Труды Комиссии по научному наследию П.А. Кропоткина. М., 1992. Вып. 1. С. 116–129.
А.А.Назаров
П.А.Кропоткин не держался за букву своих сочинений, излагающих концепцию анархического коммунизма. В таких произведениях, как "Речи бунтовщика" (1885), "Хлеб и воля" (1892), "Современная наука и анархия" (1892), "Поля, фабрики, мастерские" (1898), "Взаимная помощь как фактор эволюции" (1902), Кропоткин последовательно развивал и дополнял свою теорию. После поражения первой русской революции в его мировоззрении начался перелом, вызванный эскалацией насилия во время и после революции, а также успехами демократического, "эволюционного" социализма. П.А. и раньше осуждал организованный террор революционного правительства, который "в действительности служит лишь для того, чтобы ковать цепи для народа. Он губит индивидуальную инициативу, которая и есть душа революции; он увековечивает идею правительства сильного и властного; он подготовляет диктатуру того, кто наложит свою руку на революционный трибунал и сумеет руководить им с хитростью и осторожностью в интересах своей партии" [1]
Переход к коммунистическому обществу П.А. видел через уничтожение государства, перестройку экономических отношений в течение целого периода преобразований в городе и деревне. Однако практика революции показала умозрительность этих планов.
В 1917 г. перед П.А. встала задача смягчения эксцессов революции и направления ее в русло мирного эволюционного развития. Теория взаимопомощи и солидарности не имела ничего общего с разжиганием классовой борьбы, в котором преуспели большевики и многие анархисты.
Еще в "Записках революционера" П.А. писал: "Если в развитии человеческого общества существуют периоды, когда гражданская война возникает помимо желания отдельных личностей, то необходимо, чтобы борьба шла не за второстепенные вопросы, незначительность которых не уменьшает взаимного озлобления, но во имя широких идеалов, способных воодушевить людей величием открывающегося горизонта. В последнем случае исход борьбы будет зависеть не столько от ружей и пушек, сколько от творческой силы, примененной к переустройству общества на новых началах. Исход будет зависеть в особенности от созидательных общественных сил, перед которыми на время открылся широкий простор, и от нравственного влияния преследуемых целей, ибо в таком случае преобразователи найдут сочувствующих даже в тех классах, которые были против революции. Борьба, происходя на почве широких идеалов, очистит социальную атмосферу. В таком случае число жертв как с той, так и с другой стороны будет гораздо меньше, чем если бы борьба велась за второстепенные вопросы, открывающие широкий простор всяким низменным стремлениям" [2].
Теперь же, придя к пониманию важности того места, которое занимают представители торговой и промышленной буржуазии в экономической жизни общества, Кропоткин предпочитал говорить только о сотрудничестве классов.
В 1917 году, приехав из многолетней эмиграции на Родину, почувствовав сразу атмосферу классовой грозы, "дедушка русской революции" не стал примыкать ни к одной из противоборствующих группировок. П.А.Кропоткин отказался от предложенного ему А.Ф.Керенским поста во Временном правительстве, не стал поддерживать ни одну из анархистских организаций.
В этот период он отказался от многих своих утопических взглядов на построение общества анархического коммунизма — безгосударственного общественного строя; общества без товарно-денежных отношений, без эксплуатации человека человеком, наемного груда и социального неравенства (хотя он и ранее заявлял, что "было бы, конечно, нелепо стремиться выработать в воображении общество таким, каким оно должно выйти из революции" [3]). Предвидев страшные последствия разжигаемой большевиками классовой борьбы, П.А. хотел найти точки соприкосновения интересов буржуазии и пролетариата, безуспешно пытаясь убедить представителей деловых кругов, помещиков и Временное правительство ускорить социализацию экономики, задержка которой вела к революции по марксистским рецептам. На Государственном совещании, состоявшемся в Москве в августе 1917 года, Кропоткин призывал не к классовой борьбе (как большевики - они, кстати, бойкотировали совещание), не к разгрому рабочего движения, как монархически настроенные корниловские офицеры, и не к уничтожению государства, как его соратники анархисты. Он призвал рабочих и крестьян, дворян и буржуазию, правых и левых к классовому миру, к консолидации всего общества в деле создания новой Российской федеративной социалистической республики [4]. И поэтому в конспекте его речи, подготовленной к совещанию, были такие слова: "Широкое развитие за последние 20 лет муниципального коммунизма в Италии, во Франции и в Англии, и развитие кооперативов в корне изменяют ходячие понятия о капитале и труде среди европейского общества. Могу трезво сказать, что требования социалистов перестают рассматриваться как утопии не только рабочими Западной Европы, но и всею мыслящей частью буржуазии.
В силу этого я убедительно приглашаю русское общество самым серьезным образом отнестись к социалистическим настроениям крестьянских и рабочих масс в России. Считать их просто плодом совершившейся революции и поверхностным налетом разнузданности, вызванной большевистской пропагандой, было бы жестокой и опасной ошибкой.
Я обращаюсь поэтому с призывом, прежде всего, к крестьянам и рабочим. Приступить, товарищи, без отлагательства, к серьезному, разработанному обсуждению того, как взяться, с какого конца и в какой форме, за перестройку промышленности и железнодорожного дела на общественных началах.
Не взваливайте это на правительство. Какими бы прекрасными целями оно ни было бы воодушевлено — оно одно бессильно. Само русское общество должно взять дело в свои руки. Повсеместно оно должно основать свои комитеты общественной перестройки, не дожидаясь для этого приказа свыше. И я также обращаюсь поэтому к представителям и руководителям теперешней промышленной и торговой жизни в России с такой просьбой — не бойтесь приступить к этому делу с широкими конечными целями. Поймите желания народных масс. Признайте их законность и дайте нам ваши знания жизни, промышленности и торговли" [5].
Из этих слов видно, что, не отказываясь от своей основной идеи - обобществления экономики, Кропоткин не считал единственным методом достижения этой цели "экспроприацию экспроприаторов". Он полагал, что необходимо идти по путям, уже испробованным в странах Западной Европы. Для спасения экономики необходимо провести частичную национализацию крупной промышленности и транспорта, ввести участие рабочих в управлении производством и распределении прибылей, передать землю крестьянам, поощрять всемерное развитие кооперации в промышленности, земледелии и торговле.
Основной ячейкой кооперации в России Кропоткин считал исторически сложившуюся, унаследованную от средних веков артель, которой легче будет пробить себе дорогу. "В то время, как формально образовавшемуся кооперативному обществу пришлось бы бороться с кучею законных затруднений и с подозрительностью бюрократии, неоформленный вид кооперации — артель — представляет сущность русской крестьянской жизни" [6].
Наблюдая подъемы и спады кооперативного движения, П.А. считал необходимым соблюдать последовательность развития от потребительского к производственному, а затем к сельскохозяйственному и другим видам кооперативов.
По его мнению, данная последовательность способствовала бы преодолению ошибок и негативных явлений в кооперативном движении. Изучая эту проблему, он заметил, что "производительная кооперация долго не удавалась в Европе, пока кооператоры своим потребительскими лавками не создали рынка для своих изделий. Теперь, имея готовый рынок для своих изделий, зная его требования, производительная кооперация процветает и разрастается в Англии, захватывая и земледелие" [7].
Подобным образом кооперация развивалась не только в Англии, но и во всей Европе.
Как отмечал Кропоткин, в это время по всей Европе возникла система муниципального социализма: стали строиться целые города на общественных началах, где преобладающее влияние имели рабочие организации, кооперативы, социалистические партии.
Он считал, что именно таким образом, путем постепенной эволюции должно было вестись строительство социализма в России.
Кропоткин отмечал, что "в истории наступила новая полоса в жизни народов: век социализации земли и ее обработки; социализации фабричного производства и торговли" [8].
Но в то же время он выступал против марксистских концепций обобществления экономики через ее огосударствление. За десятилетия до Октябрьской революции он писал, что государственный социализм "грозит развиться в экономический деспотизм, еще более страшный, чем политический" [9].
Он критиковал утопические планы большевиков о построении коммунизма через диктатуру пролетариата и огосударствление экономики, при этом считая ошибочными не только данные методы проведения социалистических преобразований, но и преувеличение марксистами значения экономических законов концентрации производства и разделения труда.
Кропоткин в дополнение к ним вводит законы децентрализации и интеграции труда. Он справедливо считал, что экономическое развитие, в конечном счете, должно привести к исчезновению деления народов на промышленные и земледельческие. Для достижения экономической независимости каждый народ должен стремиться развивать все отрасли производства. Конечно, это вовсе не означает, что Кропоткин выступал против развития внешнеэкономических связей. Децентрализация, по его мнению, также должна быть рациональной. В этих условиях существование крупных промышленных центров должно быть, в основном, обусловлено залежами природных ископаемых или топлива. Эта теория во многом была выражением его политических взглядов: как анархист — он выступал против централизации и национализации и ратовал за развитие кооперации и местной инициативы. Эти идеи он развивал и после Октябрьской революции, заявляя, что "сочувствуя общей цели их (большевиков) — революции, т.е. социализации земли, промышленности и торговли, я считаю, что достигнуть этой цели путем государственной централизации производства и торговли и диктатуры партии невозможно, безусловно пагубно. Так как громадное, неимоверно сложное дело социальной перестройки выпадает в таком случае из рук рабочих и местных людей вообще и попадает в руки людей, далеких от действительной жизни и получивших свое политическое и экономическое образование в партийных спорах, то переворот совершается в таких формах, что достигнуть намеченной им общей цели становится невозможным. Социализированное производство и потребление этими путями не могут создаться, так как удаление тех, кто до сих пор поддерживал ход чрезвычайно сложного организма производства и распределения продуктов и замена этих людей «партийными работниками», никогда этим делом не занимавшимися, неизбежно роковым образом ведет к полной разрухе на многие годы всего хозяйственного организма" [10]. "Удаление" было поставлено большевиками в ранг государственной политики. Сначала была проведена национализация крупной, средней, мелкой промышленности и банков, ликвидировавшая классы промышленной и торговой буржуазии. Затем была введена продразверстка, а вместе с ней - запрещение крестьянам распоряжаться своей продукцией. Это была первая попытка по превращению крестьянина в сельскохозяйственного рабочего. Следующий удар был нанесен большевиками по кооперативам - последним независимым от государства производственным и потребительским структурам. 20 марта 1919 года Совет народных комиссаров в духе политики военного коммунизма принял Декрет "О потребительских коммунах", который фактически был направлен на ликвидацию кооперации. Одним из инициаторов этого Декрета был В.И.Ленин, который считал, что необходимо "выработать систему практических мер перехода от старой кооперации (по необходимости буржуазной, поскольку сохраняется слой пайщиков, составляющих меньшинство населения, а также и по другим причинам) к новой и настоящей коммуне, — мере перехода от буржуазно-кооперативного к пролетарско-коммунистическому снабжению и распределению". К буржуазным кооперативам, по мнению Владимира Ильича, относились даже те, которые, например, "объединяют 98% населения деревни", и их естественно следовало преобразовать в коммуны [11].
Задуманный В.И.Лениным еще в конце 1917 года [12], Декрет был воплощен в жизнь в "час пик" политики военного коммунизма. Согласно Декрету, "все советские кооперативные лавки, магазины и склады, и всякого рода распределительные пункты, а также принадлежащие кооперативам производственные предприятия переходят к Потребительским Коммунам". Все капиталы, за исключением паевых взносов, также передавались потребительским коммунам, которые по замыслу создателей должны были покрыть страну сетью продовольственных распределителей, осуществляющих государственную политику в этой области: "классовый паек, твердые цены и т.п." [13]. Для выполнения этой задачи местные продовольственные органы могли вводить в Потребительские коммуны своих представителей, которые были наделены правом veto.
П.А.Кропоткин, будучи горячим сторонником кооперативной формы производства и потребления, был очень обеспокоен развернувшимися после этого декрета гонениями на кооператоров.
И поэтому, получив в мае 1919 года возможность для встречи с Предсовнаркома, в первую очередь он затронул именно этот вопрос. Однако встреча ни к чему не привела: каждый остался на своих позициях. Но, несмотря на это, Кропоткин верил в то, что здравый смысл и необходимость поступательного экономического развития в конце концов победят, и поэтому писал своим соратникам: "Весьма желательно, чтобы русские анархисты-коммунисты не бросали своей работы среди кооператоров, тем более, что есть уже сознательные кооператоры, проникающиеся идеалом более радикальной перестройки производства и потребления; причем эти наученные опытом работники имеют в виду перестройку не сверху, не декретами, списанными у последователей Бабефа, а перестройку самими потребителями и производителями путем добровольного соглашения.
Что касается вопроса, насколько декрет 20-го марта делает такую работу возможной или нет, — то его можете решить только вы сами, работающие в кооперации. Успех ломки, намеченной этим декретом, т.е. успех обращения вольного общественного аппарата в подневольный, и децентрализованного в централизованный, будет в значительной мере зависеть от самих кооператоров. И мне сдается, что эта государственная ломка едва ли сможет производиться настолько планомерно и продолжительно, чтобы уничтожить учреждение, развившееся естественным путем, несмотря на все помехи со стороны царской централизации; особенно теперь, когда жизнь требует именно расширения сферы деятельности кооперации в смысле естественной социализации в более крупных размерах" [14].
Как известно, П.А.Кропоткин оказался прав: в период военного коммунизма кооперацию не удалось уничтожить. Б этом есть заслуга и Кропоткина, и многих тысяч его последователей — анархо-кооператоров, проповедовавших идею перехода от капитализма к социализму через кооперацию, а не через диктатуру пролетариата.
Отрицательно оценивая насильственное проведение любой политики, зная о негативном влиянии данных мер на развитие общества, Кропоткин стремился обратить на это внимание и руководителя большевистского правительства. Так, например, в письме Ленину от 4 марта 1920 года он пишет, что одна из причин тяжелейшего кризиса, поразившего страну — диктатура пролетариата, переродившаяся в диктатуру партии. Кропоткин отмечает, что "если б даже диктатура партии была подходящим средством, чтобы нанести удар капиталистическому строю (в чем я сильно сомневаюсь), то для создания нового социалистического строя она безусловно вредна. Нужно, необходимо местное строительство, местными силами, а его нет. Нет ни в чем. Без участия местных сил, без строительства снизу самих крестьян и рабочих, постройка новой жизни невозможна.
Казалось бы, что именно такое строительство снизу должны были бы выполнять Советы. Но Россия уже стала Советской республикой лишь по имени. Наплыв и верховодство людей «партии», т.е. преимущественно новорожденных коммунистов (идейные больше в центрах), уже уничтожили влияние и построительную силу этого многообещавшего учреждения — Советов. Теперь правят в России не Советы, а партийные комитеты. И их строительство страдает недостатками чиновничьего строительства. Чтобы выйти из теперешней разрухи, Россия вынуждена обратиться к творчеству местных сил, которые, - я вижу это — могут стать фактором для создания новой жизни. И чем скорее будет понята необходимость этого исхода, тем лучше. Тем более будут склонны люди принять социальные формы жизни. Если же теперешнее положение продлится, то самое слово «социализм» обратиться в проклятие. Как оно случилось во Франции с понятием Равенства на сорок лет после правления якобинцев" [15].
В послереволюционный период П.А. пересмотрел и свои взгляды на такой принципиальный для любого анархиста вопрос, как государство. Еще в августе 1917 года на Государственном совещании в Москве из его уст прозвучал не призыв к разрушению государства, а предложение о создании в России федеративной республики по типу Соединенных Штатов Америки.
Специально занявшись изучением этого вопроса, Кропоткин пришел к выводу, что Россия (в том числе и чисто русские территории) должна была быть разделена на ряд территориальных образований. Он считал, что: "Желательна для России — не федерация королевств и герцогств, как в Германской империи, и не федерация республик, из которых одна, по своим размерам, или по своим традициям претендовала бы на преобладание над остальными. Русская федеративная республика тогда только будет демократической, и тогда только будет иметь залог жизнеспособности, если она составится из приблизительно равнозначных единиц — без преобладания одной из них над остальными. Другими словами, мы не должны стремиться к созданию такой федерации, где Великороссия преобладала бы своей массой над южными республиками, как Пруссия преобладала в Германском союзе над южно-германскими государствами. Такая федерация создала бы удобную почву для попыток монархической реставрации и вечных войн с соседями. Нашей цели мира, с одной стороны, и простору местных сил для местного творчества и строительства жизни, ближе соответствовала бы федерация, где сама Великороссия состояла бы из нескольких самостоятельных республик. Они уже намечаются в русской жизни, отчасти в силу этнографического состава населения и отчасти в силу экономических причин, как это хорошо известно всем, знающим Великую Россию. Только такая федерация будет полна творческих сил. И только федерализм приблизительно равнозначущих единиц сможет обеспечить свободное развитие местных сил. отсутствие которого составляет до сих пор отсталость России" [16].
"Теперь растет мысль о необходимости для русского народа безусловно отказаться от стремления к преобладанию над окружающими его народностями. Все яснее становится невозможность управлять из одного Центра ста восьмьюдесятью миллионами людей, расселившимися по чрезвычайно разнообразной территории, гораздо большей, чем вся Европа. Все яснее становится сознание, что истинная творческая сила этих миллионов людей вполне проявится только тогда, когда они почувствуют полную свободу вырабатывать свои бытовые особенности и строить свою жизнь сообразно со своими стремлениями и со своим историческим прошлым" [17].
При решении этого вопроса необходимо было руководствоваться прежде всего экономическими соображениями (наличие хозяйственных связей, размещение полезных ископаемых, промышленных центров, сельскохозяйственных районов и мест по переработке продукции земледелия и животноводства).
Затем по значимости шел демографический аспект и лишь на третьем месте стояли политические проблемы.
Изменил Кропоткин свои взгляды и на представительное правление. Раньше он писал об "эпохе крушения парламентаризма" [18], о том, что "общество свободное, взявшее в свои руки общее наследие — землю, фабрики, капиталы, — должно будет искать новой политической организации, соответствующей новой хозяйственной жизни, — организации, основанной на свободном союзе и вольной федерации. Каждому экономическому фазису соответствует в истории свой политический фазис; нельзя разрушить теперешнюю форму собственности, не введя вместе с тем и нового строя политической жизни" [19].
Теперь же, столкнувшись с большевистской диктатурой, Кропоткин кардинально изменил свою позицию в этом вопросе, полагая, что, если власть в стране перейдет в руки народа в лице его представителей, то это будет способствовать улучшению внутренней и внешней экономической и политической ситуации. "Европа с недоверием смотрит на страну, где водворилась диктатура при полной неспособности народа контролировать начинания этой диктатуры. Прямой вывод из сказанного тот, что Западная Европа не протянет руку русскому правительству до тех пор, пока оно не признает, что необходимо участие русского народа в своих судьбах, в форме, гораздо более действительной, чем теперь.
Нужно, стало быть, найти новую форму народного представительства. Но при теперешних условиях диктатуры одной партии и полном отсутствии свободной печати, нет никакой возможности ни поставить, ни обсуждать этот в высшей степени важный, насущный вопрос. Так что мы здесь опять приходим к необходимости свободы печати и собраний, которую недаром так ценит Западная Европа" [20].
Однако Кропоткину не было суждено повлиять на политику большевиков. Пересмотрев те взгляды, которые он в течение многих лет проповедовал, крупнейший идеолог анархизма не смог повлиять даже на бóльшую часть своих последователей. Революция, делу которой он отдал всю жизнь, ужаснула его своими последствиями. Но было слишком поздно...
Так что же мы сегодня можем взять из учения Кропоткина-реалиста, каковым он стал на исходе жизни? Прежде всего его теорию взаимопомощи и солидарности — наш народ слишком устал от борьбы, хватит делить людей на красных и белых. Не отказываясь от парламентаризма, следует искать другие формы самоуправления, используя все то, что будет подсказывать жизнь. При перестройке экономики, учитывая гигантские масштабы наших предприятий, необходимо говорить прежде всего о разгосударствлении, акционировании и кооперации, так как неразумная приватизация может принести много вреда. Экономические вопросы, проблема повышения благосостояния народа должна быть поставлены выше национальных и политических разногласий. Советский Союз распался, однако сохранилась его уменьшенная копия — РСФСР. Любые попытки сохранить эту, сложившуюся в условиях тоталитаризма, структуру, состоящую из трех десятков национальных государственных образований (автономных республик, автономных областей и национальных округов) заранее обречены на провал. С учетом экономических, демографических и политических соображений могли бы быть образованы такие республики, как: Центральная, Поволжская, Северо-Кавказская, Уральская, Западно-Сибирская, Восточно-Сибирская и Дальне-восточная. С помощью этого шага была бы ликвидирована почва для нынешних и будущих национальных конфликтов, которые неизбежны при сохранении РСФСР в ее теперешнем состоянии. Конечно, стабильность России в этом случае была бы гарантирована только при условии всемерного поощрения развития национальных культур. Ликвидация Верховных Советов не должна привести к ликвидации национальных средств массовой информации, школ и т.п. Чтобы не вносить путаницу в управление, необходимо было бы перевести существующие автономные республики в разряд областей. Тем более, что на протяжении всех лет Советской власти они всегда находились на этом положении — ведь власть была в руках обкомов КПСС, а не декоративных Верховных Советов. Необходимо незамедлительно осуществить эти меры, иначе катастрофа неизбежна; мина, заложенная большевиками при образовании СССР, сработала, теперь очередь за РСФСР. Первый шаг по этому пути недавно сделан — территориальные образования России — земли — уравнены в правах с национальными автономиями. Что дальше?
1. Кропоткин П.А. Речи бунтовщика. Пг.; М., 1921. С.273.
2. Кропоткин П.А. Записки революционера. M., 1988. С.279–280.
3. Кропоткин П.А. Анархическая работа во время революции. М., 1919. С.19.
4. Кропоткин П.А. ЦГАОР СССР, ф.1129, ед.хр.735.
5. Там же.
6. Кропоткин П.А. Взаимная помощь как фактор эволюции. Харьков, 1919. С.211.
7. ЦГАОР СССР, ф.1129, оп.1, ед.хр.738.
8. Там же.
9. Кропоткин П.А. Записки революционера. M., 1988. С.276.
10. ЦГАОР СССР, ф.1129, оп.1, ед.хр.777, ч.3.
11. Ленин В.И. Полн.собр.соч. Т.37. С.471.
12. Ленин В.И. Полн.собр.соч. Т.36. С.206–210.
13. Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам. M., 1967. Т.1. С.131.
14. ЦГАОР СССР, ф.1129, оп.1, ед.хр.768.
15. ЦГАОР СССР, ф.1129, оп.2, ед.хр.105.
16. ЦГАОР СССР, ф.1129, оп.1, ед.хр.744.
17. ЦГАОР СССР, ф.1129, оп.1, ед.хр.766.
18. Кропоткин П.А. Хлеб и воля. M., 1990, с.57.
19. Там же.
20. ЦГАОР СССР, ф.1129, оп.1, ед.хр.735.