СПб.: Издание картографического заведения А. Ильина, 1883.
(5), 510, VIII, (1) с.
II. Финляндия
III. Прибалтийские губернии
V. Бассейны верховья Западной Двины и Немана. Литва, губернии Гродненская и Витебская
VI. Бассейны Днепра и Днестра. Белоруссия, Малоруссия и Новороссийский край
Верхний Днепр, бассейн Припяти. Белоруссия, Полесье, Волынь
Средний Днепр, нижний Днепр, Южный Буг и Днестр. Украйна. Новороссийский край
VII. Область великих озер. Ингрия и Карелия, губернии Новгородская и С.-Петербургская
VIII. Покатость Ледовитого океана. Русская Лапландия, Северный Урал, Новая Земля. Губернии Архангельская и Вологодская
IX. Бассейны Волги и Урала. Великороссия
Верхняя Волга до Нижнего Новгорода. Губернии Тверская, Ярославская, Костромская
Бассейн Оки. Губернии Орловская, Калужская, Тульская, Московская, Рязанская, Владимирская, Тамбовская и Нижегородская
Средняя Волга и Кама. Губернии Казанская, Вятская, Пермская, Уфимская
Низовая Волга. Губернии Пензенская, Симбирская, Самарская, Саратовская и Астраханская
Юго-восточные степи и бассейн Урала. Губерния Оренбургская и Земля Уральского казачьего войска
X. Бассейн Дона, Азовское море. Губернии Воронежская, Харьковская и Область Войска Донского
XI. Крым
XII. Материальное и социальное состояние России
По характеру поверхностной части почвы Россия делится на две больших, совершенно различных области: область, где движущиеся льды оставили следы своего прохождения, и область, где не встречаются ни эрратические камни, ни глетчерные глины. Вся северная Россия, за исключением равнин, простирающихся у основания Уральского хребта, находились, в течение ледяного периода, под влиянием масс кристаллизованной воды, которые из Скандинавии и Финляндии двигались к западу, югу и востоку, рассеявшись на пространстве от Шотландии до Польши и от Польши до берегов Карского моря, в пределах огромного круга, имеющего около 4000 верст в окружности. Прежде допускали, как очень вероятную гипотезу, что эрратические камни этой области были перенесены по морю плавучими льдами, но эта теория должна быть окончательно оставлена, как не подтвержденная фактами. В самом деле, нигде морские остатки не сопровождают эрратических камней, тогда как часто находят, вместе с этими наносными почвами, кости пресноводных млекопитающих и пресноводные раковины [1]. В течение ледяной эпохи вся северная Россия представляла страну, подобную шведским скатам скандинавского хребта Кьелен, где ледяные реки, попеременно то выступая из берегов, то отодвигаясь вглубь долин, простираются по хаотическим пространствам, где морены и скалы перемешаны в полнейшем беспорядке с озерами и торфяными болотами. Перенесение людов и находившихся на них обломков скал производилось большею частью этими озерами, которые бесконечным лабиринтом покрывали почти всю страну и большинство которых с той эпохи превратилось в твердую землю.
1. Барбот-де-Марни. Горный журнал, № 12, за 1875 г.
Самое имя этой части Российской империи сделалось как бы символом национального несчастья. Страна, известная под наименованием Польши, утратила свое самостоятельное существование, и все, что остается от ее прежней независимости, — это особый титул в перечислении громадных областей Монарха всех частей России; да и то в последние годы эту часть стали обозначать официально под наименованием «Привислянского края», и только из простой терпимости имя Польши, столь дорогое миллионам людей, сохранилось до наших дней в крае. Даже население ее, связанное с восточно-славянской державой, составляет лишь отрывок народа, отделенный от других отрывков его, которые присоединили к себе Пруссия и Австро-Венгрия. Слово Польша есть не более как исторический и этнографический термин: в политике оно теперь не представляет ничего.
Белорусские хаты, которые по большей части сгруппированы не в деревни, а в маленькие поселки, почти всегда в таком же жалком, полуразвалившемся виде, так же невзрачны и лишены всяких украшений, как самые убогие избушки по берегам Белого моря; свиньи занимают в них почетное место, как в ирландских лачугах. Крестьяне отдают своих детей из-за одного только хлеба в услужение к шляхтичам или мелкопоместным землевладельцам. Истощенные крайней бедностью, ослабленные, сверх того, нездоровым климатом, белорусы часто подвержены болезням; процент немощных весьма значителен между ними; они почти всегда стареются раньше времени; тем не менее тип их едва ли не самый правильный из всех типов русского населения. Домашний скот их от плохого корма и ухода выродился, сделался слабосильным; исчисляют, что белорусская рабочая лошадь может везти не более 10 пудов. Видя общую бедность белорусов, можно ли удивляться тому, что они имеют вялый и унылый вид, что они беспечны, скупы, негостеприимны? Но в семье они очень нежны и ласковы; деспотизм отца проявляется у них в меньшей степени, чем в Великороссии.
В России этнографические области не совпадают с границами гидрографических бассейнов и еще гораздо менее — с границами губерний, начертанными часто наугад, без соображения с естественными условиями, или именно с намерением парализовать национальное сродство. Так, если вы возьмем малороссов, подвластных русской державе, то оказывается, что область их расселения далеко не ограничивается одним только бассейном Днепра, — они проникают на запад в бассейн Вислы и переходят за Буг, а на востоке занимают значительную часть Донецкого бассейна; они перешли даже за верхний Дон, а по ту сторону Азовского моря распространились до Кубани и на Кавказе. С другой стороны, великоруссы утвердились на верхнем течении почти всех восточных притоков Днепра, а румыны перешли за низовье Днестра. Таким образом, этим двум большим потокам, Днепру и Днестру, только в общем смысле может быть присвоено название малороссийских рек.
Наименования — Малая Русь или Малороссия, Украйна, Рутения — имеют чисто условное значение, постоянно менявшееся соответственно историческим превратностям и даже сообразно административным делениям. Ни одно из этих географических названий не относится точным образом к странам, населенным малорусским племенем, ибо эта народность, сгруппированная первоначально в изменчивую конфедерацию, никогда не имела политического единства; даже не считая закарпатских русинов, живущих в пределах Венгерского королевства, другие малороссы оставались, начиная с четырнадцатого столетия, долгое время разделенными между двумя государствами, Польшей и Литвой. Малороссы центральной области, по берегам Днепра, едва только успели, в семнадцатом веке, завоевать себе некоторую автономию, в форме казацкой вольной общины; как вскоре утратили свою самостоятельность, отдавшись под покровительство Московского царства, сделавшегося, благодаря своим обширным размерам, Россией по преимуществу. Что касается населения древнейшей России, то есть Киевской Руси, то оно известно под своим старинным наименованием — русинов или русняков — только на западных его границах, там, где этнографические различия еще более усиливались различием религиозных верований. Когда имя Малой России в первый раз появилось в византийских хрониках в конце тринадцатого столетия, оно применялось к Галиции и Волыни; затем оно сделалось наименованием страны по среднему Днепру, или Киевской области, отличаемой таким образом от великого княжества Московского, в столице которого, Москве, имел пребывание первосвятитель русской церкви — митрополит, перенесший туда свой престол в XIV веке. Точно так же название Украйны, то есть «окраины» или «пограничной области», соответствующее западноевропейским «мархиям» или «маркам», не переставало перемещаться, сообразно всем изменениям границ. Сначала его употребляли для обозначения Подолии, в отличие ее от Галицкой Руси, которой она принадлежала; потом, когда бассейн Днепра перешел под владычество Литвы, имя Украйны было присвоено ее южным провинциям, между Днепром и Бугом. В Польском государстве Украйной называлась преимущественно страна малороссийских казаков. Но и Великая Россия тоже имела свои пограничные области, свои окраины или «украйны», в одной из которых образовались, в семнадцатом столетии, малорусские вольные поселения, или слободы (так называемая «Слободская Украйна»), разделенные ныне между губерниями Харьковской, Курской и Воронежской. Как только известная область заселялась, как только в ней появлялись города, и жители устраивались мирными, хотя уже менее самостоятельными общинами, эта область переставала быть «украйной»; но везде, где поселялся малоросс относительно вольный, он приносил с собой и название «украйны» для земли, по которой бродил.
Малороссы, или малороссияне, сливаются нечувствительными переходами с белорусами на севере, а по ту сторону Карпатских гор — со словаками; но они ясно отличаются от поляков на западе и от великороссиян на востоке; смешения очень редки между малороссами и великороссами. Даже с физической точки зрения эти две народности резко различаются между собой. У малороссиян — голова вообще более широкая и более короткая, чем у великороссов, а задняя часть черепа у них более плоская (средний указатель черепа у галицийских малороссов, по Маеру и Коперницкому, 84,3) [1]; они очень короткоголовы (брахицефалы). Около половины из них имеют темно-русые волосы и карие глаза; вообще говоря, малороссы — народ рослый (средний рост галицийских малороссов, по Маеру и Коперницкому, 164 сантиметра, 5½ фут.), как показывают статистические данные относительно новобранцев; преимущественно из них набирают гренадеров, вследствие их высокого роста и статного вида, а также кавалеристов — вследствие длинноты их ног; но вообще они не имеют столько мускульной силы, как великороссы. В некоторых уездах, где малороссы и великороссы живут в непосредственном соседстве друг с другом, без промежуточного населения, можно явственно заметить физическое превосходство первых в отношении роста и красивой наружности. Малороссийские женщины отличаются грациозной поступью, ласковым взглядом, приятным голосом; у них также и более красивый костюм, похожий на одежду румынок, валахских и трансильванских. Вышивки красными и синими нитками, украшающие рубашку, юбку, передник разными фигурами: косоугольниками и крестами, треугольниками, шашешницами и ветками, сочетаются самым удачным образом, правда, по стародавним правилам, но с некоторой свободой, всегда позволяющей располагать украшения так, чтобы они гармонировали с турнюрой и чертами лица данной особы [2]. Наконец, малороссиянки держат свои хаты в гораздо большем порядке, в большей чистоте и опрятности, чем великорусские женщины, как ни скромны эти жилища — мазанки из глины, крытые соломой и выбеленные известкой.
Было бы слишком смело произносить какое-либо общее суждение о целых народностях, так как смешения славян, как между собою, так и с первобытными населениями, произвели значительное разнообразие типов; но в целом, по-видимому, можно указать ту разницу, что малоруссы превосходят великоруссов природным умом, насмешливостью, иронией, природным вкусом, воображением живым и в то же время сдержанным; они не впадают в преувеличения, какие встречаются в произведениях народной поэзии великорусской или финской [3]; но зато они не обладают практическим смыслом великорусса; они менее солидарны между собою, менее настойчивы в преследовании цели, легче останавливаются на полпути и не умеют так хорошо совладать с неблагоприятными обстоятельствами; вообще они более даровиты, но менее энергичны. Будучи исконными соперниками, малорусы и великорусы награждают друг друга насмешливыми прозвищами: великорус дал украинцу кличку хохол, вследствие пучка волос или чуба (оселедец), который тот прежде отращивал на макушке и закладывал за ухо; в свою очередь малоросс прозвал великоросса, или «москаля», кацапом, то есть козлом, вследствие длинной бороды, которою он любит похвастать.
1. Антропологический Сборник, издаваемый Краковской академией (на польском языке).
2. Ольга Косачева. Украинский народный орнамент. Киев, 1876.
3. Белинский. Русская народная поэзия.
Только один город приобрел некоторую торговую важность во всем почти пустынном бассейне, воды которого изливаются в Неву и в Финский залив: это — Петрозаводск, лежащий на одной из западных бухт Онежского озера, в горнозаводской области, где находятся золотые рудники, теперь оставленные разработкой, месторождения медной руды и жилы магнитного железняка, содержащие до 96 процентов чистого металла [1]. Основанный Петром Великим, на месте, где в то время не было ничего, кроме одной мельницы, этот город обязан своим названием пушечно-литейному заводу и оружейной фабрике, которые царь устроил здесь, чтобы можно было утилизировать находящуюся в окрестностях руду. Эти металлургические заведения исчезли после смерти Петра, но на место их впоследствии явились другие, и в 1879 году на нынешнем Александровском пушечном заводе была отлита сорокатысячная пушка. Кроме того, Петрозаводск, сделавшийся промежуточной станцией между Финским заливом и Белым морем, поднялся мало-помалу, благодаря развитию торговой деятельности. Будучи в то же время административным центром Олонецкой губернии, он далеко опередил по многолюдству и богатству старинный городок Олонец, стоящий на маленькой реке Олонке, восточном притоке Ладожского озера. До основания кораблестроительных верфей в Петербурге, Петр Великий устроил верфь в Лодейном Поле (к югу от Олонца), на берегу Свири; построенные там суда были употреблены им в дело при завоевании шведской крепости Нотебурга (Шлиссельбурга), а впоследствии он имел удовольствие видеть их плавающими даже на водах Балтики. В 1830 году эта верфь была упразднена. Точно так же, как Олонец, город Белозерск, на южном берегу Белоозера, утратил свою относительную важность. Один из древнейших городов России (летописец называет его резиденцией брата Рюрика, Синеуса), Белозерск в наши дни имеет значение только как пристань для барок, плывущих по обводному Белозерскому каналу. Прилегающие к этому озеру земли, так же, как многие другие в бывшей Новгородской области, были разделены между несколькими монастырями, из которых самым знаменитым был Кириллов-Белозерский, близ нынешнего города Кириллова. Этот монастырь, где Иван Грозный хотел постричься в монахи, служил местом ссылки для многих знатных особ Московского царства; он имеет библиотеку и очень обширные коллекции, относящиеся к истории России.
1. Проф. Иностранцев. Геологический очерк Повенецкого уезда.
Кремль в Казани
Казань упоминается в первый раз в русских летописях под 1376 годом. Перенесенный в пятнадцатом столетии ближе к Волге, — ибо «Старая Казань» (по-татарски Иски-Казань) существует еще доныне верстах в пятидесяти выше по Казанке, — этот город бывает на берегу великой русской реки только в период половодья: тогда Волга разливается по луговой стороне до основания небольшого холма, на котором расположена Казань; но обыкновенно левый берег Волги удален от города с лишком на пять верст [1]. Подтачивая постоянно свой правый берег, река не перестает медленно перемещаться к юго-западу. Город мог сохранить сообщение со своей волжской пристанью только благодаря речке Казанке, которая постепенно удлинялась, по мере того как отступало течение Волги. Одно из городских предместий, все более и более удаляющееся от Казани, так сказать, идет следом за убегающим берегом. Но самый город не может перемещаться: главная его улица тянется вдоль вершины холмов, по скатам которых расположены ряды домов, группирующихся вокруг кремля, похожего на московский. В татарскую эпоху эта цитадель была обнесена деревянными стенами; на каменной ограде, воздвигнутой при Иване Грозном, после взятия города, уцелели только две башни, остальные же были разрушены в 1774 году во время занятия Казани Пугачевым. Впрочем, почти все постройки принадлежат новейшему времени. Только одно из старинных казанских зданий, может быть, относится к эпохе, предшествовавшей завоеванию города москвитянами: это — башня царицы Сумбеки, построенная из красного кирпича и состоящая из четырех ярусов в виде уступов; но и этот памятник, судя по его архитектуре, сооружен вероятно, в позднейшую эпоху, то есть после падения Казанского царства (в 1552 году). Татары-мусульмане, составляющие и теперь еще десятую часть городского населения, чтут, как святыню, эту древнюю башню, в которой будто бы похоронен один их святой, выбрасывающий ныне из своего полураскрытого черепа источник живой воды. Центральные кварталы города населены исключительно русскими, так как татары были изгнаны оттуда в конце шестнадцатого столетия, по царскому указу, повелевавшему в то же время сжечь все их мечети.
1. По дороге от Волги к Казани стоит памятник, в виде каменной пирамиды, над костями убитых при взятии города Иваном IV. — Прим. перев.