СПб.: Издание картографического заведения А. Ильина, 1891.
(2,) III, 742 с.
II. Оазис Ауджила
III. Оазис Куфра
IV. Берега Большого Сирта и Триполи
V. Феццан
VI. Гадамес
VII. Рат
VIII. Правительство и администрация регентства Триполи
I.
II.
III.
V.
VI.
I.
II.
III.
IV.
V.
VI.
VIII.
II. Социальное и экономическое состояние Марокко
II. Тибести и Борку
III. Дорога из Феццана на озеро Цаде. Оазисы Кавар
IV. Джебель Ахаггар и окружающие плоскогорья. Северные туареги
V. Туат
VI. Аир и плоскогорье Ауэллимиден
VII. Западная Сахара
В этом томе я могу лишь поименовать лиц, помогавших мне в составлении его своей беседой, присылкой заметок или исправлением корректурных листов; но если свидетельство моей признательности выражается простым перечислением имен, то, тем не менее, каждый из моих сотрудников уверен в моих чувствах глубокой благодарности. Та же, как для предыдущих томов, я пользовался постоянным содействием гг. Мечникова, Эрнеста Дежардена, Перрона, Сенсона, Шиффера, Польгера. Для Туниса, гг. Монтель, Дельма и Калья; для Алжирии, гг. Мак-Карти, Титр, Сабатье, Г. Роллан, Фуро, Ньель, Ламбер, Бувен; для Марокко, гг. де-Фуко и Вашингтон Серруис были моими главными сотрудниками. Г. Жиффо тщательно просмотрел алфавитный указатель географических имен, сорержащихся в настоящем томе.
Склоны Джебель Ахдара всего более пригодны для культуры оливкового дерева: масло, получаемое из нескольких масличных плантаций, содержимых итальянцами, отличается превосходными качествами.
Столь богатая растениями, «Зеленая гора» очень бедна животными видами. Из хищных зверей там водятся только гиена и шакал; дикий кабан живет в лесных чащах лощин и оврагов; газели, зайцы, кролики разгуливают по плоскогорью. Пресмыкающиеся, птицы, насекомые принадлежат почти все к тем же формам, как и соответствующие классы животных в Мавритании. Саранча пожирает иногда молодые побеги, а пчела складывает свой мед в трещинах скал. К югу фауна, уже так бедно представленная в области высот, все более и более уменьшается; наконец, по ту сторону оазисов, она исчезает совершенно: перейдя уади Фарег, путешественник замечает, что даже блоха не последовала за ним [1]; он не видит более ни одной раковины на земле, ни одной птицы в воздухе. В селениях и становищах Барки домашние животные те же самые, как и в Мавритании: мулы и ослы, козы и бараны, рогатый скот. Лошади уже не той удивительной породы, которую прославлял Пиндар, воспевая Киренаику, богатую «прекрасными конями»: теперешние лошади маленькие, тяжелые и неуклюжие, но они крепки на ноги и очень выносливы, почти не знают усталости.
Страна Барка сплошь населена арабами, более или менее смешанными, но выдающими себя за чистокровных и говорящими языком Пророка, по египетским формам, с мавританским оттенком. В наружности жителей незаметно ни одной черты, которая бы указывала на следы эллинского или римского происхождения, а что касается берберского типа, то он в этой области настолько близок к арабскому, что трудно определить долю примеси той и другой крови в смешанном населении. В городах, каковы: Дерна, Бенгази, где преобладает влияние торговли, нравы и обычаи мало разнятся от арабских, и женщины показываются на улице не иначе, как с закрытым лицом; жители группируются там по ремеслам и профессиям, а не по племенному происхождению. Но вне городов, айлеты, как называются племена Киренаики, занимают отдельные местности. Племя аулад-али, из египетской Ливии, распространилось на запад до гор Барки и владеет там обширными пастбищными землями; оно заменяет древних мармарийцев, которые дали свое имя стране в эпоху Птоломеев и которые впоследствии были увлечены общим движением переселений и завоеваний по направлению от востока к западу [2]. Племя зуйя кочует в соседних с гор. Дерна частях плоскогорья и спускается на юг до Белой Барки, к югу от гор. Бенгази; племя абейдат, более многочисленное, населяет, бок-о-бок с племенами бераса, гасса, дорса, области Джебель-Ахдара, лежащие к востоку и к западу от развалин Кирены; племя эштех живет в западной части горной цепи, над Бенгази, тогда как непосредственно к северу и к югу расположены становища племени брагта и других подразделений ауагиров, самого могущественного из всех айлетов: 10 000 пехоты и 1000 конницы, — такова, говорят, вооруженная сила, которую различные кланы этого айлета могли бы выставить в поле в военное время. Гараби, могарба и другие менее важные племена обитают на нижних террасах, между горами Барки и пустыней. Все эти ливийские арабы любят раскрашивать себе сурьмой грудь, руки и лицо; женщины, которые здесь никогда не ходят с закрытым лицом, окрашивают себе нижнюю губу в черный цвет и обводят глаза той же краской; мужчины и женщины завертываются в гаули, род тоги, известной у европейцев под именем «баракана». Киренаикские девушки красивы в молодости, но ростом они, пропорционально, гораздо ниже мужчин. Национальное блюдо — базина, род ячменной похлебки. Чума 1874 г. появилась между арабами Мерджа, древнего Барсе: говорят, что Киренаика есть, вместе с горами западной Персии и горами Ассира в Аравии, одна из трех стран, где зарождается бубонная чума [3].
С половины текущего столетия, вследствие основания ордена Сенусиев в этой части Триполитании, арабы Барки несомненно выиграли в материальной культуре и в нравственной связи; нравы изменились [4], и теперь уже не практикуется более обычай примитивного гостеприимства, описываемый всеми путешественниками, от Геродота до Барта [5], который обязывал супруга уступать свои права гостю. Но, с другой стороны, туземцы утратили прежнее радушие и добросердечие; они сделались суровыми и неприветливыми. В 1843 году алжирский шейх Сенуси-эль-Меджагири, вынужденный покинуть Мекку, где его подвижничество и строгость правил создали ему сильных врагов, пришел искать убежища в Бенгази, затем основал в Эль-Беиде, к западу от Кирены, первую зауйю, в одно и то же время монастырь, мечеть, школу, больницу, крепость и культурный центр. По следам его стали стекаться и другие беглецы, алжирцы по большей части, как и сам святой, призывавший их на «путь спасения», и тоже были хорошо приняты; возникли новые монастыри в других частях страны, и вскоре пришельцы из гостей сделались хозяевами: уже в 1851 году путешественник Гамильтон должен был защищаться от этих фанатиков. В настоящее время главное лицо Барки, даже в Бенгази, где развеваются консульские флаги Европы, — не мутесариф, назначенный султаном, а прокурор или укиль шейха сенусиев, которому правительство уступило даже право отправлять правосудие; в округе глава ордена имеет в своем распоряжении с лишком 25 000 воинов, пеших и конных, не считая хуанов, или братьев, и их служителей, живущих в двадцати зауйях [6]; повсюду можно встретить невольников и животных, заклейменных именем Аллаха, с печатью братства. А между тем сам шейх не живет более в стране; с 1855 года он благоразумно удалился, чтобы быть подальше от зорких глаз Европы, в оазис Фаредга, который, принадлежа официально к Египту, находится в действительности вне черты, до которой распространяется фактическая власть вице-королевского правительства, в мархии, окруженной пустынями, где не командует ни султан, ни хедив. Первым его местопребыванием там был некрополь, высеченный в скале; теперь же он имеет в Джарбубе, своей столице, обширные строения, монастыри, казармы, арсеналы, склады, которые смотрятся в соленые воды озера Фаредга. Это и есть центр духовной империи, которая простирается, с одной стороны, до Сенегала, с другой — до Месопотамии [7], заключая в своих пределах по меньшей мере 1 500 000 подданных, которые все «в руках своего шейха, как труп на руках обмывателя мертвецов». Сын основателя, наследовавший своему отцу в 1859 г., сделался бесспорным и полновластным повелителем всех хуанов мира, которые видят в нем махди, «вождя», «руководителя», или, вернее, «хорошо руководимого» [8], призванного восстановить могущество ислама. Правда, сенусии по виду не преследуют никаких политических целей; идеал их — соединить все правоверные ордена в одно теократическое тело, независимое от всякой светской власти; они осуждают всякое насилие и рекомендуют своим гонимым братьям не возмущение, но добровольную ссылку из стран, подвластных христианам, в независимые зауйи. Осуждая политическую агитацию, сенусии тем не менее стремятся к независимости, и их крепкая организация делает их гораздо более опасными врагами, чем многие беспокойные, всегда готовые к восстанию племена. Мусульманская солидарность доставила им более завоеваний, чем оружие. Так, они овладели Уадаем, выкупив партию невольников, которых негроторговцы вели в Египет, и отослав их обратно на родину, в качестве миссионеров общего дела; теперь уадайский султан только наместник джарабубского махди, и все его подданные присоединены к ордену [9]. По всей вероятности, скоро настанут трудные времена для этих ревностных панисламистов, когда влияние Европы вмешается непосредственно, открытым или замаскированным присоединением территории Барки. Видимая власть турок и скрытое правительство сенусиев подвергаются опасности быть ниспровергнутыми в одно и то же время. Говорят, будто в эти последние годы правоверные, принадлежащие к ордену, особенно горожане в Бенгази, стали не так строги в соблюдении правил орденского устава: теперь уж не редкость встретить между хуанами курящих табак и носящих шелковую одежду, расшитую золотом и серебром [10].
Внимание европейских держав направлено главным образом на порты страны, защитить которые не может никакая туземная сила, и откуда им уже легко будет командовать внутренними дорогами. На востоке, в Мармарике, гавань или марса Тобрук, называемая также Табаркой, кажется, из всех портов представляет наибольшие удобства для безопасности кораблей и для устройства товарных складов, В этом месте полуостровной массив, параллельный морскому берегу, общее направление которого от северо-запада к юго-востоку, оканчивается на восточной оконечности двумя острыми мысами, соединяясь с другой стороны с твердой землей невысоким перешейком. Бухта, длиной около 3 километров, ограничена на севере этим полуостровом, а на юге высокими берегами и утесами плато, изрезанного оврагами, где иногда можно видеть блестящие каскады в 150 метр. высоты: суда, имеющие более 10 метров водоизмещения, могут с полной безопасностью стоять на якоре в этом большом естественном порте, защищенные от всех ветров, кроме восточного и юго-восточного; волноразбиватель, загибающийся дугой при входе в бухту, мог бы задерживать зыбь, набегающую с востока, и таким образом превратил бы Тобрук в одну из лучших и обширнейших пристаней Средиземного моря. Сохранившиеся еще развалины Антипиргоса или какого-то другого греческого города, при основании полуострова, и остатки сарацинского замка на северном берегу залива доказывают, что эта драгоценная гавань никогда не была теряема из виду, хотя прилегающие к ней местности почти пустынны. Вероятно, в древности Тобрук служил пристанью пилигримам, отправлявшимся в оазис Юпитера Аммона [11]; корабли, плывшие из Рима в Александрию, останавливались в этом порте. В настоящее время отсюда отправляют скот, проданный александрийским поставщикам соседними пастушескими племенами (вывоз скота из Киренаики в Александрию в 1882 году: 14 000 голов); отсюда же снабжаются продовольствием, путем контрабандной торговли, Джарабуб и другие зауйи хуанов братства сенуси [12]. Швейнфурт обнаружил на окружности Тобрукской бухты следы местного поднятия почвы: он нашел, до высоты 50 метров и на расстоянии 700 метров от берега, раковины соседних морей, сохранившая еще свою натуральную окраску [13]. Далее на западе, близь Кирены и Бенгази, Гамильтон видел, как он полагает, признаки противоположного явления — оседания прибрежья [14].
Залив Бомба, более посещаемый, чем Тобрукская бухта, мелкими каботажными судами, имеет то преимущество, что находится непосредственно к востоку от собственной Киренаики, в соседстве с плодородной и относительно населенной страной; но он гораздо более, чем Тобрук открыт ветрам с моря, и большие корабли, заходящие в этот залив, должны останавливаться в большом расстоянии от берега: только мелкие суда идут искать безопасного пристанища позади островов, лежащих у входа в залив. Место якорной стоянки, называемое «гаванью Менелая», находится в северной части рейда; но на соседнем берегу рассеяно лишь несколько хижин.
1. Gr. Rohlfs, цитиров. сочинение; — Kufra.
2. Tauxier, Revue Africane, 1877.
3. Mahé, рукописные заметки.
4. H. Duveyrier, Bulletin de la Societé de Géographie de Paris, 1884.
5. Wanderungen durch die Küstenländer des Mittelmeeres.
6. Louis Rinn, Marabouts et Khouan.
7. H. Duveyrier, Bulletin de la Societé de Géographie de Paris, 1884.
8. James Darmstetter, Revue politiqui et littéraire, 1885.
9. Louis Rinn, цитиров. сочинение; — H. Duveyrier, цитиров. сочинение.
10. Pasqua, Revue de Géographie, avril 1880.
11. Н. Barth, Wanderungen durch die Küsstenländer den Mittelmeeres.
12. Henri Duveyrier, цитир. мемуар.
13. Schweinfurth, Esplorazione, vol. VII, 1883.
14. Hamilton, Wanderings in North Africa.
По словам туземцев, культура оливкового дерева была введена в крае египтянами: одна масличная роща в округе Меселлата, состоящая из огромных стволов, носит название «Фараонова леса» [1]. Гужевая дорога, соединяющая Триполи с округом Меселлата, проходит во многих местах возле древней дороги, которую можно узнать по колеям, оставленным в твердом камне колесницами карфагенян, греков и римлян. На этой дороге самая многолюдная группа деревень — Таджурах, жители которого — народ промышленный, в одно и то же время землевладельцы, ткачи и красильщики. Таджурах некогда был воинственным городом, и постоянно вел борьбу с мальтийскими рыцарями [2].
Нынешняя столица Триполитании далеко не может сравниться, по числу жителей и богатству, с древней Leptis Magna. По степени важности Триполи занимает лишь третье место между городами средиземного побережья, хотя в эти последние годы население его значительно увеличилось и он принял более красивый и более оживленный вид. Подобно Лептиде, Триполи — финикийского происхождения: под именем Уайата, переделанным по-латыни в Эа (Оеа), он был посвящен богу Мелькарту, высшему тирскому божеству, и сделался значительным городом; неизвестно, в какую эпоху он принял имя Триволи, которое в начале было именем целой провинции: из трех городов, Лептиды, Собраты и Эи, последняя, выбранная столицей, в конце концов получила общее наименование страны [3]. Турки сохранили греческое слово Триполи под формой Тароболос, во для отличия от Сирийского Триполи они прибавляют к названию африканского города слово эль-Гнарб, то есть «Западный». Кое-какие остатки римской Эи еще существуют: глубокие цистерны, фундаменты городских стен относятся к этой эпохе; даже одно прекрасное здание вполне сохранилось: это — триумфальная арка, сооруженная в честь Марка Аврелия и Луция Аврелия Вера. Легко было бы освободить этот античный памятник от песка, засыпавшего его до половины высоты, и от гнусных строений, опирающихся на его столбы, составленные из огромных глыб мрамора.
Вид города Триполи
С моря Триполи имеет очень красивый вид. Цепь подводных камней, частию выступающая из голубых вод, тянется на 3 километра от берега, и при основании ее, со стороны твердой земли, высятся большая башня и укрепления. Ha западе развернулся, в виде полумесяца, самый город, отделенный от плоского берега линией валов, над которой господствует ряд белых домов с террасами, и которая замыкается, на восточной оконечности порта, массивным дворцом генерал-губернатора, окруженным садами и пальмами. Над мечетями и домами, прилегающими к морскому берегу, возвышаются минареты, такие же стройные, как минареты мечетей в Турции, и длинные мачты, на которых развеваются консульские флаги, а далее, в глубине картины, показываются, командуя над городом, цитадель и «французский маяк», открытый в 1880 году. Лев Африканец, писавший в начале шестнадцатого столетия, сообщает предание, по которому Триполи будто бы был некогда построен севернее, и в его время еще виднелись под водой фундаменты исчезнувших зданий; но этот предполагаемый провал побережья сводится, без сомнения, к простому явлению местного размывания, так как нынешние городские валы покоятся частию на основаниях стен древней Эи [4].
В новом Триполи, который окружен потрескавшимися стенами, построенными во времена Карла Пятого, перемешаны весьма различные архитектурные стили. Внутри города, в лабиринте узких и кривых улиц, большинство домов, там и сям соединенных над дорогой пассажами со сводами, сохранили арабскую физиономию, с их белыми, голыми стенами и дворами, окруженными галереями. Почти все здания, построенные правительством — казармы, тюрьмы, госпитали, магазины, — напоминают огромные и неуклюжие турецкие постройки Стамбула, тогда как Мальтийский квартал походит на предместье итальянского городка, а на Портовой улице красуются пышные дома, не уступающие домам больших торговых городов Европы. Даже негритянская архитектура с берегов Нигера представлена в этом городе Средиземного моря. Во многих местах среди развалин группируются хижины с куполами из древесных ветвей, подобные жилищам западного Судана: этому способу постройки триполийские бедуины научились от негров-невольников. Хотя все еще очень грязный, поочередно болотный и пыльный, или то и другое вместе, Триполи, однако, много украсился с половины настоящего столетия. Гара, то есть еврейский квартал, по-прежнему представляет лабиринт грязных закоулков, но через весь старый город проведен центральный бульвар; рынок, где царят негоцианты с островов Мальты и Джербы, значительно расширился, несколько новых предместий появилось среди садов. Выкопали даже артезианские колодцы, чтобы восполнить недостаток годной для питья воды, так как содержимого цистерн обыкновенно хватает только на шесть или семь месяцев в году; но до сих пор бурение давало лишь солоноватую жидкость.
1. Gerhard Rohlfs, Kufra.
2. Elie de la Primaudaie, Le littoral de la Tripoltaine.
3. Vivien de Saint-Martin, Les anciens sites de la Tripolitaine; — Heinrich Kiepert, Lehrbuch der alten Geographie.
4. Н. von Maltzan, Reise durch die Regentschaften Tunis und Tripolis.
Сфакес
Сфакес (Сфакс), лежащий на берегу пролива шириной около 50 километров, отделяющего архипелаг Керкенна от твердой земли, по числу жителей занимает второе место между городами Туниса: население его, не превышавшее в 1848 году, по приблизительному исчислению Пелисье, 8000 душ, увеличилось с того времени более, чем втрое; жители тесно скучены в высоких домах, окаймляющих узкие улицы города, и в новом квартале, который выстроился за юго-западным валом вдоль берега. Издали видны только белые стены четырехугольной городской ограды, да высокие минареты мечетей; башни, зубчатые стены, угловые бастионы придают целому средневековой вид, какого не имеют в той же степени другие укрепленные города Туниса; на южном углу ограды стоит цитадель, построенная, говорят, христианскими невольниками. Занимая довольно возвышенное положение на покатой местности, Сфакс не имеет постоянных потоков, ни даже ключей или колодцев, и довольствуется водой из цистерн, из которых одни находятся въеамом городе, другие за городской стеной. В окрестностях видны еще кое-какие римские остатки, но до сих пор не нашли ни одной надписи, по которой можно бы было установить тождество города с той или другой станцией, упоминаемой древними авторами; вероятно, это была Тафрура. Верстах в двадцати к юго-западу, на берегу залива, находятся развалины Тине, очевидно, остатки римской Тины (Thinae), крайнего пункта рва, который Сципион Младший велел выкопать на юге римской территории, чтобы отделить ее от Нумидии.
Евреи и европейцы, мальтийцы, итальянцы и французы, в числе двух или трех тысяч, живут почти все в нижнем городе, куда их призывают торговые дела, и который соединен недавно насаженным бульваром с лагерем, расположенным на северной стороне города; мусульмане населяют верхний город, обнесенный стенами. Жители Сфакса, «сфаксика», отличаются от своих тунисских единоверцев. Их можно сразу узнать уже по некоторой разнице одежды, так как они не хотят, чтобы их смешивали с тунисцами; но особенно характером и нравственными качествами они выгодно отличаются от других горожан: у них больше инициативы, больше усердия в работе, больше смышлености и изобретательности; они во всем более деятельны и более серьезны, чем их соседи. Сфакесцы слывут ревностными мусульманами: даже дети исправно посещают мечети, и женщины усердно читают молитвы. Во время занятия Тунисского регентства французскими войсками, в 1881 году, жители Сфакса вполне доказали свой патриотизм: они почти одни оказывали энергическое сопротивление иноземному нашествию и дрались отчаянно во время бомбардирования, которого, впрочем, легко было бы избегнуть. Многие учреждения Сфакса свидетельствуют о развитии у жителей его духа общественности: не говоря уже о мечетях и монастырях (зауйя), они основали также госпиталь, прекрасно содержимый, находящийся за городской стеной центральный бассейн, называемый «Помощью», обязан своим происхождением щедрости одного гражданина; окружающие его «триста шестьдесят пять» цистерн, расположенных наподобие склепов некрополя, тоже напоминают о духе солидарности, которым проникнуты богатые жители в отношении своих мусульманских братий. Другие большие резервуары построены в окрестностях города, а дома снабжены аппаратом, который позволяет прохожим утолять жажду, втягивая через наружную трубку воду из скрытого резервуара; теперь думают устроить водопровод длиной около 60 километров, который доставлял бы в город воды массива Бу-Гедма. О трудолюбии сфакесцев свидетельствуют их прекрасно возделанные земли, сады и плантации, которые за песчаной полосой, опоясывающей город в виде круговой дороги, тянутся на пространстве от семи до двадцати верст в ширину; в последние годы насажено вокруг Сфакса с лишком миллион оливковых дерев [1]; в 1874 году общее производство масла (оливкового) в окрестностях Сфакса исчислялось до 27 миллионов литров (около 220 000 ведер). В городском округе насчитывают от восьми до десяти тысяч огороженных участков, разделенных живыми изгородями из кактусов, засаженных фруктовыми деревьями и доминируемых борджем, четырехугольной башней, в которую владелец прячет свои рабочие инструменты, и которая, в случае надобности, могла бы выдержать осаду против шайки грабителей. Равнина, уставленная тысячами этих маленьких крепостей, походит на возделанные поля Северной Персии, приведенные в оборонительное положение против нападений туркмен. В летнюю пору почти все жители, владеющие земельным участком, переселяются в деревню; город совершенно пустеет. Сфакс лежит на естественной границе между областью маслин и областью пальм; эти два вида представлены там в меньшем числе, чем на севере и юге этой полосы: в последней встречается сравнительно больше других фруктовых дерев — миндальных, абрикосовых, фиговых, персиковых, фисташковых и виноградной лозы; но в эти последние годы культура масличного дерева получила большое развитие. Пояс оливковых рощ каждый год увеличивается на несколько сот метров; если это возрастание пойдет и далее в той же пропорции, то сфакесцы скоро включат в свои сады все отдельные лески маслины, — называемые «маслинами бея», потому что они не имеют признанных владельцев — и плантации их распространятся до эль-Джема [2]. Что касается пальм, то плоды их, плохо вызревающие по причине частых дождей, идут лишь в корм скоту. Из овощей в садах Сфакса всего больше разводятся огурцы, факус, слово, от которого иные производят и самое имя города: по Шау, Сфакес или Сфакс означает «город огурцов».
Кроме земледелия, сфакесцы занимаются также очень деятельно промышленностью и торговлей. Вообще они не пренебрегают никаким родом труда, как мусульмане многих других городов. Сфакесский рынок так же обильно снабжается товарами, как и тунисский. Этот город ввозит шерсть, кожи, европейские товары и продает в обмен оливковое масло, больше для промышленных надобностей, чем для употребления в пищу, фрукты всякого рода, виноград, винные ягоды, миндаль, губки и сушеную рыбу, подвозимую рыболовами с островов Керкенна; в последнее время английские суда приходят сюда также за грузами альфы, которая собирается на западе в равнинах и долинах, где кочуют мирные арабские племена металит и нефет. К сожалению, Сфакс не имеет гавани для принятия больших кораблей; суда, глубоко сидящие в воде, должны бросать якорь в 3 верстах от берега; сандалы, мистики и другие мелкие суда подходят к самому городу, благодаря приливу, но и те стоят на тинистом дне в часы отлива; по крайней мере рейд, защищенный с востока мелями и архипелагом Керкенна, представляет совершенно безопасное место для стоянки судов. Эти рыбачьи острова не имеют городов, а только деревни и поселки (по Шове, здесь ежегодно ловится рыбы на сумму около 100 000 франков). Аннибал, Марий находили там убежище, служившее местом изгнания при господстве римлян, острова Керкенна были местом ссылки еще недавно при правлении беев; туда интернировали женщин, изобличенных в прелюбодеянии. У жителей архипелага с давних времен есть виноградники; эти островитяне не видят никакого греха в употреблении вина [3].
Рельсовый путь, проложенный по неровной почве, через холмы, долины и себхи, соединяет Сузанский берег с террасой, на которой стоит город Кайруан, духовная столица Туниса, господствующий своей белой массой над обширными, слегка волнистыми, но безлесными пространствами. Основанный завоевателем Окбахом в 671 году, в эпоху первого арабского нашествия в Мавританию, город «Двойной Победы» до сих пор сохранил большой престиж в глазах мусульман, и паломничество к предполагаемой могиле основателя считается богоугодным делом, способствующим очищению души верующих: «Кайруан — одни из четырех врат рая»; «неделя в Кайруане имеет ту же цену, что один день в Мекке», и дает право на титул хаджи [4]. Легенда рассказывает, что прежде, чем положить основание Кайруану, Сиди-эль-Окбах провозгласил всем полевым зверям, что на этом месте будет воздвигнут святой град, и в продолжение трех дней львы, барсы, вепри и другие дикие животные, большие и малые, дефилировали массами, оставляя свободное место поклонникам Пророка. Люди нечистые тоже не могли, говорит легенда, жить в святом граде: духи блаженных истребили бы их, если бы они осмелились подойти близко к мечетям. Евреям запрещено было иметь пребывание в городе; их хара находилась в двух верстах за городской стеной. Что касается христиан, то некоторые из них, именно путешественники, охраняемые грамотой бея, проникали в Кайруан и были вежливо принимаемы шейхами, но в религиозные здания их не пускали. Тогда как все города тунисского прибрежья были последовательно посещены победоносными иностранными армиями, Кайруан в первый раз увидал неприятеля перед своими стенами только в 1881 году, когда им овладели французы, и тогда только первый христианин переступил порог его мечетей; впрочем, город отворил свои ворота без сопротивления. С этого времени он сделался главным пунктом военного округа, и ограда его, доминируемая касбой, была дополнена новыми бастионами.
Общий вид Керуана
Кайруан, окруженный развалинами, голыми землями, солончаками, обижен природой, сравнительно с другими тунисскими городами; он не имеет ни текучих вод, ни фонтанов, и должен довольствоваться исключительно водой цистерн, из которых иные наполняются, во время продолжительных дождей, уэдом Мерг-эль-Лиль, очищающим свой поток при переходе из бассейна в бассейн [5]. В городе нет еще тенистых садов; кругом него больше кладбищ, нежели возделанных земель. С первого взгляда Кайруан, благодаря своему центральному положению, производит приятное впечатление только своим величественным видом: наблюдаемый издали, он господствует над окружающим пространством своими высокими стенами, многочисленными куполами своих мечетей, великолепным трехэтажным минаретом, который вздымается на северо-восточной стороне города, над мечетью Сиди-Окбаха. Даже Тунис далеко не может равняться с Кайруаном богатством своих мечетей и зауйя: святой город имеет более восьмидесяти этих религиозных зданий, Храмов или монастырей, и один из них, Джемаа-эль-Кебир, состоит из семнадцати двойных параллельных нефов, заключающих с лишком четыреста колонн из редких материалов: оникса, порфира, мрамора. Еще большей славой, чем главная мечеть, пользуется мечеть «Товарища», названная так потому, что она заключает, в одной нише, украшенной чудными арабесками, могилу товарища Пророка, его цирюльника, и еще более драгоценные реликвии — три волоса из бороды Магомета. Самые могущественные братства в Кайруане — айссауа, тиджания и гилания. Подобно многим другим городам, Кайруан один из самых испорченных нравственно, и класс тунисских танцовщиц вербуется главным образом в этом городе мечетей и духовных братств. Обитатели «святого града» хвастают, что они живут паразитами, на счет верующих; оттого-то они так сильно выродились, и по большей части страдают худосочием: рак, золотуха, недуги всякого рода придают населенно отталкивающую наружность; они бессильны для работы, так же, как были без энергии для сопротивления внешнему врагу. Впрочем, город имеет кое-какие промышленные заведения, занимающаяся производством предметов роскоши, особенно фабрики вышитых седел, медных сосудов, розовой эссенции; базары его — одни из богатейших во всем Тунисе. Что касается жизненных припасов, то они получаются из отдаленных местностей: так, овощи и зерновые хлеба привозятся за сто верст, из Гальнамета.
Кайруан. — Мечеть Сабель
В Кайруанском округе нет других городов; античная Сабра, стоявшая в версте или двух южнее, оставила после себя только две розовые колонны, из которых, как гласит легенда, «струилась кровь», под пилой рабочих. Зрелище городской жизни вдруг, без постепенного перехода, сменяется зрелищем жизни пастушеской [6]. Все окрестные населения, арабы и берберы, вполне или отчасти номады. Самое могущественное племя, злас, на юге и на западе от Кайруана, принадлежит к расе аборигенов; численность его определяют в тридцать тысяч душ; оно населяет западное предместье Кайруана. Арабы племени суаза живут на востоке, вокруг котловин, где скопились воды себхи Сиди-эль-Гани, и умеют извлекать из них соль, которую складывают в горки; на этих горках они жгут хворост, для того чтобы от плавления верхних кристаллов образовался твердый слой, препятствующий растворению соли под действием дождей [7]. На северо-востоке расположены становища племени улад-ягия, а на западе около истоков речек, изливающихся в озеро Кельбиа, — становища племени маджер.
Улица в Тунисе
Улицы старого Туниса имеют над правильными проспектами франкского города преимущество живописности и неожиданности. Между ними ни одной нет прямой: везде углы и выступы, кривые разного радиуса. Над улицей идут своды неравной высоты, иные — просто арки, соединяющие два противоположных дома, другие несут один или два этажа на своих перекрестных стрелках. Некоторые из этих сводов настолько длинны, что образуют настоящие галереи, подобные галереям берберских городов в оазисах. Мраморные колонны, привезенные из Карфагена, поддерживают основание аркад или обрамляют двери домов своими разноцветными капителями. Дикая трава пробивается из каждой трещины сводов; в углах наклонно растут деревья, прикрывая своими ветвями какую-нибудь мелочную лавочку или скамьи кофейни. Около верхней части города, под касбой и дворцом беев, Дар-эль-Бей, разветвляется лабиринт суков (рынков), каждая улица которого населена людьми одной и той же корпорации — седельниками, продавцами материй, котельщиками, ювелирами, парфюмерами. Часто мастерская помещается рядом с лавкой; ремесленники ткут полотно, мотают шерсть, красят шешии, куют медь на глазах толпы покупателей и прохожих, теснящейся в узком переулке; там и сям через полуотворенные ворота виднеется почти пустой двор между аркадами: это духовная школа или мечеть, тихое убежище среди царящего кругом городского шума. Животных редко увидишь в этом торговом конце города: но зато в предместьях улицы, ведущие к городским воротам, запружены лошадьми, ослами, мулами, верблюдами, между которыми с большим трудом пробираются повозки, подпрыгивающие на камнях и вязнущие в лужах.
В разных кварталах преобладают типы различных национальностей. В верхней части города живут тунисцы в собственном смысле, к которым, в предместье Баб-эс-Суика, примешиваются потомки андалузских мавров. Щеголеватые тунисцы, за которыми издавна утвердилась во всей Мавритании репутация законодателей моды, отличаются большим вкусом в выборе материй для своей одежды, всегда светлых оттенков: мягкого голубого, нежно-розового, цвета персика или сливок; хаик всегда изящно драпируется на их плече. Но тунисянки, у которых тучность в слишком большой чести, не могут похвалиться, как их мужья, прелестью костюма: несмотря на красоту полосатых шелковых материй, трудно не быть шокированным при виде этих туш, которые грузно переваливаются с боку на бок в своих широких, но чересчур коротких блузах, показывая узкие панталоны и спустившиеся чулки; по черному вуалю, в котором оставлены только щелки для глаз, издали этих женщин можно принять за негритянок; но последние, по крайней, мере имеют за собой блеск кожи и белизну зубов. Рядом с богато наряженными маврами толпятся, более многочисленные, бедняки мусульмане, одетые в простой бурнус из серой шерсти или в грубый коричневый халат с белыми вышивками: только после долгих наблюдений можно различить между всеми этими типами джерабинцев, то есть торговцев с острова Джерба, суафанцев или выходцев из Суфа, мзабитов, северных алжирцев, марокканцев, появившихся в большом числе со времени прибытия французов. Что касается евреев, которые сгруппированы преимущественно в восточной части квартала Баб-эс-Суика, то они делятся на два класса: итальянские евреи или грана, — то есть уроженцы Гурны или Ливорно, — носят европейский костюм, тогда как другие одеваются почти так же, как мавры; но их жены, не менее тучные, чем мавританки, ходят с открытым лицом, и головной убор их состоит из остроконечной, расшитой золотом шапочки. Мальтийцы, давшие свое имя одной из самых бойких улиц торговой части, идущей вдоль восточной стены, составляют как по языку, так и по нравам, переход между арабами и сицилийцами, которые представляют большую часть итальянского пролетариата в Тунисе. Тосканцы представлены только еврейским элементом, хотя Ливорно некогда оспаривало у Марсели первенство по торговле с Тунисом, и даже все Средиземное море известно было у тунисцев под именем «Ливорнского» [8]. Так, в 1783 году, в Тунис было ввезено товаров из Марсели на сумму 1 326 559, а из Ливорно на сумму 907 524 ливра [9]. Французы, число которых более чем утроилось после событий 1881 года, живут почти исключительно в Новом городе, около «Морских ворот», перекрестка, где непрерывно сталкиваются люди всякой национальности и всякого костюма, даже мусульмане в цилиндрах и христиане в чалмах, продукты соприкосновения двух цивилизаций.
Приблизительное население Туниса по национальностям:
| Мусульмане | собственно тунисцы | 40 000 |
| алжирцы, мзабиты или суафанцы | 4 200 | |
| другие | 2 000 | |
| Христиане | мальтийцы | 7 000 |
| итальянцы | 6 000 | |
| французы | 2 500 | |
| прочие | 500 | |
| Евреи | 25 000 | |
1. Melon, De Tunis à Palerme.
2. Rouire, Revue de Géographie, май 1882.
3. Nachtigal, Sahara und Sudan.
4. Ed. Rae. The Country of the Moors.
5. Guérin, цитированное сочинение. — R. Cagnat et H. Saladin, Tour du Monde, année 1885, № 1272.
6. Rouire, Revue de Géographie, 1882.
7. Pellisier, Description de la Régence de Tunis.
8. Ernest Desjardins, рукописные заметки.
9. Peyssonnel et Desfontaines, Voyages dans les Régences de Tunis et d’Alger.
В бассейне верхнего Иссера, восточной ветви реки Тафны, главная община — Ламорисьер, будущая станция железной дороги из Орана в Тлемсен через Сиди-бель-Аббес; проектированная запруда должна задерживать воды Иссера выше этого поселения и образовать искусственное озеро объемом около десяти миллионов кубич. метров, которое будет орошать плодородные равнины Улад-Мимун. Между местом, выбранным для запруды, и домами деревни Ламорисьер видны еще, так называемые, Хаджар-Рум или «Римские камни», как показывает одна надпись, дешифрированная Шербонно, — остатки укрепления Castra Severiana. В соседстве находятся залежи свинцово-серебряной руды и лигнита.
Вид улицы в Тлемсене
Тлемсен, город «с тысячью источников», также принадлежит к бассейну Иссера через ручей уэда Секак. Это один из красивейших городов Алжирии: его называют «африканской Гренадой», именем, которое он заслужил также своей историей. Пятый по числу жителей, первый по историческим воспоминаниям и остаткам арабской архитектуры, он стоит у северного основания скалистой горы, на покрытой лесом высокой террасе (с лишком 800 метров), откуда открывается обширный вид на долины Иссера и Тафны, и с боков которой льются многочисленные каскады, доставляя оросительным каналам постоянный поток более метра в секунду. Фруктовые деревья всякого рода, от которых римская колония и получила свое имя Pomaria, закрывают город своей густой зеленью: издали, когда подъезжаешь к Тлемсену, видны только башни и минареты, выступающее над сплошным лесом. Со времени своего основания город уже переменил место. Римская Помариа находилась на юго-востоке от нынешнего города, там, где видны остатки древних городских стен и валов (Агадир); но один минарет указывает местоположение бывшей столицы, обвалившаяся ограда которой служила каменоломней для строений Таграрта, западного города, известного ныне под именем Тлемсена. Сделавшись метрополией большой берберской конфедерации племен зената, Тлемсен, занимаемый последовательно различными династиями, подвергавшийся осадам, голоду и опустошениям, продолжал, тем не менее, расти, и в пятнадцатом столетии достиг высшей степени своего могущества. Население его состояло, говорят, из 25 000 семейств, и по своей торговле и промышленности, по своим богатствам, по развитию наук и искусств, он мог сравниться с образованными городами Европы: так же как Кордова, Севилья и Гренада, он дал свидетельство высокой цивилизации, на которую может подняться берберская раса. Минареты и куполы мечетей, резные украшения и арабески стен повествуют о славе зенатских художников; летописцы прославляют чудеса искусства, которые были собраны в Тлемсенском дворце, и в одном монастыре этого города долго преподавал Ибн-Халдун, автор «Истории берберов».
Когда испанцы загородили ему дорогу к морю завоеванием Орана и уничтожили торговлю, которую богатые венецианские и генуэзские колонии вели на этом берберском рынке, Тлемсен быстро пришел в упадок; впрочем, он вскоре после того потерял и свою независимость: он сделался вассалом кастильцев; затем, в 1553 г., подпал под власть турок, и большинство его жителей эмигрировали в Марокко. Это был маленький полуразрушенный городок, который оспаривали друг у друга гарнизон кулугли и солдаты мароккского императора, когда явились французы в 1836 году, но чтобы отдать его спустя короткое время эмиру Абдель-Кадеру. Они овладели им окончательно лишь в 1842 г., и тогда он сделался их главным стратегическим пунктом на мароккской границе. Отстроенный в большей части на европейский манер, он имеет правильные улицы и площади, военные и муниципальные здания с симметрично прорезанными окнами, но отличается еще от большинства алжирских городов обширностью своих мавританских кварталов: по выходе из-под мрачных сводов, перекинутых с дома на дом над узкими извилистыми улицами, вдруг видишь лестницу, освещенную лучами солнца, которые пробиваются сквозь трельяж из виноградных лоз; квадратные ворота обрамляют вид тенистых внутренних дворов; на вершине улицы, господствуя над лабиринтом строений и их черепичных крыш, показывается какой-нибудь белый минарет. Эти картины, ярко расцвеченные группами прохожих в красивых желтых, зеленых костюмах, придают городу необыкновенную прелесть; но за этой живописной внешностью часто скрывается вопиющая бедность; особенно в еврейском квартале низенькие, тесные и грязные лачуги представляют настоящие вертепы. Единственные красивые здания, оставшиеся от Тлемсена берберских времен — это мечети: некоторые из них сохранили еще свои изящные минареты с мраморными колонками, украшенные мозаикой, живописью, лакированными изразцами; неф главной мечети, поддерживаемый 72 колонками, и особенно неф мечети Абуль-Гассана, разделенный на три части рядами колонн из оникса, составляют архитектурные достопримечательности Тлемсена, который кроме того обладает несколькими древними надписями, собранными в местном музее; между этими древностями особенно обращает на себя эпитафия с надгробного памятника Боабдила, последнего мавританского короля Гренады, умершего в Тлемсене, а не на берегу одного мароккскаго ручья, в безвестной стычке, как утверждает легенда, не имеющая никакой фактической подкладки [1]. Мешуар, или «Палаты Совета», находящийся в южной части города и заключавший в себе цитадель, королевские апартаменты, казармы, тюрьмы, как касбы других городов, сохранил только мечеть и две старинные башни, вошедшие в состав группы новых военных сооружений.
Промышленные искусства, которыми некогда славился Тлемсен, не совсем исчезли: туземцы обрабатывают еще кожу и шерсть, ткут материи, выделывают оружие, приготовляют оливковое масло и пшеничную муку; но главный промысел тот, которому посвящают свой труд колонисты французские, иностранные и арабские, — это садоводство. Возделанные земли Тлемсенской общины занимали, в 1880 г., следующее пространство [2]:
| Апельсинные рощи | 12 гектар. |
| Масличные „ | 468 „ заключ. 56 495 привитых дерев |
| Сады и огороды | 650 „ |
| Виноградники | 462 „ |
Обильно орошаемые «двумя тысячами фонтанов», скаты террасы и нижние долины обращены в цветущее сады; апельсинные и масличные рощи образуют вокруг города пояс зелени шириной от 10 до 12 километров; кроме того, леса окружающей местности заключаюсь в себе с лишком миллион непривитых оливковых дерев. Оливковое масло составляет главный предмет торговли Тлемсена, которая в последнее время заметно уменьшилась, потому что караваны из Марокко и Сахары по большей части забыли дорогу к его рынку, а железный путь еще не поднялся до него. Впрочем, центр соединения железных дорог в западной Алжирии не мог бы быть помещен на этих высотах; международная линия из Туниса в Фец пройдет на севере от Тлемсена, долиной реки Тафны. Соперничество Орана грозит лишить этот город прямого железного пути, который соединял бы его с Рашгуном, его естественным портом на Средиземном море.
Тлемсен окружен целым рядом земледельческих поселений. В 2 километрах к юго-востоку, в самой живописной части восхитительного тлемсенского сада, в Эль-Эвбаде, стоит знаменитая кубба Сиди-Бу-Медина, андалузского мавра, жившего в XII ст., который в разное время был профессором в Багдаде, в Бужи, в Испании; рядом с надгробным памятником находятся мечеть и медресе. На юго-западе от Тлемсена, самое замечательное по историческим воспоминаниям и остаткам старины населенное место — Мансура, в 3 километрах от города. Там еще видна часть четырехугольной ограды (около 4 километров в окружности), воздвигнутой по повелению султана Абу-Якуба, в 1301 году, для более удобного наблюдения за Тлемсеном: таким образом осаждающий город, прозванный «Полем Победы», выстроился рядом с городом осаждаемым. Внутри ограды существуют еще остатки султанского дворца, а от древней мечети, находившейся в центре, сохранился только величественный минарет, вышиною в 40 метров; по словам легенды, целая половина этого здания, та, которую строили христианские мастера, отделилась в продольном направлении, оставив только половину, сооруженную чистыми руками правоверных. Французское поселение прилегает к стенам Мансуры; в окружающих его виноградниках филлоксера совершила, в 1885 г., свои первые опустошения на алжирской территории.
К западу от гор Ауреса и предгорий Батны, Тугера, Мостауи, Беллезмы, обширный бассейн Годны, «малая пустыня», отделенная от большой цепью гор Зибан, заключает в себе только развалины, да маленькие селения почти сахарского вида, с их стенами из высушенных на солнце кирпичей. Некогда обильно орошаемая каналами, следы которых (рвы и запруды) еще видны до сих пор, Годна имеет теперь только болота и солончаки. На северо-востоке бассейна, недалеко от дороги из Сетифа в Батну, пролегающей через земли племени улад-эс-султан, местечко Нгаус, утопающее в зелени садов и богатое фонтанами, есть центр населения, хотя очень незначительный в сравнении с существовавшими некогда в этой местности римскими и византийскими городами, судя по оставленным ими грудам обломков. На юго-востоке той же впадины Годна, поселение Мдукаль, откуда несколько дорог пересекают горы, направляясь к цепи Зибан, само походит на оазис Заба своими пальмами, которые орошаются водами теплого источника. На севере бассейна, местечко Мсила в последнее время получило некоторое значение, как административный центр; некогда это был многолюдный город, от которого центральная впадина Годны получила свое название шотт Эль-Мсила. Это местечко, где несколько десятков французов живут среди двух тысяч арабов, окружено прекрасными фруктовыми садами, которые можно бы было расширить, утилизируя воды разлива уэда Ксоб для орошения полей.
В настоящее время главный город этой области — Бу-Сада (прежде Бен-Уэс), лежащий на высоте 578 метров, в юго-западном углу бассейна Годны. Низенькие домики, построенные в стиле сахарских ксуров, лепятся один над другим по скатам холма, увенчанного касбой и несколькими домами французской архитектуры: так же как в Тугурте, жители сгруппированы в разных кварталах, смотря по происхождению: люди местных племен бассейна Годны, арабы и берберы из Сахары, евреи, мзабиты, улад-наиль. С лишком восемь тысяч пальм осеняют сады, на берегах реки, протекающей у подошвы холма. Занятая французами с 1849 года, Бу-Сада, или «Счастливое место», заслуживает это название, если счастье понимать в смысле «богатства», ибо ее постоянный рынок распространяет свои сношения с одной стороны до городов прибрежья, с другой — до оазисов пустыни. Сама Бу-Сада по своим культурам принадлежит в одно и то же время к Сахаре и к Теллю: находясь в соседстве с кабилами, занимающими горы к северу от Годны, она служит местом транзита для произведений их промышленности, отправляемых на юг; с другой стороны, она соприкасается с племенем улад-наиль и получает в склад все товары, привозимые ими из южных ксуров [3]. Залежи каменного угля пока еще мало разрабатываются.
Большой союз наилов, кочевых арабских племен, пришедших в эти места около половины одиннадцатого столетия, занимает обширную территорию к югу от Бу-Сада: на западе она достигает Джебель-Амура, на востоке простирается до ксуров горной цепи Зибан; улад-наильские пастухи, вместе со своими союзниками гаразлиа, доходят во время кочевки до ворот Тугурта: становища их легко отличить по тёмно-красному цвету шерстяных палаток. Эти арабы разводят верблюдов в степях, овец на горах; кроме того, они сеют хлеб в сырых лощинах, служат посредниками в торговле между жителями Сахары и Телля, имеют в разных местах нескольких складочных деревень с постоянным населением, составляющим в сложности несколько сот человек; у них есть даже кое-какая промышленность: они продают на рынках шерстяные ткани, выделываемые их женщинами; но тем не менее, они живут в крайней бедности. Нищета и голод породили, между прочим, обычай, общераспространенный у наилов, предлагать за деньги своих жен проезжим путешественникам. Рассказывают, что Абдель-Кадер, по вступлении во власть, хотел было уничтожить этот обычай; но так как следовавший затем год был отмечен большим неурожаем, то наилы приписали это бедствие гневу Аллаха и поспешили восстановить старый обычай [4]. У этих арабских племен не парни уходят на чужбину искать счастья, а молодые девушки, славящиеся красотой, отправляются целыми партиями в ксуры и в города прибрежья зарабатывать себе приданое проституцией. Они обыкновенно сидят, в ожидании заработка, у своих дверей, неподвижные, молчаливые, разряженные точно идолы, едва могущие пошевелиться под бременем тяжелых материй, всевозможных украшений и фальшивых драгоценностей. Некоторые из них эмигрируют без намерения вернуться; родившихся на чужбине девочек они оставляют при себе, мальчиков же отсылают в родное племя. Мужчины принадлежать к числу красивейших между арабами, но их упрекают в изнеженности; они отличаются в игре на флейте [5].
Улед-наильская женщина.
К юго-западу от города Бу-Сада, военный пост Джельфа, лежащей на высоте 1167 метров, на дороге из Алжира в Лагуат, занимает центр земли улад-наилов. Джельфа не только бордж, — это в то же время центр колонизации; и хотя ручей, текущий по этой части плоскогорья, чтобы излиться в себху Захрез-эль-Гарби, есть, подобно многим другим потокам Алжирии, «Соляная река», однако, вода его могла быть утилизирована для орошения; на берегах ручья были посажены итальянские тополи, и скаты окружающих гор, еще недавно совершенно голые, начинают покрываться лесом, состоящим из различных древесных пород. Успешные опыты облесения, сделанные в Джельфе, на диких кручах джебеля Сахари, имеют решающее значение, и без сомнения, послужат примером колонистам, которые селятся в высоких долинах этих областей, особенно на западе, в Джебель-Амуре. Но, несмотря на голый вид этого разорванного хребта, отделяющего плоскогорья от сахарской покатости, они не лишены своего рода красоты, которую им придают смелость формы, чистота профиля, блеск красок. Трудно представить себе более живописные утесы, чем стены джебеля Бу-Хаим, круто обрывающиеся, изрезанные узкими коридорами от действия размывания и ограничивающие правильное плато, слегка вогнутое к центру в форме котловины. Недалеко оттуда, в Аин-эс-Султан, был предел римских владений: несколько руин — последние, которые мы встречаем в южном направлении под меридианом Алжира — свидетельствуют о пребывании римлян в этой части плоскогорья, теперь далеко перейденной французами [6].
1. Brosselard, Journal Asiatique, janvier–février 1876.
2. Gérard, Africa, Bulletin de la Société de Géographie d’Alger. 1880.
3. Carette, Commerce d’Algérie.
4. Daumas, Le Sahara algérien; — Guyon, Voyage d’Algér au Ziban.
5. Paul Soleillet, L’Afrique occidentale. d’Algérie, Mzab, Tildikelt.
6. Reboud, Revue africaine, t. 1; — Davenet, там же, 1858 г.
Религия — вот что всего более разделяет жителей Алжирии и препятствует им соединиться в одну нацию. Правительство, однако, сделало, хотя и безуспешно, попытку офранцузить, так сказать, мусульманский культ. До завоевания туземцы не имели никакой официальной духовной иерархии, но одною из первых забот французов было ввести в край соединение церкви и государства. На другой же день после взятия Алжира завоеватели велели изменить текст молитвы, произносимой имамами в мечетях за главу государства: теперь имамы молятся за «благополучное правление Франции». Прежде гражданская власть никогда не вмешивалась в выбор служителей алтаря; ныне муфтии, имамы и некоторые подчиненные духовные лица назначаются губернаторами из числа книжников, преданных французам; за исключением городов, где есть муфтий, каждый имам совершенно независим от членов духовенства и подчинен только гражданской власти. Администрация не только вмешивается в религиозные дела магометан назначением их священников, но она, кроме того, нарушает постоянный обычай всех мусульманских обществ, по которому запрещено совершать молитвы и поучать корану «за плату». Правда, что эта плата, даваемая в виде жалованья, очень невелика, и что она оправдывается конфискацией вакуфов, взятых в казну, которая взамен этого приняла на себя заботу о доставлении средств на покрытие расходов, необходимых для потребностей культа; но строгие мусульмане, тем не менее, мало уважают священников, состоящих на жалованье у правительства; французским имамам они предпочитают независимых марабутов, которые совершают молитвы перед гробницами святых, или шорфов, принадлежащих к духовным орденам, и продолжающих собою «цепь» вероучителей начиная с пророка [1].
1. Louis Rinn, Marabouts et Khouan, Étude sur l'islam en Algérie.
Фец
Славный город Каср-эль-Кебир, или «Большой Замок», произведения которого вывозятся через эль-Арайт, лежит, как и этот последний, на берегах Луккоса: в болотистой, часто затопляемой местности; он окружен виноградниками, оливковыми и апельсинными рощами, на соседних высотах пасутся многочисленные стада баранов и крупного рогатого скота. Город, не имеющий никакой ограды, несмотря на его название, построен из кирпича и покоится на фундаментах, сложенных большею частию из античных материалов; Тиссо нашел там греческие надписи, единственные, какие были до сих пор открыты в Марокко. Дома в Каср-эль-Кебире не беленные, как в большинстве других мароккских городов, отчего этот город имеет грязную, непривлекательную физиономию; но издали пальмы, поднимающие свои короны над морем домов, стаи аистов, кружащихся около минаретов, придают ему живописный вид. Битва, известная под именем Альказар-кебирской, которая положила конец владычеству португальцев в Марокко, в 1578 г., происходила, по-видимому, не под городом, носящим это название: две враждебные армии, как кажется, встретились в 10 километрах к юго-востоку от эль-Арайша, на берегах уэда эль-Махзен, притока р. Луккос [1].
К югу от эль-Арайша и устья Луккоса побережье Марокко, представляющее лишь незначительные изгибы, тянется на пространстве около 150 километров без всяких перерывов, до того места, где впадает другая река, уэд Себу. Плоский берег, напоминающий французские ланды, окаймлен дюнами, узкими песчаными плотинами, удерживающими лагуны. Только несколько выступов прерывают монотонную линию берега: на одном из этих выступов стоит кубба Булай-Бу-Селама или «Отца мира», одна из наиболее посещаемых богомольцами святынь мароккского запада. На юге от этого мыса находится большая лагуна, сообщающаяся с морем. Дюны покрыты лесами пробкового дуба и мастикового дерева, образующими пояс зелени вдоль морского берега, на юге и севере от устья Себу [2].
В области верхнего Себу центральный рынок — город Таза, лежащий на высоте 830 метров, недалеко от порога, который разделяет горы Рифа и систему Атласа, приводя таким образом в сообщение бассейн Себу и западный Марокко с покатостью Молуйи и Алжирией. Из всех мароккских городов Таза занимает наиболее важную стратегическую позицию: со временем она, без сомнения, сделается одной из главных станций магистрального железного пути Магриба между Тунисом и Фецом. Этот город, обладание которым имеет такую огромную цену, принадлежит официально султану, который держит там небольшой гарнизон; но султанские солдаты, запертые в двойной ограде Тазы, оказываются в действительности арестантами: племя риата, занимающее горы на северной и южной сторонах города, является истинным хозяином всей этой местности. Никто не смеет выходить за городскую стену иначе, как в сопровождении горца этого племени; всякий, кто, не имея охранного листа, отважился бы отойти от городского вала на расстояние брошенного камня, рисковал бы быть ограбленным, избитым, может быть убитым. Жителям запрещено даже ходить с кувшинами за водой к ручью, протекающему у самых стен: те же горцы риата присвоили себе монополию снабжения города водой и всеми съестными припасами. Таким образом, городское население находится совершенно во власти этого горского племени, которое держит его в осаде. Когда Фуко проезжал через этот город, в 1883 г., все население, измученное гнетом, под которым оно томится, и не надеясь более на помощь от султана, высказывало путешественнику, что оно ждет не дождется того «радостного дня, когда придут французы». Однако город ведет некоторую торговлю с берегом Рифа, с местечком Таферсит и Мелильей, с Фецом и деревнями на Молуйе, через посредство тех же ненавистных риата: эти горцы возделывают коноплю и табак, доставляющие наркотические вещества жителям Тазы и других городов северного Марокко. На дороге из Феца в Уджду через Тазу и соседнее местечко Мекнессу, этапные пункты отмечены укрепленными касбами, где запираются проходящие отряды войска.
Въезд в цитадель в Феце
Фец, одна из двух столиц империи, всего чаще служащая резиденцией султана и самая многолюдная, занимает очень счастливое географическое положение. Расположенный почти в центре впадины, отделяющей систему гор Риф от системы атлантической, этот город в то же время находится на естественной дороге, идущей вдоль западного основания Атласа; два главных исторических пути страны Магреб-эль-Акса пересекаются в бассейне Феца. Кроме того, эта местность представляет большие естественные выгоды, благодаря обилию вод, плодородию почвы, удобству сообщения через равнины, прелести лесистых холмов и косогоров. Обширное городское поселение, окруженное амфитеатром гор, занимает конгломератовую террасу, высотой около 200 метров, разрезанную на второстепенные площадки многочисленными оврагами. Уэд Эль-Фец, берущий начало недалеко от города, в каменистом цирке и усиливаемый многочисленными фонта-нами, соединяется в 6 километрах ниже с рекой Себу, через которую построен массивный каменный мост, одно из редких сооружений этого рода в Марокко. Обозреваемый с выступов гор, увенчанных руинами, которые поднимаются вне круга городских стен, на севере, на юге, на западе, Фец представляет очаровательное зрелище; он «выступает словно белый остров из темно-зеленого моря обширных садов». Над неровной поверхностью террас, которые кажутся соединяющимися от одного конца города до другого, не разделяемые улицами, вздымаются минареты, с тройным позолоченным шаром на верхушке, высокие стены касбы и ослепительный купол главной мечети [3].
Улица в Феце
Город состоит из двух отдельных частей, имеющих каждая свою ограду, простую или двойную, подпертую контрфорсами в форме башен. На западе раскинулся «Старый Фец», Фец-эль-Бали, заключающий в своих стенах наибольшую часть городского населения; на востоке самую высокую террасу занимает «Новый Фец», Фец-эль-Джедид, а на севере редюиты касбы соединяют две половины этого двойного города.
Течение уэда эль-Фец разделяется у самого дворца Фец-эль-Джедид; одна ветвь ручья входит в императорские сады, тогда как другая спускается каскадами в долину, ограничивающую верхний город, затем вступает в нижний город, где дробится на тысячи струек. Под каждым домом проходит маленькая водная артерия; может быть, нет города в свете, исключая разве гор, струящихся живыми ключами, который был бы приспособлен для циркуляции воды; но нечистоты улиц и домов превращают большинство этих каналов в сточные канавы, и там, где они соединяются, ниже города, чтобы спуститься к Себу, они катят уже грязную и вонючую воду. Когда узкие улицы обратятся в непроходимые болота, тогда задерживают воды наверху, затем открывают шлюзы, чтобы сильным течением унесло кучи нечистот. Болезни постоянно свирепствуют в этих сырых кварталах, куда никогда не проникают лучи солнца; бледный цвет лица y жителей свидетельствует об испорченном воздухе, которым они дышат. Еврейский квартал, или меллах, находящийся в Новом Феце, в соседстве цитадели, не менее грязен, чем мавританский, но внутренность домов в первом содержится опрятнее. Фецкие евреи, посредники в торговле, должны скрывать свои богатства, чтобы избегнуть вымогательств со стороны властителей.
Школа в Феце
Фец, или «Топор», назван так, — говорит арабский историк Ибн-Батута, — потому, что при основании города, в 793 г., там нашли, в трещине почвы, топор, вероятно, каменное оружие, принадлежащее временам доисторическим [4].
Уэццан, святой город, лежащий на северном скате долины Себу, почти на полдороге между этой рекой и Каср-эль-Кебиром, не закрыт европейцам, как Мулай-Эдрис. Он занимает прекрасное местоположение в плодородной котловине, у подошвы одного из отрогов цепи Зарзар, двуглавой горы Бу-Хеллиль, задерживающей удушливые ветры юга и сгущающей в дождь водяные пары, приносимые морским воздухом; скаты горы поросли оливковым деревом, а в верхней части — пробковым дубом. Основанный в конце девятого века прямым потомком пророка Магомета, Мулай-Тайэбом, Уэццан населен исключительно шорфами, которые пользуются большим уважением во всем мусульманском мире, но которые в самом городе не более, как покорные слуги «Господина»; шерифа по преимуществу, превосходящего святостью самого султана. Происхождение сделало этого шерифа почти обожаемым; богатства возвели его почти на степень Бога; на всем пространстве Марокко и почти в каждом селении, мкаддемы ордена тайбия собирают дли него налоги натурой и деньгами. С своей стороны, он щедро раздает собранные подаяния; часто сотни, иногда тысячи пилигримов, пришедших поцеловать полу его хаика, продовольствуются на его счет: житницы его всегда открыты. Император признается истинным государем только по получении им изъявления преданности от уэццанского святого. Уголовные преступники могут избегнуть преследования, укрываясь под защиту шерифа: весь город есть дар-демана, т.е. «место убежища», и солдаты не смеют схватить человека, поставившего себя под охрану могилы основателя Уэццана, хотя бы даже этот человек был преследуем личным гневом султана; однако, зауйя становится тюрьмой для беглецов: удаляющийся из нее находится вне закона. Мечеть при гробнице потомка пророка заключает в себе, между прочими богатствами, большое собрание (около тысячи) арабских рукописей [5]. Недавние события несколько уменьшили духовный авторитет уэццанского шерифа: ему ставят в вину его стражу из испанских ренегатов, его дружбу с европейцами, его брак с христианкой, его дворец в итальянском стиле, его костюм, похожий на одежду ненавистных «руми». В 1876 г. он просил, но безуспешно, о даровании ему звания французскаго гражданина [6].
Мулла Тайеб, уеццанский шериф
Бассейн Себу, самый многолюдный и богатый в Марокко, не имеет при своем выходе к морю значительного торгового города, который служил бы вывозным пунктом для его произведений: стражем устья является простая деревня, Мехдия, древняя Мамора, построенная на холме высотой около 150 метров, над левым берегом реки; кое-какие остатки укреплений напоминают о попытках португальцев и испанцев, направленных к завоеванию Марокко. Лев Африканец присутствовал при кровавом зрелище, когда магометанская армия, в 1515 г., напала врасплох на шести- или семи-тысячный португальский гарнизон и перебила бóльшую его часть. Сто лет спустя испанцы были счастливее, но в 1681 г. и они, в свою очередь, должны были очистить форт при устье. С той эпохи не существует никакого укрепления, защищающего вход в реку, который, впрочем, почти совершенно загражден песчаным баром. Вся торговля страны сосредоточилась в двух городах-близнецах, построенных километрах в тридцати к юго-западу от Себу, при устье Бу-Реграга. Большой Маморский лес, состоящий почти сплошь из пробкового дуба, разделяет эти две реки; в прогалинах его встречаются там и сям становища туземцев племени шеллаха. По словам Друммонда Гэ [7], в этом лесу еще недавно водились многочисленные стада диких быков, так что в то время проходить через лес было далеко не безопасно.
Около истоков уэда Таццеруэльт, на эруптивном конусе, совершенно изолированном от гранитных и сланцевых склонов Анти-Атласа, стоит крепость, неодолимая силой, но не имеющая ключевой воды: это Агадирская скала, обозначающая южный предел «королевства Сиди-Гешам». Далее начинается территория берберов племени меджад. Воды, спускающиеся с южного ската Малого Атласа, стекают в долину уэда Нун, которая делится на несколько самостоятельных владений; главное из них, простирающееся в соседстве морского берега, известно под тем же именем, как и самая река. Жители земли Уэд-Нун искони пользуются самой дурной репутацией y канарских рыболовов и вообще мореходов, потому что всякое судно, прибитое бурей к этим негостеприимным берегам; рассматривалось туземцами как законный приз, и потерпевшие крушение делались в большинстве случаев невольниками. Впрочем, в числе путешественников, описавших свое невольное посещение Мароккского царства, указывают много моряков, выброшенных на берег Нуна, которым удалось избегнуть рабства. В это последнее время чужеземцы, задерживаемые в плену целыми годами, отпускались на волю не иначе, как за большой выкуп.
Главный город Огульмин, называемый обыкновенно Чэд-Нун, как река и вся территория, лежит на довольно значительной высоте, может быть, на высоте около 1000 метров, судя по тому, что плоды пальм тамъ не вызревают; маслины также растут в садах, но не так успешно, как в северном Марокко. Вне зеленеющего пояса, окружающего город, виден только амфитеатр голых холмов и гор, которые, по словам туземцев, изобилуют медными и серебряными жилами, и красноватая почва равнины почти везде покрыта камнями песчаника. Самый город представляет хаос глиняных кубов, доминируемых там и сям домами современной конструкции, с наружными окнами, как здания мароккских городов; жилища богатых людей украшены резьбой, материалом для которой послужили обломки кораблей, выброшенных на берег. Огульмин — один из главных торговых центров между Могадором и Томбукту; он отправляет в Могадор в небольшом количестве страусовые перья и золотой песок, получаемые из Судана; но важнейшую статью его торговли составляют невольники, товар, для которого он служит складочным пунктом; кроме того, отсюда вывозятся лошади и мулы хорошей породы, а также стада баранов. Огульмин принадлежит племени аит-гассан. Говорят; что евреи в земле Уэд-Нун пользуются полной равноправностью с мусульманами: ездят верхом на коне и носят оружие. Это, вероятно, берберы, обращенные в иудейство еще до прибытия арабов: как не участвовавшие в умерщвлении Сидна-Аиса, «Господа Иисуса», они не должны, говорят магометане, носить на себе бремя проклятия, тяготеющего на других евреях [8].
Другой город, Тизги или Фум-эль-Госсан, лежащий километрах в сорока к востоку, находится во власти арабского народца марибда; там нет еврейской колонии, как в Огульмине, городе торговцев. Тизгм занимает великолепное местоположение на высоте 510 метров (по Ленцу), при высоте каменистого ущелья, у подошвы пирамидальных гор; оазис, поросший пальмами, тянется вдоль ручья, воды которого иногда достигают русла уэда Нун.
1. Renou, Description géographique de l’Empire de Maroc.
2. G. Rohlfs, Reise durch Marokko.
3. Dе Foucauld; Tissot; Lenz; Decugis; de Amicis; Colville, etc.
4. Oscar Lenz, Timbuctu.
5. G. Rohlfs, Revue Africaine, № 39, mai 1883.
6. L. Rinn, Marabouts et Khouan.
7. Western Barbary, Savage Beasts and wild Tribes.
8. Soleill et, L'Afrique occidentale.
В настоящее время посольства, отправляющиеся из Танжера в Фец, употребляют средним числом от 12 до 14 дней на этот короткий переезд в каких-нибудь 200 километров [1]. Но давно уже была предложена постройка железной дороги из Феца в Лалла-Магнию [2], и хотя это дело остановилось в виду дипломатических препятствий, так как опасаются, и не без причины, что за проходом локомотивов последует проход армий, — тем не менее китайская стена, начинающаяся от алжирской границы, не может долго существовать. Торговый круг Европы все теснее и теснее охватывает магометанскую энклаву. Из европейских государств всего больше имеют торговых сношений с Марокко Англия и Франция: половина всего обмена приходится на долю Великобритании; непрерывное сообщение между Танжером и Гибралтаром, имеющее целью снабжение последнего продовольствием, уже само по себе составляет значительную часть мароккской торговли.
Движение внешней торговли Марокко в 1883 г., по Вашингтону Серруису, представляло следующие цифры:
| Привоз | 20 114 725 франков |
| Вывоз | 17 332 950 |
| Вместе | 37 447 675 франков |
Торговля Марокко с Францией в 1884 г.
| Вывоз | 2 776 342 франков |
| Ввоз | 7 004 407 |
| Вместе | 9 980 749 франков |
Движение судоходства в 1883 г., по В. Серруису: 1130 судов, вместимостью 322 625 тонн.
К показываемой статистикой цифре торговых оборотов с Францией следовало бы прибавить еще ценность контрабандной торговли, которая ведется с Тлемсеном через сухопутную границу. Право собственности в Марокко признано за всеми иностранцами, в силу мадридской конвенции, подписанной в 1880 г.; но покупка земель может быть делаема не иначе, как с предварительного согласия шерифского правительства, а это согласие очень трудно получить.
Перемены, совершающиеся в нравах и понятиях, еще не довольно значительны, чтобы обнаружиться косвенно в учреждениях, за исключением городов, где проживают иностранцы. Так, школы, существующие во внутреннем Марокко, все те же медресы, где читают нараспев стихи корана; тем не менее, нельзя отрицать того факта, что уровень образования поднимается, благодаря возрастающим сношениям Марокко с другими странами, чрез посредство торговли, временной эмиграции, даже хождения на богомолье в Мекку, благодаря также примеру, который подают еврейские школы, основанные с 1862 года в некоторых больших городах Марокко израильским союзом (Alliance israélite); в 1884 г. в этих школах числилось свыше 1150 учащихся, которые все получают образование на французском языке, сделавшемся цивилизованным диалектом еврейского и иностранного общества. Газеты и журналы издаются только в портовых городах и в столице; арабских книг более не пишут. Полигамия так же редка в Марокко, как и в Алжирии; исключение составляют только вельможи, которые уже для поддержания своего достоинства обязаны иметь большое число жен. Султан-шериф имеет их целые сотни: говорят, гарем его каждую пятницу увеличивается новой супругой. Наконец, старые формы рабства продолжают еще существовать в Марокко; если торговля белыми невольниками отменена формально уже с 1777 г., то торговля неграми до сих пор практикуется регулярно с той и другой стороны Сахары, и даже у самых дверей консульств Танжера. Публичная продажа живого товара официально воспрещена, но в последние годы обороты этой гнусной торговли более чем удвоились: многие тысячи несчастных приводятся ежегодно караванами из Судана, складочные пункты которых находятся в Тафилельте и в области Уэд-Сус. Высшие сановники империи все еще имеют позорную привычку подвергать детей кастрации [3].
1. Oscar Lenz. Timbuctu.
2. Mac Carthy, Carte du Sud Oranais et des parties limitrophes du Maroc, 1881.
3. Oscar Lenz, цитированное сочинение; — Parliamentary papers, 1885, № 1.
Что такое эти кристаллы в форме пирамид, крестов или звезд, эти «рыбьи чешуйки», эти мешочки черного цвета и разной величины, от вишни до куриного яйца, внутри пустые или наполненные песком? Что такое эти трубки из остеклованного кремнезема, обыкновенно длиной около тридцати сантиметров и с утолщением на концах? Эти трубки находят в таком множестве в южных областях Аира, что невозможно видеть в них фульгуриты. Бернар полагает, что это логовища особой породы пауков. Сахара представляет для научного исследования обширное поле, где геологам предстоит открыть еще много секретов.
В дюнах Игиди и в некоторых частях Эрга не редкость услышать «пение» песков, как при подъеме на гору Клош, на скатах Сербаля, в массиве Синая. Среди мертвой тишины, в которую погружена угрюмая пустыня, вдруг раздается вибрирующий звук, как будто отдаленная игра на рожке, затем пески умолкают и голос появляется в другом месте. Это не галлюцинация, потому что животные слышат звуки так же, как и люди, и большинство из них, не зная причины этой музыки дюн, приходят в ужас: французские солдаты, слышавшие таинственные звуки в Суфе или в пустыне Уаргла, прозвали их «барабаном песков», и не один ветеран, изнуренный усталостью и томимый жаждой, думал, вероятно, как и его проводник араб, что это какой-нибудь джинн, издеваясь над его страданиями, напевает ему близкую смерть. Очевидно, эта музыка песков происходит от осыпания поверхностного слоя и трения друг о друга миллиардов песчинок: многие путешественники, стремительно спускаясь в песчаный коридор Сербаля и увлекая за собой массы песку; замечали, что звуки усиливаются и журчание переходит в настоящий гром. Но все-таки остается выяснить один вопрос: почему не слышали этого голоса песков во всех областях дюн? Какова кристаллографическая природа вибрирующих частиц? [1]
Эти песчаные моря свидетельствуют о сухости климата. По выражению Карла Риттера, «Сахара — это юг света», хотя она вся лежит на севере от экваториальной линии, и хотя многие другие точки земной поверхности, Маскат, Аден, Таджура, имеют более высокую среднюю температуру. Одну из характеристических особенностей сахарского климата составляет огромная разность температур дня и ночи, резкий переход от сильной жары к большому холоду. Тогда как днем на солнце песок нагревается до 60, даже до 70 градусов, и даже в тени жар доходит до 40 и 45 град., ночное лучеиспускание иногда заставляет ртуть в термометре опускаться до 2 и 3 градусов ниже нуля, и в горах родники и ручьи покрываются тонким слоем льда.
1. Oscar Lenz, Timbuctu.