Эта правдивая (или скажем так: почти правдивая) история, конечно же, предназначена для моих маленьких читателей, но посвящена она попугаю Дагоберу.
Жил на свете такой попугай, по имени Дагобер. Зеленый, как биллиардное сукно, ворчливый, как швейцар, он ерошил перья от радости, когда его называли «маленьким повесой». Когда-то его взял к себе в дом знаменитый писатель и путешественник Пьер Мак-Орлан.
Сколько историй знал этот попугай Дагобер! Однако, чтобы он их рассказал, нужно было завоевать его расположение. Признаться, это не так-то просто — завоевать расположение такой важной персоны. «Это Дагобер-то важная персона? — скажет кто-то из вас. — Попугай? Птица?» Ну да! Даже Мак-Орлан говорил, что Дагобер — самый славный малый среди попугаев. Дагобер и рассказал мне историю, которая случилась с его дедушкой — его тоже звали Дагобером — и ржавым якорем, конечно, самую правдивую на свете историю. (Ну, почти правдивую...) Это произошло погожим летним днем, когда все отдыхали после обеда в маленьком доме, где жил Пьер Мак-Орлан.
Стояла жара, фруктовый сад был наполнен жужжанием пчел, и можно было легко представить себя где-нибудь далеко-далеко, на берегу Большого Голубого Моря. Дагобер был в ударе, возможно, из-за жары, которая ему напоминала о его детстве. Чтобы по-настоящему оценить эту историю, попробуйте поговорить по-дагоберски. Это не так-то просто. Нужно сжать кончик носа двумя пальцами, но не сильно. Вот так. Теперь вы настоящие попугаи.
Жили-были однажды в красивом портовом городе, который так и назывался Пор-Жоли, на берегу Большого Голубого моря, которое было попросту Средиземным (однако попугаи не слишком разбираются в географии), — итак, жили-были богатый торговец, толстяк толстяком, по прозвищу Большой Гаспар, и бедный рыбак по имени Малыш Гаспар. Первый был огромным детиной, кровь с молоком — он с гордостью таскал выдающееся во всех отношениях, отменно упитанное брюхо. Второй же был тонок, как виноградная лоза, и беден, как пустыня.
Большой Гаспар кичился своей великолепной каравеллой, выкрашенной в оранжевый цвет, — она летела по морю столь же быстро, как тучи по небу во время бури. (В те времена слово «летать» относилось именно к большим парусным кораблям, а не к самолетам, которых тогда и в помине-то не было! Ну, да вы и сами знаете, что все в мире меняется). А Малыш Гаспар довольствовался всего лишь лодкой латаной-перелатаной, которая то и дело протекала, а потому пахла больше свежей смолой, чем рыбой, и управлять которой можно было только с помощью кормового весла, — паруса у лодчонки были давно подраны, как штаны у сорванца, привыкшего спускаться по лестнице, сидя верхом на перилах. Стоило заделать в днище одну дыру, как тотчас открывалась другая! Малыш Гаспар до седьмого пота вычерпывал воду, так что за весь день он разве что только разок успевал закинуть свои сети в море. (Это бывало большой доблестью, поскольку Дагобер терпеть не мог воду. Ну совершенно!)
Бывало Малыш Гаспар поговаривал:
— Плохо дело, Дагобер!
И в конце концов Дагобер стал повторять, как попугай:
— Плохо дело, Дагобер!
Это были единственные слова на местном языке, которые он знал, поскольку его собственный язык был слишком крив, чтобы еще и разговаривать! Всякий раз, когда Малыш Гаспар прикасался к его хохолку, попугай восклицал: «Плохо дело, Дагобер!» — таким странным образом он выражал радость, что хозяин его приласкал. Ну и чудак был этот попугай!
Каравелла Большого Гаспара называлась «Я». Тщеславный толстяк каждому встречному готов был рассказать, как он богат. Он мог бы снарядить еще двенадцать судов, столь же красивых и быстроходных, и нагрузить их золотом, бриллиантами, рубинами, слоновой костью, платиной, эбеновым деревом, серебром, изумрудами, янтарем, бирюзой, жемчугом и кораллами (надеюсь, двенадцать кораблей хватило бы!) — и при этом его сундуки оставались бы еще полным-полны. Что правда то правда.
Но вот что не давало ему покоя. Всякий раз, как он выходил в море, судьба распоряжалась таким образом, что «Я» встречала на пути лодчонку Малыша Гаспара, который то вычерпывал воду, то ставил сети, а Дагобер привычно сидел на его плече. Большой Гаспар был вне себя от ярости: этот босяк носит то же имя, что и он, хотя между ними не было совершенно ничего общего! Ожидая, пока безымянное суденышко Малыша Гаспара освободит дорогу его каравелле, Большой Гаспар просто злобой исходил.
Как-то вечером, когда эта история повторилась снова, терпение Большого Гаспара лопнуло и он крикнул:
— Ты мне надоел, каналья! Завтра я отправлюсь в соседний порт за китайским перцем. Берегись, если ты опять попадешься, — я захвачу вас всех: и тебя, и твою посудину, и твоего попугая, и брошу тебя на съедение акулам, ловец тухлятины!
Вот это уже было отвратительной ложью, ведь рыба, которую вылавливал Малыш Гаспар, была куда свежее той, что привозили из моря другие рыбаки. Ему попадались золотые дорады, пресноводные пескари, нежные, как взбитые сливки, и морские травы, посеребренные, как луна...
Малыш Гаспар очень рассердился и, сложив руки рупором, отвечал:
— Эй, Большой Гаспар! Порт на берегу Голубого Моря был построен отцами наших отцов. Я имею право рыбачить там, где мне нравится. И если ты хочешь, приятель, чтобы мы не встретились, вставай завтра пораньше!
То, что Малыш Гаспар посмел назвать его «приятелем», привело Большого Гаспара в бешенство:
— Да ты, наглец, вовсе и не рыбачишь! — закричал он. — Ты ищешь сокровища Большого Голубого Моря! Да-да, ты хочешь подлизаться к Великану-с -головой -омара, который сторожит эти сокровища! Вот в чем дело! Ты мечтаешь стать таким же богатым, как я, бездельник! Но я тебя предупредил! А Большой Гаспар держит слово! Берегись!
— Плохо дело, Дагобер! — радостно воскликнул попугай, он был без ума от морских сражений.
А «Я», вся позолоченная садящимся солнцем, возвратилась в Пор-Жоли. Гнев Большого Гаспара поутих. Торговец был более хвастлив, чем храбр, и подумал, что, в конце концов, если завтра он снимется с якоря немного раньше обычного, то уже не будет обязан приводить в исполнение свою угрозу. И вообще надо остерегаться таких тощих людишек, как Малыш Гаспар. Они очень больно дерутся.
Надо сказать, что у Большого Гаспара был петух. Его звали Тамерлан, и он просыпался с первыми лучами солнца. Но вот вам неудобство большого хозяйства: курятник находился на другом конце обширного дома, и по утрам Большой Гаспар слышал его так плохо, что не успевал проснуться. в этот вечер Большой Гаспар поймал Тамерлана, запер его в спальне, забитой зеркальными шкафами, которые привели петуха в недоумение, старательно закрыл ставни и потер руки от удовольствия.
— Теперь-то я уверен, что услышу Тамерлана. А с этим Малышом Гаспаром и связываться нечего. И вовсе не из-за его дурного нрава. Просто такие знатные люди, как я, не должны даже отвечать на дурацкие слова всяких торговцев тухлятины!
На самом деле, он, конечно, боялся, однако, не признаваясь себе в этом, поспешил заснуть, чтобы все забыть. (Или все забыть, чтобы поскорее заснуть).
Малыш Гаспар был пылким сторонником справедливости. Он доказал это, бросив вызов Большому Гаспару. Он был искренне уверен в своем праве ловить рыбу, где ему вздумвется, и поэтому он не испытывал никакого страха, однако и ему не хотелось ссориться с могущественным торговцем. По обыкновению, проснувшись после полуденного отдыха с первым ударом вечернего колокола, он подумал, что если сам встанет завтра пораньше, у него будет достаточно времени выйти из гавани, не столкнувшись с кораблем Большого Гаспара. Бедняки знают: день придет — и заботу принесет, ну а смелому и ум не помеха.
Едва Малыш Гаспар вышел из своей тростниковой хижины, как повстречал церковного звонаря.
— Добрый вечер, звонарь! Я хочу завтра встать пораньше. Когда пойдешь утром звонить в свои колокола, пройди мимо моей хижины. Крикни в окно: «Малыш Гаспар, вставай!» А я наловлю тебе за это рыбы.
— Слово звонаря! — сказал звонарь. — Я тебя разбужу.
На беду, этот звонарь был забывчив, как заяц. Правда, он знал о своем недостатке и поэтому завязал на носовом платке узелок. Потом он вернулся домой и сел с женой ужинать. в конце еды жена сказала ему:
— Завтра я иду в прачечную. Дай-ка мне твое грязное белье!
Муж протянул ей носовой платок, а жена разворчалась:
— Что за дурацкая привычка завязывать узелки на платках! Если бы еще был в этом хоть какой-нибудь толк!
Звонарь почесал в затылке, не зная, что ответить. Он уже забыл про обещание, которое дал Малышу Гаспару. Ночь опустилась на Пор-Жоли, на церковь, на дом Большого Гаспара,который выдавал храпы, как толстый бурдюк, на хижину Малыша Гаспара, посвистывающего, как флейта , на каравеллу с названием «Я» и на безымянное суденышко рыбака. Тамерлан спал. Дагобер спал. И море тихо плескалось во сне.
Наутро солнечный луч проник сквозь ставни и пощекотал нос Большому Гаспару. Тот протер глаза, взглянул на часы и убедился, что проснулся в тот же час, что и обычно. Он еще раз протер глаза и посмотрел на петуха. Тамерлан спал. Бедная птица, не привыкшая к закрытым ставням, просто-напросто проморгала восход. Большой Гаспар бросился на петуха, но тот успел увернуться и взлететь, — а в доме было столько зеркал, что, казалось, десять петухов взлетели в разные стороны! Большой Гаспар пообещал Тамерлану бесславный конец в кастрюле (а для петуха это самый прискорбный конец на свете!). Затем толстяк бросился, брюхом вперед, на причал и взбежал на свой корабль так, что сходни затряслись у него под ногами.
— Уф! Проклятье! Я сделал все, что мог, — сказал он себе, — а Малыш Гаспар пускай выкручивается, как знает. Большой Гаспар держит слово!
С первым ударом утреннего колокола проснулся и Малыш Гаспар. Он прочистил уши и вышел из хижины, чтобы узнать время по часам церкви, поскольку он был слишком беден, чтобы обзавестись собственными часами, — и убедился, что наступил тот самый час, когда он обычно вставал. Звонарь забыл про него. Малыш Гаспар оделся и поспешил в порт — с сетью на одном плече и Дагобером на другом. Он впрыгнул в заскрипевшую лодку, выбрал якорь и принялся грести кормовым веслом так быстро, как только мог.
Когда он был уже на полпути, позади мола показались паруса каравеллы.
— Плохо дело, Дагобер! — сказал попугай и взъерошил перья.
Загребая изо всех сил, Малыш Гаспар попробовал выйти в открытое море, но каравелла его нагнала — на носу корабля стоял Большой Гаспар и исходил от ярости:
— Уф! Проклятье! Ловец тухлятины! Большой Гаспар держит слово! Теперь берегись!
Признаться, Дагобер отнюдь не был огорчен. Настоящее кино про пиратов: на суденышке Малыша Гаспара были сброшены абордажные крюки, паруса напряглись и раздулись под окрепшим восточным ветром — и вот уже лодка вместе с рыбаком, попугаем и сетью ее борту была привязана к корме каравеллы и поплыла следом за ней, как какая-нибудь шлюпка. Далеко в море Большой Гаспар отвязал ее от своего корабля и, словно в насмешку, бросил в нее огромный ржавый якорь, который загромоздил всю маленькую палубу.
— Эй, ловец тухлятины, — ухмыльнулся большой Гаспар, — передай от меня в подарок этот якорь Великану-с-головой-омара!
И еще долго разносился над волнами раскатистый хохот торговца.
Пор-Жоли остался далеко за горизонтом. Вода стала наполнять хилую лодчонку. Малыш Гаспар попытался скинуть ржавый якорь в море, но тот оказался слишком тяжелым. Пока рыбак силился подтащить якорь к левому борту, суденышко накренилось влево. То же произошло, когда он попробовал сдвинуть якорь в противоположную сторону. Под весом якоря лодка стала расползаться по швам и вода прибывала со всех сторон. Тогда Малыш Гаспар принялся вычерпывать из лодки воду с таким отчаянием, с каким ему еще никогда не приходилось ее черпать в жизни… Он уже исходил седьмым потом, когда услышал своего словоохотливого попугая, весело возвестившего:
— Плохо дело, Дагобер!
На сей раз это было чистой правдой. к ним приближался корабль под черным флагом. Вскоре Малыш Гаспар сообразил, что это пираты, поскольку у них у всех черная повязка прикрывала правый глаз. Правда, он не успел понять, были то итальянцы или арабы, поскольку никак не мог вспомнить, у каких пиратов повязки должны быть именно на правом глазу. Пираты схватили Малыша Гаспара и Дагобера и подняли их к себе на борт.
— Проклятье! — воскликнул предводитель пиратов, и его единственный глаз сверкнул на лице, почти сплошь покрытом черной бородой — Трижды проклятье! Трудные времена наступили для пиратов. Ну и улов — один рыбак! Что ж, плывем на ярмарку в Саланку и продадим его!
И он повел бросить Малыша Гаспара и Дагобера в трюм, где уже томились три других узника, в том числе собачий парикмахер. После чего корабль под черным флагом взял курс на Саланку, в то время как видавшая виды рыбачья лодчонка пошла ко дну, быстро погружаясь в пучину под тяжестью ржавого якоря.
Ярмарка в Саланке была обычной ярмаркой, разве что на ней были еще ряды, где торговали рабами. Сквозь прутья клетки, в которую его заперли пираты, Малыш Гаспар видел верблюдов, дрессировщика обезьян, продавца сладкой ваты и трех зубодеров, которые привлекали больных, размахивая бивнями слона, рогами носорога и зубами тигра, обещая, что удалят любой корень без малейшей боли. Одноглазый бородатый пират зазывал покупателей не хуже записного ярмарочного торговца:
— Подходите, крестьяне, и горожане! Самые низкие цены! Продаем собачьего парикмахера! Ловца рыбы! Говорящую птицу!
Но дела не шли. Пират уже выбился из сил, когда объявился толстый и привередливый трактирщик в шелковой блузе и в сопровождении жены.
— Мне нужен поваренок, но этот рыбак слишком тощий. Сколько ты хочешь за него, пират?
— Три золотых.
— Это дорого.
— Я дам тебе в придачу говорящую птицу, — сказал пират, который, как все пираты, не любил торговаться.
— Симпатичная птичка, — сказала жена. — Она понравится нашей Эстелле.
— Ладно, — решился трактирщик. — Хотя говорящая птица не стоит даже ржавого якоря.
Понятно, это была просто-напросто поговорка, случайное совпадение, трактирщик и слыхом не слыхивал о ржавом якоре, который теперь спал на морском дне.
Расплатившись с корсаром, он подхватил конец цепи, к которому был прикован Малыш Гаспар, и повел его к себе в трактир под названием «Кит, сгорающий от жажды». Заперев Малыша Гаспара в сарае, трактирщик бросил ему уходя:
— Завтра начнешь работать. И чтобы я тебя не слышал ночью! Иначе получишь десять ударов палкой!
Он забрал попугая, который с большей убежденностью, чем обычно, кричал: «Плохо дело, Дагобер!», и оставил рыбака в одиночестве. Тот оплакал свою лодку, своего попугая, свою, свободу и в конце концов заснул.
Проснулся Малыш Гаспар, когда на улице было еще темным-темно. Выглянув в слуховое окно, он увидел трех типов, которые с огромным мешком выходили из дома трактирщика. При свете фонаря над вывеской в трактир он узнал трех ярмарочных зубодеров, но, вспомнив про угрозу трактирщика, снова улегся спать.
На рассвете «Кит, сгорающий от жажды» огласили такие вопли, что пришли в трепет занавески, оконные стекла, медная кухонная утварь и прелестные тарелки из расписного фарфора, повешенные на стену.
Малыш Гаспар, когда его привели на кухню, прикинулся простачком:
— Что случилось, хозяин?
— Не уберег я мешок с золотом, украли его ночью воры...
— Все приданное нашей Эстеллы, — прорыдала хозяйка.
— Я отдам дочь тому, кто найдет мое золото! — завопил трактирщик, как положено в таких случаях. —…или отдам ему все, что он захочет, если это будет в моей власти!
— Тогда, — вставил словечко Малыш Гаспар, — пора объявить вам то, что я не сказал вчера.
Трактирщик перестал вопить, поскольку не умел вопить и слушать одновременно,
— Дело в том, что мой попугай волшебный. На вопросы, которые я ему задаю, он весьма умно отвечает: «Плохо дело, Дагобер!». По-попугайски это значит «да».
А если надо ответить «нет»?
Тогда он молчит.
— Удобно! Жена, отвяжи-ка попугая и принеси его сюда!
Малыш Гаспар посадил попугая на плечо и спросил:
— Знаешь, где воры?
— Плохо дело, Дагобер! — тотчас вскричал попугай, едва Малыш Гаспар быстро провел рукой по его хохолку.
— Слышите? — спросил рыбак. — Он знает. Мы найдем ваших воров, если они еще не покинули город.
И вся компания снова отправилась на ярмарку. Бородатый пират пытался продать последнего раба, собачьего парикмахера, и совсем осип (все-таки, что может быть тяжелее профессии пирата?).
Малыш Гаспар держал Дагобера под мышкой, чтобы тому не взбрело в голову заговорить. Вот и палатка зубодеров. Те как раз готовились потрудиться над капитаном гвардейцев, левая щека которого была втрое больше правой.
— Дагобер, это они? — спрсил Малыш Гаспар и притронулся к хохолку птицы.
— Плохо дело, Дагобер! — жизнерадостно откликнулся попугай.
Тогда трактирщик снова так завопил, что все люди на ярмарке заткнули уши. Услышав шум, капитан гвардейцев вскочил с кресла. Пока Малыш Гаспар объяснял ему суть да дело, один из зубодеров бросил щипцы и пустился наутек, увлекая за собой своих сообщников. Капитан и гвардейцы кинулись в погоню, а трактирщик ворвался в зубодерню и под большой кучей вырванных зубов обнаружил свой мешок с золотом.
Почти онемев от неожиданности, трактирщик выпрямился во весь рост и провозгласил:
— Эстелла — твоя!
— Большое спасибо, — с досадой ответил Малыш Гаспар. Он уже видел дочь трактирщика: она косила на оба глаза, вот почему, чтобы выдать ее замуж, трактирщику нужно было столько золота...
Итак, вся компания снова возвратилась домой. Эстелла поджидала родителей перед дверью и ревела, потому что у нее отобрали Дагобера. От слез она стала уже совсем уродиной...
Малыш Гаспар поежился и робко сказал хозяину:
— Извините, господин трактирщик. Я бы предпочел другое вознаграждение.
— Как хочешь! — обрадовался трактирщик, потирая руки. Он уже сожалел о своем обещании.
— Кажется, вы говорили, хозяин, что Дагобер не стоит даже ржавого якоря?
— О, я обманулся. Твой попугай стоит золотого якоря!
— Вот и дайте мне золотой якорь и отпустите меня подобру-поздорову.
— Плохо дело, Дагобер! — сказал попугай, с упреком глядя прямо в глаза своему владельцу.
Хорошо. А попугая я верну Эстелле, чтобы она не плакала.
Несколько дней спустя Малыш Гаспар поцеловал Дагобера в клюв, сказал ему на ушко пару слов и отправился восвояси, унося в котомке чудесный золотой якорь, который собирался продать и снова купить лодку, хижину и, может быть, даже жениться, но, конечно, не на такой уродине, как Эстелла. Вскоре он добрался до пристани и без труда разыскал судно, готовившееся к отплытию в Пор-Жоли.
Первое, что увидел Малыш Гаспар, приплыв домой, был корабль под именем «Я». Экипаж сгружал с борта мешки с китайским перцем, сопровождая работу прелестным концертом из бесконечных чихов. Малыш Гаспар загляделся, наслаждаясь этим спектаклем, и, наткнувшись на одного из матросов, растянулся на причале. Кто-то сверху навалился на него всем телом и закричал:
— Уф! Проклятье! Ты снова здесь, несчастный? — Прекрасно, на этот раз ты от меня не уйдешь!
Малыш Гаспар вскочил на ноги и попытался улизнуть, но Большой Гаспар его поймал, опрокинул на землю, снова поднял и схватил за ухо.
— Не пора ли тебе возвратиться на морское дно? Уж теперь-то я тебя точно отправлю к Великану-с-головой-омара, который сторожит сокровища Голубого Моря!
— Э, не шути! — ответил Малыш Гаспар. — Он уже принял меня в своем замке. И даже подарил мне золотой якорь взамен твоего старого и ржавого...
— Врешь! — вскричал Большой Гаспар. — Что может быть в твоей котомке? Еще одна тухлятина?
Он сдернул с плеча Малыша Гаспара котомку и отбросил ее подальше. Потом запихнул рыбака в пустой мешок из-под перца, вскинул мешок на плечо и отправился к берегу моря, полный решимости избавиться то него навсегда, — но солнце стояло еще высоко, к тому же Большой Гаспар привык, что тяжести таскают другие, а не он сам, — и торговец остановился перед таверной, сбросил свою поклажу во дворе, решив сперва утолить жажду.
В этот вечер звонарь шел, как обычно, звонить в колокол к вечерней молитве и, проходя мимо таверны, увидел во дворе прыгающий мешок. Звонарь вытаращил глаза.
— Право слово, там, внутри, дьявол. Эй, дьявол, ну-ка, выходи!
— Я не дьявол, — раздался из мешка тихий, сдавленный голос. — Я — Малыш Гаспар. Апчхи!
— Сдается мне, это и впрямь голос Малыша Гаспара, — озабоченно сказал звонарь. — А вдруг это все же дьявол? Эй, докажи, что ты Малыш Гаспар!
— Несколько дней тому назад ты должен был меня разбудить, идя поутру в церковь. Вспомни…
Звонарь нахмурил брови. Ему всегда было трудно что-либо припомнить.
— Ты даже завязал узелок на носовом платке. И все же не пришел.
Звонарь вытащил из кармана платок. На нем не было никакого узелка — ведь тот, с узелком, он отдал жене в стирку.
— Ничего не помню! Черт возьми, скверно все это!
Он помнил только одно — что у него никудышная память (хотя и непонятно, как он ухитрялся это помнить).
— Слушай, звонарь, если бы я был дьяволом, что бы ты стал делать?
— Окропил бы тебя святой водой!
— Тогда беги скорее в церковь, зачерпни святой воды и возвращайся меня окропить.
— Здравая мысль! — воскликнул звонарь и поспешил в церковь. — Только бы не забыть, для чего это мне нужно!
Жители городка видели, как он вбежал в церковь, схватил ведро, наполнил его святой водой — и с той поры так и бродит по городу, бормоча странную молитву: «Малыш Гаспар, дьявол, святая вода, Малыш Гаспар, дьявол, святая вода...» в общем, с той поры, встретив звонаря, прохожие крутят пальцем у виска.
А в таверне с Большим Гаспаром произошла такая история: чем больше он пил, тем сильнее испытывал жажду. Пока он еще мог думать, он думал, что жажда, видимо, от перца из новой партии товара. На самом деле виной всему была его чрезмерная любовь к розовому вину.
Между тем во двор таверны вернулся звонарь. Он нес полное ведро, непрестанно повторяя: «Малыш Гаспар, дьявол, святая вода...» Слава Богу, он ничего не забыл и, увидев мешок, осторожно вылил на него ведро святой воды.
Не было ни молний, ни грома, ни языков пламени — в ответ из мешка раздалось громкое чихание:
— Апчхи! Апчхи! Апчхи! Ну что, звонарь, убедился?
— Ага! — обрадовался тот. — Так-то лучше!
И он освободил из мешка вовсю чихающего Малыша Гаспара.
— Апчхи! Спасибо, звонарь, апчхи!
Однако в промежутке между двумя чихами рыбак задумался. Если уйти просто так, Большой Гаспар обнаружит пустой мешок. Тогда он в ярости разнесет его хижину и на этот раз его прикончит, уж это точно!
— Звонарь, — сказал Малыш Гаспар, — помоги-ка мне поймать какого-нибудь поросенка!
Они погнались за одним из поросят, схватили его за хвост и засунули в мешок вместо рыбака. Вдруг над ними раздался сильный шум крыльев. Это был Дагобер: он сбежал от трактирщика, поскольку был о его дочке того же мнения, что и Малыш Гаспар.
— Плохо дело, Дагобер! — закричал он, заходясь от радости.
Когда Большой Гаспар вышел, наконец, из таверны, то едва стоял на ногах.
— Ну что, не пора ли мне рассчитаться с тобой, приятель?
В мешке изо всех сил захрюкал недовольный поросенок.
— О, ты еще хрюкаешь? Хрюкай, хрюкай, мой поросеночек! Ты получишь все, что тебе причитается!
Если бы Большой Гаспар знал, как он прав, ехидно называя поросеночком того, кто сидел у него в мешке!
Он вновь закинул мешок за спину, решив, что тяжести в нем что-то поприбавилось. с большими усилиями он дотащил свою поклажу до скал, которые возвышались над тем самым местом, где, как, говорили, были спрятаны сокровища Голубого Моря. Большой Гаспар старательно морским узлом привязал к мешку камень — и швырнул мешок воду.
И, весьма довольный, он ушел, насвистывая по дороге песенку, которую помнил с детства.
В таверне его ждала чудовищная новость: за столом сидел Малыш Гаспар, пил фруктовый сок, перед ним лежала его котомка, а на плече рыбака сидел попугай Дагобер. Большой Гаспар протер глаза и открыл их снова. Ничего не изменилось! Стало даже хуже: он увидел то одного, то двух, то трех Малышей Гаспаров — этого он уже никак не мог вынести!
— Привет, Большой Гаспар! — крикнул ему рыбак. — Апчхи!
— Уф! Проклятье! Я же только что бросил тебя в море!
— Апчхи! Верно, приятель. Но я выплыл. Видишь, я даже подхватил насморк. Апчхи! Все дело в том, что Великан-с-головой-Омара — мой друг!
И Малыш Гаспар вытащил из котомки золотой якорь.
— Смотри: Великан выменял у меня ржавый якорь, который ты бросил в мою лодку на золотой.
Золотой якорь сверкал, как волшебный. Большой Гаспар даже слегка протрезвел.
— Малыш Гаспар, давай заключим мир, а? — сказал он, но тут в нем неожиданно снова взыграла спесь: —Однако при одном условии... Открой тайну, как ты подружился с Великаном, который сохраняет сокровища Голубого Моря?
Малыш Гаспар понял, что Большой Гаспар ничуть не изменился. Тогда он сказал:
— Это очень просто. Надо броситься в воду с камнем на шее. Как ты сделал со мной.
— Пошли немедленно! — вскричал Большой Гаспар и выдул залпом большую кружку розового вина.
Они вышли из таверны и вскоре достигли скал, откуда Большой Гаспар сбросил в море поросенка. Малыш Гаспар помогал своему недругу идти, поскольку ноги того не слушались. с трудом торговец привязал к шее морским узлом самый большой камень, который только смог отыскивать на берегу.
— Плохо дело, Большой Гаспар! — сказал рыбак. — Только не забудь про пароль: как увидишь Великана-с-головой-омара, говори: «Плохо дело, Дагобер», иначе он тебя проглотит.
— «Плохо дело, Дагобер!» — повторил Большой Гаспар, засмеялся и бросился в пучину.
Раздался громкий всплеск — и пена долетела до самых скал.
Малыш Гаспар чихнул три раза.
— Плохо дело, Дагобер! — сказал попугай.
— Все отлично, Дагобер! — поправил его Малыш Гаспар.
— Все отлично, Дагобер! — повторил попугай.
С тех пор он не говорил ничего другого. А в Пор-Жоли больше и слыхом не слыхивали о Большом Гаспаре кажется, никто о нем даже и не вспомнил.