень сильны. И что удивительно — они идут вместе с нами. Тернер [13] приехал в Соединенные Штаты. Поначалу, поскольку он анархист — недоверие. Месяц спустя именно тред-юнионы организуют его турне по всей Америке, тринадцать больших митингов в Чикаго. И так повсюду. В Нью-Йорке двое анархистов приходят к двум друзьям тред-юнионистам. Они уговаривают их устроить митинг протеста по поводу Хэзлтона. Результат — 2500 человек. Речи… Анархисты никогда не осмеливались говорить то, что они говорили. 120 полицейских, присутствовавших в зале, побледнели, когда услышали сказанное со всей яростью взбешённых англосаксов: «Только попробуйте сделать с нами то, что вы сделали с Хэзлтоном! Тогда увидите, что будет».
Вот вам огромное поле деятельности для наших друзей. Борьба против Капитала всеми средствами.
— Что касается Толстого — согласен. Он имеет большое значение для России. Возрождение народничества — хождение «в народ, за народ». Он делает среди крестьян то же, что Уиклифф сделал для подготовки 1381 г. [14]
— Я говорил о втором томе Иеринга.
Надо кончать, дорогой друг, — у меня на столе 50 писем. Соня шлёт вам большой привет. Мы вас очень любим, и мы еще увидимся. Я приеду к вам как-нибудь весной.
Ваш друг
Петр.
Черкезов приезжает сюда в воскресенье.
РГАСПИ. Ф. 208. Оп.1. Ед. хр.158.
Кентавр. 1992. Май/июнь. С. 119–123. Публикация Н.В. Левиной, С.М. Назаровой, И.Е. Немовой.
1. Имеется в виду одно из заявлений М.А. Бакунина о своем отказе от общественной деятельности — осенью 1873 г. и 30 августа 1874 г.
2. Во время первой поездки за границу весной 1872 г. См. письма И.С. Полякову из Швейцарии и Бельгии.
3. Джемс Гильом (1844–1916) — деятель швейцарского рабочего движения, исключен из Интернационала в 1872 г. вместе с Бакуниным. Один из руководителей Юрской федерации и Альянса социалистической демократии, автор четырехтомной работы об Интернационале: Guillaume J. L’Internationale: Documentes et Souvenirs (1864–1878). Paris, 1905—1910. (В русском переводе вышли только первые 2 тома: Гильом Дж. Интернационал (Воспоминания и материалы 1864–1878 гг.): С биографическими заметками о Гильоме П. Кропоткина и Ф. Брупбахера / Пер. с франц. Н.А. Критской под ред. и с дополн. Н.К. Лебедева. Пб.; М.: Голос труда, 1922. Т. I–II. 322 с.) Многолетний корреспондент Кропоткина, однако известны лишь его письма 1901–1913 гг., главным образом выдержки, напечатанные М. Неттлау в статье «Взгляд на жизнь и учение П.А. Кропоткина в свете некоторых его писем 1876–1914 годов».
4. Адемар Швицгебель (1844–1896) — деятель швейцарского рабочего движения, один из руководителей Юрской федерации, по профессии гравер.
5. Джузеппе Фанелли (1826–1877) — участник революции 1848–1849 гг. в Италии, похода Дж. Гарибальди в 1860 г.; с середины 1860-х гг. — близкий друг Бакунина.
6. Эррико Малатеста (1854–1932) — итальянский анархист, антимилитарист. Участник восстаний в Имоле (1872), Беневенто (1876), один из руководителей «Красной недели» в Анконе (июнь 1914). Основатель ряда периодических изданий, в том числе «La Question Sociale» (1891), «Umanita Nova» (1920). Корреспондент Кропоткина.
7. Карло Кафьеро (1846–1892) — итальянский революционер, анархист; на его средства была приобретена в Швейцарии ферма («villa Baronata»), служившая убежищем для Бакунина и других революционеров из разных стран. С начала 1880-х гг. страдал психическим заболеванием, сведшим его в могилу.
8. Чарлз Стюарт Парнелл (1846–1891) — ирландский политический и государственный деятель, либерал, с 1875 г. — член парламента, с 1877 г. — лидер партии сторонников гомруля.
9. Джеримая О’Донован Росса (1831–1915) — один из организаторов движения фениев (революционеров-республиканцев) в Ирландии. В 1865 г. приговорен к пожизненной каторге; после амнистии в 1870 г. эмигрировал в США.
10. Франческо Саверио Мерлино (1856–1930) — итальянский адвокат. В 1877 г. защищал К. Кафьеро, Э. Малатесту и других на процессе по обвинению в организации восстания в Беневенто (1876 г.). В 1884 г. осужден за революционную деятельность. Эмигрировал в Лондон, делегат Лондонского конгресса II Интернационала, антипарламентарист. Постепенно перешел на позиции «либерального социализма», изложенные в его работе «Rivista critica del socialismo» (Roma, 1899). В 1900 г. вернулся в Италию.
11. Поль Брусс (1844–1912) — французский социалист, после подавления Парижской коммуны жил в эмиграции, примыкал к анархистам. В последние годы жизни — один из лидеров и идеологов поссибилизма (оппортунизма во французском рабочем движении).
12. Международный конгресс социалистов-революционеров (анархистский), состоялся в Лондоне 14–19 июля 1881 г. Делегатами на конгрессе были П.А. Кропоткин, Э. Малатеста, Л. Мишель, Э. Готье, Н.И. Чайковский, Ф.С. Мерлино и др. Отчеты о конгрессе опубликованы в газете «Freiheit», № 31–33 от 30 июля, 6 и 13 августа 1881 г.
13. Джон Тернер — английский тред-юнионист, анархист, секретарь Союза торговых предприятий в Лондоне, входил в состав редакции газеты «Freedom».
14. Джон Уиклиф (ок. 1320–1384) — английский богослов, идеолог бюргерской ереси, учение которого стало идеологической подготовкой крупнейшего крестьянского восстания в XIV в. 1381 г. — дата крестьянского восстания в Англии под предводительством Дж. Болла и Уота Тайлера.
Viola, Bromley, Kent.
December 14, 1897.
My dear Keltie,
I write for the Geographical Journal a short account of Anert & Komaroff's explorations in Manchuria.
In connection with this I should propose you the following: —
In our Sungari expedition we had on board steamer 2 topographers, who have made (on the up journey) an excellent map of the Sungari, ⅔ miles to the inch. Excellent because on the rapid back journey we navigated with its aid only once running upon a sand bank of which the river is full.
This map was lithographed, on 6 sheets, at Irkutsk, for local use, & I now discover in the papers sent to me by the Geographical Society a couple of years ago, a copy of that map.
Very probably it is a unique copy — the whole of the General Staff & Siberian Geographical Society papers having perished during the Irkutsk conflagration. A small reduction of this map was published in the Memoirs of the Siberian Geographical Society; but it was retouched to suit Usoltseff’s astronomical determinations, & these were recognised by the St. Petersburg General Staff as unreliable. But even this (spoiled) map also was destroyed — the whole edition — & is now a great bibliographical rarity.
I will send the original map to the Russian Geographical Society; but I thought it would be nice to print a small reduction of it (say, 8-10 m. to the inch) in the Geographical Journal, with the article.
What do you think of that? Do not answer in writing as on Thursday I will call upon you at the Geographical Society.
Yours sincerely,
P. Kropotkin.
Viola. Bromley. Kent
14 декабря 1897
Мой дорогой Келти.
Я написал для Geographical Journal краткий отчет об исследованиях Анерта и Комарова в Манчжурии.
В связи с этим хочу предложить вам следующее.
Во время нашей Сунгарийской экспедиции у нас на борту было два топографа, которые сняли (во время движения вверх по реке) прекрасную карту Сунгари, ⅔ мили в дюйме. Она оказалась настолько хороша, что во время быстрого возвращения мы руководствовались ею и лишь однажды сели на одну из многочисленных мелей.
В Иркутске эта карта была литографирована, на 6 листах, для местных надобностей, и вот среди бумаг, присланных мне несколько лет назад [Русским] Г[еографическим] О[бществом], я обнаружил экземпляр ее.
Весьма возможно, что это — единственный экземпляр, — все бумаги Генерального Штаба и Сибирского [отделения] Географического Общества погибли во время пожара Иркутска. Сильно уменьшенная копия этой карты была напечатана в Записках Сибирского [отделения] Географического Общества, однако она была сильно отретуширована, ради того, чтобы показать результаты астрономических определений Усольцева, а они были признаны Петербургским Генеральным Штабом ненадежными. Но и эта (испорченная) карта погибла — весь тираж — и ныне является громадной библиографической редкостью.
Оригинал карты я пошлю в Русское Географическое Общество, но думаю, что было бы хорошо напечатать ее в уменьшенном виде (скажем, 8–10 миль в дюйме) в Geographical Journal, сопроводив статьей.
Что вы об этом думаете? Не отвечайте мне письменно, так как в четверг я зайду к вам в Географическое Общество.
Искренне ваш
П. Кропоткин.
RGSA. Keltie J.S. file. Corr.block 1881–1910. Перевод А.В. Бирюкова.
Viola, Bromley, Kent
15 декабря 1897 г.
Дорогой мой Феликс.
Твой корреспондент, по-видимому, не особенно интересный господин, а потому напиши ему, пожалуйста, что мой адрес — Viola, Bromley, Kent, что я очень занят и что если он пожелает меня видеть, пусть спишется со мною.
Как живешь-можешь? Надеюсь, на праздниках как-нибудь свидимся. Если Веруся с тобой, скажи ей, пожалуйста, что мы очень будем рады ей, когда бы она (всего лучше с папой) ни вздумала приехать. Шура нынче — выросла, девчуркой стала.
Из Америки везу тебе превеликое множество поклонов — особенно из Торонто [1], от сына того г-на, у кот[орого] ты жил (забыл имя) и от Кеннана [2]. Мы с ним списались раза два, но не свиделись. Едучи из Nova Scotia на ночь, лектировать, он телеграфировал мне с дороги, что встретит меня в Boston'e и просил придти в один отель, во время остановки его поезда. Но у меня был в этот вечер митинг, и я попросил приятеля пойти на свидание.
Моя поездка была обворожительная. Канада, река Св. Лаврентия, съезд в Detroit, съезд в Toronto; потом — по С[anadian] P[acific] R[ailwa]y [3] до Тихого Океана и — назад, с разъездами в сторону по колонистам [4]; Rockies [5], геология, география и сельское хозяйство!
В Штатах пробыл месяц. Выступал с лекциями дважды в Lowell Institute в Cambridge'e [6], и в National Geogr. Soc. в Washington'е [7]; затем около 12 лекций для товарищей, о социализме и анархии, в громадных Halls [8] или театрах. Два раза был на вечерах в русском студенческом клубе в New York'e и даже раз читал лекцию по-русски перед 2000 слушателей. Вернулся очень здоровый. Крепко тебя обнимаю за нас троих.
Твой Петр.
Посылаю Правительственный Вестник с 15-летним отчетом Г[алкина]-Врасского [9].
Результаты:
За 15 лет выстроено тюрем «более чем на 10 000 мест», т.е. вдвое меньше, чем насколько увеличилось тюремное население (с 80 000 до 103 000 в 93 г.).
Следовательно, переполнение, на которое так жаловался Галкин-Bpасский (см. мой разбор, в Times, по афере [10]), теперь больше, чем было 15 лет назад.
Занятия введены. Выработано всем не 979 307 р. в 92 год. Средний заработок от 28 до 64 руб. Следовательно, дано занятий 33 000 человекам. Из 103 000!!
Вот хлыщ!!
Крепко тебя и Верусю обнимаем. Добрались тогда прекрасно.
Петр.
BLPES, Coll. Misc. f. 530, D. 4/3.
Ист. Арх. 1997. № 5/6. С. 159-160. Публикация Дж. Слэттера.
1. В 1889 г. Ф.В. Волховский, бежавший из Сибири через Японию, на некоторое время задержался в Канаде.
2. Джордж Кеннан (1845–1924) — американский журналист, путешественник, писатель. По материалам путешествия по Сибири в 1885-1886 гг. написал книгу «Сибирь и ссылка» (1889). Известен своей поддержкой российских революционеров. Его разоблачения тяжелых условий содержания политзаключенных в сибирской ссылке стали толчком к распространению в США критического взгляда на политический режим, существовавший в Российской империи.
3. Канадская тихоокеанская железная дорога, построена в 1874–1885 гг., первая трансконтинентальная железная дорога в Канаде.
4. Во время своей поездки по Северной Америке Кропоткин посетил сельскохозяйственные колонии меннонитов, которые в 1880 г. вынуждены были переселиться из России в западную Канаду.
5. Скалистые горы — (англ.).
6. Институт им. Лоуэлла в Кембридже, штат Массачусетс, был основан американским промышленником Джоном Лоуэллом в 1830-х гг.
7. Национальное географическое общество было основано в Вашингтоне Г.Г. Хэббардом (1822-1897).
8. залах — (англ.).
9. Михаил Николаевич Галкин-Врасский (правильнее — Галкин-Враской, 1834–1916) — с 1879 г. начальник Главного тюремного управления при Министерстве внутренних дел.
10. В «Times» Дж. Слэттер не обнаружил ни статьи, ни письма Кропоткина по этому вопросу.
Viola. Bromley. Kent
17 декабря 1897
Дорогой Теплов.
Так как Феликс [1] уже телеграфировал Sp.-Watson’у [2], то я ограничился тем, что тоже телеграфировал ему, что Бурцева бумаги заарестованы, и спрашивал, чтó делать, чтобы их не сообщили русскому посольству. Ответа ещё нет, и я спрашиваю себя, не в Лондоне ли Watson?
Лишь бы у Бурцева не оказалось каких-нибудь компрометирующих писем, а то пойдут аресты в Париже и в Швейцарии.
Чтó бы ни оказалось имён, их, конечно, сообщат Интернациональной Полиции, а так как нынче полиции сносятся прямо, без посольств, то надо было бы сейчас же предупредить ваших общих знакомых во Франции и в Швейцарии, что Бурцев взят и что все его бумаги — в руках полиции, — даже не опечатаны, вероятно.
Насчет защиты, мне кажется, что Феликс сделает лучшее, что нужно, обратясь к Ватсону.
Thompson наверно предложит свои услуги, но ему приходится дорого платить, и он — бездарность: мы это хорошо знаем по делам Meunier и François.
У меня теперь никого нет в Лондоне, к кому обратиться, чтобы взять его на поруки. Единственный человек, который мог бы это сделать, — Cobden Sanderson [3], — уехал в Швейцарию.
Я, конечно, в распоряжении товарищей, если что нужно.
Крепко жму руку
П. Кропоткин.
ГАРФ. Ф. 1721. Оп. 1. Ед. хр. 34, л. 5–6.
1. Ф.В. Волховский. По воспоминаниям В.Л. Бурцева, Волховский был первым, кто пришел в тюрьму на свидание с ним (Бурцев В.Л. Борьба за свободную Россию. — СПб.: Изд-во им. Н.И. Новикова, 2012. — Т. 1. — С. 100.
2. Спенс Уотсон Роберт (1837–1911) — английский общественный деятель, юрист. С 1890 г. до конца жизни президент и казначей английского «Общества друзей русской свободы», объединявшего общественных и политических деятелей, поддерживавших русское освободительное движение. Корреспондент Кропоткина.
3. Кобден-Сандерсон Томас Джеймс (1840–1922) — английский художник и переплетчик.
Пятница,
[17 декабря 1897], вечер
Дорогой мой Теплов.
О Бурцеве, конечно, надо хлопотать и в Комитете Free Russia, и везде, где можно. Мы уже делаем шаги в этом направлении, и когда будет что-нибуть путное сообщить, я вам напишу. Феликс наверное уже писал, мы пытаемся в другом направлении.
Но добиться многого невозможно. Во Франции делают различие между politiques и droit commune; [1] здесь же хвастаются тем, что этого нет. Ну, а режим здешний — самый варварский. Мост недаром сказал, что чем дальше на запад, тем ужаснее тюрьмы. Хорошо, что Бурцев нрава тихого, а то за малейший «breach of discipline» [1] — за разбитую с досады кружку — порют нещадно, свирепо, девяти-хвосткою, по приговору тюремного magistrate.
Добиться права писать едва ли удастся, хотя надо все требовать.В лучшем случае представляется перевод в больницу, — так и сделали для Burns’а; иначе трудно добиться серьезного облегчения. Первый месяц — спать на голых досках, а второй — через день на досках и на матрасе. Эти подлые филантропы все придумали, как бы позлее и поунизительнее.
Насчет протестов, я видел только один — от секретаря Free Russia, — что Бурцев не анархист. Социал-демократы собирались что-то сделать, Labour Party тоже, вероятно, не откажется, но это будут только рабочие, социалистические митинги. Что же касается до так называемого «общественного мнения Англии», то вы могли судить о нем по газетам: оно одобряет приговор.
Собирать русское собрание я, признаться, не вижу зачем. Чтò мы можем сделать? Не забывайте, что Англия переживает период отчаянной реакции, и что протестовать против приговора «dynamitard’ам» [3] могут только рабочие, т.е. только те, кто за все время были единственные люди, сочувствовавшие русскому движению в его самых крайних формах.
Если даже и соберется не-рабочий митинг, то что же услышим мы от этих господ, как не обидные воззвания к милосердию?
Будем хлопотать, сколько можем, чтобы Бурцева поменьше мучили, — это, кажется, всё, что можно сделать.
Оба крепко жмем вам руку.
ПК.
ГАРФ. Ф. 1721. Оп. 1. Ед. хр. 34, л. 74–75 об. Датируется по содержанию — В.Л. Бурцев был арестован 16 декабря 1897 г.; ближайшая к этому событию пятница приходилась на 17-е число.
1. «Политическим» и «общим правом» — (фр.).
2. «несоблюдение дисциплины» — (англ.).
3. «динамитчикам» — (фр.).
Viola. Bromley. Kent
Суббота [18 декабря 1897]
Дорогой Теплов.
Секретарь Spence Watson’а пишет мне:
«Dr. Spence Watson has written to the Home Secretary and telegraphed to him upon Bourtseff’s matter, & is doing what he can in it» [1].
Секретарь пишет, так как Ватсон уже вышел (вчера вечером) из Office’а.
Как стоит дело с bail [2]?
Крепко жму руку.
ПК.
ГАРФ. Ф. 1721. Оп. 1. Ед. хр. 34, л. 73. Датируется по содержанию.
1. Доктор Спенс Уотсон писал министру внутренних дел по делу Бурцева и телеграфировал ему, он делает всё, что может — (англ.).
2. поручительство — (англ.).
Viola, Bromley, Kent
12 марта 1898 г.
Дорогой мой Феликс.
Я страшно занят в эту минуту и не могу направить свои мысли на Восток [1]. Сейчас прочел твои вырезки из D[aily] News и поражен сходством их взглядов с моими. Но выступать мне, русскому, с такими взглядами значило бы ослаблять влияние в Англии того голоса рассудка, который слышится от либералов - немногих, более умных, так как D[aily] Chronicle [2] рвет и мечет на войну.
Пусть в этом смысле говорят англичане. Всё, что я смог бы сказать в этом направлении, будет принято за русский шовинизм, и только ухудшит положение.
Мой дружеский совет тебе — не путаться в это дело, а просто высказать надежду, что голос либералов возьмет верх над военным возбуждением, которое и в Англии овладевает умами, как во Франции. Я так и думаю, что новая котировка на золото [3] пойдет на новые захваты на Востоке, а не на войну — если только Япония не бросится в войну, очертя голову. Если война вспыхнет, то она будет вызвана внутренними соображениями Англии, а не захватами России. Прочти старого Kembell в последней книжке XIX Century [4].
Сейчас вижу, что не ответил на твою карточку об Élisée Reclus [5]. Прости пожалуйста: завалилась во время болезни. У меня нет Géographie Universelle [6] Реклю. Только один том, для которого я работал. Он - к твоим услугам. У Élisée — тоже только его корректурный экземпляр сочинения.
Как идет дело с митингом? Надеюсь, дело Бурцева [7] не канет так в воду, без протеста.
Крепко обнимаю тебя и Веру.
Петр
Возвращаю вырезки.
BLPES, Coll. Misc. f. 530, D. 4/3.
Ист. Арх. 1997. № 5/6. С. 160. Публикация Дж. Слэттера.
1. Вероятно, Кропоткин имеет в виду восточный кризис марта 1898 г., когда Россия потребовала от Китая передачи ей Порт-Артура. Англия не одобрила русские требования, а поддержала правительство Китая. Тем не менее Китай был вынужден отдать Порт-Артур России.
2. Ежедневная либеральная газета, издававшаяся в Лондоне в 1862-1930 гг.
3. В 1897 г. был введен золотой стандарт рубля, просуществовавший до 1914 г. Золотой рубль приравнивался к 0,774235 г золота.
4. «Nineteenth Century» — ежемесячный журнал, постоянным сотрудником которого был Кропоткин. Автором статьи, упомянутой им, был не Кембелл, а Т. Кеббель. См.: Kebbel T.E. «England at War»: A supplement by an old Tory // Nineteenth Century. — 1898. — March. — P. 337–344.
5. Элизе Реклю (1830-1905) — французский географ, анархист, корреспондент Кропоткина и его близкий друг.
6. Всемирная география — (франц.). Основной труд Э. Реклю, девятнадцатитомное описание жизни Земного шара, выпускавшееся в 1876–1894 гг. парижским издательством Hachette. Полное название - Nouvelle Géographie universelle.
7. Владимир Львович Бурцев (1862–1942) — публицист, близкий к эсерам. 11 февраля 1898 г. за издание в Лондоне журнала «Народоволец», содержавшего призывы к цареубийству, английским судом был приговорен к 18 месяцам каторжной тюрьмы. Корреспондент Кропоткина.
Viola. Bromley. Kent
April 10, 1898.
Darling Toto.
Today I have opened your letter parcel, and was so happy to find in it your beautiful card — the primrose is very nicely painted — and the two Easter eggs. I did not open it till now and it brightened me the morning. So I dressed quite clearly, just as if you both were here, and thought will love of you and dear sweet mama.
Yesterday I posted to you a letter — I suppose from Gertie — and at ten at night they brought a parcel which I now send to you as a letter — otherwise it would stay till Tuesday. I hope you will get it tomorrow and that it contains something pleasant for you. It is also stamped «London, N.W.». I will now go to the Post Office and see if does enter into the slit of the box.
I got this morning another sweet present, a dear letter from sweet Mama. Give her many kisses for it, and many more for everything else and especially for her being a dear sweet mama.
Much love to you, sweet, darling from
Your loving
Papa.
Rose sends you many kisses.
We have one tulip (red) and one daffodil opened in our front garden which looks altogether very nicely.
Viola. Bromley. Kent
10 апреля 1898.
Милая Тото.
Я сегодня вскрыл твой пакет и был счастлив найти в нем твою замечательную карточку — примулы очень красиво раскрашены — и два пасхальных яйца. Я не открывал пакет до сих пор, и его содержимое украшает мое утро. Я быстро оделся, как если бы вы обе были со мной, и в мыслях был с тобой и с нашей дорогой милой мамой.
Вчера я отправил тебе письмо — кажется, от Герти — а в десять вечера мне принесли пакет, который я сейчас пошлю тебе письмом — иначе он пролежит у меня до вторника. Надеюсь, ты получишь его завтра и что в нем заключено что-то приятное. На нем штамп «London, N.W.». Сейчас я иду на почту и попробую просунуть его в щель почтового ящика.
Сегодня утром я получил еще один дорогой подарок, милое письмо от нашей сладкой Мамы. Поцелуй ее много раз за это письмо, и еще много раз за все остальное и особенно за то, что она наша дорогая милая мама.
Горячо любящий мою милую, дорогую дочку
Твой
Папа.
Розы шлют тебе много поцелуев.
У нас в палисаднике распустился один тюльпан (красный) и один нарцисс, вместе они выглядят очень красиво.
Архив МЗДК. Ф. 22/5152. Оп. 1. Д. 58, л. 2–3 об.
12 апреля 1898.
КОТИК СЛАДКИЙ.
Твое милое письмо и карточку получил. Где ты взяла такие хорошенькие цветы? В поле?
Папа очень тебя любит и крепко целует тебя и маму любимку. Жду вас завтра.
Твой папка.
I am so sorry, darling, that you have such a bad weather. It is not better here, but still only showers, and much wind. To morrow I will expect you for dinner, unless you let me know otherwise. Tell to Fanny that I have got the MS (manuscript).
We have one more tulip open. With much, much love and many many kisses
Your loving Fafa.
Give many, many, many sweet kisses to mama dear.
Очень жаль, моя родная, что у вас такая плохая погода. Здесь погода не лучше, но у нас только льют дожди и сильный ветер. Завтра я жду вас к обеду, а если вы не успеете, то дайте мне знать. Скажи Фанни, что я получил MS (рукопись).
У нас открылся еще один тюльпан. Очень, очень люблю тебя и шлю много много поцелуев
Твой любящий Фафа.
Поцелуй много, много, много раз нашу дорогую маму.
Архив МЗДК. Ф. 22/5152. Оп. 1. Д. 58, л. 4–5. Русская часть письма написана печатными буквами.
Viola. Bromiey. Kent
28 juin 1898
Cher Monsieur Brandes,
Ne m’en voulez pas, de grâce, de ne pas vous avoir écrit, voilà déjà des années. J’ai devant moi maintenant une longue lettre que je vous avais écrite, il y a deux ans, je crois. Mais, pas finie, elle est restée non envoyée; une autre — commencée à Mlle Brandes, a eu le même sort. Ne m’en voulez pas. Tout ce temps j’ai travaillé, toujours écrit, beaucoup trop, si bien que la santé en souffrait, l’hiver passé, assez sérieusement. Si le hasard ne m’avait fait faire l’été passé un voyage au Canada, avec l’Association Britannique des Sciences, suivi d’une petite tournée de conférences anarchistes aux Etats Unis, je crois que ça aurait fini mal. Mais trois mois de Congrès, de voyage trans-atlantic et à travers tout le continent jusqu’à Vancouver, et les Steppes de Manitoba, m’ont redonné de la vie.
J'ai tant à vous dire que je ne sais pas où; commencer. D’abord, mille et mille mercis pour votre bonne préface à l’Erobringen af Brødet [1]. C’est si bon de vous d’avoir pris la peine de l’écrire, et j’en suis très fier, et je vous en remercie beaucoup. Et c’est encore pour une préface que j’allais vous écrire, il y a déjà 2 ou 3 semaines.
Vous savez comment Mme Stepniak a été écrasée — plus qu’écrasée, je ne trouve pas le mot, — par la mort de son mari. Le travail, l’amour de l’œuvre de son mari l’ont un peu remise. Alors qu’elle ne voulait pas vivre et rêvait seulement la mort, nous avons insisté, nous l’avons pressée, forcée, qu’elle publie en russe les œuvres de Serge. Elle le fait. Elle a traduit, — re-traduit en partie, traduit à nouveau — le roman Career of a Nihilist [2], et la dernière épreuve de la dernière feuille est chez le typographe. Malgré les défauts de la traduction, le roman paraît, en russe, et pour les russes, presque plus attrayant qu’en anglais. Il y a de ces demi-mots qu’un russe comprend plus facilement en russe.
Nous avons pensé à une préface et je lui ai conseillé de faire quelques mots d’introduction et d’y insérer le passage que vous avez consacré à ce roman dans Indtryk fra London [3]. Je l’ai traduit en russe, mais n’étant pas sûr de la traduction, je vous l’envoie en français. Voyez, je vous prie, si c’est correct, il peut y avoir des fautes ou j’ai mal compris (desvaerre et Gerning ne sont pas dans le Dictionnaire que vous avez eu la bonté de m’envoyer et pour lequel je vous suis très, très reconnaissant — probablement, je fais quelque faute en cherchant). Et, si le cœur vous en dit, peut-être ajouterez-vous quelque chose ou changerez. La vérité est que Mme Stepniak voulait vous prier d’écrire quelques mots de préface, mais elle n’ose pas.
Encore une bonne nouvelle concernant le legs littéraire de Stepniak. Vous savez, peut-être, qu’il avait laissé un drame. C’est-à-dire un russe avait écrit des scènes dramatiques, que St. entreprit d’arranger pour la scène. Il refit un drame en 4 actes, Le Converti [4], en russe. Mme St. a traduit ce drame en anglais, et il y a 15 jours on l’a joué à Londres. C’était une représentation unique, seulement pour assurer le copyright ici et en Amérique, avant de publier le drame. Mais les acteurs — Charrington [5], un excellent homme, et Irving, le fils [6] qui a vécu 3 ans en Russie et a écrit le drame Pierre le Grand — ont voulu en faire quelque chose de bien. Ils ont travaillé comme des nègres pendant 10–12 jours et en ont fait un «decided success». — Vous pensez combien Stepniak eût été heureux de le voir sur la scène. Le drame ne se jouera probablement pas : c’est une «apologie du crime», puisque le père de l’héroïne nihiliste tue un mouchard pour sauver sa fille, — et les critiques anglais ne le trouvent certainement pas de leur goût. Mais malgré quelques petits péchés de débutant, le drame offre beaucoup de dramatisme (un peu trop) et pour les acteurs il donne tous les moyens pour jouer et passionner le public — ce qui est beaucoup déjà, il me semble. Irving a su créer un type vraiment russe, malgré un peu trop de tragédien qu’il y mettait. Le comte Mentiroff (Ignatieff), joué par Charrington, était superbe. Le nihiliste — impossible! Katya — très bien; la mere — excellente.
Quant à moi, je dois aussi vous dire une nouvelle. A Boston un ami américain m’a arrangé la publication de mes Mémoires dans l’Atlantic Monthly. Ça commencera en septembre. J’ai déjà envoyé l’enfance (le Servage: 1842 ou plutôt 1850–1857). C’est la vie d’une riche famille de propriétaires de serfs à Moscou et à la campagne. — L’école sera l’époque 1857–62 — floraison du libéralisme, abolition du servage, Alexandre II chancelant, le grand incendie de Pétersbourg, la réaction. Puis viendra la Sibérie, Pétersbourg, l’internationale, le nihilisme etc. —
Ah, que je serais heureux si vous résidiez à Londres. C’est alors que je vous aurais assiégé pour vous lire quelque chose des mémoires. Je n’ai jamais écrit de nouvelles depuis l’âge de 15 ans, c’est un genre tout nouveau pour moi et je me sens très mal à mon aise: est-ce bien? est-ce mauvais? je n’en sais rien. Ça me plaît à moi, et à Sophie — mais ce sont juste les deux juges qui doivent être exclus. Et puis — en anglais! Il est vrai que j’écris d’abord en russe, et je récris, en abrégeant beaucoup, en anglais.
Et maintenant, cher Monsieur Brandes, vous devez me pardonner cette longue lettre et nous donner quelques nouvelles de vous-même et de Mlle Edith. Comment allez-vous? Ne pensez-vous pas venir, les deux, à Londres? Quand vous viendrez, Sophie vous sautera sur le cou. Vous ne sauriez vous imaginer quel grand, profond plaisir vous lui avez fait par Moderne Geister[7]. Elle a si profondément joui de votre article sur Tourguéneff que vous avez maintenant en elle une âme toute dévouée à vous. — Sacha a beaucoup grandi et reste bonne fille: l’été passé, restant 3 mois en Belgique, elle a appris le français. Elle aussi, vous aime beaucoup. Donnez-nous beaucoup de nouvelles de Mlle Edith, et donnez-lui beaucoup d’amitiés de notre part.
Meilleures et sincères amitiés à vous, cher Monsieur Brandes, et tous les meilleurs souhaits
Bien cordialement à vous
Pierre Kropotkine.
Viola. Bromiey. Kent
28 июня 1898
Дорогой господин Брандес,
Не сердитесь на меня, сделайте милость, за то, что вот уже несколько лет я вам не пишу. Сейчас передо мной лежит длинное письмо, которое я написал вам, помнится, два года назад. Но оно не было закончено и осталось неотправленным; другое, начатое, обращенное к мадемуазель Брандес, постигла та же участь. Не сердитесь на меня. Все это время я работал, без конца писал — слишком много, так что это причинило вред моему здоровью, прошлой зимой я захворал довольно серьезно. Если бы мне по воле случая не довелось провести лето, путешествуя по Канаде в составе «Британской ассоциации содействия науке», а затем проделать небольшое турне по Соединеным Штатам с конфе-ренциями по анархизму, думаю, все могло бы закончиться скверно. Но три месяца работы Конгресса, трансатлантическое плавание, надобность пересечь континент на пути в Ванкувер и степи Манитобы вернули меня к жизни.
Мне столько нужно вам сказать, что я не знаю, с чего начать. Прежде всего — тысячи и тысячи благодарностей за ваше доброе предисловие к «Erobringen af Brødet» [1]. Было очень мило с вашей стороны взять на себя труд написать его, я горжусь вашим вниманием и от всей души вам признателен. И еще я благодарен вам за предисловие, которое сам собирался написать две-три недели назад.
Вы знаете, как мадам Степняк была сражена — более чем сражена, я просто слов не нахожу, — смертью своего мужа. Работа и любовь к его делу немного поддержали ее. Когда она не хотела жить и мечтала только о смерти, мы настаивали, подталкивали, упорно побуждали ее опубликовать произведения Сергея на русском языке. Она сделала это. Она перевела — отчасти когда-то уже переведенные главы, отчасти заново, — роман «Career of a Nigilist» [2], и сейчас он весь — до последней страницы вёрстки — уже в типографии. Роман выходит на русском языке и, несмотря на недостатки перевода, для русских он чуть ли не более притягателен, чем для англичан. Там есть такие русские полунамеки, которые легче понять по-русски.
Мы думали о предисловии, я посоветовал ей вставить несколько вступительных слов и включить туда то место из «Indtryk fra London» [3], где вы пишете о романе. Я перевел его на русский, но, не будучи уверен в правильности моего перевода, посылаю его вам на французском. Посмотрите, прошу вас, верен ли он, там могут быть ошибки в местах, где я плохо понял (слов «desvaerre» и «Gerning» нет в словаре, который вы любезно мне прислали, за что я очень, очень благодарен, — или, возможно, я что-то напутал, когда искал). И, если сердце вам подскажет, вы, может быть, пожелаете добавить что-нибудь или изменить. По правде говоря, г-жа Степняк хотела попросить вас написать несколько слов в качестве предисловия, но не решилась.
Есть еще одна добрая новость касательно литературного наследия Степняка. Как вам, может быть, известно, однажды он сочинил пьесу. То есть написал на русском языке драматические сцены, которые он взялся приспособить для сцены. Переделав, создал че-тырехактную драму «Новообращённый» [4]. Г-жа Степняк перевела ее с русского на английский, и вот уже две недели, как ее сыграли в Лондоне. Это было одно—единственное представление, устроенное только затем, чтобы обеспечить авторские права здесь и в Америке, прежде чем драма будет опубликована. Но актеры — Черрингтон, прекрасный человек [5], и Ирвинг-младший [6], три года проживший в России и сочинивший драму «Петр Великий», — пожелали сделать из этого нечто стоящее внимания. Они работали, как негры, дней 10–12, и добились «решительного успеха». — Вы только представьте, как был бы счастлив Степняк, увидев свою драму на сцене. Вероятно, она ставиться не будет, ведь это «апология преступления»: отец героини-нигилистки убивает доносчика, чтобы спасти свою дочь, — да и английским критикам она наверняка не придется по вкусу. Но наперекор кое-каким мелким слабостям начинающего автора пьеса полна драматизма (с легким излишком) и дает актерам все мыслимые возможности играть и потрясать публику — а это, по-моему, уже немало. Ирвингу удалось создать поистине русский тип, несмотря на то, что по части трагизма он малость переборщил. Граф Ментиров (Игнатьев) в исполнении Черрингтона был великолепен. Нигилист — невероятен! Катя — очень хороша, мать — превосходна.
Что до меня, я тоже должен сообщить вам новость. В Бостоне один мой американский друг устроил в «Atlantic Monthly» публикацию моих мемуаров. Она началась в сентябре. Я уже отослал туда рассказ о детстве (о крепостном праве, год 1842-й или, вернее, 1850–1857). О жизни богатой семьи, владеющей крепостными рабами в Москве и в сельской местности. — Школьные годы — период с 1857 по 1862 г.: расцвет либерализма, упразднение рабства, колебания Александра II, большой пожар в Петербурге, реакция. Потом речь пойдет о Сибири, Петербурге, интернационале, нигилизме и так далее. —
Ах, как я был бы счастлив, если бы вы жили в Лондоне. Я осаждал бы вас, донимая чтением отрывков из своих воспоминаний. Начиная с 15 лет я бросил писать рассказы, это совсем новый жанр для меня, и я себя чувствую крайне неуверенно: хорошо ли получается, плохо ли? Понятия не имею. Мне это нравится, Соне тоже, но мы — именно те ценители, чье мнение нельзя принимать в расчет. И потом — это же еще и на английском! Правда, я пишу сначала по-русски, а потом переписываю, с большими сокращениями, по-английски.
А теперь, дорогой господин Брандес, вы должны простить мне такое длинное письмо и рассказать нам, что нового у вас и мадемуазель Эдит. Как вы поживаете? Не думаете ли вдвоем посетить Лондон? Если бы вы приехали, Соня бросилась бы вам на шею. Вы себе представить не можете, какое огромное, глубокое наслаждение доставили ей «Moderne Geister» [7]. Вашей статьей о Тургеневе она так наслаждалась, что теперь всей душой предана вам. — Саша очень выросла, она по-прежнему хорошая девочка: прошлым летом, проведя три месяца в Бельгии, освоила французский язык. Она тоже вас очень любит. Расскажите нам побольше о делах мадемуазель Эдит, а ей передайте от нас заверения в самых дружеских чувствах.
Примите мои уверения в самой искренней дружбе и наилучшие пожелания, дорогой господин Брандес.
Ваш от всего сердца
Петр Кропоткин
Corr. de Brandes. 1956. P. 122–125.
Степняк-Кравчинский. 1968. С. 340–341 (с сокращениями). Полный перевод И.Н. Васюченко и Г.Р. Зингера.
1. «Завоевание хлеба» — (дат.). См.: Krapotkin P. Erobringen af Brødet / Autoriseret Oversættelse ved M. Nielsen; Med Fortale af E. Reclus; Med Indledning af G. Brandes. — Bergen: Paulson, 1898. — 351 S.
2. «Карьера нигилиста» — роман С.М. Степняка-Кравчинского, вышел в свет по-английски в 1888 г. В русском переводе получил название «Андрей Кожухов»; книга вышла в Женеве только в 1898 г.
3. «Впечатления о Лондоне» — (дат.). Очерк Г. Брандеса под таким заглавием появился в июне–июле 1896 г. в датском журнале «Tilskueren». См. также письмо Брандесу от 29 мая 1896 г.
4. Сюжет драмы С.М. Степняка-Кравчинского «Новообращенный» заимствован из драматических сцен «Зарницы» В.Р. Щиглева, напечатанных в Лондоне в 1894 г. (автор скрылся под псевдонимом Н. Стариков). Степняку-Кравчинскому очень понравилась фабула, но он находил ее недостаточно разработанной, и с согласия автора взялся за переделку. В результате получилось новое произведение, с новыми лицами и с измененными завязкой и развязкой. См.: Степняк-Кравчинский С.М. Новообращенный: Драма в четырех действиях. — Женева, 1897. — (3), 87 с.
5. Чарлз Черрингтон (Charles Charrington, 1854–1926) — английский актер. Дж.Б. Шоу в письме Ф.М. Степняк от 24 июля 1897 г. советовал послать пьесу ему и Уильяму Арчеру — «они отнесутся к ней с дружеским интересом» (см.: Степняк-Кравчинский С.М. В лондонской эмиграции. — М.: Наука, 1968. — С. 338–339).
6. Лоренс Сидни Ирвинг (Laurence Sydney Brodribb Irving, 1871–1914) — английский драматург и прозаик, сын знаменитого английского актера сэра Генри Ирвинга, младший брат актера и продюсера Гарри Ирвинга.
7. «Новые веяния» — (нем.). Сборник литературных портретов и критических очерков Г. Брандеса был напечатан по-немецки в 1887 г., в русском переводе — в 1889 г. (журнал «Пантеон литературы», янв.–окт., и отд. издание).
Viola. Bromley. Kent
June 30. 1898
Dear Sir.
Thank you so very much for the copy of Fridomsvegen [1] which you have sent to me through Freedom. — It look so interesting, and I should so much like to read it. But alas, I find that though I have read and understood the first page, it is so difficult to read it that I am afraid I will have to give up the hope of reading that little book which nevertheless attracts me so much by its subject.
Is it the Bergen dialect of Norwegian you write in? [2] I read Brandes quite easily — why is it so difficult to read Fridomsvegen?
With all that, thank you very much for having thought of me.
Yours fraternally
P. Kropotkin.
Viola. Bromley. Kent
30 июня 1898
Уважаемый господин.
Большое вам спасибо за экземпляр Fridomsvegen [1], который вы прислали через Freedom. — Это так интересно, и мне очень хотелось прочитать, но увы, — должен сказать, что хотя я прочитал и понял, с большим трудом, первую страницу, но боюсь, что мне придется расстаться с надеждой прочитать вашу небольшую книжку. А она тем не менее привлекательна для меня по своему предмету.
Вы, кажется, пишете на бергенском диалекте норвежского? [2] Я читаю Брандеса довольно легко — почему же так трудно читать Fridomsvegen?
Со всем тем, большое спасибо за то, что вспомнили обо мне.
Братски ваш
П. Кропоткин.
IISH, Max Nettlau papers. F. 602. Рукописная копия.
На копии приписка И. Мортенсона по-норвежски, в которой он уведомляет, что нашел единственное письмо Кропоткина к нему, и обещает, что если найдет еще, то пришлет копии. (Her er auskrift av det einaste brevet sam eg kann finne na. Finn eg meir, skal eg meir. Helsing frå Ivar Mortensson-Egnund). Копия переслана Максу Неттлау А. Хазеландом, норвежским юристом и почитателем идей Кропоткина.
1. См.: Mortenson I. Fridomsvegen: Soga om kongane, folkemagta aa sjølvstyre. — Kristiania: Feilberg & Landmark (Chr. Dybwad), 1898. — (2), 73 s. Fridomsvegen — путь к свободе (норв.).
2. Адресат посвятил свою жизнь реконструкции норвежского письменного языка (ландсмол, landsmål; ныне именуется нюношк, nynorsk), противопоставляемому «государственному языку», riksmål, называемому теперь просто «книжным», букмол, bokmål). «Риксмол» представлял собой в сущности стихийно норвегизированный датский язык, следовавший датской орфографии (его иногда насмешливо называли «датским с ошибками»), тогда как ландсмол, опиравшийся за диалекты западной Норвегии, меньше затронутые датским влиянием, был чем-то вроде знамени националистов-«новонорвежцев». Вряд ли Кропоткин, следивший за естественнонаучной литературой на скандинавских языках, был совсем не в курсе этих течений в норвежском языкознании; упоминание датчанина Г. Брандеса, писавшего, естественно, по-датски, выглядит в контексте письма как насмешка, чтобы не сказать бестактность.
22 сентября 1898
…Как и вы, как и всякий другой, я почувствовал острую боль в сердце, когда узнал о смерти Австрийской императрицы — этой новой жертвы общественной борьбы [1]. Образ уже пожилой женщины, несчастной в своей личной жизни еще задолго до потери единственного сына [2], особенно сильно апеллирует к состраданию тех, кто знаком с ее интимной историей. По крайней мере женщины и дети должны быть пощажены в ужасной борьбе, среди которой мы живем теперь и той, еще более ужасной, которая ожидает нас впереди.
Если бы было достаточно отдать свою жизнь, чтобы спасти хоть малую часть тех жертв, которые пали в разных странах на улицах и на эшафотах за последние тридцать лет — я сделал бы это без малейшего колебания. Десятки наших друзей поступили бы точно так же. Но этого совершенно недостаточно. Прежде всего необходимо, чтобы люди начали вдумываться в окружающее.
Посмотрим же, кто такой Люччени. Рожденный на скамейке Парижского бульвара, он не знает ни отца, ни матери. Он растет в приюте для подкидышей сначала в Париже, а потом в Парме. Десятилетним ребенком он уже выкинут на улицу, где у него нет ни друзей, ни родных, но где он должен находить себе пропитание (тут я испытываю еще более сильную боль в сердце при мысли об этом ребенке и о тысячах других детей, подверженных тому же самому). Но вот он достигает двадцати одного года и его берут в казарму и там начинают учить, как убивать сразу множество людей без всякого сожаления, убивать отца и мать, убивать женщин и детей, раз ему сказано, что это нужно для спасения отечества; его учат, что человеческую жизнь нужно ставить ни во что; наконец, его посылают в Африку на деле убивать людей [3]. Дальше он делается лакеем у гвардейского офицера — не здесь ли ему было набраться уважения к женщинам? И наконец он попадает в Швейцарию в то время, когда туда приходят итальянские беглецы тотчас после Миланского восстания голодного народа и гуртового избиения крестьян [4]. Что же он слышал от них? — Что голодающих крестьян избивали больше или меньше, по всей стране, что в Милане стрельба в народ продолжалась три дня и что рабочих убивали сотнями, что на улицах стреляли картечью, не справляясь о том, виноваты ли в восстании те женщины и дети, которые падали, простреленные пулями, или чем будут питаться дети убитых отцов. Что в ответ на один выстрел из окна отдавался приказ стрелять во все окна этого дома, убивая всех обитателей без разбора, не исключая женщин и детей; что богатые миланские дамы, раздавая цветы солдатам, говорили — «избавьте нас от этой сволочи; бейте их, цельтесь прямо в них!»
Ну, дорогой Брандес, представьте же Вы себе теперь, что наши собственные дети растут в такой обстановке и получают такие впечатления, и скажите, не рискуют ли и они утратить самый инстинкт сострадания, не станут ли и они дышать ненавистью ко всем тем, кто богат и кто никогда не задумывается над нищетой, которой создается их богатства?
Не раз уже говорилось, что наше современное общество танцует на вулкане, и это совершенно верно. Оно не имеет понятия о той ненависти, которая постепенно растет в сердцах обездоленных. Я знаю, что это такое, и ужасаюсь! И при этой-то растущей ненависти, чему учит вся наша юридическая и военная система? Не шепчут ли они этим людям устами чуть не всех без исключения своих газет: «нечего рассуждать о человеческой жизни! долой сентиментализм! Если сегодня или завтра потребуется на улицах любого города расстрелять сотни мужчин и женщин для сохранения общественного порядка и для устрашения бунтовщиков — это должно быть сделано без колебания!»
И после этого люди удивляются, слыша, что бедные отвечают им тем же самым доводом, т.е. что если бы было необходимо перебить на улицах сотни мужчин и женщин и уничтожить сотни тысяч буржуа, это должно быть сделано!
А вера в магическое действие казней? — да ведь это первый и основной член современного символа веры! Его одинаково твердят и политики, и священники, и философы. И в то же время им бы хотелось, чтобы бедные по какому-то наитию дошли до более широких и возвышенных понятий, чтобы они перестали верить в казни; чтобы они не говорили вместе с Люччени: «Не всё ли равно, кого убить из богатых! лишь бы заставить их задуматься над общественной несправедливостью!» Требовать от бедных, чтобы они имели высокое понятие об общественной жизни, которое остается до сих пор недоступным для образованных людей! Да разве же это не абсурд?
В тех самые дни, когда так много говорилось об австрийской императрице, на севере Англии, около Нортгамптона четыре дня подряд делались покушения вызвать крушение поездов. На полотно различных железнодорожных линий клались огромные камни и шпалы перед проходом курьерских поездов. Если бы крушение случилось, последствия были бы гораздо более ужасные, чем смерть одного лица; среди многих других погибли бы и отцы, и женщины, и дети рабочих семейств. Кто же мог бы сделать это? Конечно уж, не социалисты, и не анархисты, а по всей вероятности кто-нибудь, в чьем сердце загорелась беспощадная злоба против всего общества, и кто твердил самому себе, как Люччени: «кого бы ни убить из них, лишь бы заставить задуматься над нашей нищетой!» — Вот где тот вулкан, на котором танцует современное общество.
Нанести смертельный удар в сердце женщины только за то, что это сердце никогда не билось за страдающее человечество — конечно, это ужасно! Но до тех пор, пока будут такие избиения, какие происходили недавно в Италии; пока людей будут учить презрению к человеческой жизни; и пока им будут говорить, что убивать хорошо ради того, что ими считается благом для всего человечества, — будут новые и новые жертвы, если бы даже правители гильотинировали всех тех, кто становится на сторону бедных, кто изучает психологию бедноты и имеет мужество открыто высказывать то, чему их учит эта психология.
Листки фонда вольной русской прессы. 1898. № 44. С. 16-17.
Перепеч.: Тр. Комис. Вып. 1. С. 139–142.
1. Елизавета Австрийская — жена императора Франца-Иосифа, принцесса Баварская; убита в Женеве 10 сентября 1898 г. анархистом Люччени.
2. Сын Франца-Иосифа и Елизаветы, Рудольф Габсбург, умер в 1889 г. в возрасте 31 года.
3. Вероятно, здесь имеется в виду итало-эфиопская война, происходившая в 1895-1896 гг.
4. Баррикадные бои между рабочими и войсками в Милане происходили 6–11 мая 1898 г.
Crockham Hill
near Edenbridge, Kent
October 6. 1898.
Dear Keltie.
Thank you very much for the cheque for £5 which has reached me a few days ago. I did not reply at once as I was at London to see Tchertkoff, concerning the emigration of the Dukhobors from Caucasus to Canada. Owing to our common friend, Prof. Mavor [1], who went to Ottawa to meet the dukhobor delegates, the Canadian Government have granted them excellent conditions. 2200 people are moving at once, & the Government gives them free food and shelter for the winter. In short, the emigration begins under good auspices. Cyprus, as could be foreseen, was a blunder.
You wrote me about the Geographical Society. — When I was in Siberia, we had there a splendid dog which, when the words «Siberian Section» (of the Geographical Society) were pronounced before it, growled; and when the words «Geographical Society» were pronounced, it began to bark madly. It was Maack[2], the explorer of the Amur who was the dog’s master, and had thought it to growl and bark at these names. He wanted that the Geographical Society should continue the exploration of the Amur and send out a new expedition under Maack — and he was right. The Society refused, and Maack resented it very much.
This is, I believe, a constant cause of discontent. like in all such bodies there is much routine in the Society, not enough «go», and the Society is cautious to obtain reports before sending out new expeditions, or to have expeditions sent out by other bodies — the Ministries. It grants lots of money for small expeditions, or aids to big ones, but cannot be moved to start itself big expeditions.
It publishes, of course, lots of what physical geographers would consider trash — in the sections of Ethnography (folk-lore mostly) & Statistics. But one must be of a very merry disposition to laugh at the works of Prjevalski, Pyevtsoff, Roborovsky & Kozloff, Toll, Czekanowski, Lopatin, Mushketoff etc. etc. published by the Society which you saw mentioned in the last years of the Geographical Journal. A geographer would not laugh at them.
In fact I know only of two geographers in Russia whose works are not published by the Geographical Society but by the Academy of Sciences (Klementz [3], my intimate friend, exiled to Siberia, and now keeper of the Zoological Museum of the Academy) and Olga Fedchenko whose husband was sent out by the Moscow Society of Naturalists and who publishes her husband’s works in the Memoirs of that Society.
The best test of the sayings you mention would be to ask the person who told you that, to name the geographers of unknown who hold the Geographical Society in contempt and consequently must publish their works elsewhere, — that we should get their works at once for the library of the London Geographical Society.
Russia, unhappily has no Murray, no Penck, no Partsch & no Supan [4]; but, with the two just named exceptions, all Russian geographers are connected with the Geographical Society or with it sections in Siberia & Caucasus.
Remark that the routine, the inertia are terrible in the Russian Geographical Society; but of that you know something yourself. All these rich big bodies are too difficult to move for new ventures.
Yours very sincerely
P. Kropotkin.
Crockham Hill
около Edenbridge, Kent
6 октября 1898.
Дорогой Келти.
Благодарю вас за чек в 5 ф. ст., который получил несколько дней тому назад. Не ответил вам сразу, так как был в Лондоне, где встречался с Чертковым в связи с эмиграцией духоборов с Кавказа в Канаду. По сведениям нашего общего друга, проф. Мэйвора [1], который ездил в Оттаву для встречи с делегатами духоборов, канадское правительство предлагает им прекрасные условия. Принимают сразу 2200 человек, и правительство предоставит им бесплатно питание и кров на зиму. Короче говоря, эмиграция начинается удачно. Кипр, как можно было предсказать заранее, был грубой ошибкой.
Вы пишете мне о Географическом Обществе. — В Сибири я был знаком с исследователем Амура Мааком [2], у которого была замечательная собака, рычавшая в ответ на слова «Сибирское отделение» (Географического общества), а если произносили «Географическое общество», она начинала бешено лаять. Маак и научил собаку рычать и лаять на эти слова. Он хотел, чтобы Географическое общество продолжило изучение Амура и отправило новую экспедицию под руководством Маака, и он был прав. Общество отказалось, и Маак сильно возмущался.
В этом, я думаю, постоянная причина недовольства. Как во всех подобных организациях, в Обществе много рутины и недостаточно «движения»; оно действует с осторожностью, требуя отчетов, прежде чем посылать новые экспедиции, или поощряя экспедиции, посылаемые другими организациями — Министерствами. Оно тратит массу денег на мелкие экспедиции, помогает более крупным, но его невозможно подвинуть на организацию собственных крупных экспедиций.
Оно публикует, конечно, массу такого, что физико-географы считают вздором — в отделениях этнографии (главным образом фольклор) и статистики. Но надо быть в очень веселом настроении духа, чтобы смеяться над работами Пржевальского, Певцова, Роборовского и Козлова, Толля, Чекановского, Лопатина, Мушкетова и т.д., и т.д., опубликованных Обществом и, как вы видели, упоминавшихся в последних томах «Geographical Journal». Географу нельзя смеяться над этим.
В сущности, я знаю лишь двух географов в России, чьи работы публикует не Географическое Общество, а Академия Наук — это Клеменц [3] (мой близкий друг, сосланный в Сибирь, а ныне хранитель Зоологического музея Академии) и Ольга Федченко, чей муж путешествовал от Московского Общества испытателей природы и которая публикует работы своего мужа в трудах этого Общества.
Лучшей проверкой упомянутых вами слов была бы просьба к их автору назвать географов, с презрением относящихся к Географическому Обществу и поэтому вынужденных публиковать свои работы в другом месте — тогда мы сможем получить все их работы для библиотеки Лондонского Географического Общества.
В России, к сожалению, нет никого, равного Муррею, Пенку, Партчу или Зупану [4]; но, за исключением двух вышеупомянутых имен, все русские географы связаны с Географическим Обществом или с его отделами в Сибири и на Кавказе.
Правда, рутина и инерция Русского Географического Общества ужасны; но об этом Вы и сами знаете немало. Все большие организации чрезвычайно нелегко принимаются за новые дела.
Искренне ваш
П. Кропоткин
RGSA, J.S. Keltie files, corr. block 1881–1910.
Естественнонаучные работы. 1998. С. 238–239. Перевод А.В. Бирюкова.
1. Джеймс Мэйвор (1854–1925) — канадский экономист, корреспондент Кропоткина.
2. Ричард Карлович Маак (1825–1886) — исследователь Сибири и Дальнего Востока; преподавал естествознание в ряде учебных заведений Иркутска. В «Записках революционера» Кропоткин писал, что решение отправиться после окончания Пажеского корпуса в Восточную Сибирь было принято им в значительной степени под влиянием описания экспедиции Маака в Уссурийский край.
3. Дмитрий Александрович Клеменц (1848–1914) — член кружка «чайковцев», где познакомился с П.А. Кропоткиным; впоследствии географ и этнограф. В 1879 г. был выслан под надзор полиции в Сибирь, провел ряд комплексных научных экспедиций. В 1897 г. вернулся в Петербург, стал директором этнографического отдела Русского музея Александра III.
4. Джон Муррей (1841–1914) — один из основоположников современной океанографии, организатор систематических океанографических съемок на судне «Челленджер»; Альбрехт Пенк (1858–1945) — немецкий геоморфолог, профессор Венского университета, в 1906–1926 гг. директор Института географии и океанологии Берлинского университета; Йозеф Партч (1851–1925) — немецкий географ, профессор Бреславльского и Лейпцигского университетов; Александр Зупан (1847–1920) — немецкий географ, автор фундаментального университетского курса «Основы физической географии», в 1884–1909 гг. редактор известного географического журнала «Petermann’s geographische Mitteilungen».
Viola. Bromley. Kent
28 декабря 1898 г.
Мой дорогой друг!
Ваш дружеский визит к нам 9 декабря [1] — наилучшее воспоминание о нашем маленьком семейном торжестве для нас обоих, и Саша, которая всё время грезит о Голландии, собирается приехать к вам в Амстердам, когда у вас будет свой семейный праздник.
То, что вы пишете мне о нападках, меня очень огорчает. Я знаю, сколь грубы и нечестны бывают обычно социал-демократы в своих выпадах, даже если вам лично они расточают дружеские чувства. Быть может, лучше всего сказать им: «Личности не значат ничего, и если вы переходите на личности, то это за неимением аргументов. Вернитесь, пожалуйста, к принципам. Переходя на личности, вы, господа, будете говорить только о таких вещах, которые заставят краснеть вас самих, если вы еще не утратили этой способности». Это еще мягкий способ обращения с ними.
Относительно статьи для журнала «Nineteenth Century». Если бы у меня была хоть малейшая надежда ее устроить, то я бы вас обнадежил. Но у меня ее нет. Все помыслы издателя устремлены на события текущего момента. Статья о колониях, возможно, была бы принята. Но о социализме — в этом я очень сомневаюсь. И к тому же Ноулз [2] сейчас сердит на меня, так как я не дал ему статью «Современная наука» [3]. Он меня за это уже упрекал и т.д. Словом, я бы не осмеливался вас обнадёживать, предвидя определённый отказ.
Относительно «Взаимопомощи» — есть четыре статьи, которые я вам посылаю [4]. Как только я закончу мемуары, напишу предисловие к их английскому изданию, которое должно выйти в виде отдельной книги [5]. Пожалуйста, верните мне эти четыре статьи, как только закончите, это мой единственный экземпляр.
Относительно мемуаров. Мой экземпляр находится в Париже, и я попрошу мою добрую знакомую отослать его вам после прочтения.
Что касается «Анабаптизма» Р. Хита [6], то я посылаю ему записку, чтобы узнать, сможет ли он послать вам один экземпляр через издателя.
У меня еще нет экземпляров английского издания «Государства» [7]. Как только они у меня появятся, я Вам вышлю часть. Я был бы счастлив, если бы Вы смогли перевести эту брошюру и распространить ее настолько широко, насколько это возможно.
Соня, Саша и я — мы шлем всем вам — госпоже Ньювенгейс [8], обеим девочкам и вам — самые теплые приветы, наилучшие пожелания в Новом году и множество поцелуев маленькой Анни [9].
Преданный Вам
Петр.
РГАСПИ. Ф. 208. Оп. 1. Ед.хр. 168.
Кентавр. 1992. Май/июнь. С. 123–124.
1. 9 декабря (по старому стилю — 27 ноября) — день рождения П. А. Кропоткина.
2. Джемс Томас Ноулз (1831–1908) — издатель журнала «The Nineteenth Century», корреспондент Кропоткина.
3. Кропоткин вел рубрику «Recent Science» в журнале «The Nineteenth Century», где публиковал обзоры последних достижений естествознания.
4. Во французском оригинале — «Pour L’appui mutuel». Очевидно, речь идет о первых четырех из серии статей, составивших впоследствии книгу «Взаимная помощь среди животных и людей как двигатель прогресса». См.: Kropotkin P. Mutual aid amongst animals // Nineteenth Century. — 1890. — Vol. 28, № 163, Sept. — P. 337–354; № 165, Nov. — P. 699–719; Mutual aid among savages // Ibid. — 1891. — Vol. 29, № 170, Apr. — P. 538–559; Mutual aid among barbarians // Ibid. — 1892. — Vol. 31, № 179, Jan. — P. 101–122.
5. Как известно, «Записки революционера» впервые публиковались в виде серии статей в американском журнале «Atlantic Monthly» в 1898–1899 гг. Отдельным изданием они вышли в 1899 г. одновременно в США и Великобритании.
6. См.: Heath R. Anabaptism from its rise at Zwickau to its fail at Münster 1521–1536. London, 1895.
7. Статья Кропоткина «Государство, его роль в истории» впервые была опубликована на французском языке в газете «Les Temps Nouveaux» в 1896 г., на английском — в журнале «Freedom» в мае–августе 1897 года. В виде отдельной брошюры она появилась только в 1898 г. (Kropotkin P. The state: its historic rôle. — London: Freedom, 1898. — 42 p.).
8. Жена Ф. Домелы Ньювенгейса с 1891 г., Иоганна Эгберта (Берта). Родилась в 1863 г.
9. Дочь Ф. Домелы Ньювенгейса, Анни (ум. 24 января 1899 г.).
Viola. Bromley. Kent.
February 24, 1899.
My dear Keltie.
The today’s Berlin telegram of the Daily News gives great support to the Andrée’s [1] news.
Did you see it?
Lyalin, a hunter at Krasnoyarsk, personally known to the editor of the Sibirskiy Vyestnik (which is published at Tomsk, by absolutely respectable people & is a respectable paper altogether) — writes from Krasnoyarsk to his Tomsk friends:
«I hasten to write you that Andrée’s balloon has been found. I went on snowshoes to hunt elk & followed the game into the forest (taïga evidently) when I discovered traces of Andrée, 350 versts from Krasnoyarsk & a hundred versts from the gold washings of (Mr.) Sawisich (misspelt probably) on the Pit river» etc…
The spot can be well identified on the map as you may see from enclosed little map, on which, however, the Pit [2] is all wrong, & ought to be corrected according to the enclosed Russian map of the Yeniseisk gold mines (it is, I suppose, more or less a bibliographical rarity). And you will see that the editor of the Sibirskiy Vyestnik knows Lyalin personally.
That it should be Andrée’s balloon no one can vouch, so long as the contents have not been examined. It may be some of the lost ballons-sonde of the International balloon assents (meteorologists could say if one has been lost). But it may be very well Andrée’s balloon. The aeronauts may have been frozen & the balloon may have wandered for months in the air.
As to the Mining Inspector’s report it means nothing if Lyalin did not go with him — and he did not. A heavy fall of snow in a Siberian forest-land may have covered all with a couple of yards of snow — & they would have seen nothing even if the mining inspector had passed 10 yards from the spot, which it is again very difficult to do.
Lyalin says distinctly that the spot can be approached on snowshoes only, & the mining inspectors are not very liable to take great troubles.
That the relics should not have been discovered sooner is again no argument. Half a mile from a goldwashing something may lie undiscovered for years. In short Lyalin himself is the man to be laid hold on and with him a party must be sent to the spot.
Some young Swedish naturalist, a sky-runner, ought to be sent at once to Yeniseisk, — it is so easy now that the railway goes to Krasnoyarsk — and if he does not find Andrée’s remains his visit to Siberia will be amply repaid. A couple of hundred pounds would repay all the journey, if one cares to make it with small means at his disposal. Could not the Times be induced to send a correspondent. What mass of new things he would tell after a visit to the Yeniseisk goldmines!! Quite a revelation for Western readers; whether he finds traces of Andres or not he will have got such information as would be invaluable even for trade.
Of course he ought to stop at Tomsk & see the editors of the Sibirskiy Vyestnik.
I go tomorrow to Manchester & return on Monday night.
Yours sincerely,
P.K.
Viola. Bromley. Kent.
24 февраля 1899.
Дорогой Келти.
Сегодняшняя берлинская телеграмма в Daily News полностью подтверждает новости об Андре [1].
Видели ли вы ее?
Лялин, красноярский охотник, лично известный редактору «Сибирского Вестника» (он издается в Томске, совершенно порядочными людьми и вообще это газета, вполне заслуживающая уважения), пишет из Красноярска своим друзьям в Томск:
«Спешу сообщить вам, что воздушный шар Андре найден. Я отправился в лес (тайгу, очевидно) на снегоступах — за лосем и вообще на охоту, и обнаружил следы Андре, в 350 верстах от Красноярска и в сотне верст от золотых приисков (г-на) Сависих (скорее всего, тут опечатка) на реке Пит» и т.д.
Это место легко определить по карте, как это видно на прилагаемой маленькой карте, на которой, однако, Пит [2] изображен неверно и должен быть исправлен в соответствии с прилагаемой русской картой Енисейских приисков (она, кажется, является почти библиографической редкостью). Важно, что редактор «Сибирского Вестника» знает Лялина лично.
Пока содержимое шара не будет изучено, никто не может поручиться, что это именно шар Андре. Это может быть один из потерянных шаров-зондов Международного соглашения по воздушным шарам (метеорологи могли бы подтвердить потерю одного из них). Но вполне может быть и воздушный шар Андре. Аэронавты, возможно, замерзли и шар мог месяцами скитаться в воздухе.
Что касается отчета горного инспектора, он может вообще не иметь никакого значения, если они с Лялиным шли порознь, — а это было именно так. Сильный снегопад в сибирском лесу может покрыть землю слоем снега в несколько ярдов — и горный инспектор мог ничего не заметить, пройдя всего в 10 ярдах от этого места, до которого добраться еще раз очень трудно.
Лялин положительно утверждает, что до места можно добраться только на снегоступах, а горные инспекторы не слишком склонны к большим хлопотам.
Нельзя поручиться, что останки непременно будут отысканы позднее. Любой предмет может годами лежать ненайденным всего в полумиле от золотого прииска. Короче говоря, за Лялина следует ухватиться и включить его в состав партии, которая отправится на место.
Надо послать какого-нибудь молодого шведского натуралиста, лыжника, прямо в Енисейск — теперь это так просто сделать, ведь железная дорога идет до Красноярска, — и если он не найдет останков Андре, стоимость его поездки в Сибирь будет полностью возмещена. Всё путешествие обойдется в две сотни фунтов, если постараться сделать его с малыми затратами. Нельзя ли склонить «Таймс» послать корреспондента? Какую массу новостей смог бы он привезти из поездки на золотые прииски Енисейска!! Просто откровение для западных читателей; будут найдены следы Андре или нет, он привезет информацию, неоценимую даже с точки зрения торговли.
Конечно, он должен сделать остановку в Томске и повидаться с редакторами «Сибирского Вестника».
Завтра я еду в Манчестер; вернусь в понедельник вечером.
Искренне ваш
П.К.
RGSA. J.S. Keltie files, corr. block 1881–1910. Перевод А.В. Бирюкова.
Карта воспроизведена в статье: Slatter J. The Kropotkin papers. — The Geographical Magazine. — 1981. — Vol. LIII, № 14, Nov. — P. 921.
1. Саломон Август Андре (Salomon August Andrée; 1854–1897) — шведский инженер, естествоиспытатель, исследователь Арктики. 11 июля 1897 г. с двумя спутниками (физик и фотограф Нильс Стриндберг и Кнут Френкель) вылетел со Шпицбергена на воздушном шаре «Орел», намереваясь достигнуть Северного полюса. Через 3 дня после вылета путешественники были вынуждены приземлиться на лед примерно в 300 км к северу от острова Белый (в восточной части архипелага Шпицберген). Пешком и на санях они сумели добраться до острова и устроили лагерь на свободном ото льда участке. Судьба экспедиции оставалась загадкой до 1930 г., когда норвежская экспедиция, изучавшая ледники и море вокруг Шпицбергена, обнаружила палатку с останками Андре и его спутников, а также фотопленки и журналы наблюдений.
2. Большой Пит — правый приток Енисея. Впадает в Енисей между Ангарой и Подкаменной Тунгуской примерно в 95 км ниже Енисейска.
Viola, Bromley, Kent
23 марта 1899 г.
Родной мой.
Спасибо за письмо. Пишет некий «К. Романов» — от имени «2 юношей», «офицеров», бежавших из России, который просит 780 фр., чтоб добраться до Сиднея в Австралии, и ругается, что я ему не ответил на прежнее его письмо. Живет в Бордо у некоего L. Massoc, учителя.
Не слыхал ли ты чего про этих господ?
Вопросы, которые ты ставишь, нелегко разрешить. Дислокация войны — военная тайна, и даже из книги, изданной здешним разведывательным бюро Grierson'a [1], можно узнать только, что в Польше стоят 3 армейских корпуса (всего в Евр. Р[оссии] 17 корпусов), а на окраинах: Кавказ — около 100 000 войск, Закаспийская обл. 20 000 войск, Туркестан, Зап[адная] Сиб[ирь] и Степная обл. 50 000, Вост[очная] Сиб[ирь] и Амур 25 000 (Теперь около 40 000).
В Польше, конечно, больше. Это нужно для держания Польши в подчинении: западная граница — Пруссия и Австрия — и как только политический горизонт темнеет, стягивают войска ко всей границе.
Что стоят Турк[естан], Кавказ и т.д., иногда вычисляю приблизительно, но все это гадательно. Одна Сибирская дорога [2] — стратегическая, прежде всего, как Canadian Pacific, — чего стоит?
Военные издержки точно не вычислишь. Что же до гражданских приходов и расходов, то вот как их вычисляет Центр. Стат. Ком. (Кал[ендарь] Суворина [3] 1899. С. 155):
| Приход, руб. | Расход, руб. | Баланс, руб. | |
| Степная обл. | 4 407 000 | 5 601 000 | –1 196 000 |
| Туркестан | 9 174 000 | 9 309 000 | –134 000 |
| Сев. Кавказ | 14 135 000 | 12 036 000 | + 2 099 000 |
| Закавказье | 29 479 000 | 38 484 000 | –9 004 000 |
Через 10 лет Закавказье тоже будет давать +, как Сев. Кавказ теперь. Оно уже становится громадною житницею, так как и Сев. Кавказ. Даже в Амурской Области дефицит, гражданский, всего уже 286 000 р. Вообще, замечу, здесь отлично понимают, что все колонии стоят; но потом раскрывают, начинают быть источником громадного дохода, если не для государства, то для частных лиц: Разуваевых и Колупаевых — и чиновников. Этим англичан-циников не проберешь.
Любопытно, что Петербургская губ. дает дефицит в 162 574 600 р. (доход же 349 000 000 руб.).
В субботу не увидимся. Мы все хвораем инфлуэнцией. Сегодня Саша заболела.
Крепко тебя обнимаю.
Твой Петр.
BLPES, Coll. Misc. f. 530, D. 4/3.
Ист. Арх. 1997. № 5/6. С. 160. Публикация Дж. Слэттера.
1. Разведывательное отделение английского военного министерства, начальником которого был генерал-лейтенант сэр Джемс Монкриф Грирсон (1859–1914). Кропоткин скорее всего имеет в виду одно из изданий отделения: The armed strength of Russia (Вооруженная сила России; вышло в Лондоне в 1882 и 1886 гг.) и Handbook of the Military Forces of Russia (Справочник по военным силам России; Лондон, 1894).
2. Сибирская железная дорога строилась в 1892-1902 гг.
3. «Русский Календарь» — ежегодник, издававшийся в 1872-1917 г. А.С. Сувориным.
Viola. Bromley Kent
25 мая 1899
Дорогой мой Теплов.
Я никак не могу взяться передать Мих. Клем. Гамбургу [1] вашу просьбу. Устраивать концерт — дело не легкое. Притом, Марк Гамбург — великий артист, заместитель будущий Рубинштейна, и он не может выступать в какой-нибудь маленькой зале в Лондоне. Ему нужен St. James’ Hall [2], а концерт в St. James’ Hall стоит устроителям сотни фунтов, — и недели отчаянных хлопот. Когда Sarah Bernardt захотела играть со своею труппою в пользу анархистов, бежавших десятками из Франции от преследований, то мы первые сказали ей, что это невозможно, и что мы не посмеем тащить ее в маленькую залу, чтобы собрать нам денег. Марк Гамбург, хоть и молодой артист, а стоит на той же дорожке, что и «божественная Сара».
Насчет Литвиль [?] ничего не знаю.
Большое спасибо за более радостные вести о Бурцеве. 13го июля надо будет ему устроить хорошую дружескую встречу [3].
Крепко жму вам руку.
П. Кропоткин
ГАРФ. Ф. 1721. Оп. 1. Ед.хр. 34, л. 9–10.
1. Михаил Климентьевич Гамбург (1855–1916) — пианист и музыкальный педагог. В 1890 г. сопровождал своего 11-летнего сына Марка (дебютировавшего на московской сцене в возрасте 9 лет) на гастроли в Лондон и в связи с большим успехом сына остался в Англии, в 1910 г. переехал в Канаду.
2. Сент-Джеймс холл — концертный зал в Лондоне, открытый 25 марта 1858 г. До перестройки в 1907–1908 гг. вмещал свыше 2000 человек.
3. В июле 1899 г. В.Л. Бурцев был выпущен из английской тюрьмы по отбытии полуторагодичного заключения.
Пишите: Viola. Bromley Kent
16 июня 1899
Дорогой мой Теплов.
Сейчас получил ваше письмо, пересланное мне сюда, на берег моря, и спешу ответить.
Конечно, я бесконечно рад созвать всё, чего пожелают от меня товарищи, особенно соотечественники рижских рабочих. Но позвольте дать вам дружеский совет. Если собирать для стачечников деньги публично, на митинге, на котором говорят анархисты, то это значит прямо вредить им в России. Особенно если говорить буду я.
Прямой путь был бы обратиться к Independent Labour Party [1] и попросить их взять это дело в свои руки, т.е., конечно, не письменно, а повидать тех, кто у них теперь активные люди, и условиться, как это лучше сделать. Не надо забывать, что много народа сидит под арестом, и если прокурор сможет сказать на процессе или без процесса, что в Лондоне «анархист Кропоткин» собирал для них деньги, то это значит прямо топить арестованных. И то уже было бы плохо, если бы Independent Labour Party выступила, еще хуже для арестованных, если Социал-демократы выступят, а всего хуже, если прокурор сможет связать их с анархистами. Ради сбора в несколько фунтов, которые и помимо митинга можно собрать, — едва ли мы имеем право подводить их под такой риск.
Николай поправляется понемногу, и я думаю, что обязательно с ним посоветоваться, прежде чем делать что-нибудь. Мне — говорить на митинге очень приятно, но надо помнить и о русских тюрьмах, где теперь сидят товарищи, и это меня очень смущает.
Крепко жму руку.
П. Кропоткин
Продолжайте адресовать в Bromley, так как я вернусь через 3–4 дня.
ГАРФ. Ф. 1721. Оп. 1. Ед. хр. 34, л. 12–13 об.
1. Независимая рабочая партия (англ.), политическая партия социалистического толка, основана в январе 1893 г. С 1906 г. коллективный член Лейбористской партии.
Viola. Bromley Kent
26 июня 1899
Дорогой мой Теплов.
Одна русская, пожелавшая остаться неизвестной, прислала мне 1 фунт в пользу рижских стачечников. Она слышала, что поляки собирают и просила передать тем, кто собирает.
Так как вы, кажется, собираете тоже, то посылаю вам этот фунт. Приложите его, пожалуйста.
Крепко жму вашу руку.
П. Кропоткин.
Второпях, как водится.
Получил письмо назад и тороплюсь послать его вам.
П.Кр.
Суббота
утро
ГАРФ. Ф. 1721. Оп. 1. Ед. хр. 34, л. 14–15.
Viola. Bromley Kent
28 июня 1899
Дорогой мой Теплов.
Вчера по глупости адресовал вам письмо на ваш старый адрес: 16, St. Paul’s Place Canonbury, N. Дошло ли оно до вас? Если нет, надо его стребовать. Я послал вам в нем Postal Order на 1 фунт от одной русской дамы в пользу рижских стачечников.
Извините, пожалуйста: второпях взял старый адрес Сердюковых [?]
П. Кропоткин
ГАРФ. Ф. 1721. Оп. 1. Ед. хр. 34, л. 16. Закрытое письмо с адресом: A. Teploff. 89, Park Lane. Clissold Park. London N.
Brighton 21 декабря 1899
Родной мой.
Источников насчет значения внутреннего рынка для Америки указать не могу. Конечно — их статистические издания вообще, а их много, и прекрасных, но перечислить их не могу. Во время поездки в Канаду и Америку я часто поднимал об этом вопрос в разговорах со знающими людьми, с тех пор, как меня поразил следующий факт: tonnage (т.е. количество тонн) движения по каналам и озерам — движение хлеба с З. на В. и прочих товаров с В. на З. — несравненно больше всего tonnage всей английской внешней торговли (забыл, во сколько раз). Сравнение с Волгою невольно напрашивается. Я много пересматривал цифр, указанных мне тем или другим, и в моем Дневнике, верно, есть следы этих разговоров, но разыскать нелегко.
Всего интереснее, конечно, Yearbooks, издаваемые Agricultural Bureau, особенно последний, на 1899-й год. Его, наверно, можно достать в Париже, или написать в Washington, Board of Agriculture, прося выслать Yearbook for 1899, для работ. В нем есть масса цифр, касающихся значения земледелия.
Заметь также, что производство железа в Соединенных Штатах более чем где либо в мире, и потребление внутреннее железа чуть ли не [в] 2–3 раза больше, чем в Англии. То же — со всем.
Я здесь на несколько дней с Сашей, для отдыха. Возвращаюсь днём в четверг.
Крепко обнимаю вас всех.
Петр
ГАРФ. Ф. 6753. Оп. 1. Ед. хр. 123, л. 6–7 об.
Viola. Bromley Kent
June 7, 1899.
My dear Rowley.
We would be so happy to spend a few hours in our company; but, alas, it is impossible. I am just finishing the next instalment of the Memoirs which has to be posted next Friday, for the States, — and every moment, even late at night, has to be given to it. Late with the MS., as always! And Sophie will not let herself be persuaded that she may go when I am working so hard as I am the last few days before posting the MS.
But — will you be in London on Sunday? And if so — have you disposed of it already? If not, we should be delighted to have you with us for lunch at 1.30. There is a train which may bring you in good time.
Think of it, dear friend, and if you can, we should be so pleased to have you in our cot[tage] and you would see all of us, including the little girl who every day grows to become a big girl.
With much love from us both
Yours very sincerely
P. Kropotkin.
If you would like to bring with you some of your friends, he or she would be most welcome.
Viola. Bromley Kent
7 июня 1899
Дорогой Роули.
Мы были бы счастливы провести несколько часов с вами; но, увы, это невозможно. Прямо сейчас я заканчиваю очередную часть Мемуаров, которую надо отправить в Штаты в следующую пятницу, — и поэтому всё время, до поздней ночи, приходится отдавать им. Запаздываю с рукописью, как всегда! А когда я загружен такой тяжелой работой, как в последние несколько дней перед отправкой рукописи, Соню тоже невозможно уговорить выйти из дому.
Но будете ли вы в Лондоне в воскресенье и если да, то будете ли вы заняты? Если же нет, то мы были бы рады пригласить вас на обед в 1.30. Есть поезд, который доставит вас к нам в удобное время.
Подумайте об этом, дорогой друг, и если сможете, то мы будем очень рады видеть вас в нашем домике, а вы увидите всех нас, в том числе маленькую девочку, которая ежедневно растет, чтобы стать большой девочкой.
С большой любовью от нас обоих
Искренне ваш
П. Кропоткин.
Если вы захотите пригласить с собой кого-нибудь из ваших друзей, он или она будет как нельзя кстати.
Письмо продавалось на интернет-аукционе icollector.com.
20 Keppel Street [London] W.C.
February 4, 1900
Dear sweet Toto
I take this paper to write to my darling […] [1] I like it and it makes me high a pleasure to write on a paper painted by you. Papa misses you very, very much.
It is miserable outdoors, and I sit by the and think of dear Mama and of my sweet.
Yesterday I went out only to the Museum. Marsh [2] was in the afternoon here, and today I will going to dine with Keltie [3].
How are you? Have you dry in Bromley? How did you manage with map?
Papa loves you very much.
Give many many kisses to dear sweet Mama and receive those from me.
Your
Fafa.
20 Keppel Street W.C.
4 февраля 1900
Дорогая моя Тото
Я взял этот листок, чтобы написать моей милой […] [1] Мне он очень нравится и мне доставляет громадное удовольствие писать на листке, раскрашенном тобой. Папа очень, очень по тебе скучает.
На улице очень неприятно, а я сижу и думаю о дорогой Маме и о моей сладкой.
Вчера я был только в Музее. Марш [2] был после обеда, а сегодня я собираюсь поужинать с Келти [3].
Как ты поживаешь? Сухо ли в Бромли? Как твои дела с картой?
Папа тебя очень любит.
Целую много много раз нашу дорогую милую маму и тебя тоже.
Твой
Фафа.
Архив МЗДК. Ф. 22/5152. Оп. 1. Д. 58, л. 6–7 об. Листок с нарисованными двумя букетами и с надписью желтой краской: «Viola. Bromley Kent». Бумага сильно пострадала от плесени.
Перевод А.В. Бирюкова.
1. Одно слово не удалось прочитать.
2. Альфред Марш (Alfred Marsh, 1858–1914) — английский анархист, редактор журнала «Freedom», корреспондент Кропоткина.
3. Джон Скотт Келти (John Scott Keltie; 1840–1927) — английский географ, корреспондент Кропоткина.
25 мая 1900
Родной мой.
Твое заключение прекрасно. Воззвание к французским социалистам особенно хорошо, а присвоение «учебных истин» — еще лучше. Такого нахальства насчет loi d’airain [1] я и не подозревал, как цитируемые тобой слова Энгельса [2].
Убедительно прошу тебя прибавить к этому еще две статейки. Одну ты мог бы посвятить loi d’airain, другую — «Экономическому материализму».
Как только я прочел твою статью, я побежал за Ад. Смитом. Там loi d’airain превосх[одно] высказана. На стр. 83 показано, как всегда, кроме исключительных случаев, в борьбе между хозяевами и рабочими одерживает верх хозяин, он писал (в 1773 году):
Mais … cependant il y a un certain taux, au-dessous duquel il est impossible de réduire, pour un temps un peu considerable, les salaires ordinaries, même de la plus lasse espèce du travail. Il faut de toute nécessité qu’un homme vive de son travail, et que son salaire suffise au mons à sa subsistance; il faut même quelque chose de plus dans la plupart des circonstances; autrement il serait impossible au travailler d’élever une famille, et alors la race de ces ouvriers ne pourrait pas durer au delà de la 1-re generation (I, p. 83) [3].
Интересно то, что следует. Высоко-развитая промышленность не обеспечивает этого избытка. Только тогда, когда в стране идет быстро накопление капиталов, salaire [4] бывает выше необходимого минимума. Это и есть их знаменитая loi d’airain.
№ 2 — материализм — еще лучше.
Убедительно прошу тебя — сходи в British Museum и возьми Histoire de l’Economie politique, Ad. Blanqui.
У меня давно уже выписан ее номер в каталоге, но сейчас не могу найти музеумную карточку для требования. Ты легко найдешь под Blanqui, Adolphe, Economiste.
Нет никакого сомнения, что теория экономического материализма принадлежит всецело ему, потому что вот что писал Proudhon в 1843 г. в Création de l’ordre [5], p. 308: «La 1-re partie de cette tâche [etudier l’histoire au point de vue du travail] a été remplie par un économiste de 1-re ordre, M. Blanqui, auteur d’une Histoire de l’Ec[onomie] P[olitique] en Europe, depuis les anciens jusqu’à nos jours. Dans cet excellent ouvrage on voit, comment par ses transformations industrielles, le travail agit sur l’ec. sociétés, affranchit le proletariat, donne et retire la richesse aux nations» etc. [6] (лень списывать).
Этим, говорит он, законы истории установлены лучше, чем Vico [7] и Montesquieu.
Но, «après avoir observe l’infl[uence] du travail sur la société sous le rapport de la production et de la circulation des richesses, il convicut d’en suivre les manifestations organiques dans les mouvements révolutionnaires et les formes des gouv[ernements] [8].
Нужно узнать, si le système social et tout ce qu’il renferme — culte, guerre, commerce, science et arts, etc. etc. se determine… d’après la loi d’organisation [du travail] que nous décrites [9].
И показав, что все другие основные принципы истории — развитие гражданственности (droit de cite) [10], семья, прогресс — не дают еще ключа к уразумению истории, он берет идею Бланки, что уразумение истории (всей) возможно только как исследование различных форм производства (личного, рабского, крепостного, при помощи капитала), он старается проследить, как влияли эти формы на развитие общества: в родовом быте (tribu), в коммуне, в государстве, — и какая форма труда (рабского, крепостного и т.д.) вела к той или другой политической организации общества.
Конечно, это исследование нельзя назвать удачным. Как мыслитель добросовестный, Прудон видит, что из одних форм труда не выведешь всех форм общественной жизни, и потому привлекает в свой исторический обзор другие факторы, кроме экономического.
Но идея — подставить экономический фактор в основу изложения истории уже — проведена сквозь его беглый обзор философии истории.
Можно смело сказать, что «экономический материализм» заимствован у экономиста Blanqui, и что Прудон уже пользовался им для построения философии истории. Если его попытка неудачна, то только потому, что из экономизма всю историю человечества не выведешь. Потому-то ни Энгельс, ни Маркс, сколько ни кичились этим «открытием», тоже не набросали очерка философии истории на экономическом принципе, а ограничились провозглашением его, как аксиомы, не доказывая его.
(К слову сказать, в той же Création de l’Ordre в нескольких местах встречается это выражение, приписываемое Марксу, что в le capital est du travail crystalise [11]. Это понятие было ходячим в то время. Напр., р. 255:
«Et d’abord, le capital étant du travail accumulé, concrete solidifié, si l’on veut me passer ce latinisme (solidam, capital)» [12].)
Пожалуйста, родной, пересмотри Blanqui (брата) Историю Политической Экономии. Я мог бы сам это сделать, но раз ты столько проработал в этом направлении, и столько уже открыл, — тебе принадлежит и закончить это. И потом — надо будет все напечатать книжкой у Stock’а [13]. Итак, иди в British Museum, а затем, когда будешь у нас, возьми Ad. Smith’а и Création de l’Ordre.
Посылаю тебе твою выписку, лежавшую в Ad. Smith’е.
— Письмо твое получил, и очень рад, что вам удалось найти такую фатеру на славу. Я боялся за ваше здоровье в той квартире.
Каторга и ссылка. 1926. № 4. С. 8–10. Публикация Б.И. Николаевского.
1. Железный закон (заработной платы) — (фр.).
2. Речь идет о серии статей В.Н. Черкезова в журнале «Les Temps Nouveaux», в которых доказывалось, что «Коммунистический манифест» К. Маркса и Ф. Энгельса является плагиатом с брошюры французского социалиста-фурьериста Консидерана «Principes du socialisme. Manifeste de la démocratie au dix-neuvième siècle». В переработанном виде эти статьи вошли в брошюру В.Н. Черкезова «Доктрины марксизма? Наука ли это?», легшей в основу его книги «Предтечи Интернационала».
3. Однако … тем не менее существует граница, далее которой невозможно понизить на сколько-нибудь продолжительное время обыкновенную заработную плату даже самого низшего рода труда. Самою необходимостью обуславливается, чтобы человек жил своим трудом и чтобы заработная плата была достаточна, по крайней мере, для поддержания существования; обыкновенно же необходимо несколько больше, в противном случае работнику нельзя будет иметь семью, и тогда род его ограничился бы одним поколением ([T.] I, с. 83) — (фр.).
4. Заработная плата— (фр.).
5. См.: Proudhon P.-J. De la création de l’ordre dans l’humanité, ou Principes d’organisation politique. — Paris: Prevôt; Besançon: Bintot, 1843. — 582 p.
6. «Первая половина этой задачи [изучить историю с точки зрения труда] была выполнена экономистом первого разряда, г. Бланки, автором „Истории политэкономии в Европе от древних до наших дней“. Из этого превосходного труда видно, как благодаря индустриальным преобразованиям труд действует на экономику общества, освобождает пролетариат, дает и отнимает богатства у наций» и т.д. — (фр.).
7. Джованни Батиста Вико (1668–1744) — итальянский историк и философ.
8. «после изучения влияния труда на общество в зависимости от выработки и обращения богатств следовало бы проследить органические проявления его в революционных движениях и в формах правительств» — (фр.).
9. изменяется ли социальная система и все, что она в себе заключает, — культ, войну, торговлю, науку и искусство и т.д. … согласно закону организации труда, который мы описали— (фр.).
10. городское право— (фр.).
11. капитал есть капитализованный труд— (фр.).
12. И раньше всего капитал, будучи трудом накопленным, конкретизированным и уплотненным, если дозволено будет употребить этот латинизм (solidam, capital) — (фр.).
13. P.V. Stock — парижский издатель, выпустил многие анархические труды, в том числе книги П.А. Кропоткина, М.А. Бакунина, П.Ж. Прудона и др. Серия писем П.А. Кропоткина П.В. Стоку 1911–1913 гг. хранится в ОР РГБ.
Viola, Bromley, Kent
8 июня 1900 г.
Дорогой мой Феликс.
Возвращаю тебе подписанное послание Reynolds'y [1]. Мысль хорошая — она служила честную службу.
Что это ты, родной, все хвораешь? Уехать бы тебе куда-нибудь — если можно, то на берег моря. Я работаю усердно. Должно быть велосипед спасает. Каждый день езжу себе, с прохладцей.
Крепко обнимаю тебя и Верусю.
Петр
BLPES, Coll. Misc. f. 530, D. 4/3.
Ист. Арх. 1997. № 5/6. С. 160. Публикация Дж. Слэттера.
1. Reynolds' Newspaper — воскресная газета, издававшаяся в Лондоне с 1850 до 1962 г.
Viola. Bromley, Kent
8 июня 1900.
Дорогая Мария Исидоровна,
Спешу написать вам, чтобы от души поблагодарить вас за ваш прекрасный перевод [1]. Спасибо вам, родная, наконец потешили хорошим переводом. А то я тут сижу с самим переводчиком над одним переводом моего État [2], и в час удается исправить всего 5–6 листов писанных! И конца не видно! Ваш же перевод прекрасный. И мысль верно передана, и русский язык прекрасный, гибкий, хороший. Дня через два вышлю вам его назад — там-сям исправлю кое-где словечко. Вот и все.
А не отвечал я вам просто потому, что совестно было писать. Отказываться от работы не могу, а сделать ее не успеваю. Вот и теперь, смогу ли я написать что-нибудь, право, не знаю.
С одной стороны — время. Вы видели, что я начал в Temps nouveaux серию о коммунизме и индивидуализме. И вот серия застряла. Покуда писал, работа шла плоховато, а как засел за работу (географию и пересмотр российских статей в Encyclopaedia britannica), так серия и остановилась. Работы у меня всё трудные, сводные, требующие невероятную массу времени на материал и обработку и плохо оплаченные — и вот дело идет черепашьим шагом.
А с другой стороны — внутренние сомнения. Не могу я браться за дело, не отдавшись ему вполне. А отдаться вполне русскому делу, так уже надо чуть ли не все время отдать. У нас теперь идет в России сильное рабочее движение, точь-в-точь то, что было в 70-х годах, с тою только разницею, что тогда рабочие были более неподготовлены, а теперь, особенно в Литве, они сами прекрасно ведут дела свои. Так вот я себя и спрашиваю, нужна ли им наша анархическая литература. Покуда что-то запроса не видно. Быть может, нашей литературы даже просто боятся: конечно, того рабочего, у которого найдут хоть одну нашу брошюру, и в тюрьме помучат подольше, и в ссылку зашлют подальше. И искать наши брошюры будут усерднее, чем местную подпольную литературу.
Конечно, хорошо было бы создать уже теперь анархическое ядро. Но ядро это должно бы создаться в России, а до сих пор, если и видишь кого-нибудь приезжего из России, то нас просто обегают. Вера в евангелие по Марксу еще живет целиком, и даже те, которые решили недавно заняться пропагандою среди крестьян, делают это не потому, что так нужно, что таковы традиции и такова необходимость русская, а потому что «не даром Каутский написал книгу об аграрном вопросе, и германские социал-демократы на таком-то конгрессе постановили заняться крестьянами»! Трудно объяснить все это одним невежеством, и мне кажется, что действующие в России просто боятся, как бы анархические воззрения не толкнули их на путь актов…
На этот путь они, конечно, сами вступают понемногу. Совершенно так как 30 лет тому назад, рабочие, пока еще только в Польше, уже начали разделываться со шпионами. Дальнейшее развитие этого течения легко предвидеть. Повторятся если не те же явления, то те же циклы.
Конечно, желательно было бы во всю эту путаницу понятий внести свежую мысль и, по крайней мере, оберечь рабочее движение от тех, которые теперь совсем бесцеремонно относятся к нему как к средству добывания конституции, тогда как нам это движение дорого само по себе, и в нем мы видим лучший залог того, что рабочие, столкнувшись на своем деле с государством, лучше оценят его, лучше поймут необходимость его разрушения.
Но двумя–тремя брошюрами о злобе дня не поможешь. Сделать что-нибудь может только журнал — хороший, сильный, боевой и «умственный»; а начинать такой журнал некому. Вести его значило бы отдать ему все свое время. Иначе вести журнал нельзя и начинать не стоит.
Вот и бьемся мы с вами на этой дилемме.
Что ж, давайте пока издавать переводы. Ваш выбор Анархизма очень хорош. Хоть небольшое предисловие или послесловие попробую написать.
Но и с переводами горе. Перевод L’Etat лежит у меня уже месяцев шесть, и некому его обработать.
Затем Турский [3] изъявил желание издать La Conquete du pain (она-таки немного читалась в России по-французски). Он написал Алисовой (имя, конечно, пусть остается между нами), и она перевела всю книгу. В жизни раньше, оказывается, не переводила. Смотрели мы с Турским перевод в разных местах, и он сам решил, что не годится. Требует серьезной обработки. Здесь некому за нее взяться. И вот этот перевод тоже лежит уже полгода… [4] Не найдете ли вы кого-нибудь в Париже?
Так что и с переводами нам не везет.
Fields, Factories and Workshops переводят в Париже (издает Schleicher [5]) и в России [6]. Надеются издать под цензурой.
Мемуары переводятся и уже печатаются в Германии (я уже читаю корректуры) [7]. Но во Франции я еще не нашел издателя. Не хотелось бы дать Stock’y, который расплачивается лениво, все больше книгами; тоже и Revue blanche не хотелось бы отдать. A Charpentier, Calmann-Levy и Plon отказались.
Видели ли вы Очередной вопрос, издание Аграрно-социалистической лиги [8] (представитель в Париже Рубанович)? Брошюра очень недурно написана.
Хотелось бы еще многое написать. Но лучше пошлю вам это письмо, как есть. Иначе залежится.
Шлю вам самый сердечный, теплый привет. Вам и мамаше. Через месяц или, вернее, 6 недель Соня будет в Париже с Сашею. Хотелось бы очень и мне, но, кажется, со всеми приездами коронованных особ и думать нечего.
Сердечно вам, ПК.
Мы тут волнуемся за буров [9]; но увлечение милитаризмом самое омерзительное.
Уведомьте, пожалуйста, карточкой о получении этого письма, так как я не уверен в адресе.
Anarchistes en exil. P. 86–88, № 4.
1. См.: Кропоткин П. Анархия, ее философия, ее идеал: Публичная лекция / Перевод с фр. — Genève: E. Held, 1900. — 70 с.
2. Скорее всего, Кропоткин говорит о работе над переводом его очерка «Государство, его роль в истории», вышедшего только в 1904 г. См.: Кропоткин П.А. Государство, его роль в истории / Перевод [Н.В. Чайковского] под ред. автора. — Женева: Хлеб и воля, 1904. — 75 с.
3. Каспар Михаил Турский (ок. 1847–1926) — деятель русского и польского революционного движения, публицист.
4. Русский перевод вышел в 1902 г. сразу двумя изданиями: Кропоткин П.А. Хлеб и воля / С предисл. Э. Реклю. — Лондон; СПб.: Свободная мысль, [1902]. — VII, 256 с.; Хлеб и воля / С предисл. Э. Реклю; Пер. с франц. — Лондон: Группа рус. коммунистов-анархистов, 1902. — XVI, 295 с.
5. Книга «Поля, фабрики и мастерские» в парижском издательстве Schleicher Frères не выходила.
6. См.: Земледелие, фабрично-заводская и кустарная промышленность и ремесла / Пер. с англ. А.Н. Коншина. — М.: Посредник, 1903. — 214 с. По цензурным соображениям автор в книге указан не был.
7. См.: Kropotkin P. Memoiren eines Revolutionärs / Übers. von M. Pannwitz. — Stuttgart: R. Lutz, 1900. — 2 Bde.
8. Народническо-эсеровская организация, действовала в 1900-1902 гг. в Женеве.
9. К июню 1900 г. регулярные военные действия в ходе Англо-бурской войны были почти закончены, но началась партизанская война. Стремясь сломить сопротивление, англичане применяли репрессии против населения, заподозренного в содействии партизанам — жителей заключали в концлагеря, сжигали фермы, угоняли скот. Кропоткин и его семья занимались в Англии организацией помощи населению бурских республик (см., в частности, письмо Саши Кропоткиной Ф.Д. Ньювенгейсу от 28 марта 1900 г. — Кентавр. 1992. — Май/июнь. — С. 124–125).
Bromley, Kent
2 августа 1900
Дорогой и глубоко-уважаемый Василий Владимирович [1].
Простите, пожалуйста, что до сих пор не писал вам. Последние три недели работал отчаянно. Нужно было, перед отъездом на вакации, непременно вручить издателям Дополнений к «Британской Энциклопедии» часть моей рукописи — географии России, т.е. перечень всяких Джизахов и Елабуг, Дагестанов и Ильчей, которых не хватало в 9-м издании, и я, изнемогая от невероятной жары, сидел с 7 утра до двух и трех ночи, строча машинально почти все эти города и городки Российского царства. И, в результате, конечно, легкая болезнь, которой, впрочем, все мы: жена, и дочка, сдававшая экзамены в эту жару, и я, заплатили дань. Едва кончил работу третьего дня.
Любил и уважал я вас всю мою жизнь, этак лет с 25-ти, когда впервые стал читать ваши статьи и заметки о русском искусстве, и чем более нападали на вас за вашу прямую, честную и, следовательно, резкую постановку ваших мнений, тем более убеждался я в справедливости ваших мнений. Сейчас, на днях, попалась мне ваша статья в «Новостях» о Руслане Глинки [2]. Взял я «Лоэнгрина» и «Руслана» и сыграл подряд всё, чтo мог сыграть из того и другого; и вполне с вами согласен. Даже «возвышенный» характер, умственно-серьезная грусть, философская подкладка чувства, которая так подкупает меня у Вагнера, и тo есть в речитативе Руслана «О, поле». А полет [неразб.] чувства во всех его видах у Гориславы, Людмилы и Ратмира, — так этого тaк много, что лучшего и у Вагнера не найдешь. Но «умственность» речитативов, точно в стихах В. Гюго, у Вагнера остается. — Ну, да не в этом дело. Ведь начал я, чтобы сказать вам, что оттого-то все ваши мнения об искусстве мне дороги, что суть их не искусство, а ваши требования от искусства, и за них-то меня всегда и влекло ко всему, чтo вы писали. Так вот, после этого и писать нечего, кaк дороги мне те пять–шесть строчек: «продолжайте!..» —
Случайная встреча пройдет светлым воспоминанием.
Пишу вам с тем чувством, с каким пишется, или, вернее, не пишется, когда предполагаешь, что письмо будет читаться и английскими, и немецкими «любознателями». А потому больше ничего не прибавлю, кроме того, что журналы, которые могут быть интересны для Публичной Библиотеки, и дублеты брошюр, будут высланы, вероятно, очень скоро.
Мы разъезжаемся завтра. Жена и дочь едут на берег моря в Бельгию — здесь приступа нет, особенно в нынешнем году — а я поселюсь тоже на берегу моря недалеко от Лондона. Если бы Публичной библиотеке понадобилось что-нибудь из редкостей по социалистической литературе, особенно для Rossica, то я почту всегда за особое удовольствие доставать их, и мой адрес, постоянный, — Viola. — Bromley. — Kent.
Жена шлет вам глубокий, сердечный привет. Тоже примите и от меня, а дочка — еще глупыш.
Искренно и сердечно вас любящий
П.К.
Жену зовут Софьей Григорьевной или просто Соней.
ОР РНБ. Ф. 738. Ед.хр. 170.
Советская музыка. 1990. № 3. Публикация Н.М. Пирумовой и А.В. Бирюкова.
1. Так в рукописи.
2. См. Стасов В.В. Глинка в гостях у Европы // Новости и Биржевая газета. — 1900. — № 165, 16 июня: № 166, 17 июня. Статья перепечатана в кн.: Стасов В.В. Статьи о музыке. — М.: Музыка, 1980. — Вып. 5-А. — С. 239–249.
Seafield. Broadstairs, Kent
[8 августа 1900]
Дорогой мой Теплов, —
Как видите, я не дома, а на берегу моря. Ваше письмо получил в самую минуту отъезда (в субботу) и хотя искал июньскую книгу самым усердным образом, не нашёл ее. Я просил Мармова [?] выслать вам № 33й — что он, верно, и сделал, — но июньской книжки не мог найти. Вернусь я только через 2½ недели. Верно, кто-нибудь взял у меня июньскую книжку. Ужасно досадно.
Крепко жму вашу руку
ПК
ГАРФ. Ф.1721, оп.1, ед.хр.34, л.17. Открытка с адресом: «A.Teploff. 16, Church LaneLondon E. Датировано по почтовому штемпелю.
Seafield. Broadstairs, Kent
16 августа 1900
Дорогая Надежда Владимировна.
Наконец-то вы опять вольный гражданин. Мы уже боялись, как бы вас там совсем не удержали и не попросили проездиться [?] на Восток.
Сердечный привет, стало быть, нашей пленнице.
Соня прислала мне это письмо, не зная, что дальше ставить после «Komte Nationale».
Она с Шуркой купаются в Knocke [?], а я здесь. Работаю усердно. Кажется, нет лучше места для работы, как Broadstairs.
Сердечно от всей души обнимаю маму, вас и Леонида. А вы, за меня, обнимите Олю.
П. Кр.
ГАРФ. Ф.6753, оп.1, ед.хр.9, л.10–11 об.
20 сентября 1900
Дорогой Владимир Григорьевич!
Благодарю вас очень за ваше милое письмо, за брошюру Льва Николаевича, за телеграмму. Как только я получил телеграмму, сразу же послал Граву [1] «Не убий» [2]. Конечно, я нахожу брошюру прекрасной. Одно скажу — как тут разбирать дело с точки зрения: «Какой только!» Я даже отказываюсь разбирать этот вопрос с этой точки зрения: не хочу допустить, чтобы человека убивали из-за «общественной пользы». Я вижу в этих акциях проявление возмущенной человеческой совести, которая привыкла искать выходов в мести, в наказании, и тут идет по тому же пути. И если это — действительно наболевший крик возмущенного человеческого сердца, то есть польза в том, чтобы, например, разобраться, что же так возмутило хотя бы Бресчи [3] до пожертвования собой. Если тот же акт был бы сделан по расчету пользы, то он ни чьего бы сердца не взбудоражил, а скорее бы вызвал поворот симпатий в пользу короля, хотя бы и злодея.
А правду сказать, и злодей же был в своем сердце этот Гумберт [4], несмотря на все свои хорошие качества (смелость личная). Всё можно было бы ему простить, но не Пассананте [5]. Ведь это был простой, полуграмотный повар. Одиночка, не принадлежавший ни к какой организации. Религиозный мечтатель. Когда-то маццинианец [6]. Тогда было такое поветрие: Вера Засулич — восторг всей Европы, Гедель, Нобелинг [7]; и он, как был, с ножом, одиночкой, бросился на короля. И так его мучают! Вот уже 22 года, 5 лет в тюремном подвале, ниже уровня моря. А потом 17 лет в полутемной камере, без работы, без книг, кроме Библии, без постели, без воздуха и без чего бы то ни было, чтобы занять руки и мозг. Одинокий, изможденный, без единого волоска на голове, без зубов, вероятно, полупомешанный. И когда Палата послала своего депутата взглянуть на этот труп в щелочку, и депутат представил свой доклад и просил выпустить этого полупомешанного старика — «Никогда. Не упоминать о нем!» — был ответ Гумберта.
Всё можно было ему извинить, или хотя бы объяснить — даже стрельбу по голодным мужикам (король, мол!). Но этого ничем ни оправдать, ни объяснить нельзя. Подленькое сердце. То — гнусный король. Это — скверный человек.
Перечитал я еще раз «Воскресение». Великая книга. Величайшая нашего века. И великое художественное произведение. Я много перечитывал летом русских писателей, много думал о художественности (ввиду предстоящего моего курса в Америке о русской литературе [8]). И еще больше оценил художественность «Воскресения».
А нам конгресс, вы знаете, запретили. В силу Закона против анархистов [9].
Вот попробовали удариться в «обсуждение». Написаны были прекрасные, мысль будящие доклады (хотя бы Неттлау [10] о солидарности рабочих с новой точки зрения). И всё ни к чему. И опять заговорит молодежь: «бить их — одно средство!» Ведь 200 конгрессов было — всяких! Одних нас запрещают, одни мы вне закона.
Я тоже написал 3 доклада. Один — «об общественной организации мести, именуемой судом» [11]. Лев Николаевич одобрил бы его.
А у меня приятная новость, которую могу вам сообщить. Начинают печатать русский перевод «Conquête du pain». У меня есть на это нужная сумма денег. Только как перевести на русский язык это название? [12] Не придумаете ли вы или кто-нибудь из друзей? Русский перевод Мемуаров (первый) тоже начинает печататься русской группой [13].
Скажите, пожалуйста, брату Анны Константиновны, что я очень хотел бы с ним познакомиться [14]. Когда бы он ни приехал, мы ему будем очень рады. А если вы с ним приедете, то еще больше.
Ну, крепко жму вам руку и шлю самый сердечный привет вам, жене и вашим друзьям.
П.Кропоткин
РГАЛИ. Ф.552. Оп. 1. Ед.хр.1707, л.165-168.
Тр. комис. Вып. 1. С. 135–137. Публикация А.А. Мкртичяна.
1. Жан Грав (1854-1939) — французский анархист, друг и корреспондент Кропоткина.
2. Статья Л.Н. Толстого «Не убий» была написана по поводу убийства итальянского короля. Впервые напечатана в «Листках Свободного слова» (1900, № 17).
3. Каэтано Бресчи (Гаэтано Бреши, 1869–1901) — итальянский анархист, террорист, убивший 28 июля 1900 г. короля Италии Гумберта I. Приговорен судом к пожизненному заключению. На следующий день после вынесения приговора погиб в тюремной камере при невыясненных обстоятельствах: по официальной версии, покончил жизнь самоубийством, по версии же неофициальной был задушен охраной.
4. Гумберт I (1844-1900) — король Италии с 1878 г.
5. Джованни Пассананте (1849–1910) совершил 17 ноября 1878 г. неудачное покушение на жизнь Гумберта I. Король сам отбил шпагой удар ножа террориста, которому, однако, удалось ранить премьер-министра Бенедетто Кайроли.
6. Маццинианец — последователь итальянского революционера, одного из вождей национально-освободительного движения, республиканца Джузеппе Мадзини (1805–1872).
7. Эмиль Генрих Макс Гёдель (1857–1878) и Карл Эдуард Нобилинг (1848–1878), действуя в одиночку, совершили в 1878 г. неудачные покушения на жизнь кайзера Германии Вильгельма I. Эти покушения были использованы Бисмарком в качестве предлога для принятия закона «Против общественно опасных стремлений социал-демократов».
8. Курс лекций по русской литературе лег в основу книги Кропоткина «Идеалы и действительность в русской литературе», впервые изданной по-английски в Нью-Йорке и в Лондоне в 1905 г. На русском языке книга была впервые опубликована в 1907 г. (Кропоткин П.А. Идеалы и действительность в русской литературе / Пер. с англ. В. Батуринского; Под ред. автора. СПб.: Знание, 1907. (Собрание сочинений; Т. 5).
9. Упомянутый закон был принят во Франции 24 июля 1894 г. В том же году были приняты аналогичные законы в Италии и Испании. Несколько позднее, в 1902 г., закон против анархистов был принят в США. Предлогом к их принятию послужили акты индивидуального террора, организаторами которых часто были анархисты.
10. Макс Неттлау — немецкий анархист, автор ряда трудов по истории анархизма, корреспондент Кропоткина.
11. См.: Кропоткин П.А. Узаконенная месть, именуемая правосудием // Доклады международного революционного рабочего конгресса 1900 г. Лондон, 1902.
12. На русском языке книга выходила под названием «Хлеб и воля», но чаще используется другое название — «Завоевание хлеба».
13. См.: Кропоткин П.А. Записки революционера / С предисл. Г. Брандеса; Пер. с англ. под ред. автора. Лондон: Фонд вольной русской прессы, 1902.
14. Анна Константиновна Черткова (урожд. Дидерихс, 1859-1927) — жена Владимира Григорьевича. Ее брат — Иосиф Константинович Дидерихс (1868–1932), как и Кропоткин, учился в Пажеском корпусе, до 1897 г. служил на Кавказе. За сочувствие духоборам был выслан из Кавказского края.
[Bromley
24 сентября 1900].
То, что сказано в Géog[raphie] Un[iverselle] об амурских духоборах — по моим личным наблюдениям [1]. Из книг — право, не знаю. Верно, есть в путевых очерках Чехова (печат[ались] в одном из журналов). Из книг, верно, есть что-нибудь в книге Шперка «Россия Дальнего Востока» [2] (наверно, должно быть); м.б., также в статье Коржинского, Земледелие Амур. обл. Изв. Геогр. общ., XXIII, вып. 4–5 [3]). А больше ничего не припомню. Амурские духоборы процветали в мое время. Выселились из-за увольнения от 16-ти наборов. Шли дружно. Молодежь шла вперед, на плотах, с лошадьми. Высадившись, променяли лошадей на волов, вспахали новину, в Амге выстроили землянки всем, и старики приехали на уже несколько жилое место. Места были выбраны раньше ходоками.
Как вам живется в Женеве. Дружеский привет. П.К.
ОР РГБ. Ф. 369, карт. 291, ед.хр.8, л.1–2. Открытка с адресом: «Monsieur Bonch Bruévich. 49. Onex près de Genève (Switzerland). Датировано по почтовому штемпелю.
Л. 2 — машинописная копия.
1. Nouvelle géographie universelle — 19-томное описание Земного шара, выпущенное Элизе Реклю в 1876–1893 гг. Здесь Кропоткин говорит о своем участии в написании шестого тома, посвященного Азиатской России. В русском переводе описание колонистов-духоборов (Реклю Э. Земля и люди. Всеобщая география. — СПб., 1883. — Т. VI. — С. 667–668) снабжено примечанием: «Кропоткин, рукописные заметки; Венюков».
2. См.: Шперк Ф.Ф. Россия Дальнего Востока. — СПб., 1885. — [2], III, 503 с. — (Записки Имп. Русского геогр. О-ва по общей географии; Т. 14).
3. Кропоткин неточно указал издание, в котором была напечатана статья С.И. Коржинского. См.: Коржинский С.И. Отчет об исследовании Амурской области как земледельческой колонии // Известия Вост.-Сиб. отд. Русского Геогр. О-ва. — 1892. — Т. XXIII, вып. 4/5. — С. 73–138.
Viola. Bromley, Kent
24 сентября 1900.
Дорогая Мария Исидоровна,
А у меня до вас еще просьба.
Если у вас есть друзья среди художников-живописцев, спрашивайте их, пожалуйста, не знают ли они русского художника Прозорова, Ник[олая] Мих[айловича]. Ко мне недавно обратилась одна женщина, мать, разыскивающая адрес его, и я хотел бы ей помочь.
Его друзья года 4 тому назад были еще Мурзанов и Зуев. Случайно, может быть, Прозоров или эти его друзья, может быть, в Париже.
Женщина хорошая, и если бы я его нашел, то списался бы с ним. Но художникам знать это незачем. Просто спрашивайте, нет ли такого в Париже. Он живал прежде в Париже и в Италии.
Ну, пока до свидания.
Anarchistes en exil. P. 94, № 9.
Viola. Bromley. Kent
14 октября 1900.
Дорогой мой Гольден.
Моего издателя не было в Лондоне. Только сегодня еду к нему, а адрес издателя Шура потерял. — Пожалуйста, будь так добр, напиши адрес Шура на прилагаемой карточке, и брось ее сегодня же в почтовый ящик.
Твой Петр.
ГАРФ. Ф. 5799. Оп. 1. Ед.хр. 57, л. 2, 3 об.
Viola. Bromley. Kent
20 октября 1900.
Дорогой мой Гольден.
Пишу тебе совсем больной — чтобы поблагодарить тебя за твой ответ и твою готовность взяться за печатание Conquête du Pain.
Тем временем мы обсудили с Иваном в Женеве, как удешевить издание, и так как капиталы у меня скудные, а там выходит дешевле, то я буду печатать у Ивана, хотя, в сущности, приятнее было бы здесь.
Сделали мне зубы, но не могу преодолеть тошноты, и хуже того, так что дело стои́т ни тпру, ни ну.
А разболелся каким-то подлейшим невралгическим ревматическим в башке. То ли переработал и не доспал, то ли надуло, а точно в черепе зубы болят.
Крепко тебя обнимаю.
Твой Петр.
ГАРФ. Ф. 5799. Оп. 1. Ед.хр. 57, л. 4–4 об.
Viola. Bromley. Kent
October 21. 1900.
Dear Sir.
Permit me to introduce to you a friend of mine, Mr. Iar, who desires to be admitted to the Reading room of the British Museum for studies in Sociology.
Believe me, dear Sir
Yours very truly
P. Kropotkin.
Viola. Bromley. Kent
21 октября 1900.
Уважаемый Сэр.
Позвольте рекомендовать вам моего друга, г. Иара, который желал бы быть допущен в Читальный зал Британского музея для исследований по социологии.
Остаюсь, уважаемый сэр,
Искренне ваш
П. Кропоткин.
ГАРФ. Ф. 1129. Оп. 2. Ед.хр. 15. Видимо, неотправленное письмо — здесь же конверт (без следов прохождения почты) с адресом: The Chief Librarian of the British Museum. Bloomsbury W.C.
Viola. Bromley. Kent
2 ноября 1900.
Дорогой мой Теплов.
Этих книг у меня нет, и не знаю, чьи они. Об Анархии на немецком языке есть только одна серьезная книга, Dr. Elzbacher’а Der Anarchismus. Вышла в этом году. Тем и хороша, что излагает учения анархистов: Годвина, Прудона, Stirner’а, Бакунина, Толстого, Тэккера и мои.
И кому это охота время тратить на чтение газетной ерунды об Анархии! Надо читать самих анархистов — если уже хочется знать об Анархии — и самому судить.
Спасибо за ваше предупреждение об этом господине. Он писал ко мне, да я так и не ответил: завален письмами.
Крепко жму руку.
П. Кропоткин
ГАРФ. Ф. 1721. Оп. 1. Ед. хр. 34, л. 19–19 об.
Viola. Bromley. Kent
1 декабря 1900
Дорогой друг.
Спасибо большое за рукописи перевода. Теперь я смогу сделать необходимые исправления. Я их уже начал, но это занимает много времени, [к тому же] я завален работами подобного рода, в особенности в Энциклопедии, да и в других местах. Эти дни я провел ночами над статьей для Recent Science, и это тебе объяснит мое опоздание. Чтобы успеть к назначенному сроку, я должен отложить в сторону всю переписку. Наконец к полудню всё было готово, как раз к номеру «XIX Century».
Теперь, что касается предисловия [1]. Моё намерение было раскрыть, или в форме предисловия, или в приложении, применение идей по орографии Сибири (высказанных в «Очерке») и орографии Азии в целом, затем несколько положений об аналогии Азии в этом плане с Северной Америкой и несколько очень кратких замечаний (уже написанных) о теории Дана [2] […] [3].
Применение ко всей Азии идей «Очерка» может быть включено или в форме введения, или в виде приложения. В этом или в другом случае название этому легко может быть найдено. Например, могло быть так: «Очерк орографии Сибири с предисловием, содержащим очерк орографии Азии». Или лучше: «Очерк орографии Сибири, сопровождаемый приложением об орографии Азии». Но, поскольку деньги не позволяют, придется оставить всё как есть. Надо только поместить тогда в конце введения следующие строки:
«Публикация на французском приложений к „Очерку“ всей Азии (который касается только Сибири) и вытекающих из него указаний об аналогиях с Америкой, будут добавлены», и ты возвратишь мне рукопись. Моя работа по переводу (орография Азии в Chambers Encyclopedia) не должна пропасть. Я мог бы, если это тебе покажется интересным, направить эту рукопись в Энциклопедию [4] […] [3].
С другой стороны, если рассматривать орографию Азии, как я об этом кратко писал в статье в Энциклопедии, заметил, что существует поражающая аналогия между структурой орографии Евразии (к северу Ирано-Армянского плато) и Северной Америки.
Мы встречаем ту же последовательность типов: плато, прибрежные холмы, высокие равнины и т.д. На двух континентах направленность с Атлантического океана к Тихому. На эти аналогии было указано в «XIX Century» (март 1898, с. 495–498).
Что касается происхождения береговой горной гряды (цепи), возвышающейся [над] Азиатским плато, оно объясняется очень просто, и, мне кажется, в гипотезе Дана о происхождении гор (4-е издание его учебника по геологии, 1896). В то же время эта [гипотеза] находит свое подтверждение в концепции орографии Азии, которую я только что подтвердил (см. «XIX Century», ноябрь 1897, с. 805–807; декабрь 1900) [5].
П.К.
Дорогой друг. Я тебе посылаю часть рукописи исправленного перевода, а также еще и гранки.
Если типография не отправила еще гранки в печать, скажи им, чтобы мне отправили колонки 109–118 снова. Я их прочту заново, исправляя только то, что абсолютно необходимо для того, чтобы восстановить смысл русского текста или чтобы соблюсти унифицированную терминологию. Возможно, мы сэкономим таким образом на корректуре. Я был бы очень рад, если [бы] этим способом я мог их изменить.
Надеюсь, что в исправленной рукописи, которую я тебе отправляю в листах 14–26, нечего исправлять, за исключением нескольких орфографических ошибок, которые ускользнули от меня.
Твой П.
Естественнонаучные работы. 1998. С. 239–240.
1. Речь идет о работе «Орография Сибири», которая выщла только в 1904 г. См.: Kropotkine P. Orographie de la Sibérie, précédée d’une introduction et d’un aperçu de l’orographie de l’Asie — Bruxelles, 1904. — 119 p.
2. Джеймс Дана (1813–1895) — американский геолог, составивший химическую классификацию минералов. В 1873 г. выступил с теорией сжатия Земли в результате остывания; высказал, в частности, представления о геосинклиналях как о предшествующих горообразованию формированиях земной коры. Кропоткин подверг разбору теорию Дана в одной из своих : Kropotkin P. Recent science: I, II. Origin of Mountains (Erosion, Dana’s Theory. III. Experimental Farms, Canada. IV. Bacteria, as Manure // Nineteenth Century. — 1897. — Vol. 42, Nov. — P. 799–820.
3. Купюры публикации.
4. Помимо Британской энциклопедии, Кропоткин написал несколько статей для энциклопедии Чемберса, издававшейся в Эдинбурге. В частности, им написаны большие обзорные статьи «Россия» и «Сибирь», содержащие комплексное географическое районирование описанных территорий.
5. Кропоткин имеет в виду раздел «Origin of mountains» статьи в «Nineteenth Century» (см. прим. 2). В 1900 г. статья на эту тему не была напечатана.
Viola. Bromley. Kent
14/27 декабря 1900.
Дорогой мой Теплов.
Конечно — да, и чрезвычайно радуюсь вашей мысли дать для рабочих выдержки из Мемуаров.
А раз перевести берется наш милый Исаак Владимирович [1], то ему предоставляю полную свободу выбрать чтo он хочет и как хочет.
Одно нужно соблюсти. Так как русский перевод берется издать группа товарищей, и так как они понесут значительные издержки, то, мне кажется, не следовало бы выпускать выдержки раньше, чем они издадут все Мемуары. Об этом надо переговорить с И[сааком] Вла[димировиче]м же.
От души шлю привет вашим начинаниям и об одном жалею — что сам закабален в холопство у издателей Энциклопедии и связан временем по рукам.
Сердечно ваш
П. Кропоткин.
Соне советую принять ваше предложение.
ГАРФ. Ф.1721, оп.1, ед.хр.34, л.18–18 об.
1. Исаак Владимирович Шкловский (1864–1935) — русский журналист, публицист, этнограф, известный под псевдонимом Дионео. Переводчик «Записок революционера» на русский язык.
Viola. Bromley. Kent
December 28 1900.
Dear Mr. Hutchinson.
Thank you so heartily for your dear greeting. Yes, «life has roses» when there are «unmet friends» who remember of one and send him the sympathy of their mind across the distances, and remind him that if years ago, new friendships come, too.
Most sincerely and gratefully yours
P. Kropotkin.
Receive, please, «warmest friend» my most sincere[ly] good wishes to you of a happy and bright New Year — and of a century happen for mankind than there we are going to part with
P.K.
Viola. Bromley. Kent
28 декабря 1900.
Дорогой мистер Хатчинсон.
Огромное спасибо за ваше замечательное поздравление. Да, «у жизни есть розы», когда есть «неудовлетворенные друзья», которые помнят о вас и шлют вам знаки сочувствия через расстояния, и напоминают, что, хотя годы идут, но появляются новые друзья.
С искренним уважением и благодарностью ваш
П. Кропоткин.
Примите, мой «горячий друг», самые искренние и добрые пожелания счастливого и яркого Нового Года и более счастливого столетия для человечества, чем то, с которым мы расстаемся, от
П.К.
Письмо продавалось на интернет-аукционе icollector.com.
| < 1881-1890 | Хронологический указатель | 1901-1910 > |
| Указатель адресатов | Список публикаций |
|
ВЕРНУТЬСЯ В БИБЛИОТЕКУ: |
|
| Алфавитный каталог | Систематический каталог |