И.С.Поляков

Поездка в Олонецкую губернию

Известия Имп. Русского географического о-ва. — 1871. — Т. VII, № 3–7

Доклад Отделения географии физической о поездке г. Полякова на озера Ладожское и Онежское [программа поездки]. № 3. Отд. I. С. 150–153.

[Письмо 1-е]. Зоо-географическая поездка чл.-сотр. И.С. Полякова в Олонецкую губернию. Там же. Отд. II. С. 125–130.

Письмо 2-е. Очерки южного прибрежья Онежского озера. № 4. Отд. II. С. 158–169.

Письмо 3-е. Поездка И.С. Полякова в Олонецкую губернию. № 5. Отд. II. С. 259–261.

Письмо 4-е. Очерки растительной и животной жизни в окрестностях Водлозера, Олонецкой губернии. № 6. Отд. II. С. 311–320.

Письмо 5-е. Кенозеро и Кумбас-озеро Олонецкой губернии. № 7. Отд. II. С. 348–354.

Доклад Отделения географии физической о поездке г. Полякова
на озера Ладожское и Онежское

[Программа поездки]

Известия Имп. Русского геогр. о-ва. — 1871. — Том VII, № 3. — Отд. I. — С. 150–153.

Отделение Географии Физической, в заседании 16 марта н.г., слушало представление чл.-сотр. И.С. Полякова, в котором, указывая на недостаток зоо-географических исследований в Петербургской губернии, г. Поляков предлагал Обществу заняться нынешним летом этими исследованиями в восточных частях губернии, по берегам Ладожского озера, если Общество найдет возможным выдать ему некоторое денежное пособие для производства этих исследований.

При этом г. Поляков в особом докладе указал на то, что до настоящего времени сделано еще весьма мало для изучения географического распространения высших позвоночных в Петербургской губернии; причем этот недостаток тем более ощутителен, что и соседние губернии также мало исследованы в этом отношении. Так, кроме заметок Палласа, — особенно скудных для Петербургской губернии, — Георги и Блазиуса и некоторых отдельных монографий (напр., Бэра о песце), мы не имеем более никаких научных зоогеографических данных. О сколько-нибудь полном своде исследований не может быть и речи.

Между тем, распределение фауны в данной области — не говоря уже о значении характера фауны для общих зоогеографических выводов, и помимо его значения для полноты характеристики данной местности вообще, — вместе с тем заставляет физико-географа обращать внимание на такие местные топографические особенности, которые иначе совершенно или надолго ускользнули бы от его внимания. С другой стороны, постоянно стараясь отдать себе отчет в условиях, которые управляют распределением животных, и во взаимном влиянии растительного и животного характера страны на жизнь, нравы и промыслы населения и наоборот, исследователь может сделать много весьма интересных наблюдений над зависимостью населения от физических и фаунистических условий страны.

Сообразно с этим, г. Поляков перечислил общие вопросы, которые он полагал бы иметь в виду при своих исследованиях; а именно вопросы: о распределении млекопитающих и птиц, о зависимости этого распределения от топографического характера местности и ее растительности, с одной стороны, и от распределения состава и промыслов населения, с другой; а также о зависимости местных промыслов и производительности труда населения от характера звериной и птичьей фауны. Из частных вопросов, г. Поляков указал на определение северных или южных границ распространения некоторых животных, которые могут лежать в пределах Петербургской губернии (напр., козули, русака, северного оленя), на наблюдения над появлением песца, передвижением беляков, колебаниями в численности лося и т.д.; относительно птиц — на те породы, которые, считаясь более восточными, или даже сибирскими (Emberiza aureola, Pyrrhula caudata, Grus leucogeranus), или арктическими (Colymbus arcticus), по-видимому, могут, однако, появляться и в пределах Петербургской губернии.

Наконец, особое внимание г. Поляков полагал посвятить изучению звериных и птичьих промыслов (охоте за рябчиками, тетеревами, гусями и пр.).

Для этого, г. Поляков полагал отправиться к берегам Ладожского озера в самом начале весны; провести время весеннего и осеннего перелета в каком-нибудь одном месте на берегу озера, а время между перелетами употребить на целый ряд экскурсий по берегам озера и по долинам впадающих в него речек.

Отделение вполне согласилось с докладчиком относительно пользы подобных исследований для физической географии, если докладчик, как и во время своих прежних исследований в Сибири, не будет упускать из виду наблюдений над топографическим характером местности, ее физическими и климатическими условиями, а также над зависимостью между растительным, животным миром и человеком.

Отделение полагало, однако, что гораздо полезнее заняться теми же исследованиями на Онежском озере, так как его берега гораздо менее известны во всех отношениях. Здесь более представляется случаев увеличить запас чисто географических сведений наблюдениями над различным физико-географическим характером отдельных частей Онежского края. Само население представляет здесь гораздо более интереса для исследования его промыслов в зависимости от физических условий, так как оно менее подверглось влиянию густо населенных торговых и промышленных центров, и зависимость от почвы, климата, флоры и фауны выражается в более тесной связи и в менее осложненных формах. Наконец, различие характеров южного и северного берега озера представляло бы материал для любопытных сравнительных выводов.

Ввиду неисследованности Онежского края и ввиду интереса предполагаемых исследований, Отделение полагало полезным выдать г. Полякову денежное пособие, в размере около 600 рублей, для производства означенных исследований в Онежском крае, и поручило Комиссии, составленной из председательствующего в Отделении, Ф.Ф. Яржинского и секретаря Отделения, составить краткую программу исследований и обсудить вместе с докладчиком, как изменить первоначально изложенный им план экскурсии; заключения же Комиссии представить в Совет Общества.

Комиссия полагает разделить экскурсию на две части:

1) Пребывание, во время весеннего и осеннего перелета птиц, в юго-восточной части Онежского озерного бассейна, на прибрежьи Онежского озера, неподалеку от Вытегры.

2) Ввиду почти совершенного отсутствия сведений о физической географии больших озер, лежащих на восток от Онежского озера, посвятить летние месяцы на поездку к одному из трех озер: Водло, Кено или Лаче, — сообразуясь как с интересами исследования, по мере того как они выяснятся на месте, так и с удобствами переезда.

Продолжительность экскурсии, с переездами, полагается около пяти или шести месяцев; причем выехать следует по возможности в начале апреля, чтобы не упустить части весеннего перелета.

Во время пребывания около Вытегры предметом занятий должно быть: а) наблюдения над перелетом: пролетающие виды и время их пролёта, зависимость от температуры и погоды вообще, места, где предпочтительно останавливаются известные виды птиц, густота пролета и обусловливаемая им охота; b) передвижения бродячих птиц в зависимости от периодических явлений в жизни растений; влияние резких изменений температуры и ветров на передвижение мелких представителей бродячих птиц; с) периодические явления в жизни млекопитающих, их переселения; собирание сведений о густоте их распределения и колебаниях их численности; центры изобилия, в зависимости от местных условий; d) изучение роли, которую играет эта местность и озерный бассейн с прибрежиями в перелете и передвижениях птиц и млекопитающих.

Сведения, собранные как в окрестностях Вытегры, так и в экскурсиях к соседним озерам, должны послужить для более или менее подробной характеристики географического распространения птиц и млекопитающих, в связи с физическими условиями и распределением населения; а также для определения, по возможности, отношений местной фауны к суб-арктической и средне-русской.

Как во время экскурсий в окрестностях Вытегры, так и во время поездки к озерам, — чисто географические исследования: подробное описание рек, болот и озерков, с характеристикой геогностического строения окрестных местностей, их флоры, лесов и т.п.

При переездах по Онежскому озеру, а также по впадающим рекам и вообще где представится случай, — наблюдения над температурою озера, в связи с направлением ветра, рек, озерков и источников. Метеорологические наблюдения должны производиться постоянно, уже ради полноты орнитологических исследований.

Зоо-географические исследования должны производиться в тесной связи с изучением всего того, что относится до охоты, рыбной ловли, способов производства этих промыслов и их экономического значения для населения. Желательно собирание охотничьих принадлежностей, приборов и ловушек, для сравнения их с употребляемыми в других частях России и Сибири.

Широко понятые зоо-географические исследования дадут, наконец, возможность сделать весьма интересные наблюдения над зависимостью человека от окружающей его природы; над характером расселения населения и причинами, его обусловливающими, над тем, как отразилась природа страны на промыслах и образе жизни населения и какое влияние оказал человек на эту природу. При знакомстве с местными охотниками и их промыслами, конечно, представится случай собрать многие интересные сведения об экономическом положении крестьян, составить инвентарь и бюджет нескольких крестьянских хозяйств, а также собрать сведения об изменении их за последние годы.

Находя эти исследования весьма полезными и желательными в этом слишком мало знакомом нам крае и считая, что исследования г. Полякова в Восточной Сибири служат ручательством за добросовестное исполнение возложенных на него поручений, Отделение полагает справедливым выдать г. Полякову вышеозначенное пособие, для производства поименованных изысканий.

¹ Из двух имеющихся у меня карт: Спец. карта Западной части России Шуберта и Воен.-Топогр. Отд. Главн. Штаба — обе грешат против истины; на одной изображено одно только озеро по левому берегу Вытегры; на последней только существующее по правой стороне.

Зоо-географическая поездка чл.-сотр. И.С. Полякова
в Олонецкую губернию

Известия Имп. Русского геогр. о-ва. — 1871. — Том VII, № 3. Отд. II. С. 125–130.

О цели небольшой экспедиции, предпринятой г. Поляковым при содействии Географического Общества, в подробности сообщено в приложении к журналу заседания Совета 6-го апреля (стр. 150 в настоящей книжке Известий). Мы помещаем здесь целиком интересное письмо нашего путешественника, которое он написал вскоре по приезде своем в Вытегру.

Оставивши С.-Петербург 14 апреля, я достиг г. Вытегры 18 числа. Этот переезд совершился благополучно, хотя он и совпал с самой полной весенней распутицей. По Неве, до Шлиссельбурга, я плыл на пароходе, который был, между прочим, встречен на пути двумя льдинами во всю реку и, ожидая их прохода около берегов, едва не был загнан на сушу. Впрочем, на большей части течения до Шлиссельбурга Нева была совершенно свободна ото льда.

До Вытегры я ехал на почтовых. Распутица была здесь в полном разгаре; на всем протяжении до Новой Ладоги снега почти совершенно стаяли. Ладожский канал во многих местах был закован льдом; местность преимущественно гладкая и ровная, с ее болотами и моховищами, с ее тощими кустарниками и низкими реденькими лесами носила на себе унылый отпечаток; ни зелень, ни листва, ни движение людей не думало оживлять ее. Перелетные птицы показывались только изредка. Здесь Ладожский канал считается более надежным источником для заработков, чем близкая столица; перевозка тяжестей в нем оплачивается достаточно, но она является возможною для людей, владеющих лошадями; крестьянин с парою лошадей зарабатывал прежде в неделю до 10 руб. сер. и более. Но в последние годы этот край посетила сибирская язва; благодаря ей, обеднели и пошли в работники даже такие хозяева, которые имели прежде до 40 лошадей.

Цена лошади сколько-нибудь порядочной во многих местах не менее, как 100 руб., и рассказывают, что в настоящее время имеющий пару лошадей зарабатывает до 60 руб. в неделю, тогда как общая заработная плата, например, в ямщине, в немногих только случаях превышает 60 р. в год. Падеж лошадей поставил еще в более печальное положение и здешнее хлебопашество. Что касается до рыбной ловли в озере, то она тоже не улучшает бедственного положения крестьян, не говоря о тех немногих, которые имеют свои собственные барки.

Во многих случаях рыба промышляется на артельных началах. Артель, состоящая нередко человек из 50–70, иногда посылает от себя доверенного с рыбой в С.-Петербург; здесь она сдается содержателям садков с уступкою 10%. Но артели чаще действуют не самостоятельно; большинство членов артели, еще раньше приступления к ловле, продает уже свою ожидаемую добычу особому классу людей, часто из тех же крестьян и мещан, — известных под именем прасолов; у них забирается плохой товар, хлеб и пр. преимущественно самых плохих качеств и по дорогой цене; что же касается до рыбы, то она ставится возможно дешево, так напр., тот пуд сигов, который прасол учитывает за 2 руб., продается в Петербурге по 5 руб. Рыболов, идущий от хозяина, получает по 3–5 руб. в месяц, на готовых харчах. При этом прасолы оправдывают свои барыши риском, которому они подвергаются. Они указывали мне на несколько лиц в Новой Ладоге, которых задатки от неудавшегося, но уже запроданного лова пропали, отчего и последовало разорение. Вообще, прасолы имеют случай наживаться не только от рыбной ловли, где если поветер, как они говорят, благоприятствует, и в недельку сотеньки наживаешь, но и в других; Во многих местах сдирается ивовая кора, которую, получая от крестьян по 1 руб. за пуд, прасолы сдают по 3 руб.

За Новой Ладогой местность из открытой переходит мало-помалу в несколько холмистую и зарастает глухими лесами, состоящими преимущественно из сосны, к которой изредка примешивается береза, можжевельник или же стройная, высокая ель.

Многие из здешних рек еще не разошлись. Через Волхов я переехал на карбасе, Сясь, только что разошедшуюся, — в лодке; реку Пашу наполовину пришлось переходить по льду, другую же половину — переезжать на лодке; р. Оять была вся закована льдом. Особенно глухой представляется местность на прибрежьях Свири, к востоку от Лодейного Поля; хотя и не очень высокие, но довольно крутые и многочисленные холмообразные возвышения сменяются здесь, отделяясь один от другого, более или менее крутыми и резкими долинами. Здешние густые леса, придающие местности характер плоскогория и возвышенности, служат, с одной стороны, приютом для многих больших млекопитающих: медведя, лося и северного оленя; с другой стороны, самим местным жителям они доставляют обильный источник для занятий. Сплав леса по мелким рекам, его срубка занимают здесь много рук; проезжая по дорогам и через деревни, даже женщин видишь с топорами, с пилами или с баграми в руках.

От леса жители получают много других произведений. Уже с первыми станциями от Новой Ладоги чаще и чаще приходится слышать о полесниках, или звероловах и птицеловах. Рассказывают весьма вероятный факт, и во многих местах, что так называемые здесь полесники в осень вылавливают до 300 штук рябчиков на человека; продавая их на месте по довольно низкой цене местным капиталистам по 25–30 коп. за штуку, полесник получает до 50–60 руб. в осень.

Говорят также, что полесник, расставляя на весьма дальних расстояниях целые сотни волосяных или нитяных петель на рябчиков, не успевает их осмотреть своевременно, так что к некоторым ловушкам он приходит через неделю или полторы и в них находит уже давно попавшихся рябчиков, которые успевают между тем испортиться; и такого-то рода дичь нередко вывозится отсюда, как и вообще с Обонежья, в С.-Петербург.

К Вытегре я подъехал с южных прибрежий по гладкой и бесснежной дороге. В самый день своего приезда в г. Вытегру я обратился за советами к начальнику 11-го Округа путей сообщения, генералу Николаю Семеновичу Лебедеву, который с обязательной и любезной готовностью согласился помочь мне ориентироваться в окрестностях города и тотчас же познакомил меня в местном клубе со всеми теми лицами, участие которых может быть весьма полезно при изучении местности.

Не останавливаясь в самом городе, я на другой же день отправился в его слегка холмистые, частию лесистые и болотистые окрестности, вверх по течению р. Вытегры; на расстоянии 25 верст по архангельскому тракту я остановился в селе Белый Ручей и здесь как 19 апреля, так и 20-го экскурсировал по лесам, болотам и ручьям.

Снега лежат здесь еще толстыми покровами и нам, в сообществе сведущего и хорошо знающего местность крестьянина, приходилось при переходах вязнуть в сугробах выше чем по колено. При этом погода не благоприятствовала; постоянно дул пронзительный холодный северо-восточный ветер, при сухой и ясной погоде. На Белом же ручье погода сделалась мокрою, шел постоянно снег с дождем. При этой холодной и непостоянной погоде в природе мало заметно оживления. Вместе с большими озерами, Ладогой и Онегой, закованы льдом и большая часть маленьких; и вообще на всем протяжении вскрылись ото льда только воды проточные. Сегодня (25 апреля) собирается отправиться из Вытегры первый трешкот на Вознесенскую пристань. Что касается до Белого ручья, обладающего чистыми светлыми и прозрачными водами, отчего он и получил в народе название Белого, он служит крайним типом проточных вод; являясь истоком до 2-х, 3-х и более сажен ширины и запруженный в некоторых местах мельничными плотинами, во многих своих точках он является незамерзающим в продолжение всей зимы; есть и такие места, где он покрывается тонкой корой только в самые крепкие холода, а потом с их легким ослаблением снова расходится. Форель (Salmo Forio), так любящая вообще прозрачные воды горных источников, избрала его своим местопребыванием, и мне лично сетью удалось изловить три экземпляра и один из них сохранить в спирте; форель, избегая больших озерных водоемов, встречается и во многих других местах Обонежского края и, между прочим, в речках, впадающих в Оять. Из потоков, подобных Белому ручью и впадающих в Вытегру, есть много других, в числе их речка Талица, не замерзающая, как уже видно и по присвоенному ей названию. Белый ручей, с другими себе подобными, привлекает к себе на зиму и некоторых в других случаях перелетных водяных птиц. Так, мне указывали, как на птиц, зимующих на проталинах, на кряковую утку и на чирка (Anas boschas и crecca), частью на нырка (Anas clancula), которых я и нашел в ручье преобладающими. Из других пород только на другой день экскурсий были замечены нами некоторые, которыми открывается начало истинного перелета уток. Вообще же мне кажется, что перелетные птицы не вдруг и не без осмотрительности пускаются на далекие странствия к северу; как водяные, так и другие виды, нашедши точку, в которой существует корм, ожидают на ней удобного случая, благоприятной погоды, вскрытия рек и пробуждения насекомых, чтобы пуститься в дальнейшее путешествие. Птицы, которых я нашел на экскурсии, сделанной в ожидании удобного случая переправиться через р. Пашу, около станции Манихиной (Lanius, Numenius, Emberiza schoeniclis), около Вытегры были редки или явились несколько позже.

Возвратившись в Вытегру 21-го числа, я отправился, нанявши лодку, к устью реки. Река Вытегра, ниже города до самого своего впадения в озеро, течет частью в иловатых, преимущественно в болотистых берегах. Самые берега низменны и в половодье заливаются водами. Течение реки медленно, при 10–12 саженях ширины она достигает 1–3 сажен глубины. В ожидании открытия судоходства, в настоящее время река оживляется только стадами уток, сплавщиками леса и рыболовами, промышляющими налимов, щук, язей и пр. На расстоянии 17 верст до устья около нее расположены три небольшие, частью земледельческие, частью рыболовческие деревеньки; последняя из них — не доходя 3 верст до устья. Устье не имеет постоянного населения, на нем построены два рыболовческих домика. И на чердачке одного из этих домиков мне представляется возможность провести предстоящие месяцы. Осмотревши местность, я нашел, на первый раз, что она довольно благоприятна как для наблюдений над перелетом птиц, так и во многих других отношениях.

Хотя самое озеро (Онего) в настоящее время все покрыто льдом, вместе с несколькими другими озерами, лежащими как по правой стороне Вытегры (Лужандозеро), так и по левой (Котечное, Великое и пр.)¹, однако окрестность с некоторых сторон начинает оживляться. Из многих окрестных деревень съезжаются десятками рыбаки к устью Вытегры и одни принимаются за ловлю корюшки (Osmerus eperlanus), которая приступает из озера для метания икры, другие занимаются ловлей налимов и палии на уды. Для этого они делают во льду озера круглые проруби до полуаршина в диаметре, куда и спускают уду, нанизав на нее корюшку. С очищением озера ото льда, начинается еще в более обширных размерах ловля рыбы неводами; тогда в рыбацких домиках живет постоянно население человек в 20 и более. Из птиц показались в устье уже довольно многие перелетные, на болотах множество журавлей и котрусов (Numenius arquata). Вместе с ними и представителями из отряда воробьиных показались некоторые хищники: орлы, соколы и пр.

23-го апреля я возвратился в город Вытегру с тем, чтобы взять здесь свое имущество и переехать надолго на устье.

24-го числа я успел приобрести три довольно интересных вида уток (Anas clypeata, A. penelope и A. acuta).

Завтра 26-го апреля предполагаю выехать из города. В случае продолжительного ненастья намерен остановиться в деревеньке Гуртники, в трех верстах от устья, с тем, чтобы с установившейся погодой окончательно перебраться в чердачок рыбацкого домика, вообще не весьма хорошо защищенный от вьюг и холода.

Для постоянных экскурсий по реке и озерам оказывается необходимой лодка, которою я и намерен обзавестись при первом удобном случае.

Таким образом с 27-го апреля начну, вероятно, в систематическом порядке свои наблюдения, о ходе которых и почту своим долгом уведомлять Географическое общество.

Справки мои относительно каменных орудий в этом крае оказываются пока неблагоприятными и отрицательными. В растительном мире также незаметно еще оживления; всё желтеет, даже почки у дерев еще мало развиты и только ольха оделась своими коричневыми сережками и начинают цвести некоторые виды осок.

Очерки южного прибрежья Онежского озера

Письмо второе

Известия Имп. Русского геогр. о-ва. — 1871. — Том VII, № 4. Отд. II. С. 158–169.

Мое пребывание на прибрежьях Онежского озера продолжается уже более месяца; но тем не менее этого периода времени было еще весьма недостаточно для полного ознакомления с характером Онежской фауны, с численностью и с жизнью ее представителей. Еще менее было возможности уловить связь, кроющуюся между фауной и окружающими ее физико-географическими условиями. Всё это вместе взятое должно быть только окончательным результатом исследований. Факты же, имеющиеся в моем распоряжении теперь, еще более или менее отрывочны и не получили еще того значения, которое они могут иметь при сравнении и сопоставлении с фактами из других областей фаунистической жизни. Поэтому, к моему сожалению, и это сообщение не может быть очерком, в целости изображающим область моих исследований. Эта область в продолжении всего месяца была сравнительно весьма неширока. Она ограничивалась ближайшими окрестностями устья Вытегры, берегом Онежского озера, версты на 4 к ю.-з. и верст на 10 к с.-в. до устья озера Тудозера, далее озером Лужандозером и двумя другими, лежащими по левую сторону Вытегры, озерами Котечным и Великим. Вместе с этим довольно много времени я проводил в окрестностях деревни Гуртников и совершил несколько экскурсий к г. Вытегре, по реке.

К геологическим факторам этой местности принадлежат пласты новейшего происхождения. Это пески или чистые кварцевые, или суглинистые и переходящие в рыхлые, иловатые, с обмытыми и выточенными действием воды камешками. Чистые пески залегают довольно высоким валом по самому берегу Онежского озера, окаймляя лентой его берега; они склоняются к его водам двумя уступами, изобличающими, по всему вероятию, его более высокое стояние вод, чем это есть теперь. На противоположной стороне вал, известный у туземцев под названием Кенды, спускается к ряду уже раньше названных озер, за которыми, в свою очередь, поднимаются над поверхностью вод волнообразные возвышения, частью также песчаные, частью суглинистые и иловатые.

Таким образом и здесь, в этих холмах, находятся следы высшего стояния вод Онеги; оставшиеся же озера, до сих пор еще уменьшающиеся в своих размерах изо дня в день, из года в год, напоминают собою судьбу того обширного водоема, которого следы они представляют.

Отсюда вытекает три главных элемента, из которых слагается физиономия упомянутой местности:

1) Область береговых песков, около устьев Вытегры, Тудозера и пр.

2) Область холмов.

3) Область впадин, с заключающимися в них озерами и болотистыми равнинами или луговинами.

Первая из них замещена исключительно сосной; это дерево, разместившись в песках высоким лесом, представляет стену и господствует над окрестностью. Этот лес весьма беден подлеском, место которого занимают ерник, багульник и лишаи.

Вторая область — холмы — представляет более разнообразную лесную растительность. Сосна и ель состязаются в росте и достигают громадной высоты; в некоторых местах ель, в других сосна берут друг над другом преобладание; в иных местах, по окраинам лесов, они смешиваются с березой, осиной, нередко можжевельник с ольхой составляют в них густой подлесок. Оставляя в стороне эту область, в которой леса становятся вообще глухими и высокими по направлению в глубину и принимают более веселый характер по окраинам, обратимся к третьей полосе — к области впадин.

Переход к ней, особенно со стороны холмов, совершается постепенно; иногда высокие леса прерываются мало-помалу безлесными сырыми лугами, иногда же лес заходит в область впадин, постепенно уменьшаясь в росте и густоте.

Если почва холмов, вышедши из-под вод Онеги, или другого какого-либо водоема, не успела еще окончательно окрепнуть и всюду высохнуть, то тем менее можно ожидать этого от почвы впадин и луговин, оставшихся наполненными водой после разделения или отступления вод Онеги к северу. Почва луговин состоит еще из весьма плохо перегнивших растительных остатков из мхов, камышей и осок. В северных частях Великого озера даже и теперь видно, как сначала камыш (треста у туземцев) поднимается островами около берегов и в значительном от них отдалении разрастается все более и более; как за ним идет мох торфяник (Sphagnum) и как таким образом возникает торфянистая почва или кора, замещающая воды или разделяющая самое озеро на более мелкие, которые, при настойчивом и постоянном наступлении мхов, исчезают еще быстрее. На севере Великое озеро уже значительно отступило от берегов Онеги, и видно, что почва на всем значительном протяжении между Кендой (область береговых песков) и настоящими берегами Великого озера (сажен 80–100 и более) произошла таким именно образом. Это особенно ясно потому, что вновь образующаяся торфяная почва, зарастающая потом осоками, клюквой и черникой и т.д., не плотна и не весьма крепко сливается с тою, которая составляла дно озера; поэтому напор восточных и южных ветров бывает настолько силен, что силою воды спирает берега так, что они становятся изогнутыми наподобие листа бумаги и образуют валы. Эти-то валы, образующиеся и в настоящее время и расположенные около воды, существуют и в тех местах, откуда вода отступила.

Кроме этого, на правой стороне р. Вытегры, около песчаного вала (Кенды) тянется довольно обширное торфянистое болото, наполненное во многих местах бесчисленными лужами. Это также остатки озера, которое исчезает мало-помалу на памяти жителей; — и самый процесс, здесь замечаемый, может служить указанием, с одной стороны, на способ происхождения, с другой — на характер тех мест в области впадин и болотистых луговин, которые уже довольно давно успели выйти из-под озерной воды. Все луговины и до сих пор не потеряли своего первоначального характера; они вязки и трясинисты. Под слоем торфа, лежащего или на глинистой, или [на] иловатой почве, всегда заключается значительный слой воды, так что во многих местах скорее сама вода составляет подпочву. — По ложу потока, вытекающего из Лужандозера в Вытегру и пробившего извилистой полосой торф, можно судить о том, что количество воды под торфом очень значительно. Если под торф пустить весло, то оно идет весьма далеко в подземелье. И здесь воды потока нередко отрывают куски торфа и несут их по течению, образуя таким образом пловучие острова, что встречается, впрочем, и на озерах.

Эта самая подземная вода замерзает зимой и долго весной не оттаивает. Во многих местах даже до сих пор лежит лед, называемый у туземцев кирзой. Проваливаясь на днях в болотах, я ущупывал ногой лед на глубине 0,650 м (немного выше колена). Сообразно с геологической новизной болотистой полосы и растительность ее не отличается совершенством. Тощая желто-зеленая сосна, нередко едва достигающая 1-го и 1½ метра вышины и уже приносящая плоды, вообще малорослая, корявая и сучковатая, избирает ее своим приютом; изредка береза заходит в эту же область и также никогда не достигает высоты настоящего высокоствольного дерева. По большей части мхи подушками расстилаются в ней, давая на себе приют осокам, а особенно клюкве (Oxycoccus palustris). Иногда здесь же расстилаются серые безлесные луга, зарастающие чистой травой, — осокой, которая отчасти и выкашивается.

Не буду распространяться о том, как я в продолжение всего месяца странствовал, ночуя то в том, то в другом месте, и как постепенно менялась передо мною картина здешней жизни. Главное мое внимание было обращено пока на птиц; наблюдая постоянно, как одни виды являлись за другими, я записал уже в свой каталог более 80 видов, при этом сделал до 30 штук чучел преимущественно больших птиц, приготовил более 10 штук скелетов и нашел яиц пока только несколько больше десятка. Но перелетные птицы и до сих пор еще не перестали являться, так что мое дальнейшее пребывание здесь даст мне возможность открыть значительное богатство в пернатых обитателях. А теперь мое внимание обращено пока не только на перелет, но и на гнездование, начавшееся уже довольно давно.

По видам, которых мне уже удалось наблюдать, можно заключить, что наиболее богата птицами полоса холмов, заключающая в себе леса смешанные. Из двух других возьмет преобладание, по количеству обитателей, полоса болот; первая из названных областей — благодаря изобилию в ней сухопутных, последняя потому, что ее предпочитают многие голенастые (Grus cinereus, Nimenius arquata и др.), также водяные (Larus canus, Columbus seprentrionalis, виды Anas и др.). В лесной полосе — область холмов — гнездятся многие такие виды, Pyrrhula vulgaris, Bombycilla garrula, которые характеризуют полосу тайги и северных лесов.

Но давши очерк трех сухопутных полос, я упустил из виду четвертую — водную полосу. Она неизбежно должна войти в разряд обстоятельств, весьма сильно влияющих на характер водных птиц, в которых здесь было огромное изобилие во время перелета. В особенном изобилии встречались виды из утиного рода Fuligula, из которого некоторые виды около здешних озер даже гнездуют (Anas (Fuligula) clangula и cristata и пр.). Главным приютом перелетным птицам служили полыньи в Онеге, при устьях реки Вытегры и Тудозера, называемые здесь поречами. Иногда они были настолько запружены стадами птицы, что чернелись, резко выделяясь от белого льда озера. И стон, который поднимался между птицами, не имел ничего себе подобного. На Онего только и было оживленно в это время; как только разошелся его лед, большая часть птиц с него исчезла. Одни, видимо, убрались к северу, другие, спарившись, разместились в окрестных озерах и болотах. Теперь оно пустыннее всех других. Из других озер, прилегающих к его берегам, наиболее оживлены гнездящимися водными птицами Тудозеро и Великое; это — благодаря изобилию камышей (тресты) по их берегам. На Тудозере особенно многочисленны нырки (Podiceps rubricollis), крачки (Sterna hirundo), крохали (Mergus serrator). Изредка между сизой чайкой попадается чайка малая (Larus minuta). Одно из наименее оживленных птицами озер — Лужандозеро. Оно, кажется, в меньшей степени подвержено той печальной участи уменьшения, которую испытывает Великое. Вода его отличается чрезвычайной чистотой и прозрачностью, а около его берегов камыши не так часты (хотя и встречаются), как на других озерах. Оно обросло густыми и высокими лесами из сосны и ели.

Но озера важны не в этом только отношении: они населены значительным количеством рыб. В этом отношении Онежское выдается над другими несравненно более. Более 25 видов рыб добываются в нем, из них особенно важны разные виды сигов (Coregonus), лососей (Salmo), частью стерляди. Есть несколько неводов, занимающихся ловлей этой рыбы. Но у простых поселян невод не очень распространен; в большем употреблении другие способы, как то: мережки, мерды, сети, уды, крючки. А в других случаях, например, во время нереста, употребляют другие способы, основанные на довольно хорошо подмеченных привычках нерестующих рыб. Таков обычай при нересте плотвы (Leuciscus) натыкать между камышами колья сосны, вместе с окружающими их ветвями. Между этими кольями ставятся мерды; а известно, что всякая рыба при нересте ищет такое место, где бы было возможно, для удобного спускания икры, тереться, что и достигается жителями посредством хвойников. Плотва, заходя в камыши, находит, что ветви для нее удобнее, и приступает к ним в таком количестве, что легко набивает целую мерду. Из рыб наиболее распространенных и любимых здешними обывателями — это налим (Lota vulgaris). Сравнительно он вылавливается более всех других рыб, так как он весьма хорошо попадается на крючки и уды, наживляемые корюшкой. Он ловится повсюду и во всякое время года, особенно в самом Онеге — и зимою подо льдом, и летом на открытых водах. Но налим, называемый здесь меньком, не всегда ублажает стол здешнего поселянина. Он бывает рад и тогда, когда у него есть сушеная корюха (сущик), которую запасают на большую часть года, у кого есть возможность; она варится с крупой или с какой другой приправой. В настоящее время лов корюхи кончился. Она вместе с исчезновением льдов Онеги ушла в глубину озера, кончивши свой нерест. Что касается до других озер — Великого, Котечного, Лужандозера и Тудозера, то только сиги, лососи и стерляди не заходят в них. Большинство же рыб, особенно мелких — плотва, окуни, ерши, язи, лещи, частию судаки и пр., а за ними налим и щука в большей или меньшей степени в них изобилуют и постоянно ловятся.

Проходя без внимания здешний, не весьма богатый, мир пресмыкающихся, из которых мне, впрочем, удалось найти одного довольно интересного представителя, остановимся еще на высших позвоночных. Из них северный олень частию нами лично замеченными следами, частью рассказами о его здесь значительной численности во время весны, о том, как он стадами бродил по лесам и переходил в виду деревень чрез ледяную кору озер, переправлялся через реки, обращает на себя наше внимание. Но он уподобляется более перелетной птице в здешних лесах; на лето, когда комар и овод его беспокоят, он удаляется или к северу, или в глубину лесов и таким образом скрывается от глаз наблюдателя до осени. Волк также несколько ему уподобляется. Он также идет в глубину леса для вывода детей. Но противополагается им медведь. Как волк в продолжение зимы поставляет себе специальною задачей — причинять вред человеку и бродит в поисках за скотом и за собаками от деревни к деревне, так и медведь летом. И теперь уже мне несколько раз приходилось слышать, что в такой-то деревне «у Митрия медведь нетелочку (двухгодовалую корову) задавил», в другой — «у Павлухи бычка распрасолил». Из других млекопитающих заходит в эту область лось (Cervus Alces), в ней распространяются и барсук, лисица с черно-бурым видоизменением. Также заяц, куница с норкой и рысь. Знакома обитателям и выдра. Из всего этого очевидно, что главные представители млекопитающих принадлежат к лесистой, болотистой полосам и частью к полосе тундры.

Всеми вышеизложенными элементами уже ограничивается отчасти самая деятельность здешнего населения. Один из наиболее важных факторов, к которым человек наиболее привязан, это, несомненно, почва, хотя и обладающая в здешнем крае весьма незавидными качествами и требующая постоянного удобрения. Крестьяне всех деревень засевают озимь, овес, ячмень, лен, горох и картофель. И только при самых хороших условиях, при уходе и удобрении навозом, бывает иногда урожай, напр., ржи — сам-10. Но к таким местам принадлежит, может быть, единственная из всех в здешнем крае деревня Педясвацина, не обозначенная, впрочем, на спец. карте Воен.-Топограф. Отд. Во всех же других деревнях урожай сам-4 считается наилучшим, и хорошим считается урожай сам-3. И если судить по настоящему году, то вообще нельзя признать за здешней местностью хороших условий для урожаев, с одной стороны, от климата, с другой — по другим, совершенно случайным причинам. В настоящее время я был свидетелем одного чрезвычайно бедственного явления. Во время осени, по рассказам крестьян, явился червяк, похожий на капустного, как объясняют другие очевидцы, и поел очень большую часть взошедшей озими. И весной я сам осматривал поля, на которых нашел озимь, оставшуюся только полосами, в других же местах земля чернела и озимь не дала здесь ни одного ростка; некоторые поля были выедены совершенно, так что крестьяне перепахивают их в настоящее время под яровые хлеба и засевают на них овес и ячмень. Это появление червяка появляется уже второй год.

Привожу здесь данные, по которым можно судить отчасти о количестве засеваемого хлеба (озими) в среде крестьян, отчасти же о количестве озими, истребленной червяком. Данные взяты из деревни Урюпиной, расположенной в северо-восточном берегу Лужандозера — этой деревни также нет на спец. карте Воен.-Топ. Отд. Количество засеваемого хлеба измерено не десятинами, а мерками (малёнки), равными по весу 1 пуд. ржи.

¹ Некоторые сообр. о первоб. жит. Сев. Рос. и пр. из Зап. Имп. Р. Г. О. 1863 к. 1.

² Изв. Археол. Общ. т. V, письмо П.Н. Рыбникова.

В настоящий год крестьяне, засевая вместе с другими свободными полями и съеденные червем, увеличивают посев овса до 40 и даже 60 мерок (малёнок), это наиболее состоятельные; в другие года посевы овса меньше. Ячмень (жито) засе­вается всегда в малом количестве от 2 до 6 ма­ленок. Горох в количестве 2½ маленок и менее. Система хлебопашества трехпольная. Пашни раз­деляются на общинные (подельные) и разрабо­танные частными средствами и потому составляю­щие частную собственность (пашни поляностные или поляны). Первые всегда располагаются побли­зости деревень, вторые — в лесах, верстах в 2–3 и далее. Хлеба в редкий год хватает на соб­ственное пропитание; часто закупается.

Другая отрасль домашней деятельности — это скотоводство, и здешние поля и леса не совсем ему благоприятствуют. Обыкновенно содержится по 1–2 лошади на хозяйство, редко более. Немного в большем количестве рогатый скот и иногда штук по 5–10 овец. Из всех этих до­машних животных еще коровы несколько сносны по наружности. Овцы мелкой породы, а лошади в большинстве случаев так измучены, что можно хорошо пересчитать на них все кости. Но, как уже и выше указано, у домашнего скота много врагов. У овец — волк, отчасти летом, но больше осенью и зимой. У коров — медведь, у лошадей в последнее время — сибирская язва. Года четыре тому на­зад в Гуртниках пало более 14 лошадей, боль­шая часть из имевшихся налицо, в прошлом году до 3. Но у всех вместе домашних животных тот враг, от которого бегут и дикие, это — овод. Благодаря ему, летом животные редко получают возможность выходить в леса и луга. Но, как отчасти можно было видеть и из предыдущего, полоса болот и низменных луговин, также и другие в этом роде обстоятельства: лесные грязи и ручьи представ­ляют естественные ловушки для домашнего скота. Коровы, проваливаясь в грязи, мучаются в них целые часы, и мне уже приходилось несколько раз быть свидетелем, как ватаги баб и мужиков с веревками шли в лес для вытаскивания увязшей коровы.

За этим, остаются рыболовство и зверолов­ство. На характер первых я уже указал в об­щих чертах ранее — оно поглощает у большинства крестьян всякую свободную минуту. Что же ка­сается до второго, то оно сделалось здесь при­надлежностью только редких и исключительных личностей. И редкие из крестьян имеют ружья, и то только кремневые, пистонные ружья еще боль­шая редкость. И промысел здешних охотников, полесников, по туземному выражению, ограничи­вается большей частью ловлей зайцев, которых здесь, впрочем, не едят, также глухарей, тетере­вов, рябчиков и стрельбой уток.

К другим отраслям деятельности, направленной на приобретение копейки, как здесь говорят, можно отнести ходьбу в путины — тяга барок с хлебом и другими товарами по Онежскому кана­лу и Мариинской системе. С лошадью иногда зарабатывают по 5 руб. в неделю и более. Без лошади тяга барок оплачивается редко свыше 10 руб. в месяц со всеми расходами. Имеет также значение рубка и сплав леса. Заканчивая этим круг крестьянской деятельно­сти, мне было бы желательно очертить некото­рые оригинальные черты в образе жизни, указать на ряд особенностей в языке — особенно по от­ношению к названиям различных географических форм — но теперь пока оставляю это в стороне, ограничиваясь, впрочем, указанием на то, что язык крестьян двойственный: почти каждый предмет имеет свое особенное название, кроме которого нередко бывает известно крестьянам и общее великорусское, и в духе этого последнего они стараются, насколько возможно, объясняться с людьми не их круга воспитания. Так напр., кукушка у них — загоска, кулик — ветлюг, берег — кенда, креж, болото — бочага, глина — гнила, отсюда гниловатый — глинистый и пр. Точно так же редкая деревня изображена на карте под тем названием, которое ей присвоено в народе. Так, Гонгинщина распадается на две части, из-под которых каждая имеет свое название, таким образом, она известна под названием Мелькиной и Кузнецовой. Далее деревня Поцелуевская — Пустота, Федоровская — Исакова и т.д. Вообще у крестьян почти для всего два названия: по одному предмету пишется, по другому называется.

При всех этих качествах, при всех занятиях крестьянин здешнего края далеко не производит впечатления развитого и бойкого человека; при вечной, окружающей его воде, он редко ходит в целых сапогах. Его кафтан из своедельного сукна — вечно грязен, его рубашка и прочее белье, также из своедельного холста, по весьма плохой чистоте могут быть названы бельем только в ироническом смысле. Все потребности, существующие в нем — самого грошового свойства. Принцип разделения труда здесь на весьма низкой степени развития. Хотя, впрочем, крестьянин и делит свой труд на пашне, на рыбной ловле, на сенокосе, в рубке леса с женщинами, но помимо этого большинство вещей, инструментов и орудий — всё это своя работа своих местных работников, начиная с серпа и косы до ножа и гвоздя.

Но тем не менее, эта цивилизация — высшая из когда-нибудь здесь существующих; топор и соха изменяют в значительной степени физико-географические условия местности; земли под пашнями и, хотя и невеликими, деревнями мало-помалу высыхают; под влиянием топора изменяется и характер лесов, особенно по окраинам; здесь они, теряя свой дикий и глухой характер, смотрят более цивилизованно: они разнообразнее по составу, богаче по подлеску, что и отражается, несомненно, на их орнитологической и маммалогической фауне; из них первая богаче других и именно благодаря влиянию человека. Из какой цивилизации выработалась современная — вероятно, из новгородской, залившейся сюда ради пушного зверя. Но и этой, в свою очередь, предшествовала еще цивилизация, которая, по-видимому, немало времени процветала скромным растеньицем под северным небом здешнего края — это цивилизация каменного века. На ней-то я и должен буду пока остановиться.

Олонецкая губерния дала до сих пор весьма много каменных орудий, один г. Н. Бутенев нашел их до 240¹; кроме того, они были находимы П. Рыбниковым². При этих находках, однако же, была упущена из вида одна важная сторона — именно геологическое положение их. Кроме того, в весьма интересной и пока единственной из известных мне статей о каменных орудиях местного края, в вышеприведенной статье Н. Бутенева, в противоположность западной Европе, приводится мнение об отсутствии каменных орудий в значительных скоплениях, также об отсутствии глиняных сосудов и пр.; это мнение едва ли может быть справедливо, особенно при сколько-нибудь внимательном исследовании местности.

Один случай навел меня на противоположные этим результаты. Еще раньше я писал вам об отрицательных ответах, полученных мною от местных жителей о каменных орудиях, и, присматриваясь сам к пашням и другим местам, где бы можно было встретить орудия, я, однако, не находил их. Один обломок горшка, совершенно своеобразного характера, хотя и был найден на берегу Онежского озера, но сюда он, видимо, был принесен волнами из неизвестной местности. Наконец, один кулик, за которым я охотился, привел меня к такому месту, где было найдено множество горшечных обломков. Это было на Тудозере, в сев.-западн. его конце, между дер. Бабовщиной и устьем озера, на так называемой здесь Щучьей тоне. Обломки лежали под берегом озера, где был намыт мелкий песок и щебень, который по временам заливается водой. Собственно берег состоял из довольно высокого вала, весьма правильного и происшедшего из вздутия частью травянистого, частью торфянистого болота ограничивающего с этой стороны озера; на существование подобных валов я уже указывал раньше на Великом озере. Самый слой торфа лежит отчасти на слое мелкого песку, отчасти на иловатых отложениях, подобные которым составляют современную почву выше очерченной области холмов.

Возвратившись в деревню Кузнецову с обломками горшков, я осведомился у жителей, не видал ли кто-нибудь из них таких горшков, и не делывали ли они или их предки, на что и получил ответ совершенно отрицательный. На следующий день я снова осмотрел этот берег и сначала начал находить обломки кремней в весьма большом количестве, потом нашел до 5–6 кремневых наконечников стрел, некоторые из них сделаны чрезвычайно изящно. Вместе с этим сначала найден небольшой шиферный цилиндрик, не очень правильный, с отверстием на конце, потом при последней экскурсии найден шиферный топор, со всех сторон обточенный и, вероятно, обломленный со стороны острия. Таким образом, существование здесь доисторического человека несомненно. И указанное место может еще наводить на мысль о существовании фабрики, так как обломков много, а совершенных орудий сравнительно меньше; но в числе прочих встречается много обломков и таких, на которых несомненно рука человека оставила свои следы.

Что касается до самого положения орудий и горшечных обломков, то они кроются не на дне озера, как я полагал сначала, думая также о существовании там каких-нибудь остатков вроде Швейцарских озерных жилищ и откуда, я полагал, они выносятся силою волн. Внимательный осмотр самих обломков показал, что в сотовидно расположенных ямках в черепках есть остатки частию торфа, частию земли, свойственной берегам, на которые я и обратил внимание. Вода действительно подмыла их настолько, что из торфа и суглинка образовался в некоторых местах навес, а большая часть песку и илу вымыты, и с ними-то обнаруживались и следы человеческой деятельности. Разрывши в одном месте снизу торфяный навес, я усмотрел в нем несколько черепков и кремневых обломков совершенно таких, какие есть в щебне. Так что орудия лежат в торфе и в пахотном слое на глубине начиная от 0,200 м и дальше. Вообще, как видно, орудия лежат в полосе впадин и болот, так что за ними нельзя признать большой древности. В тех местах, где лежат самые обломки, корни сосны, напр., идут гораздо дальше в глубину. Но теперь, пока этот вопрос можно оставить в стороне, до более благоприятного случая, и если представится возможность, то я постараюсь как-нибудь подальше раскопать берег. Объехав вокруг Тудозеро в последнее время, я не мог, однако, найти других подобных мест.

Этим я закончу очерк, упомянув, однако же, о той медленности, с которой развивается здесь природа. В продолжение всего мая стояли холода, и еще с 16 на 17 был значительный снег. Береза только в последнее время начинает зеленеть и едва только распускают листья другие деревца. Началась только более теплая погода с открытием Онеги, которое очистилось ото льда только около 20-х чисел. Все же малые озера разошлись в первых числах мая.

Полагаю в окрестностях Вытегры прожить до конца июня или начала июля, и потом думаю отправиться на Водлозеро, так как там будет весьма интересно проследить изменение в характере местности по направлению от ю. к с. и обратно.

28 мая (9 июня) 1871 г.
Дер. Гуртники, Олонецкой губ.

Поездка И.С. Полякова в Олонецкую губернию

Письмо третье

Известия Имп. Русского геогр. о-ва. — 1871. — Том VII, № 5. — Отд. II. — С. 259–261.

Вытегра, 20 июня 1871 г.

Сегодняшним числом я собираюсь закончить свои экскурсии на южных и юго-восточных прибрежьях Онежского озера и завтра полагаю отправиться на Пудож, откуда на Водлозеро. В этой экскурсии намерен пробыть около 1½ месяцев. О ходе моих работ со времени последнего письма считаю долгом сообщить следующее:

Обошедши Лужандозеро, я обратился к Тудозеру и между 3–7 июня обошел его вокруг. Затем обратился к Вытегре. Отправившись вверх по ее течению, я провел несколько времени в селении Девятинах и на Белом ручье, затем совершил экскурсию на верхнее течение Вытегры, которая здесь у крестьян известна под именем Шимы. От Белого ручья я шел к ю.-в. на расстояние верст 15 и вышел на Вытегру (Шиму) на расстоянии 10 верст от ее вступления в Мариинскую систему, — где находятся селения Выселки и Рубеж. Возвратившись по ее течению в г. Вытегру, я с 17–27 июня пробыл частию в пути по Онежскому каналу к Вознесенской пристани, частию в окрестностях Оштинского погоста.

Две из этих областей, окрестности Тудозера, также все протяжение, на котором находится Онежский канал, вместе с окрестностями Оштинского погоста, академик Гельмерсен относит к девонской формации. Но, особенно около прибрежий, редко где образования этой формации выступают наружу, в виде холмов. Низменности, или заполненные в настоящее время озерами и озерками, или же вышедшие из-под лона пресных вод в недавнее время, наподобие того, как это замечается при Вытегорском устье, — весьма часты. Местности, прилегающие к устьям Ошты и Мегры, со многими озерами (Мегорское, Игумновское) очень напоминают по своему болотистому и трясинному характеру устья Вытегры. — Поэтому понятно, что и фауна этих местностей не представляет между собою разницы. Мелкие кустарники этой области: ольха, ива и березняк привлекают к себе многие виды пернатых: Emberiza aureola, Pyrrhula erythrina, Muscicapa griseola и др. оживляют их; во многих же местах, особенно по Онежскому каналу, соловей рассыпает свои серебристые трели в чистом и прозрачном ночном воздухе. Здесь же, вместе со многими видами уток, гнездятся и такие породы, как турухтан (Machetes pugnax).

Второго рода местность — это окрестности Девятинского погоста и Белого ручья, с верхним течением Вытегры (Шимы). Здесь основной горной породой является, как кажется, горный известняк. Около Девятинского погоста он лежит мощными пластами, поднимаясь двумя отвесными стенами над уровнем вод Вытегры. На нем, в свою очередь, лежат мелкие желтоватые пески, в которых и поместилась ровным и стройным лесом сосна. Сильного развития и чистоты достигают сосновые боры от Белого ручья на ю.-в., к верховьям Вытегры; здесь область их распространения обширна. Они-то и составляют приют для довольно своеобразной лесной фауны: горный воробей (Fringilla montifringilla), хохлатая синица (Parus cristatus), трехпалый и малый дятлы (Picus tridactylus et minor) населяют их. Самая долина верхнего течения Вытегры представляет уже мощные пласты аллювия, почему сосна и теряет в ней преобладание, допуская к себе в соседство множество других древесных пород, из числа которых ель теснится по временам особенно высокими и трудно проницаемыми рощами; из мелких пород здесь лепятся черемуха, калина, жимолость, густые чащи смородины, а в некоторых местах и липа, только она редко встречается в совершенном возрасте, — преимущественно только в молодом. При всем этом долина, заросшая, по скатам сбегающих к ней холмов, лесами, в глубине представляет живописнейшие, ровные и гладкие луга (наволоки), которые и заросли сочной и свежей зеленью. Долина достигает до ¼–½ версты ширины, а извилистое русло реки углублено в наносы на сажень и более и при этом оно является весьма изменчивым. И эта местность по своей орнитологической фауне представляет весьма большую смесь пород, начиная от хищников кончая горихвосткой и полевой стренаткой (Emberiza rustica).

Общее число видов птиц, наблюдения над которыми во весь период времени были более благоприятны, чем для какой-либо другой отрасли зоо-географии, простирается свыше 100. В это число я не вносил те виды, которых наблюдали или которых упоминают другие (Блазиус, К.Ф. Кесслер), и я полагаю, что многие из этих видов (Totanus fuscus, Charadrius hiaticula и пр.), если не постоянно, то временно — бывают здесь. В числе видов, проводящих здесь лето или же бывающих хотя временно, есть и такие, которые относятся к число полярным (Podiceps arcticus и Colymbus glacialis).

В подтверждение большого сходства в новых образованиях Вытегорского устья и мест нижнего течения р. Мегры и Ошты должен сказать то, что недалеко от Ошты, по Онежскому каналу, были найдены мною в песках обломки горшков и кремней. Те же признаки следов обитателей каменного века были найдены мною в Тудозере, около дер. Щекиной, недалеко от уже раньше указанного месторождения каменных орудий.

¹ По карте распространения древесных пород в России, составленной г. Боде (Verbreitungs-Granzen der wichtigsen Holzgewachse des Europaischen Russlands, в 18-м томе Beitrage zur Kenntniss des Russischen Reiches) крайняя западная граница лиственницы проходит по меридиану г. Онеги и Каргополя. Основываясь на сведении, сообщаемом г. Поляковым, мы можем перенести эту границу, в Олонецкой губернии, несколько западнее. Прим. Ред.

Очерки растительной и животной жизни
в окрестностях Водлозера, Олонецкой губернии

Письмо четвертое

Известия Имп. Русского геогр. о-ва. — 1871. — Том VII, № 6. — Отд. II. — С. 311–320.

Селение Куго-Наволок на Водлозере.
7 августа 1871 г.

Оставив г. Вытегру и его окрестности 1-го июля, я достиг 6-го числа Водлозера, проведши несколько дней в г. Пудоже.

За Вытегрой дорога идет чрез область сосновых боров и смешанных лесов; в долинах р. Андомы и Самины встречается почти сплошное население, благодаря которому окраинные береговые холмы украшены пашнями на своих скатах, ложбины — зелеными и сочными лугами, а межи и окрестности — томно шумящим лиственным лесом. Далее по дороге к Пудожу выступают глухие леса и редко между их хвоею показываются оазисами лиственные деревья: осина, береза, рябина. — За Пудожем, по направлению к северу и в подсеверные страны, начинается истинная сибирская тайга. Тележные дороги здесь кончаются; в разные стороны расходятся только тропинки, по которым люди смелые и состоятельные ездят иногда верхом, рабочие — идут пешком; есть и такие особы, которые из опасения слишком утомиться или же оставить на дорожке голову или ребро — никогда на них не заходят.

Все местности, лежащие к северу от Пудожа, как частию и на ю.-з. от него, также самые окрестности Водлозера — холмисты. Возвышения, известные здесь под именем рёлов, горушек, тянутся постоянно и по всем направлениям; их форма, при небольшой высоте, весьма разнообразна и изменяется от чашевидно-выпуклой до удлиненно-продолговатой в плоско-возвышенной. Их скаты (извалы) никогда не бывают значительно круты; обыкновенно более или менее постепенны; при их взаимном слиянии образуются впадины и ложбины небольшой глубины, но весьма различной формы и протяжения. Во многих случаях они мелки, с узким дном и заросли густо лесом (корбы); в других — весьма удлиненны и служат долинами источников и речек. Есть случаи, когда они представляются чашевидно-вогнутыми, с широким плоским дном; эти ложбины резко изобличают на себе свое недавнее освобождение из-под воды. — Они в большинстве случаев еще не успели обрасти лесом и дно их заполнено толстым моховым покровом. Через увеличение этой массы мха, представляющего в настоящее время едва проходимые трясины, и произошло исчезновение самих озер, бывших здесь на месте ложбин. Из множества озер, существующих здесь теперь, многие находятся или частию, или же в близкой степени на пути к исчезновению. Есть озера сильно изменившиеся около своих берегов через процесс торфований, или же наполовину уже исчезнувшие из памяти жителей.

Вся поверхность холмов и их скатов усеяна валунами различной, иногда огромной величины. Они бывают разбросаны по поверхности или погружены в самую почву, которая повсеместно глиниста. По совершенному отсутствию обнажений, промоин и даже оврагов в истинном смысле слова — почти невозможно уследить за залеганием в местности основной горной породы; я не встречал местности, где бы она выходила на поверхность. Геологическое строение здешнего края еще менее доступно исследованию потому, что значительный слой перегноя, густо заросший лесами, с густым подлеском из брусничников, черничников и голубичников, тянется по всем направлениям.

Лесная растительность здешнего края отличается своим однообразием. В большинстве случаев преобладает ель; за ней следует сосна и другие породы. Некоторая система, хотя и весьма трудно уловимая, в распределении этой растительности обусловливается, с одной стороны, почвенным характером, с другой — уже в гораздо меньшей степени, влиянием человека.

1. Полоса сосновых боров: лежит преимущественно в наиболее возвышенных точках холмов, где почва отличается нередко своим тощим, сухим характером; подлесок здесь состоит из брусничных кустарников; местечки, принадлежащие к этой полосе, — боровинки, мендаки, по названию туземцев, лежат чаще разъединенно и редко распространяются на больших протяжениях. Лес этой полосы в строительном отношении заключает в себе много недостатков: в нем нет надлежащей стройности, он сучковат, коряв, невысок ростом и мягок по сложению, в нем сильно развита наружная, основная часть древесины, называемая здесь пиндой или мендой, и весьма мало — внутренняя, рудовая. Большего, а часто и высокого совершенства сосна достигает на самых скатах холмов по направлению к ложбинам и впадинам; здесь она представляется высоким и стройным лесом, с гладким и прямым стволом и с древесиной, в которой твердая, сердцевидная (рудовая) часть получает сильное преобладание, а окраинная пиндовая или мендовая часть обнимает ее снаружи тонким беловатым кольцом. Это леса рудовые, служащие предметом поисков лесопромышленников; подлесок их — черничники. Но скаты холмов есть рубеж, на котором весьма часто кончается распространение сосны и начинается

2. Область ели: она ограничивается почти всеми ложбинами, долинами источников и речек, всеми теми местами, в которых почва жирна наиболее, и где более или менее постоянно поддерживается влага и сырость, собирающиеся обыкновенно с возвышенных точек. Благодаря стечению этих главных для растительности обстоятельств, мох торфяник (Sphagnum) подушками стелется в подобных местностях; за ним черника густым ковром в них распространяется и строен рост сосны, которая здесь укоренится; но ель здесь главное господствующее дерево. По направлению по скатам в глубину долин она растет гуще и гуще, и на самом дне долин сплачивается в непроницаемые чащи леса; уже никакое другое дерево не заходит сюда; вершины старых елей тысячами тянутся в высоту, кончаясь острыми шпицами, а книзу стволы их пускают мириады мохнатых и колючих ветвей, которые около корня, сплачиваясь друг с другом, образуют непроницаемую сеть: луч солнца уже не может чрез нее проникнуть и под ней господствуют вечная тень и мрак. Эти-то чащи ели, в низменностях и впадинах, известных под именем корб, наводят часто уныние на здешних обитателей, в воображении которых они служат часто пристанищем сверхъестественных сил (такова, напр., Верхняя корба около Маткалахты); нечистая сила, леший, бродит в них с его собаками, оглашающими мрачную пустыню их лаем. Плохо приходится тому, кто огласит эти корбы весельем, смехом или песней; неуловимый хозяин леса явится перед тем и увлечет его от глаз человека. Мрачный характер еловых лесов увеличивается еще более грудою ягелей и лишайников, которые часто облепляют дерево со всех сторон, сверху донизу. Еловый лес по своим строительным качествам занимает последнее место; его древесина мягка и, несмотря на свой высокий рост, проникнута сучьями. Поэтому лесопромышленники редко прибегают к рубке ели, тогда как по географическому распространению в этом крае она занимает первое место.

3. Область лиственных лесов. Она лежит поблизости населенных мест и состоит из березы, ольхи и осины. Все эти деревья только изредка встречаются в других областях и то только отдельными деревьями. Своим существованием в значительной степени они обязаны человеку; они растут обыкновенно в местах, где вырублен лес хвойный. Главная статья, по которой он здесь распространялся — это некогда существовавшее подсечное земледелие. Оставленные пашни этим лесом преимущественно и зарастали, а теперь в окрестностях деревень так называемые сельги или сележные места тянутся часто на несколько верст во все стороны; период подсечного хозяйства существовал здесь уже довольно давно, так что леса на брошенных пашнях — береза и осина достигают иногда большого роста и величины. Эти сельги называются в то же время и лединами, т.е. местами, удобными для хлебопашества; в них-то теперь крестьянин, недовольный своим скудным и истощенным полем, был бы не прочь распахать себе пашню. Леса же этих мест не могут иметь никакого приложения, и если бы отдать их под пашню крестьянам, то здешнее лесничество не понесло бы совершенно никакого убытка.

Все другие деревья и кустарники здесь нечасты: рябина, черемуха, малина, можжевельник. В некоторых местах отдельными деревьями и рощами (Путилово на Водлозере) появляется лиственница¹.

² Скажу между прочим, что мне удалось узнать о существовании в этом крае промежуточной формы между рябчиком и куропаткой (Tetrao albus Gm.). Это, очевидно, очень редкая помесь.

Сообразно с распределением растительности размещается и животная жизнь. Есть животные, избирающие себе убежищем одинаково все растительные полосы; есть и такие, которые исключительно придерживаются тех или других. Область сосны характеризует своим присутствием белка, за нею случайно заходит сюда куница, прилетает сова, тетерев и куропатка прилетают сюда «попурхаться», и ловкие хищники — горностай и др. нередко внимательно следят за ними, ухаживая в то же время и за мелкими грызунами. На черничниках стройного сосняка гуляет по обыкновению глушица с выводками и даже сам глухарь, часто пребывающий и токующий, впрочем, на моховых болотах и поэтому называемый здесь мошником.

Бывают года, когда белка с сосняков переселяется в ельники, в корбы, которые служат настоящим местопребыванием куницы. В корбах же во время лета пребывает и северный олень; в них он, спасаясь от овода и комаров, приобретает огромное количество жиру и осенью в несколько дней, в пылу сердечных похождений и боевых схваток, теряет его. За ним заходит сюда, как кажется, и росомаха, привлекаемая его вкусным мясом; впрочем, она и в период худобы — зимою — им не гнушается. В корбах же медведь ищет себе, во время осени, убежище, и если в них протекают речки, то норка (Mustela lutreola) становится обитательницей этой области.

Область лиственных лесов избирают преимущественно своим местопребыванием мелкие животные: заяц беляк (Lepus variabilis), летяга (Pteromys volans), изредка барсук и частию росомаха, пытающая иногда свои силы на загривках молодых коров (нетёлочек), овец, жеребят, хотя и не всегда с желанным результатом. Кроме того, в этой области чаще встречаются различные виды землероек (Sorex), полевок (Arvicola); здесь же, благодаря близости поселений, чаще встречаются представители рукокрылых или летучих мышей. Главный же представитель — рябчик, имеющий весьма важное промышленное значение. Больше всего он придерживается сележных мест, потому что во время осени питается листовыми почками (урба) березы. В этих-то местах и производится главная на него охота².

Из животных, распространяющихся во всех поясах, можно указать прежде всего на медведя; нередко он ночует в глухих корбах, завтракает на муравейниках и черничниках в сосняках, отдыхает на овсах и обедает на счет скудных стад здешних поселян. Такова же и лисица; как в глухих лесистых местах, так и около жилых мест отыскивает она источники пропитания; заходит иногда даже в подклети (подвалы), где запах рыбы или других жизненных припасов привлекает ее.

Волк по причине многоснежия здешних зим редко сюда заходит. Вместо его изредка появляется обитатель тундры и высокого севера песец (Canis lagopus) и с ним по временам встречается представитель средне- и южно-русской фауны — русак (Lepus timidius).

Орнитологическая фауна лесов заключает в себе также, с одной стороны, значительное количество северных представителей (Fringilla montifringilla, Fr. linaria, Bombycilla garrula, Garrulus infaustus), с другой — и более южных (Ardea stellaris, Crex pratensis, Coturnix dactylisonas). Относительно распределения мелких птиц по растительным полосам можно сказать, что большинство их селится в лиственной полосе.

Теперь перехожу к краткому очерку вод. Из водоемов наиболее обширных можно указать на Водлозеро. — В его очертаниях, в характере его дна отражается географическая конфигурация всей окрестной местности. — Оно тянется от юга к северу на протяжении не менее 40 верст, достигая в некоторых местах до 10 и 15 верст в ширину. Берега его чрезвычайно извилисты, представляют множество заливов (лахты) и между ними мысов (наволоки). Его заливы преимущественно мелководны, мысы представляются нередко в виде холмов, постепенно со всех сторон склоняющихся к водам озера. Над самой поверхностью озера, как в заливах, так и в центральных пунктах, поднимаются десятки островков, строение, вид и характер которых те же, как и в холмах на материке (мондера, материца, суземки). Острова Водлозера, заключая в себе впадины, долины и возвышенности (чашевидные, удлиненные), или представляясь площадями едва приподнятыми над уровнем вод, тянутся часто до 4–5 верст в длину (Канза-Наволок, Велик-Остров). Впрочем, существует постоянный переход от больших островов к малым возвышениям дна (луды), которые едва вышли из-под воды и едва успели, засыпанные множеством валунов, покрыться травою. — Есть возвышения и подводные (опоки), которые часто на значительных протяжениях тянутся под водою (между островом Пёлгостровом и Ильинским погостом). От опок существуют постепенные переходы к так называемым ямам (уртаки, завалы также). Ямы — это наиболее глубокие части озера; в редких случаях они представляются котловидными углублениями;  — такова Наволоцкая яма, около деревни Быковской, на Пёлгострове. Она имеет до 11 маховых сажен в глубину, до 50 сажен в ширину и до 100 в длину. Другие ямы представляются часто сильно удлиненными и вообще сильно уподобляющимися тем углублениям, которые встречаются и в самой окрестности озера. Таковы ямы: Кильская на восточном берегу, она имеет до 8 сажен глубины и тянется версты на 2 в длину, достигая в некоторых местах одной версты в ширину. Далее ямы Маткалахтинская, Ришеньима, Люльская и т.д. При всем этом нужно прибавить, что ямы никогда не начинаются и не кончаются внезапными обрывами; — скаты их постепенны и поэтому около них возможно рыболовство посредством невода. Кроме ям встречаются на дне озера и площади — ровные места, идущие на значительных расстояниях; такова площадь, идущая от острова Пёлгострова к восточному (Кильскому) берегу.

Дно озера имеет также разный характер по свойству отложений; в одних местах оно усыпано множеством больших валунов (подводная луда), в других на нем отлагается мелкий песок (чура); в третьих глина, — или намокшие и оседающие стволы дерев (каряжинья); есть места, преимущественно около ям, где встречаются и пластоватые отложения, состоящие из различных, отовсюду сносимых органических и неорганических веществ (чегра). Водлозеро принимает в себя множество небольших речек (Большая и Малая Охтома, Кёлк-река, Илекса и пр.) и выпускает из себя реку Водлу, сначала в виде двух отдельных рукавов: собственно Водлы и Вамы. Первая из них уподобляется в народных рассказах лисице: она, как лисица, в своем течении тиха, маловодна и извилиста и несмотря на это в дальнейшем своем ходе берет преимущество над Вамой, которая по своей многоводности, порожистости, быстрому течению и прямизне уподобляется медведю в его стремительном беге сквозь чащи леса.

Водлозеро, с прилегающими к нему озерами и речками, славится изобилием рыб, виды которых не отличаются, впрочем, тем разнообразием, которое встречается в Онежском озере, и многие из них не достигают даже и значительной величины. Через Водлу заходят в Водлозеро сиг (Coregonus lavaretus), лосось (Salmo salar), хариуз (Thymallus vulgaris); из них первый и последний продолжают свое путешествие и дальше, заходя в самые речки, впадающие в Водлозеро. Кроме того, в Водлозере водятся рыбы оседлые, которые, однако же, в пределах самого озера представляют некоторые переселения. Уже рано весной приступает к берегам корюшка для метания икры. За нею следует лещ, плотва (Leuciscus rutilus), язь, окунь, судак, щука; вместе с ними держится около берегов и сиг. Осенью приступает к берегам для метания икры ряпушка (Coregonus albula), за нею идет и корюшка. Пред замерзанием озера большая часть рыб удаляется от берегов на ямы, где в это время и производится главным образом рыболовство. Во время лета около ям держится преимущественно ерш, и за ним только сюда приезжают в этот период времени. Налим (менёк) держится главным образом на лудах, реже в местах тинистых и главный лов на него производится в конце зимы.

Самими водами озера обусловливается также присутствие на нем многих птиц. Часто около его берегов носится орлан белохвост (Aquila albicilla), за ним скопа (Pandion haliaëtos), вместе с этим по его берегам плодится множество уток, куликов (Totanus); на мысах часто замечаются виды Tringa, Numenuis Charadrius; над самыми водами носятся чайки (Larus fuscus и canus) и крачки. Около луд бродят стадами красавцы севера — лебеди (Cygnus musicus). И часто окрестность оглашается неистовыми криками гагар (Colymbus arcticus и septentrionalis). Весною и осенью оно служит сборным пунктом для всякого рода перелетных птиц.

Перехожу теперь к последнему звену среди обитателей здешнего края — к человеку. Судя по преданиям и местным названиям, здесь некогда обитали чудские племена; но неизвестно, силою каких обстоятельств явились сюда русские, только очевидно, что они более или менее продолжительно находились с коренными обитателями в весьма тесных отношениях, чтo и отразилось в самой физиономии их потомков, населяющих теперь Водлозеро и его окрестности. Финское влияние больше всего заметно на женщинах, в цвете их лица, волос, в форме носа и скул, и меньше — на мужчинах. Из чего следует заключить, что женская сторона настоящего населения имела больше предков из среды финского племени и что явившиеся сюда представители славян были холостяки.

Еще до недавнего времени водлозеры были земледельцами, как рассказывают они сами, чему и следует поверить, ввиду значительного распространения сележных мест. Но лет 15–20 тому назад чрезвычайно строгое преследование подсечного хозяйства заставило их сильно ограничить свое земледелие и обратиться к рыболовству, хотя, как это теперь очевидно, здешняя система подсеков рубить по большей части сельги никак не могла вредно отразиться на строевых лесах. Водлозеры весьма деятельно и успешно принялись за рыбную ловлю, изобрели новые рыболовные снасти — чап (особого рода невод) и весьма близко изучили нравы и обычаи рыб.

Но с годами, с увеличением ловцов, улов рыбы стал уменьшаться, ценность же на рыбу по относительному ее изобилию и по трудности сбыта, так как Водлозеро со всех сторон изолировано глухими лесами и едва проходимыми дорогами, вместе с быстро-текучими порожистыми реками, невероятно пала; в то же время, по упадку запашек на месте и по трудности путей сообщения, цена на хлеб сильно повысилась. Он начал доходить до 1 р. 50 коп. и даже до 2 руб., и за пуд хлеба рыбой брали по 4–6 пудов. Теперь же по приблизительному расчету с Водлозера вывозится весной на ярмарки в Каргопольский уезд (Троицкую, Ивановскую) рыбы на 6000 руб. и осенью на 4000–5000, всего на 10 000–11 000 руб.; при этом 1000 здешних писцовых душ должны отдать более 6000 подушных и земских сборов; остальные должны идти на хлеб, рыболовные снасти, одежду и пр. К этому нужно прибавить, что большая часть этих денег идет в руки богатых людей, скупающих на месте рыбу за половинную цену. Но если б 4000–5000 и распределились равномерно между всеми водлозерами, то ⅔ их, в продолжение целого года покупающие себе хлеб, нуждались бы не в 3000 руб. для покупки надлежащей порции, а несравненно более чем в 10 000 руб. По этой причине здесь встречаемся теперь с бедностью, переходящей в нищенство. Почти из каждой деревни ходят 2–3 жителя в Каргопольщину и живут там подаянием (проской). Из всех деревень, которые я обошел на Водлозере, от самых южных его границ до северных, я не нашел ни одной деревни, в которой бы не нашлось ⅓ или ½ крестьян, иногда и более, у которых нет ни коня, ни коровы; у многих встречается только корова; и редко ⅓ крестьян имеет коня и корову вместе. Есть одна деревня (Гость-Наволок), в которой одна только корова на всех жителей. При таких условиях хлебопашество здесь почти невозможно, так как поля требуют хорошего удобрения. В хозяйствах порядочно обставленных, урожай бывает сам-5-7 и более. В лесах же, в хороший год, уходит за сам-15. Голод, бывший здесь в 1867–68 годах, заставил крестьян есть солому, и вероятно поэтому потом была сильная горячка, которою были поражены иногда целые деревни и семейства, так что и пить было подать некому и больные, среди нечистот, ими же извергаемых, лежали целые дни. Наверное же определить болезнь жители не могут, потому что доктор, после длинных просьб, явившийся потом из Пудожа, почуяв в одном доме со многими больными нехороший запах, посоветовал курить уксусом и, не заходя в другие дома, не объяснив даже крестьянам, что такое уксус, уехал обратно. После голода крестьян постигла другая «беда». Строгое требование недоимок за взятый хлеб из казны, во время голода, заставило крестьян лишиться последнего имущества. Продавали коров, платья, самовары, у кого были; так что за корову, проданную местному капиталисту за 6 руб., на другой же день скотопромышленник давал 12 руб. и т.д.

Все крестьяне в полной зависимости от своих же более состоятельных собратьев. Многие забирают у них хлеб, пряжу на рыболовные снасти на 20–30 рублей и находятся, таким образом, в вечной кабале. Кредитор ведет часто должника на работы, в рубку леса, в гонку его на заводы, усчитывая его по 1 руб., 1 р. 50 коп. и получая от заводчиков по 3 руб. в неделю за человека. На Водлозеро приходят также поморы во время сбора податей и за весьма низкие цены обязуют крестьян в какие угодно пути. Вообще во время лета весьма многие водлозеры расходятся в разные пути: к Вытегре, Петербургу и домашние обязанности исполняют женщины — пашут клочок пашни, косят сено, ловят рыбу; в этих работах я видел нередко старух лет 60. При всех этих трудных работах самая обстановка водлозёра чрезвычайно бедна: повсюду здесь распространены курные избы, и белая горница с русской печкой — редкость. Самые избы часто полуразвалились и свет сквозит чрез пол и потолки; многие из домов от дряхлости ушли в землю, и при всем этом на бывшей здесь оценке домов для сбора земских повинностей ни один дом не был оценен ниже 40 руб. и таким образом ни один домохозяин не платил меньше 2 руб. Один крестьянин после оценки своего дома в 40 руб. предложил оценщику взять дом за 2 руб., что представителю земской власти очень не понравилось и он заставил потом крестьянина вместо 2 руб. налога платить 4 рубля.

Пища крестьян также весьма плоха, преимущественно рыба; во время лета по недостатку крупной рыбы ловится всякая рыбная молодь, начиная от только что вышедшей из икры (мойва), до более подросших (бузунки, ёвдушка). Это обстоятельство ведет также к весьма вредным последствиям. Чай и кофе хотя и в большом почете, но по бедности края в малом употреблении, преимущественно пьются по праздникам. Есть в продаже и знаменитый копорский чай (Epilobium angustifolium); он, кажется, ввозной, и крестьяне, упиваясь им, не знают, что он приготовляется из того самого растения гормы, которое они сами собирают для пойла скоту зимою.

Кенозеро и Кумбас-озеро Олонецкой губернии

Письмо пятое

Известия Имп. Русского геогр. о-ва. — 1871. — Том VII, № 7. — С. 348–354.

г. Пудож, 31 августа 1871 г.

Последнее мое сообщение в Географическое общество было с Водлозера, из селения Куганаволок, от 7 (19) августа. В нем я, между прочим, уведомлял о своем намерении отправиться на Кенозеро, в сообществе с А.Ф. Гильфердингом. В промежуток времени от 8 до 20 августа эта поездка совершилась благополучно. 24 августа, через Водло-озеро, я возвратился в Пудож, откуда между 26–30 августа находился в экскурсии на устья Водлы или Шалы, известной по своему рыболовству.

С Водло-озера мы ехали в лодке на расстоянии 20 верст по р. Ваме, представляющей на этом протяжении до 17 порогов. Сообразно с характером порогов и самое течение реки здесь двояко: она несется или по заметной простым глазом покатости, усеянной громадными глыбами из кристаллических горных пород; об них воды ее разбиваются, сильно кипят, образуя ряды высоких белых и пенистых волн; таковы пороги в верховьях реки: Устьинский (при истоках), Рах-куй, Островец и др. В другом случае течение реки на значительных протяжениях становится тихим и медленным; она становится как бы запруженною; это перед порогами, где основная горная порода кончается террасами (Вамский порог, около дер. Половинной, не обозначенной на карте Главного Штаба). Здесь вода падает через сплошной ряд каменных глыб, пересекающих реку, с высоты от 1 аршина и более, смотря по весеннему или осеннему стоянию и изобилию воды. Крохали (Mergus), нырки (Fuligula clangula), гагары (Colymbus septentrionalis), также многие виды уток разгуливают на этих водах, вместе с ними орлы, скопы и соколы стануют в окрестных лесах. Самые воды избирают своим пристанищем сиги, лососи и хариузы, за ними охотятся нередко выдры и норка, привлекающие, в свою очередь, полесника с его собаками и ловушками. Четверо лучших спущиков с ловкостью и молодчеством отводили нашу лодку от всех встречающихся камней, часто вверяя ее силе гривистых и кипучих волн, которые, в свою очередь, обливая лодку от носа до кормы мириадами брызг, стремительно несли ее далее по течению. С Вамы и Водлы мы своротили на реку Череву — обыкновенный путь водлозеров на Кенозеро, — где встретило нас тихое течение реки, ряд самых прихотливых изгибов и бесконечная болотистая равнина, обозначенная сосняком весьма печальной наружности. Лес выступал довольно густым покровом, но многие деревья, едва только успевшие окрепнуть, уже начинали засыхать или совершенно засохли, и большую часть молодых подростков ожидала, по-видимому, та же участь в этой негостеприимной равнине.

Из области р. Черевы мы приехали на следующий день, через болотистый перевал, на р. Волошево, которая, как по характеру течения в верховьях, так и по виду окрестностей, мало отличается от Черевы; течение ее тихо, она образует ряд глубоких и длинных омутов, уподобляющихся озерам. По направлению к низовьям характер ее окрестностей изменяется: здесь выступают мало-помалу сухие аллювиальные холмы, зарастающие или травою, или прекрасными лесами. Наконец, около р. Почи заметно, что бассейн Кенозера существенно отличается от бассейна Водлозерского.

Как нижнее течение р. Почи, так и вид на самое Кенозеро производит весьма приятное впечатление. Высокие холмы с определенными очертаниями, часто с крутыми впадинами и ложбинами, выступают здесь по всем направлениям, и самое озеро Кенозеро, разлившись между холмами, представляется состоящим из ряда как бы отдельных озер, соединяющихся между собою множеством проливов, число которых во время половодья увеличивается, так как в таких случаях вода в озере поднимается на 1—2 сажени и многие из мысов, дробящих на отдельные части озеро, с половодьем становятся островами. Самые мысы всегда более или менее холмисты, чашевидно округлены или несколько столовидны, с обрывистыми крутыми скатами; среди окрестных холмов озеро представляется лежащим в узких, но глубоких впадинах. Ширина отдельных частей озера редко более 3–7 верст, но глубина их во многих случаях чрезвычайная; так, на Свином озере находят глубину доходящую до 30–40 маховых сажен; то же самое встречается в восточных и юго-восточных частях озера. Вообще существование ям в озере — явление обыкновенное. Ямы достигают значительной глубины и образуются почти внезапными крутыми обрывами дна. Неровность дна, резкие переходы от глубоких частей к мелям служат одним из весьма существенных препятствий к успешному рыболовству, тогда как Кенозеро рыбою изобилует.

Красота местоположения увеличивается здесь еще и тем оживленным видом, который приобретают холмы от пашен, одевающих их со всех сторон; вообще, сравнительно с Водло-озером, хлебопашество здесь процветает, так что многие из жителей уделяют часть урожаев и для продажи. И кенозер, справедливо жалуясь на многие неустройства в своей жизни со стороны климата, червя, истребляющего хлеб, градобития и т.п. — смиряется, когда вспоминает жизнь несчастных своих соседей — водлозеров, появляющихся ежегодно с рыбой в этом крае. И действительно, благосостояние кенозера больше, чем у водлозера: из двух деревень, с которыми мне пришлось ближе познакомиться, в одной (Рышкова, с 25 семействами жителей) только трое не имеют ни коня, ни коровы; из них одна вдова и двое солдат. В другой (Карпова) из 14 жителей один или двое не имеют также ни коня, ни коровы, что сравнительно с Водло-озером утешительно. Но хотя Кенозеро по отношению к Водлозеру и считается столицей, однако жители его, кроме многих других неудобств, страдают от отсутствия заработков, по дешевизне и отдаленности их; рыболовство в большинстве случаев заменяется у них звероловством, познакомиться с которым я и имел в виду главным образом при поездке на Кенозеро, почему в бытность свою здесь и совершал в продолжении трех дней экскурсии в окрестности. Странно также, что и здесь повсюду господствует изба курная, освещаемая в продолжении длинных зим лучиною. Со стороны физиономии на кенозерах меньше заметно иноземное влияние, чем у водлозеров.

Особенной важности заслуживает почвенный характер окрестностей Кенозера, влияющий, помимо земледелия, и на решение вопроса о каменных орудиях, о которых на Водлозере я в продолжение месяца не собрал никаких сведений, кроме отрицательных, тогда как на Кенозере в несколько дней пребывания удалось открыть значительные следы каменного периода. Здесь сделано наблюдение, что орудия не встречаются в серых глинах, которые преимущественно господствуют на Водлозере; они лежат обыкновенно в черноземе, составляющем пахотный слой, и в илах или в песках, из которых преимущественно состоят берега. Слой песчаной почвы и илов лежит большей частью и на холмах. Все эти элементы, видимо, новейшего происхождения и соответствуют Онежским береговым пескам — характеризуя в то же время окрестности Кенозера.

Орудия были находимы по береговым обрывам, где вода вымыла их своим действием, также на почве заливных лугов, служащих пашнями; вместе с этим жители часто выпахивали их из пашен, на поверхности мысов и холмов. Обративши внимание на орудия только в последние два дня своего пребывания на Кенозере, я добыл только обломки кремней, со следами руки человека, и хорошо выделанные наконечники стрел. Предпринявши экскурсию на Кенозеро с чисто разведочной целью, я не имел времени произвести дальнейшее ознакомление с остатками каменного века, и скоро оставивши Кенозеро, в виду постоянного ненастья, трудного обратного пути сухопутьем на Водло-озеро, только на Кумбас-озере встретился еще с каменными орудиями и пополнил таким образом недостаток в данных. Кумбас-озеро лежит на 20 верст западнее Кенозера, от которого отделено холмистым, покрытым лесом и грязным перевалом (водораздел).

Кумбас-озеро имеет до 4–5 верст в длину и до 2-х верст в ширину, с глубиной до 1½ сажени. Дно его тинисто, берега заросли ситником и лесисты. При самом приезде я начал находить в береговом щебне обломки кремней, затем нашел обломок горшка каменного периода. Сами жители указали мне на пашню, в которой они преимущественно встречают обломки горшков, громовые стрелы, разумея под этим наконечники стрел, и шиферные топоры. Пашня эта лежит при самом устье р. Кумбасы, около берега реки и недалеко от озера. Пахотный слой простирается в ней до 3–4 вершков; под ним лежит желтый речной песок, так что очевидно, что река некогда была на месте современной пашни и теперь отступила влево сажен на 20–30, и после ее отступления накопился этот пахотный слой, заросший во многих местах кустарниками. Употребивши день на распахивание пашни и на ее боронование, я собрал довольно полную коллекцию каменных орудий. Орудия состоят из топоров и стрел; они заключаются преимущественно в пахотном слое. Посередине пашни было заметно небольшое возвышение, которым обозначилось место очага. Под черноземом, в песке, находился ряд валунов, выложенных в виде площади, между валунами находились угли и остатки сосновой коры. Камни были весьма перегорелы и имели трещины; некоторые гранитные куски рассыпались и превратились в щебень. Около очага, в песках, находились и черепки. Несколько выше от реки природный черноземный слой кончался, вместе с лесками, и начиналось болото, заросшее лесом. Разработанные здесь пашни были глинисты и в них, при разработке, не находили ни кремней, ни черепков. Что же касается до берегов по дальнейшему течению реки, то орудия находятся и в них, так же как и на пашнях около берегов самого озера. По самому скоплению орудий в известных только местах около очагов можно заключить о том, что жители жили как бы семействами, из которых каждое заключало в себе и фабрику каменных орудий для своего собственного употребления. Места, преимущественно представляющие обломки и лежащие на одном только конце пашни, небольшими полосками встречались и на Кенозере.

В добытой мною здесь довольно большой коллекции орудий наиболее интересной представляется каменная доска, служившая орудием для обтачивания шиферных топоров, которых много въ нашем собрании — есть прекрасно обделанные, есть и недоделанные. Доска вытерта с одной стороны наподобие жернова и если водить по ней шиферным обломком, то он хорошо обтачивается. Другой камень найден в самом очаге, куда он был, вероятно, положен по негодности, но по одной из своих обточенных сторон он ясно доказывает, что служил также точилом. Въ числе шиферных топоров есть один еще недоделанный и, как кажется, нефритовый (?). Вместе с кремневыми наконечниками и черепками найдены принадлежности, служившие украшениями. Вообще же остатки каменного века в здешнем крае представляют весьма близкое сходство с Онежскими, из окрестностей Тудозера.

Здесь несколько кстати будет сказать два–три слова о том впечатлении, которое произвела моя особа и мое появление на местных жителей. Еще в первый мой приезд на Водло-озеро начались разноситься обо мне самые разнообразные слухи, вредившие, конечно, успеху исследований во всех отношениях. Одни говорили, видя, мои экскурсии на острова и по озеру, что я приехал затем, чтоб оценить Водло-озеро и отдать его в «ренду». Другие, видя при мне сткляночки со спиртом и прочие принадлежности, полагали, что въ них я привез холеру и хочу морить жителей; третьи, видя, что я собираю жаб, лягушек, ящериц, этих, по мнению водлозеров, вреднейших животных, предполагали, что я собираюсь сделать из них мазь, которой вымажу деревни, отчего, с припеком солнца, они обнимутся пламенем… Полесники полагали, что я прислан узнать, сколько убивается дичи и потом с них пойдет подать за убитую дичь; осведомляясь о рыбах, внушал рыбакам мысль, что будет подать с вылавливаемой рыбы. Таким образом очень часто случалось, что на все вопросы я получал единственный ответ: «Поди, знай!.. сколько выловят». «Поди, знай!.. сколько он убивает». Бывали случаи, что после длинных и утомительных экскурсий, я едва мог достучаться в дверь крестьянской избы, чтоб дали ночлег. Были предположения между крестьянами, чтоб «выжить» меня с Водло-озера. Но все эти слухи были главным образом в начале приезда; к концу пребывания они начали затихать. При этом ни один крестьянин не решался лично мне намекнуть об этих слухах; и я, не обращая на них никакого внимания, узнал об них от местных священников, хотя иногда при встречах и разговорах с крестьянами подозревал нечто недоброе.

На Кумбас-озере, по возвращении с экскурсии за каменными орудиями, длившейся целый день под дождем и въ грязях, я получил от хозяина квартиры формальное заявление о том, что жители не видят во мне ничего доброго, полагают, что я приехал къ ним съ холерой и желают, чтоб я поскорее проезжал туда, куда мне следует. При этом крестьянин, работавший со мной на пашне, был предан сильному поруганию. «Эка парень! Что это за человек? — Экаго у нас не бывало!» — Особенно сильно удивляло их то обстоятельство, что я придаю цену таким камням, которые у них ребятишки бросали въ реку и которые теперь они сами обещали собирать усердно.

Когда я приехал, по течению Кумбасы, в селение Падун, то здесь встретил знакомых крестьян, которые уже немало смеялись и трунили над привезшими меня сюда обитателями Кумбас-озера, ибо сами они уже переменили свое старое мнение на более для меня лестное. С Падуна я достиг Вамы через Водлу с весьма большим порогом и далее через Вирозеро, около которого живет одно гостеприимное крестьянское семейство. — Потом я опять переехал на Водло-озеро.

По возвращении в Пудож, я был при устьях Водлы; здесь теперь ловится проходной сиг (Coregonus lavaretus). При устье действует ежедневно 18 крестьянских неводов; и нередко один невод вылавливает в день по 150—200 сигов. Кроме неводов, вся река запружена сотнями самоловных сетей (частики). Нередко одна артель имеет по 300–350 сеток, и бывают случаи, что в одну сетку попадает в ночь по 15–20 сигов. Во время глубокой осени ловятся здесь в реке преимущественно налимы; весной при устьях корюшка, а потом щуки, лещи, язи и пр., идущие из озера вверх по реке. В самом озере при устьях Водлы ловятся почти все породы сигов: песочник, лудога, сиг зобатый или морской (Coregonus Widegreni Malmg.), также килец, сиг проходной и изредка заходит сюда белорыбица (Coregonus leucichthys). Перед самым приездом был изловлен сом (Silurus glanis) — он появился здесь в первый раз, так что раньше его не знали и не видывали, кроме этого при устье, обставленном скалами и островами, ловятся лососи и палии, вместе со многими другими рыбами.

В настоящее время собираюсь в обратный путь в Вытегру, где полагаю еще пробыть 2–3 недели.

Алфавитный каталог   Систематический каталог