П.А. Кропоткин
«Священная дружина»
(Письмо в редакцию)
Русские Ведомости. 1912. № 251, 31 октября. С.3.
Позвольте мне подтвердить и слегка дополнить то, что сказано г. В. Розенбергом в № 230-м вашей уважаемой газеты о роли М.Е. Салтыкова в разоблачении «Священной дружины», основанной в 1881 году. Расскажу то, что мне лично известно.
В июле и августе 1881 года я был в Лондоне. Приехав туда на конгресс, который заседал с 14-го по 20-е июля н. ст., я остался затем в Лондоне на несколько недель. В английской печати тогда царила г-жа О. Новикова, и я хотел начать в Англии кампанию в печати и лекциями для разъяснения истинного положения дел в России. Женевский корреспондент «Times» дал мне рекомендацию к известному радикалу Джозефу Кауэну (Joseph Cowen), который и открыл мне столбцы своей широко распространенной газеты, «Newcastle Chronicle», для ряда статей о положении России. Прежде чем вернуться в Швейцарию, я хотел провести две–три таких статьи и подготовить к зиме лекции и остался ради этого на несколько недель в Лондоне.
В середине августа я уже собирался выехать, когда получил от П.Л. Лаврова коротенькое письмо, в котором он с чего-то советовал мне «быть осторожным», поменьше выходить по вечерам и остерегаться «таверн». Это слово «таверны», точно из диккенсовского романа, особенно врезалось мне в память. П.Л. просил меня отнестись серьезно к его предостережению, говоря, что подробности он передаст мне, когда мы увидимся вскоре в Париже.
В Париже Петр Лаврович рассказал мне то, что он знал о «Священной дружине», т.е. именно то, что сообщается в статье г. Розенберга, упомянув и те «четыре слова», которые выпущены в статье [1]. Эти сведения, — говорил он, — совершенно достоверны, так как получены прямо от Лорис-Меликова, который рассказал все это одному очень почтенному русскому литератору, с которым сошелся, живя вместе на водах в Германии, и который сообщил всё это ему, Лаврову.
Лорис-Меликов возмущался этим тайным обществом, так как государство, — говорил он, — имеет другие средства борьбы с революционерами и не должно прибегать к тайному убийству. Я понял также, что Лорис-Меликов желал, чтобы замыслы «Дружины» стали известны нам. Повторяя, что он нисколько нам не сочувствует, он не допускал, однако, чтобы правительство прибегало к таким способам борьбы. Все эти слова Петра Лавровича я прекрасно помню.
Тут же, если не ошибаюсь, а может быть, и позже, — этого я наверно не помню, — я узнал, что Скобелеву было предложено вступить в «Священную дружину», но что он отверг это предложение с негодованием. Высокопоставленному лицу он ответил, что присягал не вступать в тайные общества и не намерен нарушать присягу.
Пробывши день или два в Париже, я вернулся в Швейцарию и прямо проехал к жене в Шезиер, где и получил, едва ли не на другой же день по приезде, декрет об изгнании.
Я заявил швейцарскому правительству, что не могу выехать из Швейцарии раньше пяти–шести дней, и поехал в Женеву, где и пробыл несколько дней, чтобы сдать квартиру и разобрать свои книги и бумаги.
В эти несколько дней, проведенных мною в Женеве, я узнал еще некоторые дальнейшие подробности о «Священной дружине», а также и то, что в Женеве сведения о ней, тоже исходившие от Лорис-Меликова, были получены чрез М.Е. Салтыкова-Щедрина, который нарочно приезжал в Швейцарию, или на границу Швейцарии [2], и вызывал на свидание одного из эмигрантов, чтобы сообщить ему эти сведения, для предупреждения кого следует.
Вскоре мы узнали, что в Женеву приедет одна русская дама, которая будет заведовать приведением в исполнение решения «Дружины». Мне назвали также некоего М., в Женеве, как одного из участников этого дела.
Я сообщил все это, с именами заговорщиков, женевскому корреспонденту газеты «Times» с тем, что, если что случится, «Times» огласил бы, откуда шел заговор и кто его участники.
Между тем сведения о «Священной дружине» проникли другими путями в заграничную печать. Так, в «Révolté», который продолжал издаваться в Женеве, я поместил, в нумере от 1-го октября 1881 г., выдержку из «Allgemeine Zeitung», где говорилось о «Священной дружине», о высокопоставленных лицах, стоящих во главе ее, и о петербургском полицеймейстере Баранове, попавшем в немилость за несочувствие «Дружине».
В этом же нумере «Révolté» я говорил о сведениях о «Дружине Спасения» и об «Охранной Дружине», напечатанных в женевской газете «Общее Дело». «Эти сведения, — прибавлял я от себя, — абсолютно верны. Уже около двух месяцев тому назад мы получили первые извещения об этой организации, и с тех пор сведения о личностях, — высоко и низко поставленных, бывших чиновниках, волонтерах и наемниках, принадлежащих к ней, — и об их деяниях продолжали поступать к нам из источника, стоящего выше всякого сомнения. Группа убийц, назначенных в Женеву, уже прибыла сюда, и на днях они ждали прибытия в наш город одной дамы, из высокого общества, представляющей душу заговора, — богатой особы… Таким образом, мы надеемся вскоре очутиться в эпохе Борджиа».
Через две недели, в следующем нумере «Révolté», был напечатан почти полный перевод статьи Daily News о том же сюжете. Орган английских либералов говорил о возврате России к Средним векам, в лице Общества, называющего себя «Священным Братством» и имеющего целью охрану и сохранение существующего самодержавного строя путем «устранения» его противников. Газета упоминала затем одного богатого русского князя (очевидно — Д.) и одного банкира, снабжающих «Братство» деньгами, — подписка уже достигла 800 000 руб., — и называла в числе его деятельных участников бывшего помощника начальника III отделения Шмидта (Шульца) и Путилина, бывшего начальника тайной полиции в Петербурге, а теперь (в 1881 году) в Киеве. Затем лондонская газета рассказывала, как два офицера из этого общества, едучи по железной дороге в Павловск, вызвали друг друга на противоправительственный разговор и, приехав в Павловск, хотели арестовать друг друга. «Главная квартира «Священного Братства», — писали «Daily News», — находится в петербургском яхт-клубе. Газета упоминала также об одном лице, «очень известном в Петербурге», и об одном «очень известном генерале» (очевидно, Скобелеве), отказавшихся вступить в «Братство».
«Но не все офицеры, — прибавляли «Daily News», — оказались такими скрупулезными и такими умными. Говорят, что многие офицеры N-ского полка — большинство — принадлежат к тайному сообществу. В Z-ском же полку число носящих перстень, — знак принадлежности к обществу, — по-видимому, невелико».
Через несколько времени я узнал из другого, — стало быть, уже из второго, если не третьего, — тоже надежного источника имя офицера, взявшего на себя, «по предложению» главного лица в дружине, «устранить» меня. Что касается до Рошфора, то с ним вышло следующее.
Не знаю, известно ли русским читателям, как ратовал Рошфор в своей газете против казней в России и как горячо он вступился за помилование Гесси Гельфман, которая, ожидая стать матерью, содержалась в Петропавловской крепости под смертным приговором. Некоторые из лучших, самых блестящих и прочувствованных статей Рошфора были написаны им в эту его кампанию против реакции в России. Им же было вызвано вмешательство Виктора Гюго и его замечательное обращение к императору Александру III о прекращении казней. За всё это «Священная дружина» приговорила Рошфора к смерти и послала против него бреттера.
В один прекрасный день Рошфор получил вызов на дуэль от одного итальянского офицера, который заканчивал свой вызов живописною фразой: «Je vous attends au pied des Alpes» («Я жду вас у подножия Альп»). Рошфор посмеялся в своей газете над хвастливою фразой и ответил так: «Дуэль принимаю. На пистолетах, чрез платок, в четырех шагах друг от друга; один пистолет заряжен, другой — нет». Тем дело и кончилось, — до подножия Альп не дошло.
Еще два слова. Так как в статье г. Розенберга точная дата, когда П.Л. Лавров получил первое извещение о заговоре «Священной дружины», имеет некоторое значение, то позвольте мне прибавить, что он должен был получить его раньше 12 (24-го) августа. Предостережение Петра Лавровича я получил, будучи еще в Лондоне, — в этом, по многим причинам, нет никакого сомнения. Выехал же я из Лондона раньше 24-го н. ст., за несколько дней, по всей вероятности, около 17-го и не позже 20-го августа н. с. Так явствует из одного письма. Декрет об изгнании из Швейцарии я получил уже в Швейцарии, в Шезьере, а в субботу, 27-го, как я вижу это из Révolté, в Женеве уже состоялся митинг протеста против моего изгнания. Выехал я из Швейцарии, т.е. из Женевы, как сказано в нашей газете от 3-го сентября, во вторник 30-го августа, получивши отсрочку для выезда минимум в пять дней, — вернее —в неделю. По всей вероятности, или Белоголовый писал Лаврову о «Дружине» раньше 24-го, по получении первого письма М.Е. Салтыкова из Висбадена, или, — что тоже весьма возможно, — Салтыков писал Лаврову, как только услыхал от Лорис-Меликова о задуманных «Священною дружиной» убийствах.
П. Кропоткин.
Брайтон,
24-го октября (6-го ноября) 1912 г.
1. См. прим. 2 к статье В.А. Розенберга. — А.Б.
2. Этот слух неверен. В это время М.Е. Щедрин, как видно из его писем июля–августа 1881 г., тяжело больной, жил безвыездно в Висбадене и в середине августа прямиком проехал в Париж (см.: Салтыков-Щедрин М.Е. Собр. соч. в 20 т. М.: Худож. лит-ра, 1977. Т. 19, кн. 2) — А.Б.