В.А. Розенберг
«Священная дружина»
(Из переписки М. Е. Салтыкова с Н. А. Белоголовым)
Русские Ведомости. 1912. № 230. С. 2. 6 окт.
Знаменитого врача связывала с великим писателем долголетняя дружба. Они встретились как врач и пациент, но уже вскоре после первого знакомства между ними установились более тесные отношения, основанные на взаимной симпатии и не прекращавшиеся до смерти Салтыкова. Обстоятельства жизни обоих приятелей сложились так, что видеться они могли сравнительно редко. Болезнь, послужившая поводом к сближению, заставила Салтыкова в 1875 году уехать из Петербурга на полтора года за границу. А в 1881 году Белоголовый оставил Петербург и, прожив много лет за границей, вернулся в Россию и поселился в Москве уже после смерти великого писателя. Временами друзья съезжались где-нибудь за границей — в Висбадене, в Париже, — но большей частью сношения поддерживались письменно. Переписка велась деятельно с той и с другой стороны, и до нас дошло свыше ста писем Салтыкова к Белоголовому, представляющих большой интерес.
С частью содержания этих писем Н.А. Белоголовый ознакомил читателей в статье «Из переписки с М.Е. Салтыковым», напечатанной в «Русских Ведомостях» 1894 г. и вошедшей позднее в отдельное издание статей Н.А. вместе с отрывками из неоконченных воспоминаний его о великом друге. По условиям времени Белоголовый не мог опубликовать тогда многого из писем Салтыкова и ограничился по преимуществу тем, что касалось болезни писателя; Но, как ни много места в письмах к другу-доктору отводил Салтыков этой, по выражению Белоголового, «тяжелой стороне своей жизни», всё же их главный интерес в другом.
Письма Салтыкова к Белоголовому, как справедливо полагал последний, «ценны как задушевные излияния перед человеком, которого он считал в числе близких ему людей; они писаны по поводу и под свежим впечатлением от всего совершавшегося тогда вокруг него, писались просто и откровенно, без малейшей рисовки, которая вообще ему была чужда и даже антипатична». Поэтому понятно, что эти письма представляют дорогой материал для биографии нашего великого сатирика. По вместе с тем многое в них имеет немаловажное значение и для политической и общественной истории того печального времени, у которого столько общего с нашим.
Как раз с 1881 года, когда Белоголовый уехал надолго за границу, письма к нему Салтыкова, по понятной причине, становятся более частыми и приобретают характер постоянных, ставших для самого писателя как бы потребностью «задушевных излияний» перед отсутствующим другом. Обстоятельства времени, — та вакханалия реакции, тот сумбур правительственных мероприятий и общественных настроений, которым ознаменовалось у нас начало восьмидесятых годов, — при стесненном положении печати даже Щедрина побуждали отводить душу в дружеской переписке. Взять хотя бы такое уродливое явление русской политической жизни, как «Священная дружина» 80-х годов. О ней теперь довольно много пишут, а в то время и Щедрину не удалось провести сквозь цензурное ущелье свое сказание об этом «Обществе частной инициативы спасения».
Но свободная от русской цезуры печать по ту сторону Вержболова всё-таки, как известно, своевременно почтила вниманием это полуреволюционное, полуправительственное создание реакции 80-х годов. И, странным на первый взгляд образом, разоблачение этой дикой затеи в западной печати того времени история уже связала с именем Салтыкова.
В известной книге В.Я. Богучарского («Из истории политической борьбы в 70-х и 80-х гг. XIX века») опубликованы два интересных письма Н.А. Белоголового к П.Л. Лаврову. В них идет речь о «Священной дружине» и о террористических планах этого тайного «охранительного» Общества. Белоголовый пишет, что все сведения о «Священной дружине», ее намерении убить Анри Рошфора и кн. П.А. Кропоткина, ее организации и главарях он получил от С., который «стоит у самого источника» и, видимо, «желал бы, чтобы сведения о ней (о дружине) были бы сообщены в западные газеты». С другой стороны, г. Богучарский, основываясь на сообщении А.X. Христофорова, соредактора Н.А. Белоголового по «Общему Делу» (женевское русское издание 80-х гг.), утверждает, что этот С. — не кто иной как М.Е. Салтыков. По предположению другого лица, литератора, сообщавшего г. Богучарскому некоторые сведения о гр. Лорис-Меликове, Победоносцеве и других деятелях той эпохи, Щедрин, с которым этот литератор был хорошо знаком, о «Священной дружине» «мог получать некоторые сведения у В.В. Лихачева, умевшего лавировать в разных сферах, а вернее — от П.П. Косаговского, бывшего в 70-х годах управляющим III отделением, а потом, помнится, одесским градоначальником».
Справедливы ли, однако, предположения г. Богучарского и указания современников? Письма Салтыкова к Белоголовому дают возможность ответить на этот вопрос, и мы, приступая с любезного разрешения племянника знаменитого врача, Ю.А. Белоголового, к ознакомлению читателей с этой интересной перепиской, начнем именно с выяснения роли великого писателя в разоблачении замыслов «Священной дружины» в зарубежной печати.
Действительно, свои сведения о «Священной дружине» Белоголовый получил от нашего великого писателя, который не только «видимо» желал опубликования их в западных газетах, но прямо просил о предупреждении Рошфора и Кропоткина. Справедливо и то, что Щедрин черпал свои сведения из надежного источника. Но не Лихачев и не Косаговский передали их Салтыкову, а гр. Лорис-Меликов.
Г. Богучарский не сообщает, когда Белоголовый писал Лаврову о «Священной дружине». По письмам же Салтыкова можно установить, что первое из писем Белоголового послано из Туна (в Швейцарии) в последних числах августа н. ст., — вероятно, числа 26–27-го. Письмо к Лаврову начинается словами: «Сейчас получил письмо из Висбадена…», а письмо Салтыкова, содержащее именно те сведения, которые излагает Белоголовый, помечено: «Висбаден, 12–24-го августа». Эта маленькая подробность, как мы увидим, важна для исправления одной ошибки, в которую впал г. Богучарский.
Во втором своем письме Белоголовый, стараясь убедить Лаврова в серьезности дела, ссылается на то, что к «дружине» относится серьезно и С., который «пишет нам часто и в каждом письме говорит о «дружине». Впервые Салтыков заговорил о ней еще в письме от 29-го июля (н. ст.), посланном также из Висбадена. Он писал:
«Многоуважаемый Николай Андреевич.
Вероятно, вы знаете, что «Голос» запрещен на 6 месяцев. Я еще верного ничего не знаю, но сегодня «Голос» уже не был получен, и в иностранных газетах имеются телеграммы о запрещении именно на 6 месяцев [1]. А так как я, уезжая, распорядился о выписке «Голоса», то и выходит, что останусь временно без газет.
Сегодня Лорис-Меликов сообщил мне следующее. В Петербурге под покровительством ………… (выпущены четыре слова) [2] учреждена дружина спасения, цель которой есть исследование и истребление нигилизма, не останавливаясь даже перед устранением таких личностей, как Гартман, Кропоткин и т.п. Дружина организована в виде тайного общества, но с субсидией от … (пропущено одно слово) [3] пятерками, так что одна пятерка не знает другую, но все повинуются известному лозунгу. Пятерки эти рассеялись и за границей, так что Лорис-Меликова убеждают быть осторожным. Сообщая мне об этом, армянин присовокупил: «Наверное, уж донесли обо мне, что я с вами и с Кошелевым виделся». Вы можете себе представить, как мне было приятно слышать это. Он-то отделается тем, что на него будут дуться, а мне, пожалуй, и перепадет кое-что. А еще пишут, что Баранов, Гейнс и еще кто-то интригуют против Игнатьева и под покровительством Воронцова-Дашкова хлопочут об учреждении министерства полиции. А Игнатьев с своей стороны, вкупе с В.А., требуют, чтобы Баранов был смещен. Одним словом, идет потеха.
Я пишу это письмо единственно для того, чтобы вам о «дружине» сообщить, и потому, исполнив сие, умолкаю, надеясь, что рассказ мой послужит для вас предостережением при сношениях с россиянами. Прошу вас передать от меня и от жены наш сердечный привет многоуважаемой Ольге Петровне. Я получил письмо от Михайловского. Пишет, что Елисеев в Гатчине, но изъявил желание, чтобы его не посещали. Поэтому Михайловский его не видал, а слышал, будто бы у него второй раз отнялся язык. Елисеев на письмо не ответил.
Ваш М. Салтыков.
Дня четыре тому назад я писал к вам, прося ответа».
Еще через четыре дня, 2-го августа н.с., Салтыков, сообщая Белоголовому разные петербургские новости, полученные в Висбадене, пишет: «Организатором святой дружины, о которой я вам писал, оказывается Шмидт (Шульц?), бывший управляющим 3-м отделением». И в следующем письме, посланном из Висбадена же, 7–19-го августа, он возвращается к тому же предмету и говорит: «Вот вы сомневаетесь, что может существовать святая дружина. А между тем читали ли вы в «Порядке» об учреждении в Симбирске тайного общества, выдающего 100 руб. за каждого превратного толкователя? Разве это не то же самое [4]. И поверьте, что такие общества появятся во множестве. И когда-нибудь нам с вами завернут руки к лопаткам и выдадут за нас цену крови, т.е. 100 руб.».
След этого сообщения Щедрина остался во втором письме Белоголового к Лаврову: «Темные намеки о существовании „Дружины“, — писал Белоголовый, — встречаются в одном нумере „Порядка“». Г. Богучарский говорит по этому поводу, что он пересмотрел все нумера «Порядка», но не нашел там «темных намеков». В письме Салтыкова, как мы видели, дано определенное указание. Подобные сообщения, со ссылкой на прочитанное в газетах, М.Е. делает нередко в своих письмах к приятелям. Обыкновенно он точно указывает, где появилась заинтересовавшая его заметка, и она легко отыскивается в ближайших к дате письма нумерах газеты. Надо думать, что и корреспонденция или заметка о симбирском тайном обществе была действительно напечатана в одном из первых августовских нумеров «Порядка» 1881 г. (не позднее 4–5 августа).
Впрочем, пожалуй, нет большой надобности рыться в старых газетах для того, чтобы установить факт появления в печати того времени заметки о симбирском «тайном обществе». Сам Щедрин сохранил ее для потомства в своем третьем письме к «тетеньке», которое, правда, не дошло в свое время до адресатки, но теперь напечатано в собрании сочинений нашего сатирика (изд. Маркса, 1906 г., кн. 35-я, стр. 349–367). В этом письме, рассказав со слов Ноздрева и Расплюева историю учрежденного ими вместе с Амалат-Беком и кн. Санпатре «Общества частной инициативы спасения», Салтыков пишет: «Но представьте себе, тетенька, мою радость: возвращаюсь домой, беру в руки газету и что же нахожу? В Симбирске уже образовалось «Тайное общество», именно в расплюевском роде! Состоит оно, очевидно, из местных Амалат-Беков и обещает за всякого превратного толкователя, которому руки к лопаткам вывернут, чистыми деньгами сто рублей! Разумеется, однако же, если будут деньги, потому что ежели денег не будет, то где же их взять?.. Но каков подъем общественного духа! Не знаю, как вы отнесетесь к подобному известию, но у меня с тех пор, как я о нем прочитал, просто поджилки дрожат. Знаю, что похвалы достойно, но в то же время как-то невольно задумываюсь. Нет, уже лучше я в Симбирскую губернию не поеду».
Наконец, последнее письмо Салтыкова о «Священной дружине», которое и побудило Белоголового обратиться к Лаврову, было послано писателем из Висбадена 12–24-го августа.
«Хотел было прекратить дальнейшую переписку [5], многоуважаемый Николай Андреевич, но, право, жить страшно становится.
Узнал я, что «Святая дружина» наняла искусного дуэлиста и бретера (к сожалению, фамилию мне не сказали), чтобы оскорбить Рошфора и затем убить его на дуэли. Подобным же образом предполагают поступить с Кропоткиным. Ежели сойдут эти два устранения благополучно, то весьма может быть, что пойдут и дальше. Д–ов вызвался давать «Дружине» по 15 тыс. руб. в месяц. Во всех предприятиях живейшее участие оба Ш–ы, Петр и Павел. Каким бы образом раскрыть всё это и в особенности предупредить Рошфора? Я собственно становлюсь в тупик и положительно боюсь, что сейчас же на меня подумают, особливо зная, что я хорош с Лорис-Меликовым, о чем, вероятно, донесено отсюда.
«Новая Газета» прекратила сама свое существование на девятом нумере. Вероятно, велели. Я почти не сомневаюсь, что «Отечественные Записки» перестанут существовать через 2–3 месяца. Да еще как бы не посоветовали выехать из Петербурга… Выслать, я полагаю, не вышлют, но посоветовать выехать, напр., в Тверь (либерально, потому что не очень далеко), — право, это можно. И заметьте, что никто не охнет. Первое время, конечно, пошепчутся, а месяца через 2–3 заплывет. Чернышевский в этом отношении отличнейший пример, — кто о нем помнит? И долго еще так будет, потому что сия яма так переполнена, что сто лет ее чисти, — опять на сто лет останется.
Благодарю за присылку письма Беланже [6]. Вероятно, я остановлюсь у нее (Pl. De la Madeleine, 31), но верно не могу сказать, ибо сегодня жена уехала на выставку во Франкфурт, а я раб. Во всяком случае, 2-го или 3-го сентября, утром я отыщу вас. Я же непременно выеду в воскресенье утром в Париж, не раньше и не позже.
Прошу вас передать мой поклон добрейшей Софье Петровне.
Ваш М. Салтыков.
Об Елисееве Михайловский пишет, что он уезжает в Канн».
На этом и заканчиваются сообщения Салтыкова о «Священной дружине». Все письма к Белоголовому, в которых М.Е. касался этого предмета, написаны в июле и августе 1831 года в Висбадене, где в то время не было ни Лихачева (судя по письмам же Салтыкова, он уехал из Висбадена раньше получения первых вестей о «дружине»), ни Косаговского, но был гр. Лорис-Меликов, с которым наш писатель там постоянно встречался и на которого он сам, как мы видели, в своих письмах ссылается как на источник своих сведений об этом тайном обществе.
Теперь, зная точно время и место, откуда Салтыков извещал Белоголового о «Священной дружине», мы можем исправить одну существенную ошибку г. Богучарскаго, который в своей книге высказывает странное предположение, будто Салтыков, «очень осведомленный о делах „Священной дружины“, видимо, совершенно не делился сведениями по этому поводу со своими сотоварищами по «Отечественным Запискам». На эту мысль г. Богучарского навели воспоминания Н.К. Михайловского, в которых о «Священной дружине» говорится лишь в виде слуха, подтвержденного Михайловскому каким-то цензором в разговоре по поводу вырезанной из журнала статьи Щедрина. «Причем тут цензор, — замечает г. Богучарский, — когда обо всем этом весьма подробно Михайловский мог, казалось бы, знать от Щедрина! Но этого, видимо, не было».
Дело объясняется гораздо проще, чем думает г. Богучарский. Если Михайловский узнал о существовании «Священной дружины» от цензора, а не от Салтыкова, то это случилось потому, что М.Е. летом 1881 года, т.е. в то время, к которому относятся и его письма к Белоголовому о «Священной дружине», и письма Белоголового к Лаврову, жил за границей. Там же он написал и третью главу «Писем к тетеньке», — ту самую, которую вырезали из сентябрьской книжки «Отечественных Записок». Объясняться с цензором по этому поводу пришлось Михайловскому, потому что М.Е. вернулся в Петербург лишь в конце сентября и тотчас же захворал. Вот что он писал Белоголовому 24-го сентября 1881 года, в 7 часов утра:
«Пишу к вам на первый раз кратко, ибо как-то совсем неслыханно болен. Мало того, что целую ночь не спал, но восемь часов кряду, сидя на стуле, дышал точно на рысях. Именно восемь часов. Сейчас посылаю к Соколову с просьбой помочь. Думаю, что не путешествие собственно сразило меня, а разные удовольствия, вроде, например, что вырезали мою статью, и мне надобно бы теперь хлопотать, а я не могу. Сверх того вышла моя книжка «За рубежом», и меня одолели книгопродавцы. Весь день я должен был болтать, да к вечеру и доболтался. Книгу вам посылаю, т.е. вышлю немедленно, — дня через два–три получите. Елисеевы, вероятно, уже уехали из Парижа, с завтрашнего дня газеты им будут высылаться в Ниццу poste restante.
Прошу вас передать мой дружеский привет Софье Петровне. Лихачев и Унковский здоровы. Смеются и не унывают, хотя и очень здесь неприглядно. Прощайте. Больше писать не силах.
Ваш М. Салтыков.
Кажется, лихорадка начинается».
Это письмо служит последним отголоском тех волнений, которые бы пережиты М.Е. Салтыковым летом 1881 года под впечатлением известий о возникновении «Священной дружины» и об ее террористических планах. Позднее в своих письмах к Белоголовому он возвращается к этому охранительному тайному обществу только раз, летом 1882 года, рассказывая о некоторых опытах добровольческого сыска. Но, как мы видим, летом 1881 года, из Висбадена, он неоднократно писал Белоголовому о «Священной дружине». В Висбадене же он и получил от гр. Лорис-Меликова все те сведения, которые были Белоголовым сообщены Лаврову. Предназначая эти сведения для печати и во всяком случае для широкой огласки в заинтересованной среде, Салтыков, конечно, не имел никаких оснований скрывать их от сотрудников «Отечественных Записок». Но понятно, что писать об этом щекотливом предмете Михайловскому из-за границы в Россию М.Е. не мог.
1. «Голос» действительно был тогда приостановлен на 4 месяца. В первых числах нашего августа вместо него начала было выходить «Новая Газета», но и та прекратилась через несколько дией.
2. В подлиннике: в[еликого] кн[язя] Владимира Алекс[андровича] (см.: Салтыков-Щедрин М.Е. Собр. соч. в 20 т. М.: Худож. лит-ра, 1977. Т. 19, кн. 2. С. 17) — А.Б.
3. В подлиннике: государя (см.: Там же) — А.Б.
4. В газете «Порядок» (1881, № 208, 31 июля) было перепечатано из «Симбирской земской газеты» обращение «К крестьянам», подписанное «Многие»: «Желая исполнить долг верноподданных и охранить темный народ от смуты, мы, заявители, согласились между собой сделать складчину и объявляем, что каждый крестьянин, который задержит злоумышленника, рассказывающего в народе о переделах и о других незаконных предметах, и представит этого злоумышленника начальству, — этот крестьянин имеет тотчас же по предоставлении смутителя получить сто рублей, которые мы представляем при сем в редакцию «Земской газеты». (См.: Салтыков-Щедрин М.Е. Собр. соч. Т. 19, кн. 2. С. 24) — А.Б.
5. Перед отъездом в Париж, где Салтыков должен был встретиться с Белоголовым.
6. Хозяйка парижского пансиона, в котором останавливался Салтыков.