Лисовский Н.М. Краткий очерк столетней деятельности типографии Глазуновых в связи с развитием их книгоиздательства. 1803–1903: С приложением портретов и снимков, а также списка изданий, вышедших из типографии за сто лет ее существования. — СПб., 1903.
[С. 1–3.] Ни один отдел книговедения не является у нас так мало разработанным, как книгопечатание.
По истории книжного и журнального (в том числе газетного) дела материалы, хотя бы и отрывочные, всё-таки имеются. Нельзя того же сказать относительно типографий. Хотя история их тесно, почти неразрывно, связана с историей книги и периодического издания, тем не менее исследователи в той и другой области оставляли типографию в стороне, почти не уделяя ей внимания. Ещё о первопечатнике Иване Федорове имеются у нас сведения (да и те страдают неполнотой); есть кое-какие данные и о первых начатках печатного дела на Руси. Далее Пекарский в своём исследовании, посвященном эпохе Петра Великого [1], дал обзор типографий начала петербургского периода русской истории, сделав, таким образом, значительный шаг вперёд. Работа эта, увенчанная от Академии Наук полной Демидовской премией, к сожалению, не вызвала продолжателей, — и все обзоры печатного дела в России, явившиеся после Пекарского, повторяли то, что уже известно, не идя в сведениях далее начала XVIII ст. и в хронологических данных — далее начала XIX ст.
Некоторые новые цифровые данные за XIX век сообщаются в «Русской Библиографии» 1878 года [2], в «Книжн. Вестн.» за 1864–1866 г. [3], в статьях Л.Н. Павленкова [4] […]
Этим почти исчерпывается у нас вся литература по печатному делу в России в XIX в., если не считать отчётов и других брошюр, выпущенных различными типографиями по тому или иному случаю, т. е. сырого, специального материала, в большинстве случаев нуждающегося ещё в дополнительной разработке и в освещении с общей точки зрения. А между тем, насколько важно было бы иметь историю развития у нас типографского дела — нечего и доказывать: раз установлена его неразрывная связь с книжным делом и периодической печатью, оно тем самым составляет вместе с ними немаловажную главу в истории нашей образованности.
Это признавал ещё Кеппен, который, в своём «Послесловии» к «Библиографическим листам» 1825 г. писал, между прочим: «К неминуемым обязанностям библиографа, кажется, принадлежит показание места издания и наименование самых типографий, в которых печатаны объявляемые ими книги. Исполняя сей долг, книгописатель знающим современникам даёт понятие о наружном достоинстве и исправном издании сочинения, а потомству он представляет новое средство к обозрению хода и успехов просвещения. Обязанность сия, по мнению многих библиографов, столь безусловна, и исполнение оной, особливо для книгопродавцев, столь полезно, что некоторые иностранные издатели „Литературных Ведомостей“ вменяли себе в непременную обязанность начинать все свои объявления с показания типографии, в коей печатано какое-либо новое произведение» [5].
[…]
Таким образом, не только не существует истории типографского дела в России, но и материалы для неё отличаются отрывочностью и случайностью. При таком положении юбилейные обзоры учреждений печатного дела, существующих более или менее продолжительное время, могли бы представлять значительный интерес, если б в них, наряду с внешней, показной стороной дела была представлена и внутренняя, — наиболее близко соприкасающаяся с состоянием образованности в обществе.
[С. 5–6.] После Петра Великого […] в 1727 г. обзаведением упразднённой гражданской типографии была устроена Академическая, в 1757 г. — при Сухопутном Шляхетном Кадетском Корпусе, в 1763 г. — при Военной коллегии, в 1775 г. — при Горном корпусе. Несколько ранее последней, 1771 г., открылась первая вольная типография, привилегия на которую дана была иностранцу Гартунгу, с правом печатать только на иностранных языках [6]. В 1776 г. такая же привилегия дана была книгопродавцам Вейтбрехту и Шнору, с правом печатать не только на иностранных, но и на русском языке [7]. Последовавший затем в 1783 г. указ Императрицы Екатерины о вольных типографиях, которые разрешалось каждому заводить «по своей собственной воле, не требуя ни от кого дозволения» [8] являлся большим шагом вперёд, обещавшим новую эпоху типографского дела. Но ряд ограничений, последовавших вскоре за этим указом (свидетельствование книг, преследование Радищева), задержал его действие в самом же начале, а в 1796 г. деятельность вольных типографий и вовсе прекратилась, после указа 16-го сентября «об ограничении свободы книгопечатания и ввоза иностранных книг, об учреждении цензур и упразднении частных типографий» [9].
Приведение этого указа в исполнение произошло при Императоре Павле.
Неудача, постигшая типографское дело в России на первых же порах его вольного существования в конце XVIII в. сменяется действительно новой жизнью, наступившей для него в следующем столетии, с вступлением на престол Императора Александра I. Указом 31-го марта 1801 г., во-первых, отменялось запрещение ввозить из-за границы книги и ноты, последовавшее в предыдущее царствование, а во-вторых, повелевалось частные типографии, закрытые тогда же, распечатать [10]. Но это было только возвращением прежних прав типографиям, уже существовавшим. Указом 9-го Февраля 1802 г. [11] вновь разрешалось учреждение вольных типографий и вместе с тем уничтожались цензуры, учрежденные в городах и портах одновременно с ограничением свободного книгопечатания. Наблюдение же, чтобы в книгах не было «ничего противного законам Божиим и гражданским, или к явным соблазнам клонящегося» возложено не на Управы Благочиния, как в Указе 1783 г., а на Гражданских Губернаторов, которые поручают это Директорам Народных Училищ. Во всём остальном для учреждения частных типографий предписывался порядок, установленный указом 1703 г., следовательно, лицо, заводившее типографию, обязано было только дать знать Управе Благочиния того города, где дело открывалось.
С указа 9-го Февраля 1802 г. и начинается в России правильное развитие частных типографий.
[С. 9–10.] Глазуновы начали торговать в Москве между 1780–1782 гг., а в Петербурге — с 1783–1784. Завёл дело Матвей Петрович Глазунов, глава московской фирмы, а заведовать торговлей в Петербурге послал брата своего Ивана Петровича. […] Года через три Иван Петрович начал сам издавать, и одними из первых его изданий были в 1790 году: «Феатр чрезвычайных произшествий», «Путь ко спасению» Эмина и «Письмовник» Курганова. [...]
… Через полтора десятка лет по открытии книжной торговли обороты Ивана Петровича Глазунова настолько расширились и вместе с тем издательство книг настолько разрослось, что он начал подумывать об устройстве собственной типографии.
Причины, побудившие его к такому решению, могли быть, судя по тогдашнему состоянию типографского дела в Петербурге, таковы:
Из существовавших в то время казённых типографий значение для частных лиц (в том числе и для книгоиздателей) могла иметь только одна Академическая, располагавшая двадцатью восемью станами. Но у неё было слишком много своего собственного дела по печатанию «Ведомостей», календарей, учёных сочинений и различных изданий.
Что казённых типографий, считая и Академическую. ещё в конце XVIII в. не хватало для удовлетворения даже надобностей правительства, видно из того, что в 1784 г., именным указом от 24 августа, разрешено завести типографию Коллежскому Ассесору Вейтбрехту, под названием Императорской, для печатания всего того, что понадобится Кабинету Ея Величества и Коллегии Иностранных Дел. Естественно, что ввиду важности и, большей частью, срочности этих работ, типографии разрешалось по контракту печатать «книги, частными людьми издаваемые», только тогда, когда не будет казённых работ. Другою полу-официальною типографиею была Театральная, заведённая придворным актёром П.А. Плавилыциковым в 1791 г. и впоследствии перешедшая в ведение Театральной Дирекции, — и у неё, следовательно, были свои специальные задачи. По-видимому, одна только типография Шнора (существовавшая с 1776 г.) была к услугам частных заказчиков, но и в той, вероятно, не обходилось дело без казённых работ. Что и эта типография не управлялась с заказами, можно судить хотя бы по тому, что издания Ивана Петровича Глазунова печатались не только здесь, но и в Академической, и в Императорской, и в Шляхетном корпусе [12]. Этого, без сомнения, не было бы и фирма, зарекомендовавшая уже себя своей солидностью, держалась бы одной типографии, если бы здесь могли без задержки исполняться работы. Мало того, некоторые издания Глазунова печатались не в Петербурге, а в Москве, у типографа Селивановского, что, впрочем, можно отчасти объяснить связью Ивана Петровича с московской торговлей своего брата и некоторыми общими издательскими делами с Селивановским. Во всяком случае, такое заглазное печатание, для фирмы, очень внимательно относившейся к своим изданиям, не могло быть удобным и едва ли оно было бы допущено, если бы петербургские типографии вполне удовлетворяли потребностям книгоиздательства.
Как бы то ни было, но с изданием указа 9 февраля 1802 г. Иван Петрович решил устроить собственную типографию и с этою целью завёл переписку с братом своим Матвеем Петровичем. Речь шла о типографии, которую продавал Походяшин, бывший компаньон Новикова, вследствие расстройства дел. Типография эта, составляя, вероятно, остатки Новиковско-Лопухинской типографии, была довольно большая, так как просили за неё 25.000 р. Это было Ивану Петровичу и не подходяще, и не по средствам, вследствие чего оборудование типографии было поручено им Вейтбрехту, типографу-практику, который выписал станки и шрифты из-за границы. Всё обзаведение обошлось в 6.280 р. асс. Типография открыта была Иваном Петровичем в собственном доме, в Грязной (ныне Николаевской) улице, на углу Свечного переулка, причём молебен служил и окропил помещение святою водою живший тогда в Петербурге, в Невском монастыре, хороший знакомый Глазунова, архимандрит Болховитинов, впоследствии митрополит киевский Евгений, известный духовный писатель.
[С. 44–46.] Одновременно с тем, как росла и крепла типография И.П. Глазунова, в Петербурге росло типографское дело вообще, и за 20 лет, протекших с указа 1802 г., оно сделало заметные успехи. По сведениям Кеппена [13], всех типографий в Петербурге в 1825 г. было 22, в том числе казённых 13.
Из владельцев, поименованных в списке 1810 года, у Кеппена нет двух русских имен: Савенкова и Лебедева и трёх немецких: Вейтбрехта, Шнора и Дрехслера. Место этих пяти выбывших заняли четверо: Рутт (Библейского Общ.), Греч, Край и Иоаннесов. Из прежних типографий продолжали существовать под теми же фирмами: Глазунова, Байкова (Губ. Правл.), Иверсена и Плюшара; типография Плавильщикова перешла (по завещанию) к его доверенному Смирдину. К списку казённых надо прибавить ещё четыре: 1-го Кадетского Корпуса, Морского Кадетского Корпуса, Комиссии составления Законов и Синодальную, взятые Кеппеном из указателя жилищ и зданий в Петербурге, Аллера [14]. Число казённых типографий в СПб. в 1825 г. увеличится, следовательно, до 17 и всех вообще до 26.
О типографии Шнора имеется сведение, что она слилась с Сенатскою.
[…]
По части специально типографской в «Библиогр. Листах» имеется следующее известие. Похвалив вышедшее из тип. Смирдина красивое издание «Антенского пустынника», Кеппен прибавляет: «Заметим при этом случае, что теперь опять стали у нас употреблять Российский шрифт несколько крупнее так называемого Дидотовского, который слишком продолговат, неприятен для глаз и напоминает о Словенских надписях, встречаемых обыкновенно на надгробных камнях XV и XVI в.» Если речь идёт о шрифте эльзевирного характера, встречающегося часто и в изданиях И.П. Глазунова, то здесь повторилась история возвращающейся моды. При Кеппене тонкий, продолговатый шрифт стал выходить из употребления, а впоследствии, в 70–80-х годах, он возродился в несколько иной форме и снова сделался самым принятым в изящных изданиях.
[С. 57–58.] Следует заметить, что книжные работы тридцатых годов вообще образуют в отношении внешнего вида переход между изданиями двух предыдущих и двух последующих десятилетий. Это происходит, главным образом, благодаря бумаге, начинающей с середины 30-х годов приобретать выделку более красивую на вид (не касаясь достоинства) и в то же время более приспособленную к приему типографской краски. В совокупности с округлением шрифта, теряющего постепенно свой слишком острый характер [15], это дает изданиям 40-х годов совсем иной вид, резко отличающий их от изданий первой четверти века с их грубой бумагой, то серой, то синей, нередко смешанно пестрящими одну и ту же книгу.
Хорошим примером переходной внешности могут служить две книги 30-х годов, вышедшие в типографии Глазуновых. Это: 1) Тетрадь русской грамматики для русских, Половцова. Изд. 2-е. 1837 г. и 2) Краткое наставление каким образом должно обходиться с умалишенными, Рюля. 1839. Несмотря на короткий промежуток одного года, разделяющий оба издания, они очень заметно отличаются по внешности.
В первом издании шрифт, которым отпечатан текст, носит продолговатый характер цицеро, хотя, впрочем, он вполне чёткий, отчётливый также как и петит, которым набрано впереди текста «Общее заключение» […] Буква т старого фасона — три палочки. Бумага плотная, с сероватым и синеватым отливом. Второе издание набрано уже шрифтом круглого (и более крупного) характера, не менее чётким, но более красивым. В особенности обращают на себя внимание петит и курсив черненький. Т нового фасона — современного. Бумага, сравнительно с предыдущим изданием, более тонкая, но в то же время довольно прочная. Окраска её — темноватая (то, что называют полубелой).
[С. 64–66.] Происшедшее в 30–40-х годах улучшение шрифта в изданиях Глазунова находится в тесной связи с улучшившимся в то время состоянием в Петербурге словолитного дела.
Медленно развивалось у нас это дело. Литеры умел отливать ещё Иван Федоров, но первый гражданский шрифт Пётр I принуждён был тем не менее заказать в Голландии. Далее были иностранцы-пунсонщики (т.е. отливщики букв) при Академии Наук, но в течение столетия дело от того не подвинулось вперед, и когда Иван Петрович Глазунов открывал типографию, то всё обзаведение, в том числе и шрифты, выписал из-за границы. Русские литеры отливались там и раньше. Особенной трудности для иностранцев в этом не было. Буквы, общие для обеих азбук (а, с, е, о, к и пр.), прямо шли из одного шрифта в другой. Другие же буквы отливались сообразно с характером данного шрифта. Можно было, конечно, заказать иностранной словолитне и какой-нибудь особенный шрифт — характерный, виньеточный, с завитками и украшениями — для заголовков, объявлений и т.п., и в этом случае к услугам типографии являлся русский художник.
Так продолжалось дело до 1830 года, когда в Петербурге основана была словолитня Е. Ревильона.
Ревильон, по отзыву специалистов, должен считаться одним из самых замечательных словолитцев. В течение двадцати–тридцати лет он довёл заведение своё до такого состояния, что по богатству пунсонов и отличной отливке шрифтов оно могло соперничать с самыми большими и замечательными словолитнями в Европе. Ревильон первый завёл в России самостоятельные шрифты введением резьбы пунсонов на стали и приведением всех в его словолитне отлитых шрифтов в правильное математическое соотношение между собою, по системе Дидо (нонпарель 6 пункт., петит 8 пункт. и т.д.), что очень важно в типографском отношении. Обладая верным глазом и тонким эстетическим вкусом, Ревильон обратил внимание на красоту шрифтов [16].
У этого-то художника своего дела типография Глазунова стала заказывать шрифты, для которых изготовлялись специальные матрицы по особым рисункам. Этим, а также улучшением бумаги, и объясняется благоприятная перемена во внешности в течение 30-х, а в особенности 40-х годов, в изданиях Глазунова.
1. Пекарский П. Наука и литература в России при Петре Великом. СПб., 1866. Т. II: Описание славяно-русских книг и типографий. 1698–1725 гг.
2. Очерк книгопечатного дела в России. Сост. Н.С.
3. Статистич. таблицы русского книгопечатания // Книжный Вестник. 1864. № 24; 1865. № 11, 12, 22, 23; 1866. № 3, 9–10, 20.
4. В «Историч. Вестнике» 1887–1896 гг.
5. Библиографические листы. 1825. № 43, доп. С. 637.
6. Указ 1 марта 1771 г. См. приложение № 1.
7. Указ 22 августа 1776 г.
8. Указ 15 января 1783 г. См. приложение № 2.
9. См. приложение № 3.
10. См. приложение № 4.
11. См. приложение № 5.
12. См. список книг, изданных И.П. Глазуновым, помещённый в приложении к «Краткому обзору» 1883 г.
13. Библиографич. листы 1825 г.
14. Кеппен не поместил их в своем списке потому, что в Департамент Народного Просвещения не было прислано ни одной отпечатанной ими книги.
15. См. вышеприведенное замечание Кеппена.
16. Каталог типографии образцов Вольфа (предисловие). СПб., 1874.
(Указ Сенатский 1 марта 1771 г.).
Правительствующему Сенату Генерал-Прокурор и Кавалер Князь Александр Алексеевич Вяземский предложил прошение Иогана Михеля Гартунга, о дозволении ему завести здесь вольную типографию и словолитное художество для иностранных языков, объявя при том: что Ее Императорское Величество, по тому прошению, Высочайше указать соизволила, что Правительствующий Сенат, по усмотрении надобности, может дать на оное привилегию. Вследствие чего Правительствующий Сенат, рассматривая представленные от просителя Гартунга пункты, на каком основании он все то завести желание имеет и, находя заведение здесь вольной типографии и словолитного художества делом нужным и для общества полезным. Приказали: ему, Гартунгу, по прошению его завести здесь, в С.-Петербурге, для печатания на иностранных языках книг и прочих сочинений, типографию, и при ней словолитную дозволить, и для сего дать ему из Сената отверстой указ, следующего содержания: указ Ее Императорского Величества, Самодержицы Всероссийской из Правительствующего Сената дан выехавшему в Россию иноземцу, словолитного художества мастеру Иогану Михелю Гартунгу. По указу Ее Императорского Величества, по определению Правительствующего Сената, а по прошению его, дозволяется ему завести здесь, в С.-Петербурге, для печатания на иностранных языках книг и других сочинений, вольную типографию и при ней словолитную, на таком основании: 1) В оной Типографии печатать ему на собственном своем, или на чужом иждивении, книги и прочие сочинения на всех иностранных языках, кроме Российского; однакож такие, кои непредосудительны ни Христианским законам, ни Правительству, ниже добронравию. Чего ради ему, Гартунгу, все то, что только в его типографии к печати от кого принесено, или самым им из чужих краев выписано будет, наперед, не приступая ж работе, объявлять для свидетельства в Академию Наук, и что дозволено будет, то и печатать, означивая на каждом экземпляре так: Печатано в вольной Гартунговой типографии. 2) Дозволяется ему такожде печатать в своей типографии и объявления всякие, но оные, однако же, не инако, как с дозволения Полиции. Напротиву же того: 3) На Российском языке никаких книг, ни сочинений не печатать, дабы прочим казенным типографиям в доходах их подрыву не было, также и на иностранных языках без свидетельства Академии Наук и без ведома Полиции отнюдь ничего не печатать, под опасением конфискации и лишения сего дозволения. 4) В словолитной, при его типографии, всякие литеры, как Российские, так к иностранные лить, и в России продавать свободно во все казенные типографии, а не кроме сих мест, да и то в одни только те, кои требовать оных но своей надобности и по лучшей доброте литер будут, и в цене добровольно согласятся; в противном же случае, не возбраняется всякой типографии литеры для себя выписывать и из иностранных мест. 5) Сие данное ему позволение, касательно до заведения здесь вольной печатания иностранных книг типографии и при ней словолитной, не только для самого его, просителя Иогана Михеля Гартунга, но и для собственных его наследников служит; токмо не может препятствовать другим в заведении, во всякое время, таковых же приватных типографий, а оставляется каждому воля равномерно приобретать право, какое сим Ее Императорского Величества указом и самому ему, Гартунгу, дано; впрочем, что принадлежит до сего, дабы представляемые им, Гартунгом, в Академию Наук на иностранных языках книги, а в Полицию объявления свидетельствованы были, в предосторожность, чтобы не могли иногда из типографии его выходить такие книги или сочинения, кои противны либо Христианским законам, или Правительству, или же добронравию; о том в помянутую Академию и в Главную Полицеймейстерскую Канцелярию, а для ведома в Военную, Адмиралтейскую и Иностранных Дел Коллегию, в Московский Университет, в Главную над таможенными сборами Канцелярию, в Сухопутной Кадетской Корпус и в Канцелярию Главной Артиллерии и Фортификации дать знать.
Полн. Собр. Зак. т. XIX № 13572.
(Указ Сенатский 15 генваря 1783 г.).
Всемилостивейше повелеваем типографии для печатания книг не различать от прочих фабрик и рукоделий, и вследствие того позволяем, как в обеих Столицах Наших, так и во всех городах Империи Нашей, каждому по своей собственной воле заводить оные типографии, не требуя ни от кого дозволения, а только давать знать о заведении таковом Управе Благочиния того города, где он ту типографию иметь хочет. В сих типографиях печатать книги на Российском и на иностранных языках, не исключая и Восточных, с наблюдением однакож, чтоб ничего в них противного законам Божиим и гражданским, или же к явным соблазнам клонящегося издаваемо не было; чего ради, от Управы Благочиния отдаваемые в печать книги свидетельствовать, и ежели что в них противное сему Нашему предписанию явится, запрещать; а в случае самовольного напечатывания таковых соблазнительных книг, не только книги конфисковать, но и о виновных в подобном самовольном издании недозволенных книг сообщать, куда надлежит, дабы оные за преступление законно наказаны были.
Полн. Собр. Зак. т. XXI № 15634.
(Указ Сенатский 16 сентября 1796 г.).
В прекращение разных неудобств, которые встречаются от свободного и неограниченного печатания книг, признали Мы за нужное следующие распоряжения: 1) в обоих престольных городах Наших, Санктпетербурге и Москве, под ведением Сената, в Губернском же приморском городе Риге и Наместничестве Вознесенского в приморском городе Одессе и Подольского при Таможне Радзивиловской, к которым единственно привоз иностранных книг по изданному вновь Тарифу дозволен, под наблюдением Губернских Начальств учредить Цензуру, из одной духовной и двух светских особ составляемую. 2) Частными людьми заведенные типографии, в рассуждении злоупотреблений, от того происходящих, исключая те только, кои по особому дозволенно Нашему, вследствие учиненных с главнейшими в Государстве Нашем местами соглашений или договоров устроены, упразднить, тем более, что для печатания полезных и нужных книг имеется достаточное количество таковых типографий, при разных училищах устроенных. 3) Никакие книги, сочиняемые или переводимые в Государстве Нашем, не могут быть издаваемы, в какой бы то ни было типографии, без осмотра от одной из Цензур, учреждаемых в Столицах Наших, и одобрения, что в таковых сочинениях или переводах ничего закону Божию, правилам Государственным и благонравию противного не находится. 4) Учрежденные, как выше сказано, в обеих Столицах, також в Риге, Одессе и при Таможне Радзивиловской Цензуры должны наблюдать те же самые правила и в рассуждении привозимых книг из чужих краев, так что никакая книга не может быть вывезена без подобного осмотра, подвергая сожжению те из них, кои найдутся противными Закону Божию, Верховной власти, или же развращающие нравы. 5) В Губернских городах дозволяется при Наместнических Правлениях завести типографии, кои весьма могут облегчать переписку канцелярскую, но с тем, однакож, чтоб относительно печатания книг поступаемо было по третьей статье сего указа. 6) Что же касается до типографий, имеющихся при Синоде Нашем и при духовных училищах, наблюдение за ними и осмотр книг лежит на попечении и распоряжении помянутого Синода и Епархиальных Архиереев, в ведомстве коих состоят таковые училища. 7) Подтвердить от Сената Нашего указом Главному Директору Почт, дабы в рассуждении выписываемых чрез Почтамтьг журналов и других периодических сочинений, наблюдаемы были те же правила. И наконец 8) Генерал-Губернаторам и прочим, кому следует, предписать о точном и бдительном надзирании, дабы все сии распоряжения исполняемы были непременно, дабы всякие злоупотребления были отвращаемы и пресекаемы, и дабы виновные, где по сим делам окажутся, законному суду и взысканию подвержены были.
Полн. Собр. Зак. т. XXIII № 17508.
(Указ Сенатский 31 марта 1801 г.).
Простирая попечения Наши на пользу верноподданных Наших и желая доставить им все возможные способы к распространению полезных наук и художеств. Повелеваем учиненное указом 18-го Апреля 1800 года запрещение на впуск из заграницы всякого рода книг и музыки отменить, равномерно запечатанные, по повелению, Июня 5 дня 1800 года последовавшему, частные типографии распечатать, дозволяя как провоз иностранных книг, журналов и прочих сочинений, так и печатание оных внутри Государства, по точным правилам, в указе от 16 Сентября 1796 года постановленным.
Полн. Собр. Зак. т. XXVI № 19607.
(Указ Сенатский 9 февраля 1802 г.).
По уважению внешних обстоятельств, хотя и признано было в 1796 году нужным существовавшие до того времени правила на пропуск книг иностранных и учреждение типографий внутренних переменить, и вследствие того установить особые Цензуры, подчинить строгому их рассмотрению все сочинения, как извне привозимые, так и внутри Империи издаваемые, с уничтожением н существовавших дотоле вольных типографий; но как с одной стороны внешние обстоятельства, к мере сей Правительство побудившие, прешли, и ныне уже не существуют, а с другой — пятилетний опыт доказал, что средство сие было и весьма недостаточно к достижению предполагаемой им цели: то по уважениям сим и признали Мы справедливым, освободив сию часть от препон, по времени соделавшихся излишними и бесполезными, возвратить ее в прежнее ее положение, и вследствие того повелеваем: 1) Пропуск книг иностранных постановить, как было сие до 1796 г., на точном основании тарифа 1782 года. 2) Типографии и внутренний порядок издания книг в Империи учредить на правилах, в указе 1783 года Генваря 15 дня изображенных, силою коих повелено: Типографий не различать от прочих фабрик и рукоделий, а по тому и дозволяется каждому по воле заводить оные во всех городах Российской Империи, давая только знать о таковом заведении Управе Благочиния того города, где кто типографию иметь хочет. В оных печатать книги на всех языках, наблюдая только, чтоб не было ничего в них противного законам Божиим и гражданским. или к явным соблазнам клонящегося. На каковой конец печатаемые книги свидетельствовать от Управы Благочиния. Противные сему предписанию запрещать, а за самовольное напечатание соблазнительных, не только книги конфисковать, но и виновных за преслушание закона наказывать. Сие распоряжение Мы считаем нужным дополнить тем, чтоб отныне рассматривание книг, внутри Империи тиснению предаваемых в вольных типографиях, возложено было не на Управы Благочиния, но на самих Гражданских Губернаторов, которые имеют к сему употреблять Директоров народных училищ, и чтоб без одобрения их и без дозволения Губернаторов ни одна книга не была издаваема, под страхом наказания, в вышеприведенном указе 1783 года положенного; в типографиях же, при ученых обществах, как-то: при Академиях, Университетах, Корпусах и прочих казенных местах существующих, Цензура издаваемых книг возлагается на попечение и отчет тех самых мест и их начальников. 3) Что принадлежит до книг церковных и вообще к вере относящихся, в издании их поступать на точном основании указа 27 Июля 1787 года, коим запрещается в частных типографиях печатать церковные или к священному писанию, вере, либо толкованию закона и святости относящиеся книги. Таковые должны быть печатаны в Синодской, или иных Типографиях, под ведомством Синода состоящих, или же от Комиссии народных училищ с Высочайшего дозволения изданы и впредь издаваемы будут; за тем: 4) Цензуры всякого рода в городах и при портах учрежденных, яко уже не нужные, упразднить и чиновников, как духовных, так и гражданских, в них состоящих, первых обратить в свое начальство, а последних, если других должностей они не имеют, определить по способностям их к другим делам по усмотрению Правительствующего Сената.
Полн. Собр. Зак. т. ХХVII № 20139.