Вторая революционная ситуация в России. Отклики на страницах прессы: Сборник статей. М., 1981. С. 21–34.
Н.М.Пирумова
Революционная и научная деятельность Петра Алексеевича Кропоткина к концу 70-х годов XIX в. была известна как в России, так и в Западной Европе. Его труды в области географии и геологии создали ему авторитет серьезного ученого; его пропагандистская деятельность среди рабочих Петербурга, написанный им программный документ кружка "чайковцев" ("Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?"), его арест, заключение в Петропавловской крепости, смелый побег на тюремного госпиталя (1876 г.) и снова революционная борьба в рядах деятелей швейцарского и французского рабочего движения — сделали его имя популярным среди демократической и революционной общественности.
Основанная в 1879 г. в Женеве газета "Le Révolté" ("Бунтарь") обозначила еще один важнейший аспект его деятельности. Кропоткин стал одним из крупных революционеров-публицистов.
Об организации газеты, ее задачах Петр Алексеевич Кропоткин рассказывал в "Записках революционера" [1], в предисловии к русскому изданию "Речей бунтовщика" [2]. Писали об этом издании и биографы Кропоткина [3]. Но предметом специального исследования газета не была. Своеобразный характер этого органа, время его издания, исключительная роль в нем Кропоткина определяют интерес к нему историков революционной мысли, делают важным его изучение.
Задачи и цели "Le Révolté" не были связаны с быстротекущими, поверхностными и часто обманчивыми явлениями жизни, заполняющими страницы подавляющего числа газет того времени. Революционная газета "главным образом должна отмечать признаки, — считал Кропоткин, — которые всюду знаменуют наступление новой эры, зарождение новых форм общественной жизни и растущее возмущение против устарелых учреждений. За этими признаками нужно следить, их следует сопоставлять настоящим образом и группировать их так, чтобы показать нерешительным умам ту невидимую и часто бессознательную поддержку, которую передовые воззрения находят всюду, когда в обществе начинается пробуждение мысли. Заставить человека почувствовать себя заодно с бьющимся сердцем всего человечества, с зачинающимся бунтом против вековой несправедливости и с попытками выработки новых форм жизни — в этом состоит главная задача революционной газеты. Надежда, а вовсе не отчаяние, порождает успешные революции" [4].
Но не только ощущение "бьющегося сердца всего человечества", не только полная уверенность в конечном торжестве революции, но и глубокая целеустремленная сила мысли, направленная на создание социальной доктрины, систематически излагаемой на страницах газеты, делали "Le Révolté" особым изданием в газетном жанре. Передовые статьи, которые публиковал Кропоткин из номера в номер, и были изложением его теоретических взглядов на революционное переустройство мира. "В сущности я выработал здесь основу всего того, что впоследствии написал" [5], — констатировал он позднее. Причем статьи эти писались не по отдельным, не связанным между собой проблемам, а напротив, каждая из них предваряла последующую. Автор не отступал от логического порядка изложения, а "сила общей мысли", — по словам Элизе Реклю, — давала статьям "необходимое единство" [6].
Как же возникла эта необыкновенная газета? 1878 год ознаменовался рядом покушений на европейских монархов (два на германского императора, одно на испанского короля, одно на итальянского). Международная реакция обвинила Швейцарию в том, что она дает прибежище революционерам и разрешает пропагандистскую деятельность Юрской Федерации анархистов, ответственной будто бы за вое покушения. Последняя, однако, не была связана ни с пропагандой, ни с практикой террора. Тем не менее швейцарские власти привлекли к суду Поля Брусса — редактора органа юрцев "Avant-Garde". Всем типографиям Швейцарии было предложено не печатать более анархистских газет, активен* деятели движения (Гильом, Шпихигер) в поисках работы покинули Швейцарию. "Из всей нашей группы, дружно работавшей до того, остался один я, да еще несколько товарищей рабочих... Мои... симпатии влекли меня... к тому, чтобы связать свою судьбу с рабочими массами; распространять среди них идеи, способные направить их усилия ко благу всех работников вообще; углубить и расширить идеал и принципы, которые послужат основой будущей социальной революции" [7].
Идеалы и принципы Кропоткина были ограничены рамками анархо-коммунистической доктрины. Социальная система его была утопична и не могла найти опоры в широких массах рабочего класса; но среди наиболее отсталых его слоев во Франции, Швейцарии, Италии, Испании в тех исторических условиях она имела определенный отклик. Романские страны были главной ареной деятельности Кропоткина. В пропаганду и агитацию на французском языке он, по словам Л.Г. Дейча, "вкладывал тогда всю душу" [8]. Главной трибуной этой пропаганды и стала "Le Révolte".
Основана она была Кропоткиным при помощи двух товарищей Ф. Дюмартрэ и Г. Геринга в феврале 1879 г. Первое время не только передовые статья, но и почти весь материал газеты писал сам Петр Алексеевич (позднее для газет стал давать материал Элизе Реклю). "Я по мере сил старался излагать... самые сложные экономические в исторические вопросы понятным для развитых рабочих языком" [9]. Каждую статью он предварительно давая на суд своих сотрудников, один из которых ранее был рабочим, другой — приказчиком. Если по поводу какого-либо места Дюмартрэ говорил, что оно не подходят, то Кропоткин тут же переписывал заново, "а не то, взявши верстатку, набирал вместо неодобренных строчек новые" [10].
Успех издания превзошел вое ожидания. Газета, отпечатанная в двух тысячах экземпляров [11], разошлась в несколько дней. Из двухнедельной она скоро стала еженедельной. Но осложнения не заставили себя долго ждать. Типограф отказался печатать газету, так как его грозили лишить правительственных заказов. Тогда было решено завести в долг свою набольшую типографию, что вскоре и удалось осуществить. Наборщиком в новой "Юрской типографии"; стал в будущем широко известный в эмигрантских русских кругах Антон Григорьевич Ляхоцкий (1854–1917 гг.), он же Кузьма. Арестованный в 1876 г. в Киеве, он бежал в Австрию, откуда был выслан и в результате оказался в Швейцарии. Здесь он многие годы был тесно связан о выпуском изданий М.П. Драгоманова [12], пока в 1889 г. не стал владельцем собственной небольшой типографии, набиравшей во время мировой войны центральный орган большевиков — газету "Социал-демократ" и брошюру В.И. Ленина "Социализм и война" [13].
В годы работы с Кропоткиным Кузьма еще не знал языка и соответственно с этим набирал фантастические французские слова собственного изобретения, но так как он соблюдал промежутки и не удлинял строк, то нужно было только переменить букв десять в строке и всё налаживалось. "Мы, — писал Петр Алексеевич, — были с ним в самых лучших отношениях, и под его руководством я сам вскоре научился немного набирать" [14].
Газета выходила вплоть до ареста Кропоткина в 1882 г. Во время его заключения в тюрьме Клерво Элизе Реклю собрал и издал отдельной книгой все передовые статьи "Le Révolté", написанные Петром Алексеевичем. Первое издание "Слов мятежника" (так назвал Реклю эту книгу) вышло в 1885 г. "В русском переводе несколько глав этой книги было издано нами в Женеве, в двух выпусках, под заглавием «Распадение современного строя». Но так как в России полный русский перевод уже распространялся в 1906 г. под заглавием «Речи бунтовщика», то мы сохранили это заглавие, хотя оно не совсем верно передает мысль Реклю" [15], — так писал Кропоткин в предисловии к русскому изданию 1921 г. Поскольку он тут же сообщал, что новый перевод он тщательно пересмотрел и некоторые статьи вновь перевел, — мы сочли лучшим пользоваться именно этим текстом.
Анализ статей П.А. Кропоткина подтверждает, что они действительно отражали главные направления его социальных воззрений, разработанных позднее более широко и аргументированно в его книгах. Основной акцент этих статей был сосредоточен на разработке проблем революции и обосновании анархо-коммунизма.
"Построительную работу, предстоящую социальной революции в близком будущем, т.е. строительство нового общества, основанного на коммунизме и на полном равноправии... не сверху вниз, не от сложного к простому, а... от простой ячейки в деревне, в квартале, в профессиональном союзе, в кооперативе, — к сложному организму, охватывающему город, область и целый народ" (VIII), — он излагал в следующем своем издании "La Révolte" ("Бунт"). Эта серия статей вошла в другую его книгу "Хлеб и Воля".
В первой же газете, разъясняя основные направления, Кропоткин не раз подчеркивал, что они исходят из самых насущных народных понятий и потребностей. "Если бы анархия и коммунизм были продуктом философских умозрений, созданных учеными в тиши кабинета, они, конечно, не нашли бы себе отклика. Но эти идеи зародилась в самых недрах народа. Они выражают собой то, что думает и говорит рабочий и крестьянин... Они служат выражением всего медленного развития, происшедшего в умах в течение девятнадцатого века. Они выражают народные понятия о той перемене, которая произойдет в ближайшем будущем и принесет в наши города и деревни справедливость, равенство и братство" (92).
Обоснованию органической связи своего учения с народными понятиями, с самой сутью жизни народа Кропоткин посвятил ряд работ в области социологии, истории, биологии, этики. Главные же идеи будущих работ он сформулировал в "Le Révolté". Так, "Великая французская революция. 1789–1793", в которой была изложена не только история, но и теория революции и значение которой было высоко оценено В.И. Лениным [16], нашла свое первое воплощение в газетных статьях Кропоткина. Красной нитью проходит в них основополагающая идея о том, что вся история "нашего времени есть ничто иное, как история борьбы простого народа против привилегированных классов, поддерживаемых государством" [17].
В статье "Необходимость революции" Кропоткин начинает разработку проблемы революции, как основы социального прогресса. "Есть времена в жизни человечества, — пишет он, — когда глубокое потрясение, громаднейший переворот, способный расшевелить общество до самой глубины его основ, становится неизбежно необходимым во всех отношениях... Нужно, чтобы... величественные события внезапно прервали нить истории, выбросили человечество из колеи, в которой оно завязло, и толкнули его на новые пути, — в область неизвестного, в поиски за новыми идеалами. Нужна революция, глубокая, беспощадная, — которая не только переделала бы хозяйственный строй, основанный на хищничестве и обмане, не только разрушила бы политические учреждения, построенные на владычестве немногих, но также расшевелила бы всю умственную и нравственную жизнь общества, вселила бы в среду мелких и жалких страстей животворное дуновение высоких идеалов, честных порывов и великих самопожертвований (20).
В статьях Кропоткина были заложены идеи и таких его основополагающих работ как "Взаимопомощь как фактор эволюции" и "Этика". Нравственную связь между людьми, потребность взаимной поддержки, существующие с первобытных времен, он отмечал в разные эпохи, во тут же писал о несовместимости этических человеческих норм поведения о условиями капитализма. "В самом деле, какой взаимной поддержки, какой круговой поруки можно искать между хозяином и его рабочим? Между помещиком и крестьянином?.. Между правящими сословиями и их подчиненными" (22). Нравственная же перестройка человеческих отношений может совершиться лишь тогда, — заключал он, — когда исчезнет "порабощение человека человеком и владычество одних над другими" (24).
"Горе не в табаке и не в безверии, как думает Толстой, — продолжает он в той же статье ("Необходимость революции"), — а в самих условиях, во всем складе общественной жизни". Угнетение людей "надо истребить, хотя бы для того пришлось прибегнуть и к огню и мечу. Колебания в выборе быть не может. Дело идет о спасении того, что человечеству всего дороже: его нравственной общественной жизни" (28). Спасение основ жизни, единственный путь прогресса Кропоткин видел в революции. Подчеркивая ее естественную неизбежность, он в ряде статей выделял признаки ее приближения. Он видел их в пробуждении народных масс, в выработке ими новых форм будущей организации жизни, в разложении существующих режимов и правящих классов, наконец, в промышленных кризисах, "которые теперь стали постоянной болезнью Европы". "В настоящую минуту, — писал он в 1879 г., — в Западной Европе насчитывается не менее шести–семи миллионов рабочих без работы. Десятки тысяч людей ходят из города в город, пробиваясь милостынею и выпрашивая себе работы... Целые крупные отрасли промышленности заброшены. Целые большие города по временам пустеют.
...Одним словом, хозяйственный строй Европы доведен до полнейшей безурядицы" (7–10).
Анализируя то плачевное положение в экономической и политической действительности, обращаясь к революционному движению и его истории, Кропоткин часто пользовался примерами Франции, писал он и о конкретном положении в других странах, в числе которых была и Россия. Его теория прогресса была едина для всех стран. Всеобщей соответственно была и неизбежность революции и обстоятельства, обусловливающие ее.
"Разложение существующего и всеобщее недовольство; страстная разработка новых форм жизни и нетерпеливое желание скорее совершить неизбежные изменения общественного строя; юношеское пробуждение критической мысли в области наук, философии, общественной нравственности — и всеобщее пренебрежение к крепостническим идеалам старины. А с другой стороны — ленивое равнодушие, или преступное сопротивление тех, кому принадлежит власть, тех, кто имеет силу, а подчас и смелость противиться нарождающимся новым идеям.
Так всегда бывало накануне больших революций, так оно и теперь" (31). — Эти слова из статьи "Будущая революция" относились как к странам Европы, так и к Америке. "Перебирая вод государства, начиная с жандармского самодержавия в России до правления богатых купцов и промышленников в Америке, мы не находим ни одного, которое не шло бы быстрыми шагами к разложению и следовательно к революции" (10).
Первая же попытка, считал Кропоткин, осуществить в жизни социалистическую мысль, произведенная в Европе или в Америке, приведет к тому, что "социализм станет главным всепоглощающим вопросом дня" (4). Вера Кропоткина в силу по-своему понятых идей социализма, так же как глубокие кризисные явления системы капитализма, наблюдаемые им в Западной Европе, обусловливали его представления о характере грядущей революции. "Будущая революция будет иметь характер всеобщности, который не имели предыдущие революции". Где бы она ни началась, она не ограничится одним государством, но распространится на всю Европу. Если в былые времена возможны были местные перевороты, то теперь, при ныне существующем тесном общении между всеми странами и при обилии причин, способных вызвать революцию в каждой из них, это немыслимо, если только революция, начавшись где-нибудь, протянется несколько времени" (37).
Важно отметить, что в своих статьях Кропоткин неоднократно подчеркивал необходимость и неизбежность экономической революции, которая одна только сможет закрепить победу народа. Политический строй, справедливо полагал он, является всегда выражением существующих экономических отношений. "Для того, чтобы произвести глубокую и прочную политическую революцию, нужно произвести революцию экономическую" (171). Для революции в формах собственности он отводил "целый революционный период в три–четыре года или более" (193). За это время и должна будет осуществлена "полная экспроприация всех тех, кто имеет возможность эксплоатировать человеческие существа; возврат в общее пользование нации всего того, что, оставаясь в руках отдельных лиц, может служить к порабощению одних другими" (313).
Важнейшее место в системе экспроприации Кропоткин отводил земле. Причем он ставил вопрос не только о возвращении всей земли крестьянам, но и о коммунистической ее обработке. Только при этом условии, отмечал он, можно будет получить "от земли всё то, что мы в праве от нее требовать" (325). Крестьянские волнения в ряде стран внушали Кропоткину веру в то, что крестьяне поднимутся на борьбу так же, как и рабочие. В статье "Земельный вопрос" он писал о том, что всякий, кто "внимательно следит за тем, что происходит в Ирландии, Испании, Италии, в некоторых частях Германии и в России — не станет отрицать того, что вопрос этот действительно именно теперь — стоит перед нами во всей своей важности. В глухих деревнях, в среде... земледельческого населения, готовится громадный переворот" (146).
Особое значение в общей предреволюционной обстановке Европы имели, по Кропоткину, земельные отношения и крестьянское движение в России. Положение российского крестьянства напоминало ему ситуацию до 1789 г. во Франции. Читателю, не знакомому с русской действительностью, он рассказывал: "Крепостное право... уничтожено, и каждая земельная община владеет землею, но эти земли по большей части так плохи и так недостаточны по количеству жителей, выкуп, который община платит помещику, так непропорционально велик, сравнительно с ценностью земли, а подати, которыми государство облагает крестьян, так тяжелы, что в настоящее время, по крайней мере три четверти крестьянского населения находятся в страшной нужде. Хлеба не хватает, и достаточно одного неурожая, чтобы голод стал опустошать громадные пространства.
Но крестьянин уже перестал безропотно переносить свое положение. Новые идеи и стремления к лучшему будущему зарождаются в деревнях, которые уже связаны с крупными центрами сетью железных дорог. Крестьянин ждет со дня на день, что какие-нибудь события уничтожат выкуп и поземельный налог и отдадут в его руки всю землю, которую он считает принадлежащей ему по праву... В некоторых губерниях глухое брожение проявляется в форме прямой войны о помещиками, и стоит только каким-нибудь политическим событиям дезорганизовать власть и разжечь страсти, чтобы деревенские бедняки, может быть с помощью и поддержкой мелкой сельской буржуазии, развивающейся с удивительной быстротой, начали ряд земельных бунтов.
Затем, когда... эти бунты распространятся повсюду, перекрещиваясь друг с другом, изводя войско и правительство, затягиваясь на целые годы, они смогут положить начало и придать большую силу гигантской революции, со всеми ее последствиями для целой Европы" (152–153).
И такой вариант начала всеобщей революции Кропоткин считал возможным. Однако чаще он писал о том, что революционная борьба начнется в одной из западных стран. В статье "Будущая революция" он говорил: "...когда революция вспыхнет в Европе, и до русского, обездоленного, замученного голодом и податями крестьянина донесется весть, что в Европе крестьяне отбирают земли у помещиков, что от богатых господ требуют, чтобы они работали наравне со всеми рабочими, и что там настало царство народа, вместо царства благородных и других хищников, — когда само русское правительство начнет дрожать за свою судьбу, и либеральные господа наберутся смелости заговорить человеческим языком на месте теперешнего холопского — разве можно допустить, чтобы русский крестьянин тоже не попытался посчитаться со своими вековыми притеснителями? Разве он станет по-прежнему платить подати, отбывать барщину на барина, на кулака и на купца? разве станет он терпеливо выносить самодурство и зуботычины всякого начальства и не попытается разделаться с ними, как только почувствует, что за помещиком и земским начальником не стоят миллионы штыков?" (35).
Не только о положении и революционной потенции русского крестьянства сообщал Кропоткин читателям "Le Révolté". В разных статьях он упоминал о тех или иных исторических и современных политических событиях в России, о героической борьбе русских революционеров. Остановимся на наиболее важных оценках Кропоткиным российской действительности периода второй революционной ситуации.
Наряду со сведениями о нарастающем протесте народных масс он сообщал читателям о борьбе народовольцев. Его позиция в вопросе террора не совпадала о практикой Исполнительного Комитета "Народной Воли". Он признавал террор лишь в сочетании с широкой революционной деятельностью. Но как писал Кропоткин позднее, никогда он "не становился против этого движения, а наоборот, поддерживал его, стараясь дополнить такою же агитацией в народе" [18].
Примером такой агитации, обращенной к рабочим романских стран Европы, и были следующие строки: "Трудно найти в истории другой пример тайной организации, которая с теми малыми средствами, которыми располагала русская молодежь, получила бы те удивительные по своим размерам результаты, которых достиг Исполнительный Комитет, удививший мир своею энергиею и своей могучею деятельностью. Он пошатнул колосса, казавшегося непоколебимым; он сделал невозможной в России самодержавную власть" (256–257).
Статья "Революционное правительство", в которой шла речь о "Народной Воле", писалась Кропоткиным в первые дни царствования Александра III, когда он не знал еще о судьбе Исполнительного Комитата и полагал возможным его дальнейшую деятельность. В этих условиях он счел нужным высказать сомнения в возможности создания в России революционной власти. "Надо быть наивным, — писал он далее, — чтобы вообразить себе, что Исполнительный Комитет захватит в свои руки власть в тот день, когда корона Александра III-го будет валяться в грязи" (257). Власть в этом случае перешла бы к либералам ("говорунам, адвокатам, интриганам"), поскольку одна политическая борьба в той форме, в которой она велась народовольцами, не решила бы социальных задач революции. Позднее, в письме к "Молодой партии «Народной воли»" Кропоткин писал: "Покуда революционная партия... объявляет войну одному самодержавию, она хотя и расшатывает самодержавие, но не расшатывает ни одну из тех основ, на которых зиждется правление привилегированных классов. Борьба должна быть направлена главным образом на экономические, а не на политические формы" [19].
Что же касается либерализма, то и его роль в России этого времени была отмечена Кропоткиным в статье "Представительный образ правления", где, говоря о том, что европейские страны свергли свои самодержавные монархии и вступили на путь парламентаризма, он отмечал, что и в России "пытаются сбросить иго правящей кучки придворных и заменить его более мягким правлением собрания представителей, т.е. Государственной Думы, пишущей законы для полутораста миллионов... населения Российской Империи" (174).
Интересно заметить, что говоря о борьбе за политические права, Кропоткин не отрицал полностью их значения, а напротив, признавал на определенном историческом этапе их смысл. "Даже русский крестьянин, — писал он, — с уничтожением крепостной зависимости, приобрел некоторые личные права, настолько ценные, что вполне оценить их может только тот, кто сам когда-то нес крепостное ярмо" (140). Однако этап реформ и получение в их итоге тех или иных политических или личных прев прошел. "Страна, находящаяся под пятой самодержавия, конечно, должна употребить все усилия, чтобы свергнуть эту язву; но, свергая ее, она уже должна стремиться не к той буржуазной конституции, которую установила в 1789 году французская, а в 1686 году английская буржуазия. Тогда, даже эта конституция была громадным шагом вперед. Мы же... должны идти гораздо дальше" (185).
Дальше — это в свободную федерацию общин, областей, коммун. "...Нужна независимость и полная свобода областей, городов, рабочих союзов, сплоченных между собой не государственной властью, не правительством, требующим от них повиновения, а свободным договором, возникающим из взаимных обязательств, принятых на себя добровольно" (11), — писал он в статье "Разложение государства". Федерация общин и областей должна произойти, по мнению Кропоткина, в начале революции. В статье "Земельный вопрос", обращаясь к крестьянам и призывая их после свержения правительства провозгласить землю общим достоянием и прогнать помещиков, он писал, что далее следует организоваться "на началах свободной федерации общин и областей" (169). В то же время в городах должны будут возникать коммуны, которые в конечном итоге, уничтожив все государственные институты, утвердят федерацию коммун. Коммуна будущего "станет коммунистическим согласием. Революционная в политическом строе, она будет революционною и в вопросах производства и товарообмена" — это слова Кропоткина из статьи о Парижской Коммуне, в значительной мере повлиявшие на его представления о роли и значении именно такой формы революционного объединения.
Отрицание революционного государства, его организующей в преобразующей роли были наиболее слабым звеном социальной утопии П.А. Кропоткина. Пролетариату только на время нужно государство", — утверждал В.И. Ленин в работе "Государство и революция". Возможность его ликвидации в будущем он видел в том, что "социализм сократит рабочий день, поднимет массы к новой жизни, поставит большинство населения в условия, позволяющие всем без изъятии выполнять «государственные функции», а это приводит к полнейшему отмиранию всякого государства вообще" [20].
Исходя из этого, В.И. Ленин в речи на III конгрессе Коминтерна говорил, что "в целях с нами будут согласны и анархисты". Рассказывая далее, что ему приходилось встречаться и сговариваться с ними насчет целей, он пояснял: "но никогда по части принципов... Принципы коммунизма заключаются в установлении диктатуры пролетариата и в применении государственного принуждения в переходный период" [21].
Вот эти-то принципы коммунизма и были недоступны Кропоткину, строющему свою систему взглядов на базе утопического, а не научного социализма.
Рассмотрев ряд основных направлений статей П.А. Кропоткина в "Le Révolté", нельзя еще раз не отметить их внутренней связи, единства излагаемой в них социальной доктрины. Важно также подчеркнуть, что на страницах газеты, издающейся для рабочего читателя на французском языке, из номера в номер шли те или иные сведения о России. Причем характерно, что Кропоткин довольно точно улавливал и отмечал в своих статьях растущее недовольство масс, борьбу революционеров, либеральные попытки конституционалистов, кризис власти, то есть все те признаки, которые были характерны для периода второй революционной ситуации в России.
1. Кропоткин П.А. Записки революционера. М., 1966. С. 379–385.
2. Кропоткин П.А. Речи бунтовщика. Пг.; М., 1921. С. VII–VIII.
3. См.: Лебедев Н.К. П.А. Кропоткин. М., 1925; Пирумова Н.М. Петр Алексеевич Кропоткин. М., 1972; Miller Martin. P. Kropotkin. Chicago; London, 1976.
4. Кропоткин П.A. Записки революционера. С. 380–381.
5. Там же. С. 386.
6. Реклю Элизе. Предисловие // Кропоткин П. Речи бунтовщика. С. IV.
7. Кропоткин П.А. Записки революционера. С. 347.
8. Дейч Л.Г. Русская революционная эмиграция 70-х годов. Пг., 1920. С. 11.
9. Кропоткин П.А. Записки революционера. С. 381.
10. Там же. С. 382.
11. Предыдущая газета Юрской федерации "Авангард" имела тираж 600 экз.
12. В 1878–1881 гг. "Громада", в 1882–1883 — "Вольное слово", 1883–1886 — "Громада".
13. См. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 49. С.647.
14. Кропоткин П.А. Записки революционера. С. 384.
15. Кропоткин П. Речи бунтовщика. С. VIII. Далее при ссылке на это издание страницы книги будут указываться в скобках в тексте статьи.
16. Бонч-Бруевич В.Д. Воспоминания о Ленине. М., 1969. С. 442.
17. В то же время (в 1879 г.) он пишет в рецензии на И. Тэна: "Будущая история революции должна быть историей народного движения" (ЦГАОР СССР. Ф. 1129. Оп. 1. Д. 982. Л.23).
18. Пирумова H.М. Указ. соч. С. 104.
19. Там же. С. 104.
20. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 33. С. 60, 117.
21. Там же. Т. 44. С. 24.