ЗАПИСКИ
РУССКОГО
ПУТЕШЕСТВЕННИКА,
А. Глаголева
с тем, чтобы по отпечатании были в Ценсурный Комитет три экземпляра.
С. Петербург, 16 Апреля 1835 года.
Ценсор Ф. Шармуа
Положение древней крепости. Монастыри женский Владычен и мужеский Высоцкий. Население коренное Русское. Род строения и украшения домов. Воспоминания о знаменитой победе Князя Воротынского над Ханом Девлет-Гиреем; — о герое Куликова поля, Князе Владимире Андреевиче; — об угощении Русского войска Царем Б.Ф. Годуновым. Геологическое замечание о берегах Оки.
Догадки об основании Тулы. Три прежние города: Каменный, Деревянный и Земляной. Памятники древности. Примечательные здания. Оружейный завод. Оружейные мастера. Сравнительное исчисление населения Тулы в конце XVII столетия с нынешним. Гимнастические забавы: плавание, беганье на коньках, кулачный бой. Травля звериная, травля гусей и голубиная охота. Серенады или вечерние хоры. Гулянье в праздничные дни. Обновляхи. Моды женщин и мущин. Нравы. Образованность духовенства. Церковное пение.
Предание о Дедиловских провалах. Басня об Ивановом озере.
Вид города. Расположение сел Графа Бобринского. Хороводы. Обряд надевания поневы на совершеннолетнюю девку. Обряды сватовства, свадебного поезда и встречи новобрачных.
Курганы. Городища. Сторожевая линия против Татар. Предания о набегах татарских. Кудеяр разбойник. Басни о заколдованных кладах; — о хороводе, превращённом ударом грома в группу камней. Остатки языческих обрядов. Частные источники Русской Археологии. Царский колодезь.
Разные картины степей в разные времена года. Птицеловы. Гуртовщики. Цыганской табор. Ночное. Быстрое заселение степей.
Геологические вопросы о различном образовании земной поверхности. Расположение оврагов, служивших в древности местом засад против набегов варваров. Южная цепь курганов, протягающаяся через Малороссию и западные губернии в Галицию.
Вид города. Значение имени: Полтава. Домик, в котором Петр І-й отдыхал после победы. Александровская площадь. Колонна в память победы. Шведская могила. Крестовоздвиженский монастырь. Медная доска в соборной Церкви, изображающая Полтавскую битву, — с надписью Рубана. Городской сад. Институт Благородных девиц.
Положение Малороссии. Сосредоточенная населённость. Влияние местной природы на характер жителей.
Расположение дома и сада, по образцу неподвижной сцены древних театров. Картинная галлерея. Библиотека.
Вид Киева. Богомольцы. Переправа через Днепр. Киево-печерский монастырь. Собор Успения Пресвятыя Богородицы. Огромная колокольня. Особый род зодчества Собора. Внутренние его украшения и мощи Св. угодников. Крытые переходы. История основания дальних и ближних пещер. Монастыри Выдубицкий и Пустыно-Николаевский. Крещатик. Собор Св. Софии в Старом Киеве: остатки мозаика; драгоценные утвари; Софийская библиотека, древнейшая в России. Михайловский монастырь: великолепный местный образ; гробница Св. Великомученицы Варвары. Церковь трех Святителей; Десятинная Рождества Пресвятыя Богородицы и Св. Андрея Первозванного. Подол: Духовная Академия. Следы обширного населения древнего Киева.
Земляные укрепления. Радомысль. Р. К. монастыри и капитул в Житомире. Евреи; факторы; Кармелитский монастырь в Бердичеве. Новград Волынск. Местечко Корец: замок; Грекороссийский женский монастырь, основанный в XII столетии, Лаврентий Зизаний, сочинитель первой Славянской Грамматики. Село Коростень. Домик Острожской Славянской типографии. Развалины крепости. Дубно; цепь гор. Кременец; остатки его древнего замка; исторические сведения о городе.
Предание о явлении Пресвятой Девы на горе в огненном столпе. Сказание о чудесном избавлении Почаевской обители от Турок и о чудотворениях образа Почаевской Божией Матери. Основание Почаевского монастыря, назначенного собственно для монахов послушания. Восточной церкви и присвоеиного последствии Грекоунитами. Местоположение и наружный вид его.
Разделение сословий в Волыни и Подолии по религиям. Евреи Восточные и Западные. Еврейские секты в России: Караимы, Раббинисты и Хасиды. Число Евреев и синагог и духовный их штат. День плача. Шабаш или празднование субботы. Костюм и черты лица Евреев и Евреянок. Корчмы. Транзитный торг. Брички. Характер Евреев.
Переезд через границу. Жиды-извощики. Жиды-разнощики товаров. Жидовское население и помещение в Бродах. Синагога или большая школа: кивот завета; большой и малые девятисвещники; неугасаемый огонь; певчие; обряд обрезания младенцев; печатные заповеди на столбах и на стенах; помещение мущин и женщин в синагоге; паникадилы и освещение в праздники; приделы или малые школы; расположение синагоги. Вечернее гулянье по улицам.
Положение города. Ратуша. Публичная библютека: рукописи с картинами. Политика немцев в отношении к Галиции. Надгробный камень на могиле Московского типографщика Иоанна Феодорова.
Выезд из Лемберга. Маленький пастушок. Галицкий солдат, называющий себя Русским.
Вечерняя песнь Католиков: Аvе, Maria. Причина ненависти Француженки Розы к России. Крестьянский праздник. Песнь учеников пред образом Св. Яна.
Подземельный город в Величковских копях. Костел в Краковском зàмке: гробница Св. Станислава; гробницы королей; памятник Иоанна Собиеского. Придел с Русскими надписями над образами. Шерстяные картины. Курган для памятника Генералу Костюшке. Церкви и монастыри Р. Католические; Русская церковь. Воспоминание о хитрости Французов, прокравшихся в женском платье в зàмок, и о поступке с ними Суворова.
Вид Карпатских гор из Могилан. Расположение Немецких городов. Колонна в Ольмице Триединому Богу. Многосложная часовая машина.
Езда в дилижансе. Немецкие стихии: табак и пиво. Целерифер.
Воспоминание о битве Французов с Австрийцами. Спящий Французский полк, — пробуждённый острым ответом Наполеона. Место поражения Турков Иоанном Собиеским.
Площади, публичные памятники и бассейны.
Наружные и внутренние украшения. Гробница Императора Фридриха IV. Башня. Колокол Иозефины. Капитул.
Египетская гробница с гиероглифами. Этрусские вазы. Золотые Византийские вазы. Шлемы Греческие и Римские. Собрание медалей, первое в Европе. Золотое Имперское блюдо. Классический камей: Обоготворение Августа.
Наружные и внутренние украшения. Примечательнейшие рукописи. Медная доска с постановлением Римского Сената от 186 года до Р. X. Сходство формы и слога этого постановления с нашими протоколами.
Предубеждения учёных против наук. Опал, самый большой из всех известных. Букет Марии Терезии из драгоценных камней. Настоящее состояние Естественной истории
Живая фламандская картина
Амфитеатр из холмов на берегу Дуная.
Ламбах и окрестности Фоклабрука.
Поднявшись на верх Поклонной горы, пересекающей Серпуховскую дорогу, я остановился, чтобы бросить последний, прощальный взгляд на Москву. День был мрачный. Громады зданий, простирающиеся черною полосою от востока к западу, слились с туманных горизонтом; одни готические башни монастырей и золотые главы соборов мелькали, как огненные звезды. Смотря на эту величественную картину, я невольно снял шляпу и по обыкновению предков, завещавших нам святое чувство любви к матери городов русских, поклонился в последний раз её священному Кремлю.
Колокольчик зазвенел; летучая тройка помчалась; снежная пыль взвилася столбом.
Я не могу дать отчета в первых чувствах моих, после разлуки с Москвою. Их нельзя выразить словами; они понятны только немногим, — кому случалось расставаться вдруг со всеми мечтами юности, со всем, что дорого сердцу. Часы текут медленно; взор или блуждает без цели или останавливается на предметах, не примечая их; образы прошедшего помрачаются; мысли о будущем исчезают.
Молодой, дородный извощик, только изредка, тихо, про себя, начинал несколько песен и прерывал их. Наконец он нашел тон, согласный с его душою, и повел его по всем переливам своего чистого, звонкого голоса. В его песни я услышал историю собственного сердца, — и горючая слеза невольно выкатилась.
Виноват! В наше время путешественники не плачут; посланный небесным гневом романтизм произвел засуху во всех глазах; и моя нечаянная слеза, может быть, будет последнею классическою слезою!
Что значит это чувство нашей привязанности к Москве? Не есть ли следствие первых, самых резких и глубоких, остающихся в нашей душе впечатлений? Не есть ли признательность, самой души к тем предметам, по которым она образовала свои понятия, наклонности и движения? Нет, этого не довольно; Москва священна для всех Русских, как блюстительница наших нравов и обычаев, как живой памятник отечественных доблестей, как залог святыней нашей веры: ряд ея столетий есть ряд жертв, принесенных ею для независимости отечества. Сам Небесный Промысл покрывает Москву щитом своим. Давно ли по ея стогнам шел с торжеством вождь могущественный, приковавший к своей колеснице победу и двадцать народов? Слепой любимец фортуны! Мог ли он предвидеть, что вокруг Москвы станут посланники небесные: огонь, зима и бури, и что из её пепла, подобно птенцу баснословного феникса, возродится слава России?
На этом пепле и на грудах развалин воздвигнулись ряды новых зданий, блестящих красотою и пышностию; промышленность и художества пробудили снова деятельность на торжищах; общества одушевились прежним радушием и откровенностию; Русские собрались сюда, как и прежде, из разных краев России, чтобы передавать друг другу заветные добродетели предков и делятся святыми чувствами любви к Царю и Отечеству.
Мечтатели, политики иноземные! Хотите ли иметь понятие о торжестве этих чувств? Перенеситесь мыслию в Москву, когда при опасностях, угрожавших родному краю, она первая перед линем Государя приносила свои жертвы и уже заранее обрекала себя на всесожжение; или вообразите великолепную картину Кремля, когда после грозных туч войны в первый раз взошло над ним наше красное солнце; — когда вождь Царей, покоритель Парижа, миротворец Европы шёл смиренно из Своего чертога в храм Господний, — при звоне колоколов, при громе пушек, при восклицаниях войска, при общих искренних благословениях народа, сопровождаемых слезами умиления. Покажите нам хотя одно гражданское общество в мире, подобное этой православной семье, где Надежда — Государь и Любовь — Россия соединяются между собою столь крепким союзом родства: Веры.
Положение древней крепости. Монастыри женский Владычен и мужеский Высоцкий. Население коренное Русское. Род строения и украшения домов. Воспоминания о знаменитой победе Князя Воротынского над Ханом Девлет-Гиреем; — о герое Куликова поля, Князе Владимире Андреевиче; — об угощении Русского войска Царем Б.Ф. Годуновым. Геологическое замечание о берегах Оки.
От древней крепости, построенной из дикого камня и имевшей в окружности З70 сажен и 4 башни, остались почти одни развалины. Они лежат на высоком мысе, который тремя сторонами выдается к речке Наре, в луг и в овраги, а четвертою, северною соединяется с плоскою возвышенностию, окружающею город. Несколько ниже, на правом берегу Нары, на отлогом холму стоит Владычен женский монастырь, окруженный рощами; а на противоположном крутобережьи монастырь мужеский Высоцкий. Первый, бывший до 1806 года мужеским, основан в 1362 году Алексеем Митрополитом Московским; он имеет четыре церкви. Второй, обнесённый кругом каменною стеною, также построен ещё в 1374 году Сергием Радонежским и учеником его Афанасием; внутри его ограды находится восемь церквей. Все сии разбросанные части составляют в совокупности, в летнее время, прекрасный вид с правого берега Оки.
Серпухов населен коренными Русскими, и защищаемый с юга Окою, в самые смутные времена государства никогда не был открыт ни внезапным вторжениям варваров, ни влиянию соседственных народов, как южные Великороссийские губернии. И потому до сих пор сохранилось в нём все Русское, от очертаний лица жителей до их нравов, обычаев и поверий. Деревни, лежащие на большой дороге подле Серпухова, построены по образцу подмосковных. Постоялые домы о двух жильях; из них нижнее назначено для простого народа, а верхнее состоит из светлиц, украшенных божницами и довольно опрятною мебелью. Иконы в божницах окованы серебряными ризами; перед ними теплятся лампады, а в праздничные дни зажигаются свечи. По стенам развешаны портреты Кутузова, Багратиона, Витгенштейна, Платова и других героев 1812 года; эстампы, представляющие пожар Москвы и сражения с Французами; карикатуры на Французов и, наконец, нравственные и сатирические картинки в народном вкусе: как-то страшный суд, восходящая и нисходящая лестница четырех возрастов, — Аника воин, умоляющий смерть об отсрочке последнего часа, история блудного сына, процессия мышей при погребении кота и т.п.
На дороге между Москвою и Серпуховом достопримечательны уездный город Подольск и село Молоди. В первом, в 1812 году, отражены были отряды Французского войска, cтремившиеся в Тулу; подле второго, в 1572 году 1 Августа, Русский полководец князь Михаил Воротынский остановил, разбил и рассеял стодвадцатитысячное войско хана Девлет-Гирея, который хотел решить дело об Астрахани и Казани с Государем Московским, изустно, лицом к лицу. «Сей день, — говорит Историограф, — принадлежит к числу великих дней нашей воинской славы: Россияне спасли Москву и честь; утвердили в нашем подданстве Астрахань и Казань; отмстили за пепел столицы, и если не навсегда, то надолго уняли Крымцев, наполнив их трупами недра земли между Лопаснею и Рожаем, где доныне стоят высокие курганы, памятники сей знаменитой победы и славы князя Воротынского».
Серпухов в XIV столетии был удельным княжеством героя Куликова поля, князя Владимира Андреевича, который нечаянным нападением из лесу на Монголов споспешествовал первый к довершению победы. После Донского ему первому отечество обязано заплатить дань своей признательности сооружением памятника.
Река Ока составляла последний оплот Великого Княжества Московскаго против врагов России, а окрестности Серпухова нередко были сборным местом воинского стана и наконец театром шумных, сорок дней продолжавшихся, пиршеств Русского войска, которое с необыкновенною роскошью угощаемо было здесь Царем Борисом Феодоровичем Годуновым, под предлогом незапного бегства от Оки Ногайских Татар.
Река сия представляет достопримечательный феномен и в геологическом смысле. По левому её берегу тянутся целые сосновые боры, а на правом в Тульской губернии нет ни одной сосны. В географиях наших хвойные леса, принадлежащие одному холодному поясу, полагаются только от 64° до 57°; между тем как по берегам Оки они встречаются даже под 54-ю степенью северной широты. Причиною тому, без сомнения, великая плоская возвышенность, дающая климату всей Московской губернии более суровости, нежели сколько бы можно ожидать. Во всяком случае разделение поясов холодного, умеренного и теплого, означаемое в географиях по барометрическим соображениям, полезно было бы определить поверкою растений, составляющих их отличительные признаки, означив при том со всею геометрическою точностию и самые линии, служащие естественными им границами.
Догадки об основании Тулы. Три прежние города: Каменный, Деревянный и Земляной. Памятники древности. Примечательные здания. Оружейный завод. Оружейные мастера. Сравнительное исчисление населения Тулы в конце XVII столетия с нынешним. Гимнастические забавы: плавание, беганье на коньках, кулачный бой. Травля звериная, травля гусей и голубиная охота. Серенады или вечерние хоры. Гулянье в праздничные дни. Обновляхи. Моды женщин и мущин. Нравы. Образованность духовенства. Церковное пение.
Первоначальное местоположение древних городов южной и средней России достойно особенного внимания. Почти все они строились или на западных, или на северных берегах протекающих мимо них рек. Очевидно, что в самом начале они были не что иное, как укрепления против варваров, стремившихся на Россию сперва с востока и потом с юга.
Тула служит исключением из сей общей системы построения; она находится на левом или южном берегу Упы. Из договорной грамоты Великаго Князя Димитрия Иоанновича Донского с Рязанским Олегом* видно, что Тула при Царице Тайдуле была местопребыванием Баскаков, собиравших с России подать, а вероятно, и основана была ими, а не Русскими. Знаменитый Историограф наш думает, что и самое название города произошло от имени Капчакской Царицы Тайдулы, но что Русские впоследствии обратили сие имя в Тулу, так как Хаджи-терхан в Астрахань.
Нетрудно было бы открыть сродство и Тульской реки Упы с Литовским словом упь и Криво-Ливонским уппа, означающими реку, если бы вместе с тем можно было доказать, что Кривичи в древности простирались в самую внутренность Тульской губернии, или что они заимствовали это слово от другого племени, Славянского или Финского, там обитавшего.
Из бумаг, хранящихся в губернских архивах, видно, что Тула состояла прежде из трех городов: Каменного, Деревянного и Завитая или Земляного. Каменный, старого дела, на левом берегу Упы, с 4 проезжими и 5 глухими башнями, простирался на 468 (а по нынешнему измерению на 490) сажен, имея в вышину по кровлю 5 саж. с 2 арш. и в толщину 1 сажень с 11 вершками. По башням и воротам расставлены были Московского и Немецкого литья медные и железные пищали. На большой Спасской башне висел вестовой колокол, а внизу её под каменным сводом, равно как и под Никитскою башнею, хранились пороховая казна, ядры, кирки, карабины, латы, медные трубы, знамена и другие крепостные принадлежности и орудия. Деревянный город, построенный по повелению Великого Князя Василия Иоанновича в 1509 году, облегая Каменный со всех сторон, кроме Упы, на пространстве 1071 сажени, имел 5 башен проезжих и 14 глухих. Он рублен был в две стены, башни в четыре, а круглая Крапивенская в шесть стен с тремя боями и с железными воротными затворами. Каменная крепость в 1784 году возобновлена; а от деревянной не осталось почти никаких следов, кроме нескольких зданий. Самое древнее из них мужеской монастырь св. Иоанна Предтечи, с каменною оградою, построенный Тульскими боярами и посадскими людьми за избавление города от нападения Крымского Хана Девлет-Гирея, при Царе и Великом Князе Иоанне Васильевиче. Монастырь девичий Успения Пресвятыя Богородицы и Соборная Казанская Церковь построены Царем Алексеем Михайловичем. Завитай, или Земляной город копали боярские дети и служивые люди, также по грамоте Царя Алексея Михайловича в 1649 году. На валу было три башни деревянные с проезжими воротами и пять глухих, насыпанных из земли. За чертою Земляного города начинались слободы; их было семь на городской стороне и три на Московской за рекою Упою.
Между прочим, примечательны здесь два земляные вала: один из них, пересекаемый Упою, находится в двух верстах ниже Тулы; обыкновенно почитают его остатком плотины, насыпанной в 1607 году войском Царя Василия Шуйского, по совету боярского сына Сумина-Кровкова, для того, чтобы наводнением выгнать из города скрывавшиеся в нём скопища злоумышленников; — другой, начинающийся в самом городе, идет по направлению Киевской дороги, и верстах в семи от города углубляется в засеку. Он, как уверяют, простирается на весьма значительное расстояние. Кем и когда насыпан этот вал, неизвестно; сохранилось только предание, что он служил границею России и оплотом против набегов Татарских. Подобные валы есть в Рязанском, Козловском и Тамбовском уездах. Начало Тульского может быть отнесено к XVI столетию, когда в Тульском уезде, при Царях Иоанне Васильевиче и Феодоре Иоанновиче, сделаны были для защиты от набегов Татарских засеки и на засеках разные укрепления. В 7146 году (1638 от Р.X.) Марта в 27 день, по получении известия о преднамереваемом вторжении в Россию Крымских Татар, отправлены были Царем Михаилом Феодоровичем в Тульскую Заупскую Малинову засеку Воевода Семен Васильевич Волынской и Голова Степан Карцов для обозрения прежних укреплений и для устроения новых, или, как сказано в наказе: «И тое Тульские засеки вдоль и поперег и на Тульской засеке всяких крепостей дозрить и описать подлинно, — и учинить Семену и Степану середи засечного лесу в черте вдоль на одиннадцати верстах на семи сот на трех саженях завал лесной, а поперег по засеке на двадцати на пяти саженях; — а в которых местех на засеке болота и озера и всякие крепкие места, и теми будет крепостьми Татаром и без лесного завалу и без земляново валу чрез засеку пройти не мочно, и Семену и Степану в тех местех завалу лесново и земляново валу не делать».
Далее в том же наказе предписано было: «Семену и Степану жить на засеке с великим береженьем не оплошно и сторожи держать в день и в ночь на высоких деревьях и для ясаку по деревьям держать кузовы с берестою и с смольем, и смотря по вестем, велети кузовы с берестою и с смольем зажигать, чтоб воинские люди к засеке безвесно непришли и дурна какова неучинили». — «А если Семен и Степан против Государева указу засеку всякими крепостьми не укрепят или засечным делом замешкают, а с сошных и с даточных и с уездных людей учнут имать посулы и поминки, а после про то сыщетца, и Семену Волынскому и Степану Карцову от Государя быть казнену смертью, а поместья их и вотчины велит Государь отдать с роздачею бесповоротно мимо жены ево и детей и роду и проч.»**.
Из произведений зодчества, по огромности и красоте своей, занимают в Туле первое место колокольня Успенского Собора с вызолоченным шпицем и кладбищенская церковь всех святых, построенная на самом возвышенном месте, вне города. — Экзерциц-гауз, присутственные места, набережная и шлюзы из дикого камня, плотина против Чулковой слободы и несколько зданий на Оружейном заводе могут также считаться украшением Тулы.
Из заводских зданий, по внутреннему устройству вододействующих машин и по огромному их размеру, обращают особенное внимание стальная или молотовая с восьмью горнами и восьмью молотами, калильня, тягольня, для растягивания стали в прутья, точильня о 16 Английских точилах, чёрная вертельня для просверливания стволов и многие другие. Нельзя без изумления смотреть на эти необычайные силы природы и рук человеческих. Шум воды, движущей падением своим огромные колеса, — стук молотов; колеблющих ударами основание земли, — визг точильных камней, сыплющих огненные клубы, — пылающие горны, раздуваемые огромными мехами, — невнятные вопли и чёрные лица работников, бегающих с раскалённым железом, — всё это невольно заставит забыться и подумать, что сам Вулкан куёт здесь молниеносные перуны Российскому Громовержцу.
Казённые кузнецы устроены были особою слободою на правом берегу Упы,ещё по грамотам Царей Феодора Иоанновича и Бориса Феодоровича Годунова; но Оружейный завод основан уже вследствие указа Петра Великого, данного 15 февраля 1712 года Князю Григорью Ивановичу Волконскому. Первые вододействующие машины устроены были простым кузнецом Сидоровым и солдатом Ораниенбургского баталиона Батищевым, изобретшим между прочим разные машины, для отделки стволов. В царствование Екатерины Великой делаемы были разные улучшения завода; но важнейший период его начинается с 1817 года, со времени назначения главным его механиком Англичанина Джона Джонса. Доктор Гамель свидетельствует, что искусственная часть Тульского завода находится ныне на такой степени совершенства, какая не существует даже на лучших ружейных фабриках в Англии.
Огнестрельного оружия выделывается здесь в обыкновенное время ежегодно до 70.000 и белого до 25.000; а в случае нужды может быть приготовляемо несравненно большее количество.
Цеховых ружейных мастеров считается до 30.000; а всех, по седьмой ревизии, мужеского пола 7071 и женского 6913 душ, да приписных крестьян в Тульской и Калужской губерниях 3562 души мужеского пола.
Оружейные мастера делают между прочим физические и математические инструменты, ножи, самовары, разные галантерейные вещи; и с отменным искусством режут печати на стали и на камнях. О переимчивости, способностях и остроумии их рассказывают множество занимательных анекдотов.
По описи 1685 года, всех дворов в Туле было 533, жителей 1141, церквей 8 каменных и 11 деревянных. Доходу с разных статей собиралось в Царскую казну З25 рублей, 4 лтына и 2 деньги, и подушного оброку 185 рублей, 3 алтына и 1 деньга. Ныне народонаселение города с оружейными мастерами возросло уже до 35 000 душ обоего пола; церквей каменных 28, домов каменных 250, деревянных 2900, фабрик и заводов около 80.
Тула разделяется на три части: на Градскую, Московскую или Оружейную и Чулкову слободу. Две последние населены оружейными мастерами, в первой живут мещане и купечество. Разные промыслы и занятия образовали в них разные характеры. Оружейные мастера трудолюбивы, ловки, проворны; и в особенности отличаются удальством в гимнастических забавах, как то в плавании, в беганьи на коньках и в кулачном бою. Большую часть времени они проводят на заводе, в мастерских или в кузницах перед горнами; а в жаркие летние дни часы отдыха посвящают купанью. Нельзя не удивляться их отважности, когда они бросаются головою в реку с сваи, с моста и с шлюз четырех- или пятисаженной высоты. На воде они довольно легки и употребляют почти все доселе известные способы плавания; хотя не учатся им по правилам и даже не подозревают, что есть для них правила и школы. Как же скоро Упа покроется льдом, то начинается беганье на коньках; и некоторые из бегунов с отличною ловкостию выводят на льду буквы, слова и разные узоры. Мимоходом заметим, что коньки и ходули известны были во многих местах России исстари и, кажется, должны быть отнесены к народным Русским забавам; может быть, потому-то они до сих пор и были пренебрегаемы нашим высшим сословием. Но чем не шутит своенравная мода? Она захотела — и тотчас в Москве и Петербурге всю прыткую молодежь подковала коньками или подняла на огромные ходули. Отчего же произошла эта перемена в приличиях вкуса? Оттого, что Англичане и Французы назвали сии забавы громким именем гимнастики; а перенимать у иностранцев и подражать им, в чём бы то ни было, не почитается ли у нас обязанностию каждого благовоспитанного человека?..
Что касается до кулачных боёв, они продолжаются всю зиму по воскресеньям и оканчиваются в понедельник первой недели великого поста. Во всё это время Тула разделяется на две стены, на Московскую и Градскую; каждая имеет своих богатырей и своего атамана. Не могу умолчать об одном из них, которому за необыкновенную его силу дано прозвание Родимого. Не ожидайте от него ни ловкости Римских бойцов, ни искусства Английских боксеров; это просто огромная движущаяся махина: но, говоря Русскою иперболою, — голова у него с пивной котёл, между бровями пядень, между плечами косая сажень. Главная квартира Родимого, в день битвы, в питейном доме на Хопре; и он не иначе оставляет её, как по усиленным только просьбам присылаемой к нему депутации. Часто одно появление его вливает мужество в его дружины и приводит в колебание противную сторону; когда же он вступает в дело, то самые ловкие бойцы валятся вокруг его, как снопы. Иногда победа его оканчивается триумфом. В таком случае победителя поднимают на носилки и несут на Хопер, между тем как записные покровители кулачного боя бросают ему в шапку медные и серебряные венки, т.е. деньги с изображёнными на них венками.
Травля звериная и травля гусей принадлежат к любимым здешним зрелищам; а охоту голубиную можно назвать господствующею страстию вообще Тульских граждан; нет почти ни одного дома, в котором бы не было стада голубей и голубятни. Часто в ясный летний день весь горизонт бывает покрыт стадами сих птиц, и на всех кровлях увидите охотников, машущих длинными шестами. Лучшими же голубями почитаются те, которые делают на лету несколько пируэтов или оборотов вокруг себя.
Достойны замечания здешние серенады, даваемые летом Оружейными мастерами. Они собираются обыкновенно вечером на берегу Упы или на улице и поют хором духовные оды Ломоносова, старинные псальмы, кантаты; и заключают свои собрания известным польским: Александр и Елисавета. Стройность хоров, составленных почти всегда из голосов отборных, производит при тишине ночи самое резкое впечатление. Вообще оружейные мастера имеют особенную склонность к пению и к поэзии; так что некоторые из них, не зная даже и грамоты, очень правильно рифмуют песни и кладут их на голоса. Любимый род их песен есть сатирический, которого начало надобно искать в наклонности их к насмешкам.
В Туле нет почти ни одного бульвара, но в праздничные и воскресные дни все улицы превращаются в места народного гулянья. В это время по всем улицам движутся группы мущин и перед каждым домом сидят на прилавках разряженные женщины. Приличие требует, чтобы девушки не показывались на свет; но любопытство, обыкновенная слабость женского пола, заставляет их искать в заборах старые или провертывать новые скважины, чтобы смотреть на проходящих. Взрослую девушку можно рассмотреть здесь только великим постом, в то время, когда она, под именем обновляхи, сопровождаемая бегущими впереди и позади мальчиками и девочками, выходит в церковь для исповеди. Размалеванное белилами лице и чёрные зубы почитаются здесь красотою нежного пола. В особенное уважение принимается тучность тела; и чтобы скрыть недостатки свои в этом отношении, Тульские женщины обыкновенно нанизывают на себя от полудюжины до дюжины исподних юбок. Бархатная или штофная малинового цвета коротенькая епанечка, вся в сборах и без рукавов, есть общее их верхнее одеяние. А наряды мущин состоят в гродетуровом распашном халате, в ситцевой рубашке, в голубых китайчатых шароварах и в пуховой или шёлковой шляпе, которая надевается всегда набекрень. Бороды обриты и волосы у всех обстрижены в скобку; а некоторые из щёголей белятся и румянятся, подобно женщинам. Нет ничего неприятнее, как слышать разговаривающих между собою здешних женщин. Одни слова они повышают и тянут, другие понижают и скрадывают, и притом не разводя зуб и закрывая верхнюю губу нижнею почти при каждом слове. За званым столом они сидят, как куклы; и всё движение их состоит в том, чтоб подергивать накрахмаленные и распущенные рукава рубашки. Если просватают здесь девушку, то подруги её ходят ночью по улицам хороводом, бьют в медный таз и с самым неприятным визгом поют свадебную песню: „ты заря ли моя зорюшка“.
Нравы Тульских граждан вообще похожи более на иностранные, нежели на Русские. Гостеприимство, столь свято почитаемое в Москве и во всей России, по-видимому, не пользуется равным уважением в Туле. Ворота с утра до вечера и с вечера до утра почти везде заперты. Чтобы войти в дом, надобно позвенеть в колокольчик; а по звону колокольчика, старая служанка, высунувшись в калитку, пробормочет суровым голосом, что хозяин её спит или нет его дома. Слушая всегда и везде один и тот же ответ, невольно подумаешь, что вся Тула спит непробудным сном или нет её дома. Впрочем, причиною такого обращения надобно полагать не чуждение общежития и людскости, а одну только хозяйственную расчётливость; от того что Тульские граждане почитают большим неприличием отпустить принятого гостя, не удовольствовав его напитками, и в особенности чаем, который подают здесь во всякое время дня и ночи.
Самое образованное сословие в Туле есть духовенство, которое пишет и говорит хорошо по-Латыни, и в особенности любит заниматься богословием, философиею и словесностию.
В числе примечательнейших лиц между духовными сановниками не только здешними, но и вообще Русскими, можно наименовать покойного Профессора Богословия и Кафедрального Протоиерея Уара Ненарокомова, обладавшего необыкновенным даром импровизации на чистом языке Латинском. Уверяют также, что конспект богословских наук, представленный им в Комиссию Духовных Училищ, почитается доселе одним из лучших.
Образованием своего вкуса в духовном красноречии Тульское духовенство много обязано бывшему здесь Епископу (впоследствии Архиепископу Казанскому и Симбирскому и потом Тверскому) Амвросию, одному из первых духовных витий нашего времени. Сей почтенный Архипастырь, покровитель наук и искусств, не менее споспешествовал и к усовершенствованию здесь церковного пения, приводившего всех в восторг и умиление***.
* Древн. Росс. Вивлиоф. 1, 90.
** Подлинный наказ сей, со всеми изложенными в нём подробностями, можно видеть в прибавлениях к описанию Тульского Оружейного завода, Г. Гамеля.
*** Один Лютеранский Епископ, посетивший Тульский собор во время Архиерейского служения, не мог удержаться от слёз. Забыв различие вероисповеданий, он то же сказал об Архиерейском хоре, что некогда философы Владимировы о хорах Константинопольских: «мне казалось, что я перенесён был на небо и слышал пение Ангельское».
Предание о Дедиловских провалах. Басня об Ивановом озере.
Между простым народом, живущим в окрестностях Тулы, есть старинное поверье, что заштатный город Дедилов рано или поздно должен весь провалиться. Поводом к такому нелепому мнению послужил действительный провал, образовавшийся на одном из возвышенных мест, при выезде из Дедилова в Богородицк. Сказывают, что на этом месте стоял когда-то дом, но за нечестие своих хозяев однажды ночью пожран был землею и не оставил после себя никаких следов, кроме выступившего из пропасти озера, имеющего в окружности около пятидесяти сажен и остающегося до сих пор почти всегда в одинакой степени высоты. Всех провалов с озерами в Дедилове семь; подобные им встречаются и в других местах южных губерний; а в некоторых из них, по сказанию старожилов, показывались будто бы иногда и корабельные доски. Если бы эти случаи могли быть доказаны свидетельствами несомненными, то они привели бы нас к заключению о действительности сообщения упомянутых озёр с каким-нибудь морем посредством подземельного канала, и особливо с Чёрным морем по тому направлению, по которому прошло в 1803 году землетрясение от Одессы к Туле и далее к северу.
От Дедилова не в дальнем расстоянии находится Иваново озеро с двумя выходящими из него реками, Доном и Шатом. Об нём простой народ рассказывает следующую басню: „жил был Иван; у него было два сына; старший почитал отца своего, а младший не имел к нему почтения. Когда отец стал умирать, то призвал к себе старшего сына и сказал ему: „будь над тобою мое благословение; потом призвал младшего сына и сказал: „будь ты от меня проклят и шатайся по миру отныне и до века“. — С того времени народ прозвал старшего сына Доном Ивановичем, а младшего Шатом, которого именем и до сих пор бранятся во всех соседственных губерниях. Я упоминаю об этой басне, как образчике Русского народного нравоучения, передаваемого от одних другим, по обыкновению восточному, в притчах и аллегориях.
Вид города. Расположение сел Графа Бобринского. Хороводы. Обряд надевания поневы на совершеннолетнюю девку. Обряды сватовства, свадебного поезда и встречи новобрачных.
Небольшой городок сей можно уподобить картине, составленной из яркого света и самой тёмной тени. На луговой стороне обширного пруда видишь собрание хижин и изб, крытых соломою; по другую сторону, на плоском холму великолепный дом Графа Бобринского и обширный сад, который в прошлом столетии почитался чудом здешнего края. Напрасно будем искать здесь следов прежней пышности и роскоши; но печать изящного вкуса надолго ещё останется неизгладимою.
В Богородицком уезде достойно примечания положение Графских сёл, прежде бывших экономическими. Некоторые из них, пересекая большую дорогу, идущую в Ефремов и состоя из 500 и даже 700 домов, тянутся двумя слободами на пять и более верст, по обыкновенному здесь направлению ручьёв и речек, от востока к западу или от запада к востоку. Плоские береговые возвышенности, оставленные для улиц и выгонов, отделяют одну слободу от другой по крайней мере на одну версту; сады, огороды, конопляники и гумны, примыкающие к дворам со стороны поля, также занимают длиннику на полверсты и более. Все эти угодья размежёваны на узкие продолговатые квадраты, обсаженные ивами и принадлежащие разным владельцам.
В больших сёлах каждая слобода имеет свои сборные места для хороводов; но хороводы сии, разделенные оврагом или рекою и отстоящие один от другаго на версту, иногда принимают общее участие в представлении какой-нибудь драматической сцены в их вкусе. Например, один хор в тысячу голосов кричит: „а мы просо сеяли“; другой отвечает ему: „а мы просо вытопчем“. А как, по смыслу этой песни, последний должен выкупить у первого перенятых коней красною девицею, то и действительно выдаёт ему одну из пригожих своих девиц, провожая её с грохотом и криком с одной стороны реки на другую.
Вообще обычаи здешних крестьян отличаются своею странностию. Девки ходят здесь до 15 и до 16 лет в одних только рубашках, опоясанных красным шерстяным поясом; а по прошествии этого срока на девку надевают поневу (так, как у Римлян надевали на семнадцатилетнего юношу пурпуровую тогу). Обряд же надевания поневы совершается в день имянин девки, в присутствии всей родни её. В это время имянинница становится обыкновенно на лавку и начинает ходить из одного угла в другой. Мать её, держа в руках открытую поневу, следует за нею подле лавки и приговаривает: „вскоци дитетко, вскоци милое“; а дочь каждый раз на такое приветствие сурово отвечает: „хоцу вскоцу, хоцу не вскоцу“. Но как вскочить в поневу, значит объявить себя невестою и дать право женихам за себя свататься; то никакая девка не заставляет долго за собою ухаживать, да и никакая не делает промаху в прыжке, влекущего за собою отсрочку в сватовстве до следующего году. Пропить девку, на здешнем языке значит просватать её; потому что во время помолвки отец жениха обязан напоить наповал всю родню невесты от старого до малого. Жених в продолжение свадебных обрядов называется князем, а невеста княгинею. Торжественное их шествие в церковь под венец и из-под венца в дом жениха сопровождается самым шумным поездом. Обыкновенно впереди едут верхом поезжане по два в ряд, и сам жених рядом с дружкою, отправляющим должность церемониймейстера; за ними несколько троек с кибитками, из которых в первой сидит невеста с свахою, во второй хор девок, поющих без умолку свадебные песни; третья нагружена приданым, четвертая вином, пивом и съестными припасами. Кибитка, в которой сидит невеста со свахою, вся покрыта полотенцами. Наряд крестьян, участвующих в этом поезде, отличается также странностию: каждый из них имеет перекинутое через плечо полотенце; а жених украшен иногда и алою узкою лентою, в роде кавалерского знака отличия. Невеста до венца завешена покрывалом; а после венца тотчас заплетают ей волосы в две косы и убирают голову двурогою высокою кичкою. Две косы — символ замужества; так как двурогая кичка и сшитая из нескольких разно-узорных и разноцветных полотнищ понева составляют обыкновенную принадлежность вообще Русских замужних крестьянок.
Из церкви весь поезд отправляется в том же порядке, как и прежде, в дом жениха. Тут встречают новобрачных с хлебом—солью ив вывороченных наизнанку овечьих тулупах; а иногда осыпают их овсом, предзнаменующим богатство и изобилие в будущем домашнем быту.
Курганы. Городища. Сторожевая линия против Татар. Предания о набегах татарских. Кудеяр разбойник. Басни о заколдованных кладах; — о хороводе, превращённом ударом грома в группу камней. Остатки языческих обрядов. Частные источники Русской Археологии. Царский колодезь.
Красивая Мечь в истории нашего отечества известна тем, что герой Донской преследовал до берегов её Монголов, разбитых на Куликовом поле.
Два или три кургана, встречающиеся в окрестностях села Маслова, можно почитать памятниками сего их вторжения; или других подобных. Надобно думать, что в направлении от юга к северу прежде было много курганов, но что все они срыты землепашцами, сеющими на них хлеб.
Многие называют курганы Татарскими могилами. Но какого же времени? После Куликовской битвы Монголы, преследуемые победителями, едва ли имели довольно времени для отдания последнего долга своим товарищам; а о других битвах на берегах Мечи, кажется, не упоминается в наших летописях ни слова.
Простой народ просто приписывает эти насыпи каким-то богатырям. Не были ли они почетным местом для Ханских шатров или для их знамён и сигналов, и не назывались ли прежде по-Русски шоломена? Хотя почтенный наш Историограф переводит шоломя высотою, однако из летописей видно, что это были не просто высокие места, а как бы нарочно устроенные и укреплённые: „Царь же Мамай с тремя с темными князи взыде на место высоко, на шоломя, и ту сташе, хотя видети кровопролитие“. Ещё один вопрос: не служили ли курганы Монголам или Нагайским Татарам указателями пути во всех здешних местах, не имевших прежде никакого населения? По крайней мере, достойно замечания, что как упомянутые курганы, один подле деревни Ведмины, а другой в селе Козьем, так и третий Богородицкого уезда в селе Никитском подле речки Непрядвы, находятся на местах самых возвышенных, как бы нарочно избранных для обозрения окрестностей или для указания дороги, в роде маяков. Старожилы уверяют, что они, распахивая курганы, находили в них иногда военные орудия. Удивительно, что наши Археологи (не смотря на значительные пособия, полученные некоторыми из них от Правительства для подобных исследований), до сих пор ещё не проникли в их внутренность и даже не объяснили собственного значения этого слова на языке Татарском*.
В селе Маслове, на левом берегу Красивой Мечи, достопримечательна ещё одна гора, называемая городищем, упоминаемая под сим же именем и в некоторых старинных актах. С северной стороны, как приметно, городище защищаемо было валом и лесом, а с южной — отлогим утёсом, состоящим из глины и камней и омываемым рекою. Подобное ему есть ещё Епифанского уезда в селе Себине над Доном. Нельзя согласиться с предположением Г. Ходаковского, чтобы все такого рода городища относились к глубокой древности и служили во времена язычества местом жертвоприношений. По крайней мере, этого нельзя сказать о Себинскоми Масловском: потому что места сии находились в степях и едва ли в древние времена были обитаемы.
Нельзя почитать их и остатками городов, опустошённых здесь Татарами. Хотя один духовный Сановник, путешествовавший в Грецию с Митрополитом Пименом в 1389 году, в записках своих и упоминает, что около Дона он видел следы сих городов (Кир Михайлов и другие), присовокупляя, что они были прежде красны и нарочиты зело видением**; но как согласить их развалины с площадками городищ, имеющими в окружности только несколько сажен и похожими более на временные становища?
Мне кажется, Россия, простираясь мало-помалу на юг, имела некогда на Красивой Мечи свою границу и сторожевую линию. Течение её от запада к востоку, крутые берега и на берегах пригорки, покрытые лесом, много к тому способствовали. Соседственные села и деревни по большой части носят название воинское, как то: стрельцы, сторожи, солдатское. Масловское городище и город Ефремов, находящиеся на северном берегу сей реки, — может быть, составляли укрепления этой линии. При том же большая часть жителей здешних селений в ландратских книгах 1710 и 1717 годов названы рейтарами, а самые округи станами***.
Если верить рассказам здешних старожилов, то деды и даже отцы их в своём детстве были ещё свидетелями набегов Татарских. По их словам, при появлении варваров обыкновенно скрывались на дубах или прятались с своим имуществом в пещерах, вырытых в лесе. От смутных этих времен сохранилось здесь множество трогательных преданий, и между прочим так рассказывают об одном Священнике: „В летний праздничный день, во время самой обедни, вдруг послышался топот коней и раздались нестройные вопли. Народ бросился из церкви, чтобы скрыться в оврагах. Между тем Священник, вероятно, боявшийся одного только Бога, продолжал приносить жертву о спасении своей паствы. Варвары вторглись в олтарь, схватили его и отвели в отдаленные свои улусы. Несколько лет томился он в плену, лил слёзы на реках чуждых о своём Сионе, — и пастырь словесных овец стерег табуны лошадей. Однажды, посыпав седины пеплом, пел он дрожащим голосом следующий стих: „аще забуду тебя, Иерусалиме, забвенна буди десница моя“. Кто-то из Русских вельмож, проезжая мимо с своею дружиною, вслушался в знакомые ему звуки и расспросив страдальца об его участи, возвратил его на родное пепелище“.
Соображаясь с подробностями рассказа, должно отнести это происшествие к началу осьмнадцатого века. Весьма вероятно, что Крымские Татары продолжали набеги свои до царствованияПетра Великого, и что ужасный Кудеяр, известный доселе в Тульской, Тамбовской, Рязянской и даже в Смоленской губерниях, был начальником табора Татарского. Простой народ приписывает ему и самое устройство Масловского и Себинского городищ и думает, что в них, равно как и в окрестностях, должны храниться заколдованные клады.
Сказания о кладах, по происхождению своему восточные, распространены в целой Европе. На запад они принесены, вероятно, Маврами, а в Россию перешли, может быть, от Татар или от других Азиатских народов, живших с нею в соседстве.
В числе народных басен есть много и таких, которые заключают в себе смесь языческих поверий с Христианскою религиею. Например, об одной группе камней, на берегу Красивой Мечи, в упомянутом выше селе Козьем, сохраняется в народе сказка, совершенно сходная с Греческим мифом о превращении Ниобы и детей её; и именно, будто бы когда-то в Троицын день целый хоровод во время пляски превращен был ударом грома в камни. Главный камень этой группы, теперь уже испорченный временем, имел некоторое сходство с всадником на коне, чтò, вероятно, и было поводом к басне.
Уверяют, что в некоторых местах Тульской Губернии, в лесах при камнях, совершаются народом доселе обряды, похожие на языческое жертвоприношение. Желательно, чтобы они описаны были теми лицами, которые имеют случай собрать об них подробные сведения. Не нужно напоминать, сколько могут быть важны сии сведения в археологическом отношении.
Тульская губерния вообще, кажется, не богата древними письменными памятниками, и в особенности южные уездные города её, как вновь населенные и доселе ещё называемые степными. Но Археологам нашим предлежат богатые и ещё непочатые сокровищницы: жалованные грамоты и выписи в руках частных владельцев и при древних сельских церквах, владеющих так называемою писцовою землёю.
Из урочищ в окрестностях Красивой Мечи достоин особенного замечания Царский колодезь, находящийся верстах в 13 от Ефремова на прекрасном, окружённом борами месте, в селе Бороломах, по большой Богородицкой дороге.
Он назван так потому, что Великий Петр, во время путешествий своих в Воронеж, имел обыкновение при нём останавливаться. Желательно, чтобы этот колодезь украшен был приличным ему памятником, или, по крайней мере, предохранён был от порчи построением над ним павильона или часовни.
* Слово Курган происходит от Персидского существительного [далее одно слово по-персидски, весьма нечётко набрано — А.Б.] Гур-хāне, сложнаго из гур (могила) и хане (дом). Замечание Ф.Ф. Шармуа.
** Истор. Госуд. Росс. Том V, примеч. 130.
*** В одной грамоте 1686 года упоминается и о Себимском стане в Епифанском уезде; станы были также и в других уездах здешнего края.
Разные картины степей в разные времена года. Птицеловы. Гуртовщики. Цыганской табор. Ночное. Быстрое заселение степей.
Перейти из столицы в степь значит перенестись из круга настоящей образованности ко временам первобытного состояния человека и природы. Целые веки усилий ума изобретательного, целые периоды переворотов политических и, так сказать, целые поколения рода человеческого, в последовательном и продолжительном их порядке, отделяют первое место от последнего, как два противоположные полюса. Какое обширное поле наблюдений философам, политикам, историкам!
Картина Русских степей изменяется по временам года, и бывает иногда величественною, иногда приятною в самой своей дикости. Ничто не может быть суровее здешней зимы, когда все цветы сольются в один белый и все звуки — в один гул ветра, воздымающего вьюги и мятели. Привычка делает нас равнодушными к самым разительным зрелищам; но что почувствовал бы житель знойной Африки, когда бы, вдруг перенесенный в Русские степи, он увидел тучи снега, падающего с неба и, подобно Эпикуровым атомам, стремящегося к образованию нового вида земли и к превращению в хаос всей прежней природы? Или когда бы встретил эти белые, сверкающие алмазами и мертвящие холодом пески вместо жёлтых и палящих песков его отчизны? Что подумал бы он, смотря на великолепное солнце, обведенное большим радужным обручем и пересекаемое крестообразно двумя огненными поперешнинами с четырьмя на концах их полусонцами? То же ли оно самое, которое, как раскалённый щит, разливает пламенные лучи свои в Сахаре?
С наступлением весны из растопленных снегов образуются в полях озёра; и вся природа принимает вид обновления, как в первые дни после всемирного потопа, когда над землею стояла заветная радуга. Первые гости тёплых стран, — игривые жаворонки, трепеща крылышками и журча безумолкно гармоническим горлышком, то поднимаются вверх по прямой линии и теряются в небесной лазури; то вдруг падают стрелою с неба на землю. — За ними появляются станицы журавлей. Одни из них, рисуя под облаками треугольники и полукружия и наполняя воздух пронзительными криками, тянутся далее на север; другие останавливаются на здешних озерах вместе с чайками, дикими утками и гусями. — Леса и рощи также населены лучшими породами певчих птиц и преимущественно соловьев, к образованию которых способствуют здесь благорастворение воздуха и сумраки развесистых дерев. Эти пернатые певцы не имеют себе соперников ни в одном краю Европы; но их очаровательные песни раздаются и умирают в пустынях. Так истинные таланты художников и учёных нередко остаются навсегда погребенными в неизвестности, если беспристрастное потомство не воззовет их творений из мрака могил.
Дорòги в степях, в продолжении лета, зарастают густым трилиственником или просвирником. По сторонам, на равнине, зеленеют пажити или волнуется белый, пушистый, шёлковый ковыль. Воздух наполнен ароматами; дыхание путешественника свободно; душа его светла, как чистое небо. Но теснота горизонта, сжимаемого со всех сторон плоскими возвышенностями, — расположение сих возвышенностей, стремящихся в виде волн от севера к югу, — пустота обнажённых мест и отсутствие всего живущего часто утомляют своим однообразием и слух, и зрение. Один только заблудившийся рой пчел пронесётся через обнаженное поле; или раздастся лай собаки, гремящей цепию и охраняющей пасеку в овраге; или покажется дым над дубровою, напоминающий путешественнику, что и в этих диких местах есть существа живые. При закате солнца услышишь иногда под расставленною на ниве сетию коварный свисток птицелова, подражающего отрывистому крику перепела; или увидишь крадущегося по меже следом за своею собакою охотника, с недремлющим на руке его ястребом. Охота ястребиная и соколиная замечательна, как остаток наших Патриархальных времён; известно, что Сочинитель слова о полку Игореве упоминает даже и о песнях, петых Бояном в честь тех Князей, которых соколы быстротою своею одерживали победы.
В особенности люблю я летние вечера и ночи Русских степей, когда робкое воображение пугает себя собственным своими призраками; когда один внезапный крик журавлей, испуганных стуком колёс и топотом лошадей, разливает холодный пот по телу; когда одно колебание полынного стебля или ветвистого куста, при отблеске вечерней зари, представляет борьбу великанов или движение крадущихся к дороге разбойников с огромными на плечах булавами. В эти медленные часы, когда густой и непроницаемый мрак скрывает все предметы от взора, — как приятно увидеть на краю небосклона восходящую звездочку! — Не можешь насмотреться на неё, как на любовь; не хочешь глаз свести с неё, как с надежды; но эта небесная звездочка вдруг превращается в простой огонёк, курящийся в нескольких шагах от дороги. Вокруг его сидят с трубками задумчивые Малороссы; по сторонам расставлены ряды длинных фур и пасутся гурты волов. Иногда подобный огонёк освещает табор Цыганский. Смуглое тело полуобнаженных детей, багровые лица и растрепанные волосы вакханок и дерзкие голоса мущин, — всё поселяет в душе путешественника недоверчивость. Иногда вокруг горящего костра резвятся и скачут молодые крестьяне, а подле них пасутся табуны. Обыкновение выгонять лошадей в так называемое ночное сохраняется также в некоторых местах северной России; и вероятно есть остаток кочевой, пастырской и независимой жизни наших предков.
Степи Русские отличаются от Азиатских и Африканских своими тучными пажитями. Они остаются ныне на берегах нижнего Дона и в южном краю России; частию встречаются около Курска и Орла; а около половины прошедшего столетия занимали почти весь южный край Тульской губернии; отчего и теперь уезды Ефремовский, Новосильский и Чернский называются в Туле степными. Старожилы расказывают, как они застали места сии ещё неудобренными; как рвали на них ковыль и собирали землянику, или как в последствии, с наступлением каждой весны, выходили всем миром делить поля, как общину, пока не обратили их в частную недвижимую собственность. Слушая этих старцев, кажется, слушаешь патриархов древнего мира; и не веришь собственным глазам своим, сравнивая их рассказы с настоящим положением мест, сделавшихся тесными для жилья и недостаточными для продовольствия жителей. Столь быстрое распространение народонаселения, землепашества и промышленности есть почти необыкновенное явление в мире политическом; и не иному чему может быть приписано, как одним отеческим попечениям мудрого Правительства, решившегося основать благосостояние своего народа на его нравственном и гражданском образовании.
Геологические вопросы о различном образовании земной поверхности. Расположение оврагов, служивших в древности местом засад против набегов варваров. Южная цепь курганов, протягающаяся через Малороссию и западные губернии в Галицию.
После степей, внимание путешественника невольно остановится на Курских оврагах. Естествоиспытатели большую оказали услугу наукам объяснением общих форм земного шара; но их полезные предначинания и подвиги тогда только увенчаются полным успехом, когда они откроют все начала и законы частных или местных образований земной поверхности. Напр., отчего южная половина Европы состоит большею частию из гор, а северная из равнин? Отчего хребты Скандинавский, Уральский, Камчатский и другие, прилегающие к полюсу, имеют направление меридиальное или, так сказать, магнитное; между тем как горы Пиренейские, Прованские, Альпийские, Карпатские, Крымские, Кавказские и все хребты южной Сибири тянутся по линиям более или менее параллельным экватору? Что значит эта плоская возвышенность, этот огромный земной купол, на котором красуется златоглавая столица севера, Москва? Огонь ли изнутри или вода извне образовали эту длинную полосу отлогих холмов, стремящихся в виде волн через Тульскую губернию от севера к югу и тянущихся грядами от запада к востоку? Из сравнения всех этих очертаний земли не трудно, кажется, будет дойти до заключения и о внутренних движущих её силах, так как по чертам лица познаются привычки и склонности душевные.
Овраги Курские, без сомнения, изрытые в продолжение многих веков водою, то примыкают с обеих сторон к большой Харьковской дороге, давая ей вид искусственной плотины; то извиваясь между отлогими возвышенностями и впадая одни в другие, составляют род лабиринта, устроенного самою природою. — Взгляд на сии дикие дебри невольно переносит воображение к тем богатырским временам, когда жители Курского Княжества, составляя сторожевую линию и единственный оплот России против восточных варваров, с самых юных лет питали сердце мужеством, ум искушали в военных хитростях, а память изощряли изучением местоположений, способных к нападениям и засадам. Прекрасно изображает их Князь Роман в слове о полку Игоря на Половцев: «а мои Куряне искусны в цель стрелять, под трубами повиты, под шлемами взлелеяны, концем копья вскормлены, пути им известны; яруги (овраги) им знаемы, луки у них натянуты, колчаны отворены, сабли изострены; сами скачут, как серые волки в поле, ища себе чести, а Князю славы».
Несколько далее к югу, в пределах Харьковской губернии начинается та непрерывная цепькурганов, которая, протягаясь через Малороссию и Волынь, теряется в средине Галиции. Их можно разделить вообще на два разряда: одни рассеяны на высотах поодиночке, и, может быть, не что иное, как могилы или сторожевые ставки какого-нибудь воинственного народа, протекшего с ужасом и погибшего с шумом; другие расположены группами, состоящими из пяти, семи и даже десяти насыпей, из коих почти каждая имеет в средине яму с спуском или входом со стороны полуденной. Сии последние, вероятно, накрываемы были войлоками или кожами и служили вместо юрт какому-нибудь народу, занимавшемуся скотоводством. Русским Археологам предлежит труд показать различие этих памятников и определить эпохи, к которым они относятся.
Вид города. Значение имени: Полтава. Домик, в котором Петр І-й отдыхал после победы. Александровская площадь. Колонна в память победы. Шведская могила. Крестовоздвиженский монастырь. Медная доска в соборной Церкви, изображающая Полтавскую битву, — с надписью Рубана. Городской сад. Институт Благородных девиц.
Полтава стоит на холмах, образующих правый берег реки Ворсклы, и вместе с монастырём Крестовоздвиженским составляет прекрасную картину, открывающуюся за несколько ещё станций с луговой Харьковской дороги. Сколько великих мыслей пробуждает одно имя этого города, который на языке отечественном означает славу Петра Великого, величие возрождающейся России и ужас завистливым её врагам. — Сказывают, что Наполеон, во время бегства своего из Москвы, рассматривая однажды карту западных Русских губерний и ища себе пути по течению Березины и Днепра, напал нечянно на Полтаву и, отдернув вдруг руку, сказал с беспокойством: «это дорога Карла XII…»*
Первый предмет, на котором останавливается внимание путешественника при въезде, со стороны Харькова, есть простое каменное здание с следующею надписью: «здесь Петр I отдыхал после победы Июня 27 дня 1709 года». Скромный сей памятник построен недавно на месте деревянного домика, пришедшего в ветхость и сломанного здешнею полициею для встречи Е.С. Князя Н.Г. Репнина, когда он назначен был Малороссийским Военным Губернатором.
Князь не мог скрыть своего неудовольствия, узнавши о таком неблагоразумном распоряжении полицейских чиновников; но они его не поняли: «Его Сиятельство думает, сказал один из них, что этот дом был, как обыкновенный дом, а в нём ничего не было и похожего». Истина неоспоримая, хотя и не нарочно сказанная!
Самая лучшая часть здешнего города есть обширная Александровская площадь, окружённая семью каменными домами, из которых один назначен для Военного Губернатора, а в прочих помещаются Присутственные места, Дворянское Собрание и Гимназия. Посреди площади стоит красивая из зеленой меди колонна, воздвигнутая в память Полтавской победы. Она опоясана несколькими обручами и в каждом из них по нескольку бердышей, увенчанных лавровыми венками; а подножие украшено барельефами, представляющими воинские доспехи и трофеи. Колонна поставлена на каменной площадке, поднимающейся на несколько ступеней и обнесённой копиеобразною железною решёткою; из-под решётки выходят с каждой стороны по две медных пушки, которые держат как бы на себе всю колонну и дают ей какую-то воздушную лёгкость. На колонне сидит орёл с распростертыми крыльями, готовый лететь в боковую сторону; с любопытством смотришь вперёд, куда устремлён взор его, и чрез боковую улицу видишь вдали так называемую Шведскую могилу, скрывающую в себе прах и победителей, и побежденных. Мысль художника новая и превосходная! — Несмотря на огромность колонны, она казалась бы все ещё малою в сравнении с обширным пространством площади, её окружающей; но Государь Император, во время первого Высочайшего посещения Полтавы, заметив несоразмерность памятника с местом, приказал окружить его садами в Английском вкусе; чтò; и составило род Лондонского сквера, пересекаемого двумя перекрестными дорогами.
Шведская могила возвышается в виде кургана, на расстоянии пяти вёрст от города, — на том самом месте, где решена участь Полтавской битвы, или, как сказал бы Гомер, где отец богов взвесил жребии двух царств — и жребий России поднялся к звездному небу. На могиле находился прежде старый деревянный крест; предание сохранилось, что он поставлен был ещё Петром Великим, но по ветхости ныне заменён другим ему подобным.
Недалеко отсюда, над рекою Ворсклою, стоит Крестовоздвиженский монастырь. Архимандрит его имеет мантию с скрыжалями, на которых вышиты изображения Св. Великомученика Георгия и Св. Самсона Странноприимца, в память того, что победа одержана в день сего Святого.
В здешней соборной церкви хранится медная доска, представляющая Полтавское сражение; кем же и по какому случаю она выгравирована, видно из следующей надписи, сочиненной известным Рубаном:
Полтавской брани вид являет сей металл,
Как в день Самсонов Карл сражен Петром ниспал,
Сим сделал Бог с небес начало Русской славы.
Руденко гражданин усерднейший Полтавы,
Которого отец в сей самой битве был
И вольность чрез Петра из плена получил,
В благодарение Всевышнему Сиону,
Устроил каменный священный храм Самсону,
В хвалу ж Петровых дел, грядущих в память дней,
Средь стен отечества поставил образ сей.
«В 69 лето от победы под Полтавою, от создания мира 7286 года, от Рождества Христова 1778 года, в благополучное царствование Екатерины Алексеевны вторыя Импер. Всерос.»
«Сражение Июня 27 дня 1709 года на день Преподобного Самсона Странноприимца, коего образ изображён молящийся Иисусу Христу о ниспослании с небес победы, чтò и последовало к счастию всей России».
Выгравирована под смот. Импер. Акад. Наук Патрикием Балавиным. Надпись сочинил Г. Рубан Надворный Советник в С. Петербурге.
На месте вала и стены, служивших укреплением Полтавы, ныне устроен бульвар, который, начинаясь от крутобережья Ворсклы, идёт дугою к летнему саду и к Институту благородных девиц. Сад состоит из высокого леса и из тенистых аллей. С площадки, украшенной цветником, открывается излучистое течение реки, имеющей с одной стороны ряд зеленых холмов, с другой пересекаемую рощами песчаную равнину. Покрытый кустарником скат горы отделяет сад от виноградника, где около 30 мальчиков, обучающихся садоводству, разводят на грядах, вместе с виноградными лозами, и другие плодоносные деревья южного климата.
Дом Института благородных девиц стоит на том возвышении, с которого Екатерина II любовалась видами окрестностей Полтавы. Сей Институт пользуется высоким покровительством Государыни Императрицы Елисаветы Алексеевны (ныне Её Императорского Величества Государыни Императрицы Александры Феодоровны) и состоит под непосредственным смотрением Княгини Варвары Алексеевны Репниной, которой он обязан своим основанием.
Чтобы судить о пользе и важности этого заведения, надобно иметь понятие о скудных средствах частного воспитания женского пола в Малороссии. В здешнем крае, как и в Великой России, оно обыкновенно поручается Француженкам и Французам, с тою разностию, что сюда выписываются иногда, вместе с обветшалыми модами, такие Французы и Француженки, которым нет сбыту в столицах, по причине их необразованности или сомнительной нравственности. Из рук таких менторов, как золото из рук Жидов, по необходимости должны выходить благородные девицы с уменьшением существенной ценности своих талантов, с пустыми блёстками ума и с ветренною лёгкостию сердца. Притом и всякий просвещенный иностранец нашёл бы здесь, при воспитании детей, большие затруднения к удовлетворению своим филанптропическим чувствам, — и особенно в тех домах, где всё просвещение ума ставится в приобретении одного навыка щеголять Французскими каламбурами, и всё образование сердца в изучении Французских приёмов, употребляемых в обществе, и в прыгании экосеса, вальса и мазурки, nec plus ultra!
Много потребно усилий, чтоб победить сии предрассудки; но рано или поздно просвещение над ними восторжествует. Воздвигнутые отеческими попечениями мудрого Правительства Университет в Харькове для юношей (а ныне, благодарение Богу, и другой Университет Св. Владимира в Киеве) и Институты в Полтаве, в Харькове и Одессе для благородных девиц служат залогом великих надежд.
Я имел случай видеть Полтавский Институт, и не могу без удовольствия вспомнить об его устройстве, об успехах девиц в науках, искусствах и рукодельях, и в особенности о способах нравственного их образования, которое должно утешать всякого благонамеренного гражданина. Княгиня В.А. Репнина, движимая одною любовию к отечеству, без всяких личных видов и с совершенным самоотвержением, заботится о цвете прекраснаго пола, как Виргилиев вертоградарь о своих летораслях, не для настоящего времени, а для будущего. Пламенная признательность девиц, изъявляемая откровенною их преданностию к своей благодетельнице и детским вниманием к назидательным её урокам, — признательность, которую они понесут в свои семейства с искренними благословениями, сама по себе уже есть чистейшее и полное возмездие для души благородной.
* Об этом упоминает Граф Сегюр, в своей истории похода 1812 года.
Положение Малороссии. Сосредоточенная населённость. Влияние местной природы на характер жителей.
Малороссия лежит большею частию на ровных местах, теряющихся в обширном и однообразном горизонте. Обнажённый и пустынный вид здешних полей происходит не от скудости в народонаселении, но от редкости сёл и местечек, в которых теснятся Малороссияне. Обыкновение сосредоточивать таким образом жилища, вероятно, осталось ещё от патриархальных времен, когда семейства имели нужду во взаимной помощи для защищения себя от враждебных соседей, от лютых зверей, от суровости стихий; и оно до сих пор сохранилось преимущественно на гладких поверхностях Европы, открытых вьюгам и вихрям.
В Малороссии причиною стесненной населенности можно считать и потребность воды; это доказывает самое расположение здешних посадов и местечек. Почти все они лежат вокруг озёр, которыми с избытком вознаграждается здесь недостаток источников и рек. Всех посадов считается в Черниговской губернии 14, в Полтавской 1; местечек в первой 34, в последней 74. Многие из них имеют от 5 до 10 т. жителей; в Решетиловке 11.522, в Новых Сенжарах 13.722, а в Беликах 14.062 души.
Давно замечено, что местная природа имеет сильное влияние на образование народного характера. В этом легко удостовериться из сравнения народов, живущих в разных климатах, имеющих разные промыслы и даже окружённых различными видами или местоположениями. Горные жители, восходя на вершины гор и спускаясь в глубину долин, всегда имеют перед собою цель, и для достижения этой цели принуждены употреблять беспрерывные усилия, которые в теле производят быстрое обращение крови, в душе пробуждают живость чувств и деятельность умственных способностей. Напротив того, житель равнин, теряясь и зрением и мыслию в неизвестности пространства, невольно переходит в состояние бездействия и усыпления. Горный Черкес и Донской Казак, упражняясь с малолетства в укрощении диких коней, привыкают к проворству, ловкости и хитрости, а пешеходец Малоросс идет ровными шагами рядом с волом, которым он управляет.
Простота Малороссийскаго крестьянина часто похожа бывает на легкоумие, о котором в самой Малороссии рассказывают множество забавных анекдотов. Всё редкое кажется ему новым, и всё новое необыкновенным. Удивление свое о встретившемся ему постороннем лице выражает он своему товарищу пантомимами с полною детскою уверенностию, что вы, не слыша его слов, не можете понять и его движений. От того, кто показался Малороссиянину почему-либо страшным, он бежит, как заяц, за плетень или за дерево, и спрятавши одно лицо, думает, что он и весь невидим.
Гостеприимство есть добродетель, родная всем племенам Славянским. В древние времена оно значило то же, что странноприимство; полагают, что у Славян был и особый божок для покровительства странникам. Странноприимство, в собственном смысле принятое, остаётся ещё доселе в России, где можно его встретить по крайней мере в хижине богобоязливого крестьянина; а в Малороссии, не имеющей гостнниц ни в селениях, ни в городах, даже и за деньги трудно найти пристанище.
Упрямство в этом Малороссиянина доходит иногда до жестокосердия, не смягчаемого ни просьбами, ни жалостию к путешественнику, оставляемому под открытым небом в ненастное время.
Расположение дома и сада, по образцу неподвижной сцены древних театров. Картинная галлерея. Библиотека.
Местечко Яготин, принадлежащее Князю Н.Г. Репнину, стоит при большом озере, имеющем около 5 вёрст длины и от 2 до 3 ширины. Прекрасное местоположение Яготина открывается с Полтавской стороны уже по прибытии в самую слободу и производит такое же действие на приезжающаго, как и великолепная декорация в театре по открытии занавеса. Самое расположение Княжеского дома с флигелями и садом есть игра прихотливой фантазии архитектора. Дом отделяется от озера цветником и стоит против острова, покрытого густым лесом; флигели, состоящие из отдельных домиков, выдаются уступами на зеленую площадь двора; от них проведены через сад аллеи, направленные к тому же острову, как центру и основанию всей перспективы.
План этот, кажется, есть подражание неподвижной сцене древних театров, которая обыкновенно представляла городские улицы и строилась по расходящимся линиям, имевшим точку зрения в оркестре.
Правая сторона сада состоит из аллей, вьющихся в разных направлениях; левая покрыта дикою рощею. В доме есть довольно хорошая библиотека и богатое собрание картин, оставшихся после Графа Алексея Кирилловича Разумовского. Из произведений Италиянской школы лучшее есть Тицианова Даная; обнаженные прелести её груди, полнота членов и роскошное положение тела обворожают зрение. К ней сходит Юпитер в виде золотого дождя, а перед нею в тени испугавшийся купидон. Эта Даная достойна примечания потому, что она служила образцом многим другим картинам как древних, так и новых художников. — Мать, кормящая детей, произведение Лазарини (1665); две картины Гвизольфа (1623), представляющие Христа, проповедующего в храме; Пантеон и своды церкви Св. Петра, Антиоли (1713); Велизарий с мальчиком неизвестного художника; две новые картины: слепец с мальчиком и Св. Магдалина, и травля кабанов Снейдерса (1579) также составляют украшение галлереи.
В библиотеке хранятся в нарочно устроенном ковчеге письмо, в котором удрученный болезнями старец Фельдмаршал Князь Репнин приносил верноподданническое поздравление, по случаю восшествия на престол Государя Императора Александра I, и Высочайший рескрипт Монарха, изъявляющего внимание к заслугам мужа, прославившегося на поле бранном и на поприще дипломатическом. Из рукописей достопримечательна записка путешествия Графа Бориса Петровича Шереметева в Италию с 1697 по 1700 год.
Вид Киева. Богомольцы. Переправа через Днепр. Киево-печерский монастырь. Собор Успения Пресвятыя Богородицы. Огромная колокольня. Особый род зодчества Собора. Внутренние его украшения и мощи Св. угодников. Крытые переходы. История основания дальних и ближних пещер. Монастыри Выдубицкий и Пустыно-Николаевский. Крещатик. Собор Св. Софии в Старом Киеве: остатки мозаика; драгоценные утвари; Софийская библиотека, древнейшая в России. Михайловский монастырь: великолепный местный образ; гробница Св. Великомученицы Варвары. Церковь трех Святителей; Десятинная Рождества Пресвятыя Богородицы и Св. Андрея Первозванного. Подол: Духовная Академия. Следы обширного населения древнего Киева.
Утро было тихое и ясное, когда мы выехали из селения Бровар. Через сосновый зеленеющий бор, на западной части небосклона, над серою грядою тумана, открылся Киев. Священный город стоял как бы на воздухе или на небе, и лучи восходящего солнца, горя на златоверхих его храмах, представляли зрлище величественное и на земле новое!
Дорога лежала через лес по глубокому песку; по сторонам шли молельщики и молельщицы, погруженные в размышления. Благочестие и набожность, которыми Русский народ велик и могуществен, принадлежат к отличительным чертам его. Прошло тысячелетие, и несмотря на пленение Батыево и Польское, он не забыл своего Иерусалима, от которого воссиял свет откровения для России. Многие из Русских женщин ещё в средних летах дают обет ходить ежегодно на поклонение святым мощам, обретающимся в Киеве, и в точности исполняют его до конца своей жизни. Во время дальнего, нередко по нескольку месяцев продолжающегося, путешествия, сии пилигримы именем веры везде находят себе готовую трапезу и отверстое пристанище. Странноприимные крестьяне, следуя учению Евангельскому: „странен бех и введосте мене“, — за всё это не требуют от них другого возмездия, кроме молитвы перед Святыми угодниками.
Через два часа снова показался Киев. На горах, образующих правый берег Днепра, возвышались монастыри Киевопечерский и Михайловский, Собор Святой Софии и церковь Андрея Первозванного; несколько выше, по течению реки, простиралась луговая часть города, известная под именем Подола. Широкий Днепр с яростию катил бурные волны; длинные и узкие суда боролись с грозною стихиею.
Когда мы отвалили от берега, — робкие женщины, вздрагивая от сильного колыхания, беспрестанно крестились и в простых молитвах своих призывали на помощь Святых угодников. Между молельщиками сидел преклонных лет старец. Обнажив седую голову и устремив потухающий взор к святым пещерам, он прочитал дрожащим голосом стих Св. Дамаскина: „Житейское море воздвизаемое зря напастей бурею, к тихому пристанищу твоему притек, вопию: отшли, Боже, возведи мя“. Неожиданное применение этого стиха к настоящему плаванию, в устах путешественника, достигающего цели путешествия, и старца, оканчивающего число дней своих, — было трогательно и разительно.
Киевопечерский монастырь стоит на горе, которая со стороны Днепра при подошве своей обсечена, а с прочих сторон защищается рвами, бастионами и полисадами. Эта крепость заложена в 1716 году Императором Петром I. Монастырские ворота расписаны ликами Святых угодников; внутри обители тянутся ряды низких келий с присадниками и цветниками. Широкий и гладкий из дикого камня тротуар ведёт в Собор Успения Пресвятыя Богородицы, стоящий на монастырской площади. Собор основан ходатайством Преподобных Антония и Феодосия и иждивением Варяга Симона, который прежде принадлежал к Латинской вере. Четыре Цареградских зодчих, строившие эту церковь, названную ещё Нестором подобною небеси, положили в основание её семь принесенных ими из Константинополя мощей Святых угодников (Артемия, Полиевкта, Леонтия, Акакия, Арефы, Иакова и Феодора), как бы во знамение семи столпов, на которых Божественная премудрость создала себе дом. Они же принесли и местную икону Божией Матери.
В 20 саженях к юго-западу возвышается великолепная и огромная колокольня, состоящая из четырёх этажей; из них второй украшен 32 колоннами Дорического ордена, третий 16 большими и 16 малыми столбами Ионического, а четвёртый — 8 тройными Коринфскими. Колокольня эта построена в 1734 году Италиянским художником Шейденом; высота её с куполом 43 сажени с 2 аршинами и 2 вершками: следовательно, она превышает и Троицкосергиевскую, имеющую с куполом 41 сажень и 1 аршин, и Московскую Ивановскую, которая с крестом имеет 58 сажен 1½ аршина.
Наружностью своею Успенский Собор похож на наши Кремлёвские, и так же увенчан семью шарообразными золотыми главами. Мимоходом заметим, что следы этого рода зодчества, первоначально принесённого к нам из Греции, а потом Аристотелем из Италии, видны на храмах Св. Марка в Венеции и Св. Антония в Падуе; но он не принадлежит ни к Готическому, ни к Византийскому, а вероятно есть подражание вкусу Индийских пагодов, с которыми имеет разительное сходство. Желательно, чтобы археологи точнее определили его происхождение.
Иконостас большой церкви — Греческой живописи по золотому полю; царские серебряные врата сооружены иждивением Графа Бориса Петровича Шереметева и сына его Сергея Борисовича. За правым крылосом в кипарисной, оправленной серебром раке лежат указательный палец Архидиакона Стефана и глава Великого Князя Владимира. Тут же в двух кипарисовых таблицах положены частицы мощей всех Преподобных Чудотворцев Печерских. За левым крылосом в серебряной раке лежат мощи первого Митрополита Киевского Михаила; в трапезе с правой стороны находится гроб Преподобного Феодосия. Под левым крылосом покоится прах знаменитого нашего Полководца Графа Петра Александровича Румянцова Задунайского.
Не в дальнем расстоянии от Собора находится типография для церковных книг с драгоценными церковными утварями. Длинная крытая галлерея в 64 сажени, украшенная внутри разными изображениями из жизни Святых угодников, спускается по скату горы к тому месту, где стоит древняя церковь Воздвижения Честнаго Креста, из которой вход в ближние пещеры. Крытые переходы, устроенные на каменных арках и простирающиеся на 91 сажень, ведут через глубокой овраг к храмам Рождества Пресвятыя Богородицы и Зачатия Св. Анны, стоящим над дальними пещерами.
На этом холму, по сказанию Нестора, первоначально был большой лес, как и в прочих окрестностях Киева. В княжение Великого Князя Ярослава Владимировича некто Иларион, Берстовский Священник, муж учёный и постник, ископал здесь пещеру в две сажени и приходил в неё для пения часов и для тайного моления. По избрании Илариона в сан Митрополита к Святой Софии, пещера сия оставалась в запустении до того времени, пока основал в ней свое жилище Великий Антоний. Он родом был из Любеча, монашеский образ принял на горе Афонской. Слава о строгом и постном житии его распространилась в земле Русской, так что и сам Великий Князь Изяслав Ярославич с своею дружиною приходил к нему для принятия благословения.
Вскоре пустыня его обратилась в обитель; число постриженных им в монашество братий возросло до двенадцати; с ними он ископал в пещере церковь и кельи. Для управления сим братством Антоний поставил Игумена Варлаама; а сам, по склонности своей к уединенной жизни, удалился на противоположную, отделяемую оврагом, гору и положил основание там другим пещерам, называемым ближними.
Антоний сорок лет не выходил из первого и 16 лет из последнего подземелья, не переставая, однакоже, напутствовать братий своими мудрыми советами. С его благословения они построили церковь Успения Пресвятыя Богородицы над дальними пещерами и по его же ходатайству Великий Князь уступил им всю гору, занимаемую ныне Лаврою. Вскоре на этой горе сооружена была большая церковь Успения, построено множество келий и огорожен монастырь столпами. «Многие монастыри, — говорит Нестор, поставлены князьями, боярами и богатством, но не таковы, как сей, сооружённый без злата и сребра, одними слезами, пощением и молитвою Антония».
Ниже Печерской Крепости, в трех верстах от неё, у малого Днепровского порога на утёсе, стоит Выдубицкий монастырь, примечательный как по красоте своего местоположения, так и по древности. Название свое он получил будто бы от того, что по низвержении В. К. Владимиром в Днепр Перуна, приверженные к древнему суеверию, гонясь за плывущим идолом, кричали ему:выдыбай, и что он выброшен был на берег волнами на том месте, где ныне монастырь. Соборная церковь его, во имя Архангела Михаила, основана первоначально ещё В. К. Всеволодом в 1082 году.
Подле Печерской Крепости, на дороге, ведущей к Крещатику, находится Пустынно-Николаевский, І-го класса, монастырь. Он имеет три церкви внутри и две вне ограды. Одна из них стоит на нижнем уступе горы к Днепру, в Угорском урочище, на месте, называемом Оскольдовою могилою. Полагают, что первоначально она построена была ещё во время язычества вельможею Ольмом и что в ней погребена была Благоверная Княгиня Ольга, которой гроб впоследствии перенесен В. К. Владимиром в Десятинную церковь. В 1036 году учреждён был здесь девичий монастырь; в XII столетии он обращён в мужеский; несколько раз был разоряем Половцами и Татарами; и только около 1696 года переведён из Угорского урочища на нынешнее место.
Печерский монастырь и прилегающая к нему часть города с Государевым дворцом и садом известны под именем Нового Киева, который от Старого и от Подола отделяется большим оврагом. В нижней части оврага есть колодезь, называемый Крещатиком; предание сохранилось, что в нём крещены дети Великого Князя Владимира. Подле колодезя, покрытого павильоном, воздвигнут в 1802 году 5 Сентября небольшой обелиск Великому Владимиру.
Старый Киев лежит на горе, простирающейся к северу от оврага. В нём каждое место ознаменовано или святынею, или историею. Собор Святой Софии стоит на том поле, где Ярослав с дружинами Варягов и Новогородцев разбил и рассеял в 1036 году полчища Печенегов. Самая церковь с Митрополиею основана через год после этой победы, в одно время с городскою стеною, имевшею золотые ворота*. По свидетельству Нестора, Ярослав украсил Святую Софию серебром, золотом и сосудами церковными. Следы первоначального её великолепия видны ещё на стенах олтаря, покрытого богатою мозаикою. Сей драгоценный и древнейший памятник Русских художеств достопримечателен, как чистотою отделки, так и своею огромностию. Он занимает целые три яруса; в первом из них представлены лики Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоустого и прочих вселенских учителей, числом 10; во втором престол с дарами, осеняемый Ангелами, и Спаситель, подающий хлеб шести Апостолам, с Греческою надписью: Λάβετε, ϕάγετε, τῦτόμυ ἐςἰ τὸ σῶμα τὸ ὑπὲρ ὑμῶν κλώμενον ἐις ἄϕεσιν ἁμαρτιῶν; т.е. Приимите, ядите, сие есть тело мое, еже за вы ломимое во оставление грехов; а с противоположной стороны Спаситель, предлагающий чашу также шести Апостолам и с Греческою же надписью: Πίετε ἐξ ἀυτῦ πάντες, τῦτόἐςι τὸ αἶμάμυ, τὸ Τῆς καινῆς διϑήϰης; т.е. Пийте от нея вси: сия бо есть кровь моя, нового завета и пр. В третьем ярусе образ Божией Матери с распростертыми руками. В главном куполе самой церкви над царскими вратами образ Христа с четырьмя по углам Евангелистами. Вообще грунт этих икон золотого цвета, лица беловатого, волосы и бороды седого, платье одного цвета с лицем, Евангелие черного, золотого и красного; рисовка и положение фигур принадлежат к стилю обыкновенной Греческой живописи. Нижние части мозаики в олтаре поновлены; предание сохранилось, что они были разрушены Батыем.
Внутренность храма представляет род небольшого лабиринта, состоящего из галлерей, простенков, столбов и арок; в промежутках расставлены Гробницы Великих Князей и между прочим мраморный гроб Ярослава Владимировича; всех приделов внизу и на хорах 18.
Наружность церкви без колонн и без фронтонов, с продолговатыми и круглыми окнами; олтарь с пятью полукружиями; купол увенчан золотыми главами.
Из золотых и серебряных утварей Софийского Собора достойны примечания сосуды, пожалованные Царями Иоанном и Петром Алексеевичами, Царевною Софиею Алексеевною, Императрицею Екатериною II и Императором Александром І. Последние работаны в 1814 году в Париже мастером Бриенне. Из Архиерейских митр замечательны одна кованая из золота и украшенная яхонтами, рубинами и изумрудами с алмазным наверху крестом; другая жемчужная с алмазами и драгоценными камнями. Сверх того в Архиерейской ризнице есть 10 алмазных панагий и несколько саккосов и других облачений, унизанных жемчугами и дорогими каменьями.
При Софийском Соборе есть библиотека, заключающая около 1000 редких книг, печатных и рукописных, на Еврейском, Греческом, Латинском, Польском, Славянском, Русском, Немецком и других языках. Её можно назвать матерью Русских библиотек; по свидетельству Нестора, ещё Ярослав Владимирович положил здесь многие книги, переведенные с Греческого и подлинные.
Главный олтарь Златоверхо-Михайловского монастыря также покрыт мозаикою, представляющею тайную вечерю, но с одиннадцатью только Апосптолами и двумя Ангелами. Здесь достопримечателен местный образ Михаила Архангела, принесенный в дар Государем Императором Александром Павловичем в 1816 году; он великолепно украшен бриллиантами. Посреди церкви стоит богатая серебряная гробница с мощами Св. Великой мученицы Варвары. Они принесены в Киев Греческою Царевною Варварою, дочерью Алексея Комнина, бывшею в замужстве за Великим Князем Святополком II. Подле гробницы рассыпаны на блюдах золотые и серебряные кресты и кольцы. Молельщики и молельщицы получают их, за небольшие вклады в церковь, как для ношения при себе, так и в воспоминание своего посещения сей святыни.
Церковь трех Святителей, называвшаяся прежде Нагорною Св. Василия, основана Великим Владимиром на том холму, где стоял идол Перун и прочие Славянские кумиры. Хотя в разные времена она была неоднократно разрушаема и возобновляема; однако нижняя часть стены, состоящая из кирпичей, имеющих особую форму, служит ещё свидетельством глубокой её древности.
Десятинная церковь Рождества Пресвятыя Богородицы основана, по свидетельству Нестора, в 989 году, и получила название свое от того, что Великий Князь Владимир определил ей десятую часть всего своего имения и всех доходов Государственных. Это почти единственный пример в истории Русской церкви; между тем как в возвращенных от Польши губерниях Католическое духовенство до сих пор во многих приходах пользуется этою податию и в особенности хлебною и сноповою десятиною, которую ксендзы получали даже от крестьян, исповедующих господствующую веру.
Полагают, что Десятинная церковь была очень обширна, но после междуусобных браней и нашествия Батыева остался один только придел. На внешней стене, с южной стороны, видно несколько больших Славянских букв, — следы бывшей надписи, которой смысл сделался загадкою для антиквариев. Нельзя ли открыть ключа её в древних канонах и молитвах Пресвятой Богородице?**
Не в дальнем расстоянии от сей церкви, знаменитый поборник православия, Митрополит Петр Могила в 1656 году нашел в разрытой, по его приказанию, небольшой яме два мраморных гроба; из надписей оказалось, что один из них принадлежал Великому Владимиру, а другой — супруге его, Греческой Царевне Анне. В первом найдена глава, которая сперва положена была в церкви Преображения Господня, а потом в Киевопечерском Успенском Соборе. Церковь Андрея Первозванного стоит на самом высоком холму Старого Киева, выдающемся в виде мыса на север и обсеченном с одной стороны дорогою, с другой — крутым скатом горы. Она основана в 1744 году, в присутствии Императрицы Елисаветы Петровны, на том месте, где прежде была деревянная церковь Воздвижения честнаго Креста и где, по древнему преданию, Апостол Андрей водрузил первое знамение веры — животворящий крест. К подножию храма ведут широкие каменные ступени; с площадки, на которой он стоит, открывается один из великолепнейших видов: Подол с церквами и монастырями, излучистое течение Днепра, обширный лес с озёрами, оставшимися после полноводия, и синеющие вдали боры.
Подол есть населеннейшая часть Киева. В нём находятся монастыри: Вознесенский Фроловский, девичий 1-го класса; Греческий Екатерининский, мужеский 2-го класса, и Братский училищный, также 2-го класса мужеский. В последнем помещается Духовная Академия. Первое основание этому заведению положил Константинопольский Патриарх Иеремия, на пути своём в Москву, в 1588 году, когда, под названием Патриаршей ставропигии, заложил здесь Богоявленскую церковь и при ней школу для обучения детей церковному уставу и письму. С 1613 года, по завещании сей школе вдовою Мозырского маршалка Анною своего дома и усадьбы, стали обучать здесь языкам Еллинскому, Латинскому и Славянскому. С 1631 года Митрополит Петр Могила, устроив для училища особое здание и отделив на содержание его большую часть своего имения, прибавил к языкам учение риторики, философии и богословия на языке Латннском. Петр I, определив содержание ректору и учителям, предоставил обучение в Академии одним юношам Православного исповедания. В 1799 году назначено на содержание Академии около 12.000 рублей. Ныне она образована по тому же уставу и на том же положении, как С.-Петербургская и Московская. Нет нужды напоминать о великой пользе, принесенной Киевскою Академиею отечеству. В ней образовались не только большая часть святителей нашей церкви, но и многие государственные сановники. Короче сказать: до учреждения университетов Киев был, в точном смысле, Русскими Афинами.
В Киеве, почти во всех частях его, — в Новом, Старом, в Подоле, на горе Щекавике и окольных пригорках, везде видны следы древних жилищ, строений и кладбищ. Всё это удостоверяет в свидетельстве Немецкого летописца Дитмара, современника Владимирова, что в Киеве, великом граде, находилось тогда 400 церквей, созданных усердием новообращенных Христиан, и восемь больших торговых площадей. Адам Бременский также называл Киев главным украшением России и даже вторым Константинополем.
* Из всеподданнейшего отчёта Министра Внутренних Дел за 1835 год видно, что живущий в Киеве чиновник 5 класса Лохвицкий, занимаясь изысканием древностей, открыл место, где существовали Ярославовы золотые ворота, и что Его Императорское Величество соизволил на отпуск ежегодно из казны по 1500 руб. для продолжения начатых Лохвицким изысканий древностей в Киеве и единовременно 2917 руб. 20 коп. на очищение Ярославовых ворот.
** По мнению Н.М. Карамзина, нельзя узнать значения сих букв потому, что доска составлена из трех обломков. Ист. Гос. Рос. Т. I, примеч. 473.
Мне весьма любопытно было видеть торжество Православной Русской веры на том месте, где она родилась, утвердилась и прославилась. В одиннадцать часов вечера храмы были отворены, но в них стояли одни только старики и престарелые женщины, чтобы встретить, как говорит писание, грядущего жениха в полунощи. Догоравшие свечи бросали тень от паникадил на помост; Священники окончили чтение страстей Господних. Глубокая тишина воцарилась внутри и вне храмов; казалось, вся природа была в торжественном ожидании праздника праздников.
Грянула вестовая пушка на крепости, и в одно мгновение во всех монастырях, соборах и церквах раздался благовест колоколов. Унизанная плошками гора запылала огнями, отразившимися на поверхности светлого Днепра и мрачного небосклона. Народ толпами стремился в храмы; я поспешил занять место в церкви Воздвижения честнаго Креста, прилегающей северною стеною к ближним пещерам. Во внутренности и снаружи теснились молельщики; горевшие в руках их свечи, крестный ход с хоругвиями, служение Архимандрита с иноками и медленный напев Киевопечерский давали вид торжеству простой, но величественный. По окончании гимна Пасхи наступило глубокое молчание.
Старец Иеромонах отворил решетчатую железную дверь, ведущую по лестнице в пещеры; мы спустились за ним с благоговением. Пещеры состоят из довольно пространной галлереи, которая,поднимаясь по мере возвышения горы вверх и описывая большой круг, приводит к тому же входу. По сторонам её расставлены гробницы с открытыми мощами Св. угодников. В разных местах подземелья устроены три церкви, несколько затворов и несколько боковых галлерей.
Шествие началось в правую сторону. Через несколько минут мы вступили в церковь Входа во храм Пресвятыя Богородицы, в которой лежат мощи Ефрема Епископа Переяславского и Преподобного Тита, а за олтарем 30 Мироточивых Глав. Далее почивают мощи Преподобного Илии Муромца, известного в народном предании под именем богатыря, мощи Исаакия Затворника, лежащие снаружи, Преподобного Авраамия в затворе, 12 Зодчих Печерской церкви на земле в затворе и Иоанн Многострадальный, зарывший себя живого по перси в землю. Для любителя Русских древностей драгоценны имена Преподобного Алипия Иконописца, одного из первых художников Русских, и Преподобного Нестора Летописца, прозванного отцем Русской истории. Вторая церковь Преподобного Варлаама Печерского, в которой находятся и его мощи. Третья церковь посвящена Святому Антонию; мощи его лежат под спудом; тут же его и келья. Всех нетленных мощей Святых угодников в ближних пещерах считается 73*. Они покрыты богатыми покровами из серебряной и золотой парчи, принесенной в дар блаженныя памяти Императрицею Екатериною II. Над каждою гробницею теплится лампада. Путеводитель Иеромонах сказывал имена Святых угодников; посетители, прикладываясь к их рукам, беспрерывно повторяли: «Христос воскресе! — Молите Бога о нас!» — Сия торжественная беседа живых смертных с усопшими бессмертными, людей с небожителями, при глубокой тишине, царствовавшей в подземелье и при свете лампад, разливавшемся под сводами галлереи, — рождала в душе высокие чувства умиления. Нетленность мощей есть чудо для всякого Россиянина, исповедающаго Православную веру; но строгая жизнь Печерских отшельников, переданная нам Преподобным Нестором и другими современными летописцами, должна быть чудом для целого мира Христианского.
По возвращении из пещер в церковь, собравшиеся из разных сторон России молельщики, представители православных её сынов, составили круг одного семейства; все обнимали друг друга с братским радушием; и в храме ничего более не было слышно, кроме взаимных приветствий, вдохновенных самою верою: «Христос воскресе! Воистину воскресе!»
* В дальних пещерах 32 открытых мощей Преподобных отцев и 13 затворников, всех 45.
Земляные укрепления. Радомысль. Р. К. монастыри и капитул в Житомире. Евреи; факторы; Кармелитский монастырь в Бердичеве. Новград Волынск. Местечко Корец: замок; Грекороссийский женский монастырь, основанный в XII столетии, Лаврентий Зизаний, сочинитель первой Славянской Грамматики. Село Коростень. Домик Острожской Славянской типографии. Развалины крепости. Дубно; цепь гор. Кременец; остатки его древнего замка; исторические сведения о городе.
От Киева до Житомира почти нет ничего достопримечательного, кроме нескольких земляных укреплений, встречающихся в некоторых старинных селениях, как в Белогородках, Мотижине, Берзовне и пр. Укрепления эти состоят из рвов и насыпей, и вероятно составляли сторожевую линию против внезапного вторжения Турецких орд, которые в XVI и XVII столетиях распространяли в здешнем краю опустошение и ужас.
24 числа Апреля ночлег мой был в Радомысле. Город сей окружен лесом, простирающимся со стороны Киева вёрст на 25, и имеет несколько длинных плотин, проведенных через болота.
В полдень 25 числа приехал я в Житомир, где есть три Русские церкви, два католические монастыря, Бернардинов и Сёстр милосердия, и один огромный кляштор, оставшийся после Иезуитов. Сверх того в Житомире находится одна из кафедр католической Луцкой епархии с принадлежащим ей капитулом, который состоит из семи прелатов и 7 каноников. Здесь получил я первое понятие о Евреях, которые более двух часов испытывали моё терпение беспрерывными предложениями своих услуг и товаров.
Отсюда отправился я в Бердичев, где нужно было мне видеться с банкиром Гением. В 7 верстах от Житомира над рекою Тетеревом встречаются ещё следы обширных земляных насыпей, которые или вместе с прочими укреплениями входили в состав сторожевой цепи, или устроены были только для временного пребывания войска, в чем удостоверяет отчасти самое название деревни Становищи, лежащей подле этих насыпей.
Бердичев можно назвать вечно толкучим рынком Евреев, составляющих главнейшее народонаселение этого местечка. Мущины с растрепанными волосами, в широких шляпах, в длиннополых нанковых полукафтаньях, в нитяных чулках и в башмаках, с трубками во рту, с утра и до вечера живут на площади; женщины дома и на улице, сидя и ходя, беспрерывно занимаются вязаньем чулков. Евреи встречают каждого Русского с приметным беспокойством, измеряя его вертящимися глазами своими с ног до головы и стараясь с первого приема узнать его характер, наклонности, прихоти и, что всего для них важнее, его денежные средства. «Кто вы? Откуда? Куда? Для чего?» — Знание этих общих мест так же нужно Еврею для наполнения его кармана, как школьнику для распространения данного ему предложения.
Остановившись у Поляка в трактире, я немедленно отправился, в сопровождении фактора Еврея, смотреть город. Фактор в Польских губерниях то же значит, что в Италии чичероне и во Франции domestique de place. Он есть слуга, толмач и вожатый; обязанность его показать вам все местные достопримечательности, собрать сведения обо всем, что вам нужно знать, удовлетворять вообще вашим требованиям и, сколько возможно, предупреждать ваши желания.
Достопримечательнейшее здание в Бердичеве есть Римскокатолический Кармелитский монастырь, основанный и имениями наделённый в 1630 году Киевским воеводою Тишкевичем для того, чтобы приохотить (как сказано в записи) народ Русский к святой унии*. Монастырь обнесён высокими каменными стенами и заключает в себе несколько каменных домов для нескольких Кармелитов Босых. С террассы, на которой стоит костел монастыря, видны нижняя часть местечка и его окрестности.
Не помню, где и когда один путешественник, восхищаясь местоположением подобного монастыря, сказал в избытке чувств: «вот где прямой рай!» — «Да, — отвечал ему со вздохом Босый Кармелит, для проходящих!» Надобно думать, что этот монах был из бедного монастыря, снабжённого малыми фундушами, или пришедшего в расстройство, по несостоятельности фундаторов.
Вечер провёл я очень приятно в кругу семейства банкира Гения. Он и жена его родом из Швейцарии, я еду в их отчизну; а для детей Альпийской природы довольно одного напоминания о их горах и озёрах, чтобы заставить их быть откровенными и радушными.
26 числа. Через Бердичев есть прямая и кратчайшая дорога из Киева в Радзивилов. Но эту дорогу в полном смысле можно назвать операционною линиею Евреев; на ней нет других станций, кроме Еврейских и почти нет другого народонаселения, кроме Еврейского. Боясь голода, жажды и бессонницы, встречаемых обыкновенно в неопрятных корчмах, я решился возвратиться на почтовый тракт, чрез Житомир.
В 4 верстах за Житомиром достойно примечания селение, называемое Соколовою горою. Оно лежит при подошве круглой крутой горы, которой вершина обнесена земляным валом. На этой горе, по преданию народа, жил разбойник Сокол.
27 число. В Новграде Волынске от древней крепости остались ещё каменные стены, заросшие мохом. Одна из них, обращённая к реке Случе, стоит на высоком утесистом береге, составляющем как бы её продолжение. Новград Волынск, называвшийся прежде Звягелем, был местечком Графини Зубовой, урожденной Любомирской. Он куплен в казну только в 1796 году.
Дорога лежит большею частию через лес, который, начинаясь ещё от подошвы Соколовой горы, простирается верст на 80, почти до Корца.
Местечко Корец, принадлежащее Графине Потоцкой, может стать на ряду с хорошими уездными городами. Над рекою Корчиком стоит прекрасный замок с башнею. — Здесь есть Грекороссийский женский монастырь, основанный ещё в XII столетии Корецкими Князьями. Бывшая игуменья этого монастыря Княжна Корецкая Серафима, отказала ему в 1633 году целую Клинецкую волость, состоящую из одного села и семи деревень. Для филологов имя Корца должно быть памятно тем, что здешним Протоиереем Лаврентием Зизанием была сочинена первая Славянская Грамматика.
Между Колкиевом и Коростовым по сторонам дороги встречается множество могил. На юг от местечка Аннополя, принадлежащего Князю Яблоновскому, видно на горе село Графа Потоцкого, называемое Коростенем. Если вопрос о месте древнего Коростеня или Искростеня, полагаемого в селении Искорости, недалеко от города Овруча, можно считать решённым; то любопытно было бы знать, с которого времени и по какому поводу село Потоцкого назвалось этим историческим именем.
В Острог приехал я до захождения солнца. Этот город прославился ревностию своих древних Князей к Православию и тем, что в 1581 году отпечатана в нём первая Славянская Библия по списку, полученному из Москвы от Царя Иоанна Васильевича. Домик, в котором помещалась Славянская типография, принадлежит ныне одному Еврею; а Княжеский дворец, вероятно, находился в крепости, где осталось ещё несколько зданий и полуразвалившаяся Русская церковь, сооружённая в начале XV века Василием III, Князем Острожским, во имя Богоявления. Полагают, что в этой церкви венчан был в первый раз Димитрий Самозванец с дочерью воеводы Сендомирскаго Мнишка. Крепость, защищаемая рвом и крутою покатостию горы, стоит на самом возвышенном месте города, над прекрасною равниною, которая стелется с южной его стороны зеленым ковром.
В нижней части города примечателен мужеский 1-го класса Преображенский монастырь. Он построен в 1624 году иждивением Княгини Ходкевичевой.
28 Апреля. В Дубно, как и в других здешних городах, огромнейшее здание и на лучшем месте есть Римско-католический костел. Замок Князя Любомирского загорожен домами и при всей огромности своей не имеет вида. Построенный в 1817 году дом для военного Депо очень красив. На городской площади находится одна из лучших гостинниц здешнего края; хозяин её учился искусству гастрономии в С.-Петербурге.
С переменою мест самое очертание природы приметно изменяется. В пределах Волынской губернии постепенно исчезают равнины Украинские; и по выезде из Дубно видишь с левой стороны синеющуюся цепь гор, которая, начинаясь ещё в Гуличе верстах в 20 от Острога, тянется на юго-запад к Радзивилову.
При подошве этих гор лежит Кременец. Дикий и величественный вид утёсов и холмов, его окружающих, есть неожиданное зрелище для путешественника, ещё незнакомого с горными местоположениями. Над самым городом возвышается круглая и неприступная гора, увенчанная стеною и башнями, остатками древнего замка.
Ни имя основателя, ни время основания Кременца неизвестны; знаем только, что он в древности принадлежал удельному Княжеству Владимирскому и что в 1240 году, гроза России, Батый, и около 1256 года темник Батыев Куремса нападали на него без успеха. В XIV веке Кременец достался Польше и при Сигизмунде I укреплён был по правилам нового военного искусства; но в 1648 году он пал перед малым отрядом Козаков, мстивших Польше за стеснение исповедания их веры. Если верить преданию, Кременец в XV столетии имел около 70 церквей и был местопребыванием Королевы Боны, — той самой, которая, накопивши в Польше большие суммы, ушла с ними в Неаполь. Известно, что Короли Польские, всякий раз при вступлении на престол, присягали республике употребить все возможные меры к возвращению этих сумм.
* См. Волын. записки Г. Руссова.
Предание о явлении Пресвятой Девы на горе в огненном столпе. Сказание о чудесном избавлении Почаевской обители от Турок и о чудотворениях образа Почаевской Божией Матери. Основание Почаевского монастыря, назначенного собственно для монахов послушания. Восточной церкви и присвоеиного последствии Грекоунитами. Местоположение и наружный вид его.
Из всех гор, простирающихся от Гулича к юго-западу, самая высочайшая, отдельная от прочих, находится за Кременцем по левую сторону от большой дороги. Подле Березовки, местечка Г. Терновского, возвышается другая гора крутообразная, покрытая лесом. Между деревьями, увенчивающими её вершину, стоит, в виде Греческого павильона, Грекоунитская каплица, построенная в память чудотворений образа Пресвятой Божией Матери Почаевской.
Сочинитель книги под названием: Почаевская гора (писанной на языке Славянском и напечатанной вторым изданием в Почаевской обители в 1793 году) упоминает о предании, что на этой горе в пещере с давних времен жили два инока чина Василия Великого, т.е. Православные, и что один из них и крестьянин Иоанн, прозванный Босый, пасший здесь с отроками стадо овец, увидели однажды стоящую на горе, в огненном столпе, Пресвятую Деву Богородицу. Но когда они приблизились к месту явления, то нашли одно только изображение на камне правой стопы, наполненное водою. Это изображение видно доселе в новопостроенной там церкви, недалеко от церковных дверей; и истекающая из камня вода, черплемая беспрестанно Христианами, остается всегда в одинакой высоте, не уменьшаясь и не переливаясь чрез меру.
Сверх того в дееписаниях Почаевского монастыря сказано, чтоо в 1675 году, в 20 день Июля, во время самого приступа Турок к монастырским стенам, Православные иноки, возлагая всю свою надежду на заступление одной Пресвятой Девы, пели пред чудотворною Её иконою акафист, и когда начали кондак: Взбранной Воеводе; в ту минуту Божия Матерь явилась над большою церковию в светлой одежде, окружённая Ангелами, имеющими обнаженные мечи, и распущая белоблестящий омофор, знамение великого Её предстательства и заступления Почаевской обители. На неверных напал незапный страх, обративший всех их в бегство.
О самой иконе Почаевской Божией Матери сохранилось следующее известие. В 1559 году путешествовавший в здешнем крае Греческий Митрополит Неофит, посетил пану Анну Гойскую и в благодарность за оказанное ему гостеприимство благословил её принесенною им из Константинополя иконою Пресвятыя Богородицы.
Несколько времени эта святыня оставалась в замке местечка Орля;но Богу угодно было, чтобы возженный светильник стоял не под спудом, а на свещнике, да светит всем, — и воля Его исполнилась. Икона Божией Матери много раз являлась в лучезарном свете и многим недужным, проливавшим пред Нею теплые молитвы, подавала исцеление. Наконец когда и брат Гойской, бывший слепым от рождения, получил прозрение; то богобоязливая сестра его, видя столь великую благодать Пресвятыя Девы, являемую в Её образе, собрала священников и мирян, с торжеством перенесла сию икону на Почаевскую гору, и отдала её жившим в пещере инокам в вечное хранение.
В 1770 году, когда Почаевскою обителью уже владели Грекоуниты, учреждена была особая коммиссия для достовернейшего исследования всех чудес, бывших как при кладезе, истекающем от Богородичной стопы, так и при иконе, хранящейся в Почаевской обители. Собранные коммиссиею свидетельства утверждены декретом (писанным на языках Латинском и Польском) Луцкого и Острожского Епископа, Сильвестра Лубиениецкого Руднецкого, называвшегося между прочим и Екзархом митрополии Киевския, Галицкия и всея России. Из сих свидетельств, писанных большею частию свидетелей собственноручно, видно, что на поклонение иконе Почаевской Божией Матери приходили и исцеление от неё получали не только Русские и Грекоуниты, но и Католики и Лютеране и даже Евреи, принимавшие, по исцелении, Христианскую веру.
Самый монастырь, основанный при начале Унии в 1597 году, назначен был записью своей основательницы Гойской единственно для монахов послушания Восточной церкви. Из отысканной в Кременце грамоты видно, что в 1700 году он принадлежал ещё Православным монахам, и что Король Польский Август II утвердил за ним все прежние привилегии и все вклады, учинённые до того времени; Грекоуниты же завладели им только в первой половине прошедшего столетия. Ныне монахов Базилиан помещается в нём около 60, и сверх того училище для Грекоунитского юношества.
Почаевский монастырь имеет значительный фундуш и вероятно владеет богатыми сокровищами. Он стоит на возвышенном месте, на самых пределах Российской Империи; вид его белых стен и башен открыт для всех окрестностей*.
* В 1831 году, по изгнании мятежника Дверницкого из Почаева и из пределов России, Почаевская обитель возвращена ведомству духовенства Православной Грекороссийской церкви и наименована Успенскою Лаврою.
Разделение сословий в Волыни и Подолии по религиям. Евреи Восточные и Западные. Еврейские секты в России: Караимы, Раббинисты и Хасиды. Число Евреев и синагог и духовный их штат. День плача. Шабаш или празднование субботы. Костюм и черты лица Евреев и Евреянок. Корчмы. Транзитный торг. Брички. Характер Евреев.
Народонаселение Волыни и Подолии преимущественно состоит из трёх племён: Русских, Поляков и Евреев. Каждое из них исповедует особую веру и, что всего примечательнее, занимает особую степень в гражданском обществе. Все, называющие себя Поляками, или, что одно и то же, все Римскокатолики, находятся в шляхетском или духовном звании; Евреи составляют среднее сословие, т.е. купечество и мещанство; а Русские, как Православные, так и Грекоуниты, принадлежат к низшему разряду общества: к крестьянам и вообще черни. Нельзя не заметить в этом следов политики прежнего Польского правительства, состоявшего под влиянием Римского духовенства и имевшего целию распространение в здешнем крае Римской веры и решительное уничтожение Православия. Ухищрения этой политики заслуживают особенного, подробного нашего исследования; я постараюсь раскрыть их, сколько можно, в статьях о Римскокатоликах и Грекоунитах; здесь обращаюсь исключительно к одним Евреям*.
Потомки древних Израильтян, за осмнадцать пред сим столетий лишившиеся своего отечества и потерявшие навсегда политическое бытие, осуждены блуждать из одной страны в другую, как бы единственно для того, чтобы свидетельствовать всему миру о непреложности определений Суда Божия.
Евреев можно разделить на восточных и западных. История первых теряется в переселениях народов средних веков; нам известно только, что в десятом столетии они жили вместе с Козарами в Крыму, и что послы их покушалися привлечь в закон Моисеев Великого Князя Владимира. После вторжения в Крым Печенегов и Половцев, часть Евреев, как можно предполагать, скрылась на Кавказе между горными племенами; другие, вероятно, нашли себе убежище в южных пределах России и в стране Ляхов. Изгнанные Владимиром Мономахом из Великого Княжества Киевского также удалились, может быть, к Ляхам и Немцам.
Западные Евреи в первый раз явились в Европе в самом уничиженном виде, прикованные к торжественной колеснице Помпея, завоевателя Иудеи. В это время множество их было продано на рынках Италии. В царствование Августа, выходцев из Иудеи было в Риме до 20.000; они занимали особую часть города за Тибром. По разорении Иерусалима Титом, сыном Веспасиана, продано также Иудеев в рабство до 97.000.
Христиане первых и средних веков чуждались и бегали Евреев, как людей, заражённых опасною язвою; изуверство Католиков воздвигло против них в Италии и Испании все козни инквизиции. Магомет положил не меньшую распрю между ними и последователями его раскола. Подобно преступникам, носившим на челе своём печать отвержения, Евреи везде были презираемы и гонимы за их религию**; но эти гонения, связывая их между собою теснейшими узами, способствовали только к утверждению их в заблуждениях Талмуда и толках закона Моисеева.
В России есть три секты Евреев: Караимы, Раббинисты и Хасиды. Первые принимают основанием своей веры один Ветхий Завет; вторые, сверх Ветхого Завета, признают толкования Талмуда, почитая его наравне с Моисеевым Законом; последние допускают ещё и разные толкования на Талмуд.
Всех жителей обоего пола Еврейского закона считается в России более миллиона; кагалов более 1000, а синагог с постоянными и временными молитвенными школами 4.481. Духовный их штат также очень многочислен. Кроме рувв и равв, т.е. городских и прочих раввинов, есть ещё мойреойруе, или толкователи закона, хазаны или певчие и уставщики, балкорей или чтецы, балтокей или трубачи, мойлымы или обрезатели, шамессы — служители при синагогах и габы — служители при молитвенных школах; всех же должностных лиц духовного звания до 15.000.
Ветхозаветная Библия Евреев имеет значительные несходства с употребляемою Христианами; потому что первая искажена была так называемыми Тивериадскими мудрецами в первые веки Христианской церкви, и преимущественно в тексте пророчества о Мессии. Они стараются приписать это несходство переводчикам Греческой Библии, и даже установлен был у них день плача, в воспоминание той эпохи, когда семьдесят два толковника перевели Библию на Греческий язык, с подлинника, присланного к Птоломею Лагу от Первосвященника Иерусалимского. Со всем этим и в Еврейской Библии много ещё остается ясных пророчеств о Мессии, и особливо у Исаии Пророка, расторгнувшего завесу таинственности о воплощении Сына Божия. Сказывают, что Евреи боятся раскрывать или по крайней мере раскрывают с большим беспокойством эту книгу судеб, приводящую их в смятение.
Еврейский шабаш или празднование субботы начинается с захождения солнца в пятницу. Любопытно смотреть на беспокойство Еврея, застигнутого перед этим временем в дороге; глаза его беспрестанно обращаются к западу, как бы измеряя в небе каждую линию того пространства, которое остается пробежать солнечному шару.
Там, где нет синагоги, сборным местом молитвы служит большею частию корчма, предпочитаемая прочим частным домам, вероятно, по удобности помещения. Сюда собираются для отправления богослужения одни только мущины. Как скоро наступит час моления, они обвертывают ремнем обнажённую правую руку, привязывают ко лбу чёрные маленькие кивоты и накидывают на плеча белое суконное покрывало. Каждый из молельщиков держит в руках Библию, и начав чтение шопотом, переходит постепенно к громким тонам, похожим на завывание. Сей обряд моления повторяется и в субботу, начиная с утра. Остаток дня посвящают Евреи отдыху или покою, почитая запрещенными для себя Господнею заповедью и самые подвиги благочестия.
Здешние Евреи сохранили в некоторой степени костюм своих предков; обыкновенное платье их нанковое длинное полукафтанье с поясом; пуховая или поярковая с длинными полями шляпа, на ногах нитяные чулки и щиблеты в роде сандалий.
Чёрные волосы с длинными, как бы нарочно завитыми, локонами и небольшие, беспрестанно вертящиеся, глаза суть последние остатки восточной физиономии Евреев; но сложение тела их сухощавое, щёки бледные; на узком челе видны следы претерпенных ими несчастий и черты господствующих их страстей.
Какая противуположность мужеского пола Евреев с их женщинами и девушками, которые почти всегда отличаются и стройностию стана, и правильным очертанием лица. Большие глаза их осенены густыми черными бровями, нос Азиатский, щеки свежие и румяные; белая шея, обвитая крупными ожерельями, пышная грудь, обхваченнля гродетуровою кофтою в роде спензера, и театральный головный убор, похожий на диадиму, напоминая о их происхождении от древнего Сиона, дают новый блеск их красоте и осанке. Некоторые из Евреянок так прелестны, что к ним почти без увеличения можно применить образ выражения алкорана о гурии: «и изберутся седмь десять красных жен и всех красота возложится на едину».
В построении домов Евреи также сохранили отпечаток Азиатского зодчества. Не смотря на суровость климата, они открывают нередко свои комнаты, называемые станцами, на все четыре стороны посредством высоких дверей, как бы для того, чтобы ловить дыхание ветров со всех частей света. В особенности достойны примечания Еврейские корчмы, состоящие из огромных дворов, крытых в роде наших помещичьих рыг, с двумя противоположными воротами. По сторонам ворот с лицевой стороны находятся две станцы, в одной живет сам хозяин со своим семейством, другая назначена для проезжающих. Крытый двор защищает от дождя и снега, но в продолжение ночи бывает в нём так темно, что нельзя иначе пробраться мимо экипажей и лошадей, как с зажжённым фонарём.
Русское Правительство употребляло все усилия, чтобы приохотить Евреев к земледелию; но по привычке к праздной жизни и по отвращению к трудностям, соединённым с производящею промышленностию, они предпочитают всем промыслам транзитную торговлю. Через их руки переходят изделия полотняных, ситцевых и шёлковых фабрик, платки, шали, галантерейные вещи, табак, матрасы и преимущественно контрабандные товары из-за границы в Россию и обратно.
Евреев найдете в беспрерывном движении по городам, сёлам и дорогам. Плетёные из хвороста их брички легки, глубоки и покойны; они имеют в длину до пяти аршин и покрыты продолговатым навесом. В самой бричке помещается до шести Евреев по два в ряд. Сверх того по нескольку на облучках и по одному на ступенях. Забавно смотреть на перспективу этого углублённого грота, когда выглядывает из него вдруг столько разнообразных лиц, с черными и рыжими бородами и с маленькими на голове скуфейками. Эта образцовая группа достойна была бы кисти знаменитого Орловского.
Золото есть главный идол Еврея; он готов отступиться от закона Моисеева и поклониться тельцу, если телец будет изваян из золота. Сверх того, с именем Евреев мы невольно соединяем понятие о хитром уме, скрытном нраве и вероломном сердце. Эти низкие качества, без сомнения, суть следствия того политического уничижения, в котором они поставлены общим мнением народов.
Впрочем, можно надеяться, что права гражданства, дарованные им во многих отношениях наравне с прочими гражданами, и в особенности попечение Правительства о воспитании их детей, будут со временем иметь влияние и на улучшение нравственности их обществ.
* Статьи о Римскокатоликах и Грекоунитах приложены в конце 1-й части, под литерами А и Б.
** В Польше Казимир Великий, по любви своей к Эстерке, покровительствовал Евреям. Он имел от неё детей и дозволил дочерям сохранить религию матери.
Переезд через границу. Жиды-извощики. Жиды-разнощики товаров. Жидовское население и помещение в Бродах. Синагога или большая школа: кивот завета; большой и малые девятисвещники; неугасаемый огонь; певчие; обряд обрезания младенцев; печатные заповеди на столбах и на стенах; помещение мущин и женщин в синагоге; паникадилы и освещение в праздники; приделы или малые школы; расположение синагоги. Вечернее гулянье по улицам.
Чувствительные путешественники! Если нужно вам быть за границею, не ездите через Радзивилов. Жестокие Жиды не только помешают вам выплакать ваше сердце, но и не дадут выронить ни одной слёзки.
Таможня, в которой записываются паспорты, находится подле самаго Радзивилова, а рогатка в двух верстах от таможни. — Она стоит середи рощи и окружена несколькими домиками, в которых живут офицеры и козаки. Как скоро дано было приказание пропустить меня, десять Жидов бросились на мой чемодан, как на добычу; потянули его в разные стороны, в направлении центробежных сил; начали ссориться и давать друг другу толчки; наконец схватили самого меня, посадили в длинную закрытую бричку и просили несколько грошей.
Теперь-то впал я в руки Жидов! Фактор Мошка, которому начальник таможен Р. К-ий приказал проводить меня до Брод, — Жид извощик и третий Жид пьяный, севший для компании, везут меня одного через лес по пням, по колодам.
Город Броды, состоящий под покровительством Австрийской Империи, находится в одной миле от Радзивилова, на месте ровном, низком и песчаном. Банкир В., человек ласковый и услужливый, к которому я имел письмо, взял на себя труд сделать все нужные распоряжения для моего отъезда; а между тем в ожидании дилижанса, отправляющегося отсюда в Вену через два дня, я надеюсь несколько отдохнуть и высмотреть все достопримечательности, если только есть здесь что-нибудь достойное примечания.
Мне кажется, я нахожусь теперь в Иудее. Жиды на дворе, на крыльце и в сенях. Дверь моей комнаты беспрестанно отворяется и затворяется. Одни предлагают золотые вещи; другие лезут с сукнами и полотнами, третьи несут табак и трубки. Отказывайте им, они не слушают; сердитесь на них, они улыбаются; гоните их, они кланяются и благодарят. Заприте дверь, они полезут с улицы по хребтам своих братий, чтоб просунуть в окно голову с новыми предложениями доброму и милостивому пану. Одним словом: только в десять часов ночи я опомнился и мог свободно предаться мечтам о моем путешествии.
По ревизии 1822 года число здешних Жидов простиралось до 22.000; и сверх того пропущенных и для торгу живущих полагают до 10.000; а Немцев, Поляков и Цесарцев не более 4000. Домы здесь по большой части одноэтажные и небольшие; но в каждом таком домике помещается два, три и четыре семейства Евреев. Со всем тем, в продолжении дня летом комнаты бывают пусты. Жиды толкутся на рынке или бегают по улицам; Жидовки ходят по улицам или сидят подле дверей. Первые курят табак, последние обыкновенно вяжут чулки.
Жиды имеют здесь синагогу, большое каменное здание. Они бывают в ней всегда с покрытою головою; а потому фактор мой просил меня при входе, чтоб и я не снимал шляпы. Входят в неё со стороны запада в большие железные врата или в малые двери, которые находятся по левую сторону от ворот. В восточной стене, против четырех столбов, которыми поддерживается свод синагоги, стоит кивот завета, задёрнутый зелёным занавесом. Он открывается раввином один только раз в год, в празднество нового лета. По правую сторону ступеней, ведущих к святыне, стоит седьмисвечник, или правильнее девятисвечник; потому что он имеет восемь свечей, поставленных в ряд, и одну большую отдельно. В первой день после субботы зажигается большая свеча и одна малая; в другой большая и две малых и так далее; а в субботу зажигаются все свечи. Пониже кивота есть ещё два малых девятисвечника. Здесь Евреи зажигают обыкновенно свечу в тот день, в который лишаются кого-либо из своих родственников. В память усопшего они обязаны это делать ежегодно. По левую сторону кивота горит в лампаде огонь неугасаемый. Над кивотом поставлено знамение скрижалей закона: две небольшие доски с десятью цифрами. Среди синагоги, между четырьмя столбами, возвышается огромный амвон, на котором во время молитвы сидят певчие. Они происходят не от особенного колена, а служат по найму; но холостой Еврей не может быть принят в число певчих. На одной из скамей амвона лежат две малиновые бархатные подушки для обрезания младенцев. Обряд сей совершается следующим образом. В восьмой день родильница приносит младенца мужеского пола к большим вратам и подаёт одному из своих родственников, который передаёт другому и так далее. Наконец ближайший родственник, сидящий на бархатной подушке, принимает новорожденного на свои колена; а на другой подушке сидит один из почётных Евреев, который должен совершить обрезание. Выбор сего последнего зависит от произвола родителей; а родители приглашают обыкновенно того, кому хотят оказать особенную почесть.
Столбы, поддерживающие свод синагоги, все осьмигранные; и на каждой грани, в рамке за стеклом, по одному печатному листу заповедей. Стены все украшены также листами, на коих напечатаны заповеди или тексты из Пророков. В синагоге находится до ста деревянных скамей; скамья состоит из двух прилавков; на одном из них садятся лицом к кивоту, а на другом к западным вратам. Против каждого места деревянный налой. Женщины во время молитвы находятся в особенном отделении, на хорах, из которых в синагогу есть одно только отверстие или окно против самого кивота. Местà в синагоге нанимаются на год; за первые платят по 150 и более червонцев. Сумма эта употребляется как на содержание певчих, так и на освещение. Синагога, или, как называют её Евреи, школа, увешана вся паникадилами; и в праздничные дни, как то в пасху, в праздник сеней или зелёный и в новое лето зажигается, как уверяют, до 40.000 свеч, — разумеется, самых малых.
По сторонам большой школы есть две малых, вроде приделов. В большую собираются Евреи каждое утро в девятом часу; а малые часу в седьмом утра посещаются обыкновенно теми из Евреев, которые, по торговым занятиям, не имеют времени быть в первой. Школа сия квадратная, самой простой архитектуры, и на каждой стене под сводами имеет по три окна. Она построена в 1741 году; и, по уверению Евреев, подобная ей находится только в одной Праге. Но когда я сделал замечание о расположении Соломонова храма, который олтарем обращён был к западу, вход имел с востока, а место кивота закрытое стеною и крилами херувимов: тогда мой фактор и школьник или сторож, слушая меня со вниманием, вместо ответа вздохнули и покачали головами.
Богатые Евреи имеют ещё частные школы в домах своих. Вечер, также как и утро, обыкновенно посвящается молитве; но после вечерней молитвы, часу с осьмого, весь город приходит в движение. По старому месту или рынку, по Лишневской, Золотой и Лембергской улицам ходят мущины, женщины и дети толпами. Надобно признаться, что Жидовки прелестны; к сожалению, они не имеют уже той строгой нравственности, которою отличались дщери Израилевы, их прародительницы. Сети обольщения расставлены здесь почти на каждом шагу.
Бульвара здесь нет; улицы нечисты. По земляному валу, служившему некогда укреплением и оградою, почти никто не гуляет. От замка Графа Потоцкого, которому принадлежал город, осталось только несколько развалин. Бродские Жиды промышляют преимущественно торгом транзитным и контрабандами. Здесь есть также, кроме синагоги, одна церковь Католическая и одна Лютеранская.
Положение города. Ратуша. Публичная библютека: рукописи с картинами. Политика немцев в отношении к Галиции. Надгробный камень на могиле Московского типографщика Иоанна Феодорова.
Дилижанс выехал вчера из Брод в 12 часов утра. Со мною сидели один Немец, один Поляк и один Француз. Какое странное смешение языков! Первым предметом общего нашего разговора была Москва. Соединёнными силами мы скоро сбили с поля сражения Француза, который приписывал поражение Наполеоновых войск одним Русским морозам. Толстый и ленивый кондуктор, краса и идеал Немецких кондукторов, держал также нашу сторону и повторял беспрестанно охриплым голосом своё ja!
Нагруженный пакетами, чемоданами и посылками, дилижанс тащился по горам очень медленно. Окрестности не представляли ничего замечательного, кроме замков Любомирского и Ковницкого в местечке Засове и городке Злочеве.
В Лемберг мы приехали сегодня в шестом часу утра. Дорога ведёт к нему между рядом холмов и долинами. Первые покрыты лесом, последние, лежащие по левую сторону, украшены садами и домиками. Красивый бульвар, извивающийся вокруг старого города, поднимается на гору и представляет взору весь Лемберг, с цветущими его окрестностями. Особенное моё внимание привлекли ратуша*, соборный костёл и большая квадратная площадь с четырьмя фонтанами. Здесь есть университет с хорошим кабинетом физическим и Музеум натуральной истории. Я успел взглянуть на публичную библиотеку, в которой считается книг до 40.000 томов. Она помещается в одном из прежних костёлов и состоит из многих комнат. Широкая галлерея, поддерживаемая столбами, разделяет главную её залу на два яруса; вверху парит черный орёл; над ним Греческая надпись: ψυχῆς ἰατρεῑον (врачество души), напоминающая о Птоломеевом книгохранилище.
Из рукописей примечательны здесь Аристотелевы сочинения, Латинская псалтырь, Немецкими буквами писанная, и слова Иоанна Златоустого. В псалтыре есть множество картин. Поля украшены иконами Спасителя, Божией Матери и Святых; а в строках беспрестанно встречаются крокодилы и люди, вниз или вверх лицом лежащие. Более всего достойно примечания, что в этом городе, основанном потомками Славян и бывшем несколько времени столицею Галицкого Княжества, нет ни одной рукописи Славянской. Политика Немцев истребила здесь и нравы, и обычаи, и язык коренных жителей. Нет нигде Львова, везде Лемберг.
В церкви Св. Онуфрия показывают простой надгробный камень с следующею надписью: …Друкарь Москвитинь, которыі своимъ тщаниемъ друкование занедбалое (Zaniedbaly, брошенный) обновилъ, преставися в Лвовѣ року афп Декевр. …
Вверху доски: „успокоенія, воскресенія изъ мертвыхъ чаю“; внизу: „Друкарь книгъ пред тымъ невиданыхъ“.
Надпись эта снята во Львове П.И. Кеппеном, по просьбе К.Ф. Калайдовича, который поместил её изображение в № 14, В. Евр. 1822.
Иоанн Феодоров с товарищем своим Петром Тимофеевичем Мстиславцем, оставя в Москвепо себе ученика Андроника (Тимофеева невежу), обвиняемые в ересях, удалились под покровительство Польского Короля Сигисмунда II Августа и Григорья Александровича Ходкевича. По уничтожении заведения Ходкевича, И. Феодоров отправился во Львов и там в 1574 году отпечатал Апостолы; а Мстиславцев в Вильне в 1575 издал Евангелие, в доме типографщиков Козмы и Лукаша Мамоничей. Первый переселился потом в Острог, где в 1580 издал Новый Завет, а в следующем году первую Библию на языке Славянском. Скончался же он в Львове в Декабре 1585 года.
* Прекрасная готическая башня этой ратуши ныне уже не существует. На обратом пути моём, в 1826 году, я нашёл на месте её один мусор и щебень. Она разрушилась незадолго перед тем вся до основания.
Выезд из Лемберга. Маленький пастушок. Галицкий солдат, называющий себя Русским.
Мы пробыли в Лемберге только шесть или семь часов — для того, чтобы запастись Немецкими паспортами. Выезд наш был в собственном смысле пиитический. Тяжелый рыдван стучал по мостовой; почталион играл на литавре вестовую песню; эхо раздавалось в узких улицах и высоких каменных домах. Окны были наполнены зрителями; и резвые девушки прощались с нами, как с знакомыми. Едва успели мы выехать в поле, услышали новые и нежные звуки. Что ж это? Маленький пастушок, оставив стадо, шёл тихо к дороге и играл на свирели. Он остановился, снял шляпу, кивнул нам три раза головою, как бы в знак желания доброго пути, и оборотясь назад, заиграл снова свою песню. „Он счастлив!“ — сказал со вздохом Француз, наш спутник. „Он не изменит будущей своей Делии; не оставит отеческих полей и не пойдет далее родного города, куда водит ягнят. А мы, бедные, не будем сидеть в прохладе дерев родительских и не станем в беспечности петь веселых песен. Прости, цветущий луг, светлые потоки и родина…“ Одним словом: вся эта сцена была идиллиею; Француз М. казался мне Мелибеем, а пастушок Титиром.
Красивый городок Перемышль лежит при подошве горы, а на горе стоит замок. Прогуливаясь по берегу маленькой речки, мы вдруг остановлены были одним Немцем. Он гнался за нами и требовал пошлины за то, что мы перешли через длинный деревянный мост. „Не верьте ему, сказал нам часовой; эти Немцы всегда стараются обманывать нас Русских“ (мы говорили по-Русски). „А разве ты Русский? — спросил я с удивлением. — „Вестимо, продолжал часовой, я из Галиции“. — Итак, добрые Галичане ещё не забыли, что они были некогда детьми Святой Руси и братья нам по происхождению, по языку и по вере.
Вечерняя песнь Католиков: Аvе, Maria. Причина ненависти Француженки Розы к России. Крестьянский праздник. Песнь учеников пред образом Св. Яна.
Большая часть маленьких городов, которые мы видели вчера и сегодня, заселены Евреями. В Ярославле, кроме синагоги, есть ещё Грекоунитская церковь и Католическая каплица. Выезжая из этого городка, мы забавлялись любопытством Евреянок, которые бежали за нами толпою; но поражённые незапным зрелищем, мы вдруг сняли шляпы и как бы онемели. Несколько сот Католиков, павши на колена перед образом Божией Матери, пели: ave, Maria.
Ланцут достопримечателен тем, что лежит на ровном высоком месте, и имеет большой тенистый сад, а в саду зàмок Графа Потоцкого. Здесь села к нам в дилижанс одна Француженка, после романического и сентиментального прощания с своим добрым и бедным Жако, седым управителем Графским. „Adieu, mon cher garçon! Adieu, mon pauvre Jacquot!“
Мадам Роза (только роза поблекшая и облетевшая) тотчас начала знакомство с нашим Поляком, уверяя его, что она очень любит Польшу, и не может терпеть России.
Я. Позвольте же спросить вас, мадам, отчего вы так нерасположены к России?
Роза. Ах, какая несносная эта земля! Ах, мой Бог, мой Бог! — Нет ни спаржи, ни артишоков!
Поляк хохочет; я продолжаю: извините, мадам; вы не совсем справедливы, если только это одно причиною вашего неблагорасположения к России.
Роза. Ах, не говорите мне о России; я очень коротко её знаю; я жила несколько месяцев в одном Русском Доме, и могу поручиться, что во всей этой земле нет ни спаржи, ни артишоков.
Я. Я только в первый раз оставляю Россию; и при всем том могу вас уверить, что уже давно знаю и форму и вкус как спаржи, так и артишоков.
Роза. Ах, мой Бог, мой Бог!.. Какой варварский стол!
Я. Я не смею в этом вам противоречить; всякий народ и всякая особа имеют свой вкус; только вот что для меня непонятно и странно: какое отношение между цветами и овощами? Между розою и артишоками?
Поляк и Француз продолжали смеяться; и сама мадам Роза, поправляя седые свои кудри, улыбалась и казалась чрезвычайно довольною моим приветствием. — Я предложил здесь её доводы и ответы, как образчик Французской логики. Счастливый путь нашей гастрономке, набившей карман золотом и оставившей плодами своего просвещения в России понятие о спарже и артишоках; но пожалеем о несчастных детях, бывших под её надзором. Подобно попугаям, выучившись повторять слова своей гувернантки, они ещё долго, долго будут лепетать: „Россия земля варварская; потому что нет в ней спаржи и артишоков“. —
Мы приехали в Торнау уже по захождении солнца. Здесь есть хорошая площадь и посреди площади красивая ратуша с высокою башнею. Я сейчас видел крестьянской праздник в одном кружале или питейном доме. Стены освещены; двери отворены; старики и старухи пьют пиво; а молодые крестьяне с разряженными девушками танцуют плавные вальсы при скрыпе двух скрипок.
Между тем как на одном краю города резвая юность предается удовольствиям и забавам, на другом, противоположном краю пятьдесят учеников поют по нотам песни перед образом Св. Яна, почитаемого в Польше и Галиции покровителем учащихся. Часовня обвита цветами и осенена зелёными ветьвями. Статуи сего Святого с распятием в руках встречаются почти во всех Польских и Галицких селах.
Подземельный город в Величковских копях. Костел в Краковском зàмке: гробница Св. Станислава; гробницы королей; памятник Иоанна Собиеского. Придел с Русскими надписями над образами. Шерстяные картины. Курган для памятника Генералу Костюшке. Церкви и монастыри Р. Католические; Русская церковь. Воспоминание о хитрости Французов, прокравшихся в женском платье в зàмок, и о поступке с ними Суворова.
Говорят, что соляные копни Величковские принадлежат к чудесам природы. Без огня — они подобны адским пещерам; — с огнём — царство волшебниц. Что ни шаг, то очарование; в одно мгновение являются и исчезают, разрушаются и зиждутся великолепные храмы Греческие, пышные дворцы царские, прозрачные замки Русалок. Природа здесь играет и творит: материалы её хрустали, яхонты, рубины, алмазы. Таково действие отражения лучей! Я видел вчера город Величко, лежащий на самых сводах огромных пропастей; но, к крайнему моему сожалению, соляные копни были закрыты, по случаю Католического праздника пятидесятницы*.
Вольный город Краков разделяется новою и старою Вислами на три части: правая сторона новой Вислы называется городком Цесарским; остров получил название, по Жидам, городка Жидовского; а весь левый берег составляет городок Немецкий. В последнем находится огромный костёл, достопримечательный по великолепию Королевских гробниц. Он стоит на горе, в замке Королевском. Внутри костёла прежде всего обращает внимание серебряная гробница Св. Станислава, осенённая богатым балдахином. Перед гробницею олтарь, на котором совершается обедня. От западных врат до восточной части храма по обеим сторонам устроены внутренние галлереи, поддерживающие свод здания простыми столпами. За галлереями, как подле южной, так и подле северной стены, множество приделов, и в каждом приделе гробницы Королей, Королев и Епископов. Некоторые довольно древни, другие сооружены в XVII и XVIII столетии. На каждой гробнице находятся статуя, бюст, герб или атрибуты усопшего. Между статуями древними и новыми почти такое же различие, какое между Египетскими и Греческими. Первые имеют характер тяжести и недвижимости; последние отличаются движением и красотою. Графиня Потоцкая, опирающаяся на гробницу супруга, подобна плачущему гению. Древние статуи — мертвецы, лежащие в гробах и держащие в руках скипетр и державу. Среднее место между ними занимают статуи, лежащие на одном боку и опирающиеся рукою на гроб. Подле дверей западных, с правой стороны, воздвигнута недавно гробница одному Епископу (Солтыку), бывшему пленником Русским. На балдахине представлена в барельефе карета с четырьмя конями, в которой он отправлен был в Россию. Памятник Иоанна Собиеского, вделанный в одну из колонн против главного олтаря, достоин этого героя. Мысль художника проста и превосходна. Знамена, латы и другие военные брони давят поверженных Турков; и слава с трубою парит над трофеями. На памятнике следующая надпись: «Cui regnum gloria militaris peperit, Polonorum amor stabilivit, qui Tircicam lunam crucis vexillo minitantem a Christianorum finibus ita prospere fortiterque pepulit, ut venisse, vidisse vicisseque unum idemque illi fuerit». Т.е. В память того, кому воинская слава даровала трон, а любовь Поляков утвердила его, кто Турецкую луну, угрожавшую знамению креста, отразил от пределов Христиан с таким мужеством и быстротою, что придти, увидеть и победить было для него одно и то же. В одном из приделов, над образами, писанными в куполе alfresco, в роде нашего Корсунского письма, видно несколько Русских надписей; над одним образом слово Црьствия, над другим Арханьгели, над третьим Власти. Таким же образом исписана одна хартия, держимая Святым; но, по высоте купола и повреждению письма, нельзя разобрать её. П.И. Кеппен относит эти надписи к началу XIV века, т.е. до пожара, бывшего в здешней церкви в 1320 году**. К сожалению, остатки прежней живописи, кроме означенных образов, все забелены, по приказанию Епископа Солтыка. Это поставляет в затруднение сделать какое-либо заключение о самом назначении Русского придела; построен ли он был для Грекоунитов или собственно для Православных, принадлежавших ко Двору, а может быть, и к Королевской фамилии, — вопрос сей, хотя и важный, кажется, остаётся ещё неразрешённым.
Колонны храма покрыты тафтою малинового цвета; а стены от западных врат до гробницы Станиславовой украшены шестью огромными картинами, представляющими историю Иосифа Прекрасного. Братья Иосифовы, Египтяне, стада овец и ландшафты вытканы из разноцветной шерсти очень искусно; вероятно Гобеленовой фабрики. Это трофеи Собиескаго, отнятые им у Турков. Наружность костёла самой простой готической архитектуры; виды с большой его башни очень хороши; она стоит над крепостью и над горою. Колокол Сигисмундов, показываемый здесь за редкость по величине, можно отнести к разряду самых обыкновенных колоколов Московских.
Поляки готовят великолепный памятник любимому своему Генералу Костюшке, которого они называют последним Поляком. В полмиле от города, на высоком холму, насыпан с несколькими уступами круглый курган. На нём будет поставлена статуя этого Генерала; ваянием её занимается знаменитый Торвальдсен. Место для памятника выбрано самое лучшее, со всех сторон открытое, так что можно его видеть отвсюду за четыре и за пять миль.
На главной Краковской площади стоит небольшая каменная церковь, обсаженная деревьями. Поляки уверяют, что она существовала ещё до основания города. Костелы Св. Марии и двунадесяти Апостолов отличаются огромностию и украшениями. В Кракове есть также очень много монастырей мужеских и женских. Польские монастыри и церкви славились прежде вообще богатством; но более прочих костёл Королевского замка. Пользуясь большими доходами и обладая несметными сокровищами, он имел все способы к сооружению тех великолепных памятников, которые служат ему теперь украшением. Железо, медь, свинец и мрамор доставляемы были из местечка Келчи, лежащего в пяти милях от Кракова. Нынешние костеланы тяжело вздыхают о том изобилии, в котором утопали их предместники.
Здесь есть также Русская церковь, небольшая, простой архитектуры, и может быть, самая древняя. Служба в ней отправляется только в день Пасхи и в некоторые двунадесятые праздники приезжающим из села Священником.
Самая лучшая часть Кракова есть городок Немецкий; улицы здесь чистые, домы каменные и высокие, бульвары очень красивые. Один из бульваров проведён до самой Костюшкиной могилы. Королевский Замок, стоящий в этой части, был театром военных действий во время войны конфедератной. Быстрый Суворов, сдав его полковнику Штакельбергу, полетел к Келчи поражать отряды неприятелей. Штакельберг не Ринальд, но одна пригожая Полька была для него Армидою. Она опутала его цветочными цепями амура и до того вскружила ему голову, что упросила разрядить ружья и свесть часовых. Этого недовольно; Русские офицеры приглашены были в маскерад одним Поляком и танцовали под командою своего неосторожного начальника. В эту самую ночь Французы, присланные министром Шуазёлем на помощь к конфедератам, перерядясь в белое женское платье, прокрались к укреплениям, изрубили неусыпных Козаков и овладели замком. Суворов решился выручить его осадою и приступом, сделал два пролома, принудил Французов сдаться и велел им выйти тем же нечистым проходом, которым они прошли в замок. «Вот вам наказание за вашу хитрость, — сказал военнопленным победитель, — а вот вам награда за вашу храбрость», — примолвил он, возвращая офицерам шпаги***.
Суворов везде одинаков; во всем быстр и неожидан: в действиях, в мыслях, в слове.
* Из этих копней образовался целый подземельный город с улицами, переулками, площадями и храмами. Есть даже план этого города, но, как уверял меня один из чиновников завода, план сей хранится у Директора втайне. — В копни спускаются по длинной отлогой лестнице, а поднимаются посредством вóрота, в большом чану.
** Список Русским памятникам, стр. 119.
*** См. Жизнь Суворова или собрание писем и сочинений его, изд. С. Глинкою, 1819 года.
Вид Карпатских гор из Могилан. Расположение Немецких городов. Колонна в Ольмице Триединому Богу. Многосложная часовая машина.
На первой станции от Кракова, в деревне Могиланах, открывается один из примечательнейших видов. Несколько пригорков, покрытых рощами, сходят одни за другими в низкую и тесную долину; зелёные холмы, поднимаясь постепенно, составляют обширный амфитеатр, за которым в 12 милях от Могилан, величественно возвышается одна из гор Карпатских, покрытая снегом.
Небольшие города, которые встречаются после Кракова, построены все по одному плану. Каждый состоит из слободы и квадратной площади, и на каждой площади фонтан с каким-нибудь памятником. В одном из этих городков я заметил следующую надпись над трактиром: «Juri et aequo dicendo et tuendo» (здесь рядят суд и защищают справедливость); это значит, что в трактире помещается присутственное место, в котором главным судьёю или секретарём, может быть, сам хозяин трактира.
Ольмиц окружен земляными укреплениями и каменною стеною. Он стоит при реке Мархе, защищающей его со стороны севера; имеет хорошие церкви, высокие домы, узкие улицы и две изрядные площади. На одной из них воздвигнута колонна Триединому Богу с Латинскою надписью, из которой видно, что этот памятник открыт был в присутствии Марии Терезии и Франциска. Бог Отец, Бог Сын и Бог Дух Святый осеняют колонну, состоящую из четырех ярусов; на каждом ярусе четыре Апостола; во внутренности олтарь; перед входом в него Херувимы с стеклянными щитами, которые служат ночью вместо фонарей. Недалеко от колонны, над воротами одной церкви, устроены весьма любопытные часы. Год, месяц, день, час и минута означаются разными кругами и полукружиями. Крылатые Херувимы, ударяя в колокольчики молотами, считают время. По прошествии каждого часа, вся машина приходит в движение.
Видех его превозносящася и высящася, яко кедры Ливанские; и мимоидох, — и се не бе, и не обретеся место его.
Езда в дилижансе. Немецкие стихии: табак и пиво. Целерифер.
Я нахожусь теперь в главном городе Моравии, укрепленном природою и искусством, одушевлённом народонаселением и украшенном зданиями. Не знаю, есть ли здесь гимназии, учёные кабинеты, заводы и фабрики; а знаю только, что есть аптека и доктора. Вот что значит путешествовать в дилижансе.
Строгий и суровый кондуктор держит своих пассажиров, как невольников. На одной станции он останавливается только на несколько минут, на другой на несколько часов. Этот неопределённый срок есть тайна дипломатическая. Беда тому, кто, увлечённый любопытством, вздумает отойти на двадцать шагов от кареты. Надобно непременно сидеть девять дней и девять ночей на своём месте, с согнутыми ногами и без всякого движения, а в десятый день звать врача на помощь. Что-то будет со мною, а мой доктор забыл Латынь или, может быть, и никогда не знал её.
В Австрии есть три способа путешествия: дилижанс, почта и извощики вольные. Дилижанс есть огромная махина, нагруженная чемоданами и пакетами. Он растет в длину и ширину с каждою станциею; от того, что на каждой станции кладут в него новые посылки и казённые бумаги. Кроме положенной суммы за место, путешественник обязан законом платить ещё на водку почталионам. Четыре огромные лошади тащутся очень медленно; кондуктор и кучер просыпаются только для того, чтобы зайти в трактир и сесть за бездонные кружки. У Немцев только две стихии: табак — их воздух; пиво — их вода. Одно к другому возбуждает вечную жажду.
Почта Австрийская и вольные извощики также довольно медленны и представляют путешественнику множество других неудобств. Сегодня встретили мы новый дилижанс Венской, большой и легкой, названный целерифером (скоробежным). Немцы смотрят на него, как на чудо; но это чудо не может удивить Русских. Если карета, пробегающая в сутки от 17 до 18 миль, т.е. около 126 верст, заслужила название целерифера; то как же назвать наши почтовые повозки, пробегающие в сутки 200 и более верст? Назовём их самолётами.
Воспоминание о битве Французов с Австрийцами. Спящий Французский полк, — пробуждённый острым ответом Наполеона. Место поражения Турков Иоанном Собиеским.
Долина Ваграмская была полем славы Бонапарта. Несколько дней сряду спускаясь вниз и поднимаясь на горы, наконец в двух милях от Вены встречаешь длинную равнину, расстилающуюся до самой столицы Австрии. Бонапарт, переправясь через Дунай при подошве Карлсбурга и Леопольдсбурга, развернул своё войско, повёл атаку через дорогу и гнал Австрийцев к востоку до селения Ваграма. По этому случаю рассказывают очень занимательный анекдот. Солдаты одного Французского полка, который пришёл на долину перед самым началом сражения, столько утомлены были дальним и быстрым переходом, что не хотели вступить в дело, не слушались команды полковника и легли на свои ранцы. Один из маршалов донес о том Наполеону и ожидал повеления; Наполеон отвечал: „пусть спят; это сон львов“. — Ободрительное слово переходило из полку в полк; львы услышали, встали и, как уверяют, первые вырвали из рук Австрийцев победу.
Карлсбург и Леопольдсбург, две горы на правом берегу Дуная, суть два памятника Иоанна Собиеского, Короля Польского. Здесь поразил он Турков, осаждавших Вену. Несколько ниже величавый и быстрый Дунай, разделясь на три рукава, одним обнимает предместие Иегерцейль, другим вьётся вокруг Леопольштадта, третьим прилегает к северной стене города.
Площади, публичные памятники и бассейны.
Один Французский путешественник, бегая по улицам Петербургским зимою, вдруг увидел перед театром разведённые огни и остановился. Будучи тонким наблюдателем климата и обычаев Русских, он начал искать причину этого необыкновенного явления; думал, соображал, и наконец написал в своём путешествии, что в Петербурге, во время зимы, топят даже самые улицы. А я заметил в Вене совсем тому противное. Так как город сей десятью градусами ближе к югу, нежели Петербург, и состоит весь из узких переулков, задавленных огромными домами; то можете вообразить себе, как бывает здесь жарко и душно в продолжение лета. Что же сделали Австрийцы? Они построили почти на всех площадях бассейны и фонтаны. Для чего? Видно, для того, чтоб не задохнуться от жару и иметь при всяком случае возможность обливаться холодною водою, как обливаются в Русских банях… Странное дело! Француз пишет всё, что попадется ему на мысль, и целая Франция ему верит; а у Русского путешественника невольно дрогнет рука при малейшей прикрасе, при каждой реторической фигуре; не говорю уже об извитиях поэтических.
Итак, оставляя все прикрасы, скажем просто, что Венские площади по изобилию воды, по устройству водоёмов и роду памятников, их украшающих, достойны особенного нашего внимания.
Колонна Святой Троицы на Грабенской площади есть памятник обета, принесенного Богу Императором Леопольдом I в 1672 году, в то самое время, как язва опустошала Вену. На плоском и широком подножии поднимается огромная треугольная пирамида, обвитая облаками и покрытая девятью хорами или группами Ангелов. Наверху пирамиды представлена Святая Троица, седящая на позлащенных облаках. Император Леопольд стоит на коленах при подножии колонны и взоры его обращены к небу. На горе, сгромождённой из камней и составляющей переднюю сторону памятника, изображена торжествующая Вера. Грозный посланник неба, вооружённый пламенным мечом Архистратиг, поражает чудовище тартара, язву — и она падает к ногам Веры. Барельефы, которыми покрыто подножие, представляют сотворение первого человека, семейство Ноево, спасённое от потопа, Святого Духа и Тайную Вечерю. Вся эта колонна сооружена из белого Зальцбургского мрамора и имеет до 66 футов высоты. Художник Штрудель хотел изобразить в ней целую поэму, то есть и небо, и землю, и ад; но, несмотря на достоинства барельефов и положение Ангелов, которые работаны с большим тщанием, весь этот памятник, рассмаириваемый в целом, представляет картину слишком пеструю и многосложную: это смесь ваяния разных родов и разных эпох.
Грабенская площадь есть не что иное, как широкая и длинная улица. По концам её находятся два фонтана, украшенные двумя чугунными статуями работы Фишера, из которых одна представляет Св. Леопольда, другая Св. Иосифа.
Площадь, называемая Верхним рынком, также имеет довольно изрядный мраморный памятник, воздвигнутый в 1732 году Императором Карлом VI. Внутри храма, поддерживаемого четырьмя колоннами, совершается торжественное обручение Св. Иосифа с Мариею. Между тем как первосвященник осеняет святую чету благословением, над куполом парит Святый Дух, в виде голубя, увенчанного золотыми лучами. При каждой колонне стоит Ангел. Храм, сооружённый бароном Фишером в Греческом вкусе, прост и красив; но статуи, деланные Венецианцем Антоном Конрадини, довольно посредственной работы. По сторонам памятника находятся два фонтана с мраморными бассейнами.
Первые марграфы Австрийские жили сперва в Медлинге, а потом в Каленберге; но Генрих II, прозванный Язомирготтом, полюбил Вену, начал украшать её зданиями и в половине двенадцатого столетия построил в ней дворец или замок. Дворец давно уже не существует; а место, на котором он находился, и теперь называется Дворцовою площадью (Hof). Набожный Леопольд I украсил и эту площадь памятником веры: бронзовою колонною, в двадцать четыре фута высоты, с пятью бронзовыми статуями. Наверху представлена Святая Дева Мария, попирающая дракона; по углам мраморного подножия четыре Ангела поражают адских чудовищ. По сторонам памятника находятся также два фонтана, украшенные двумя чугунными группами. Одна из них представляет Австрийскую монархию в виде женщины в венце, обнимающей гражданина и держащей свиток с следующими словами: Franciscus Primus. Растроганный гражданин, положа левую руку на сердце, правую на свиток, клянётся своей матери в верности. При ногах его эмблемы наук и искусств с надписью: In fide unio, in unione salus (в верности единодушие, в единодушии спасение). Группа другого фонтана составлена также из двух фигур. Гений, покровительствующий Австрии, указывая рукою на небо, как бы хочет сказать стоящему подле него земледельцу: жди свыше награды за труды твои (Auspice numine faustus). Обе эти группы отлиты в 1812 году бароном Фишером.
Огомный мраморный водоём на Новой площади (Neu Markt) достоин особенного примечания. Посреди его на крутом подножии, как на троне, представлена женщина, означающая благоразумие. Она окружена четырьмя младенцами: у каждого из них под плечом рыба, извергающая воду. В 1801 году к сей чугунной группе прибавлены ещё четыре чугунные статуи, в образе двух мущин и двух женщин. Это четыре Австрийских реки: Дунай, Энс, Марна и Лейта, льющие из урн своих воду. Величина их натуральная; положение живописное. Они работаны Доннером.
Водомёт на узкой и неправильной площади Францисканской также украшен бронзовою статуею Моисея, работы Фишера. К сожалению, во многих из сих произведений ваяния замечается такая странность, которая, при нынешнем состоянии художеств, уже ни под каким предлогом не должна быть терпима. Я разумею то неприличие и безобразие костюмов, которыми большая часть статуй на площадях и в церквах изуродованы. Часто видите Пророков и Апостолов, одетых в платье монахов Капуцинского или другого ордена. Простосердечные Католики думают, что и Св. Предтеча и Моисей также были Капуцинами и ходили в капишонах, с стриженною головою и с полуобритою бородою. По крайней мере Папы и Католические монахи, как приметно, старались всеми возможными средствами уверять чернь, что они ведут свой род от праотцев Ветхого Завета.
Говоря о водоёмах, мы уже видели, что на каждом из них устроены водомёты. Без этого рода устроения граждане Венские, — заметим уже не шутя и без преувеличения, — могли бы задохнуться от известковой пыли, от воздуха, спёртого в узких улицах между высокими домами, и от самого жара, продолжающегося здесь гораздо долее, нежели в наших северных городах. Вода проведена сюда, посредством подземных труб, из деревни Оттакринг и из других ближних селений. Местоположение Вены очень тому благоприятствует; потому что с запада и юга она окружена горами и возвышенностями.
Венские художества справедливо гордятся конною статуею, вылитою из бронзы в честь Императора Иосифа II. Он одет в Римскую тогу и увенчан лавровым венком; левою рукою держит узду коня; правая с свитком протянута вперёд. По сторонам мраморного подножия представлены в горельефах торговля и земледелие, которые покровительствуемы были Иосифом. По углам находятся четыре Коринфские столпа и на каждом из них по четыре барельефа, имеющие вид медальона и представляющие рождение Императора, его брак, венчание на царство, путешествие в Трансильванию и в Италию, обнародование всех вероисповеданий, учреждение институтов для бедных и для глухонемых, открытие медикохирургической академии и прочие его постановления.
Напереди подножия вылиты следующие слова: «Иосифу II, жившему не долго, но всего себя посвятившему для блага отечества“ (Iosepho II. Aug. qui saluti publicae vixit non diu, sed totus). На противоположной стороне находится следующая надпись: «Франц, Римский и Австрийский Император, внук по брату, второму своему отцу (Franciscus, Rom. et Aust. Imp. ex fratre nepos alteri parenti posuit MDCCCVI.) Эта тонкая мысль заставляет вспомнить о превосходном памятнике, воздвигнутом Петру I Екатериною II. Впрочем, нам приятно заметить, что Цаунер (Zauner) не имел и тени воображения Фальконета, и без сомнения по тому, что Иосиф не был Петром. Крылатый конь Петров вьётся над утёсом и пропастью; тяжёлая лошадь Иосифова тихо шагает по гладкому подножию. Пламенный конь Петра гордится своим Героем; тучная лошадь Иосифа, по-видимому, не чувствует своей ноши. Петр, указывая на Финляндские берега, как бы говорит: они мои! Иосиф показывает на дом Швейцарца Фриса (Fries), произведенного им в графское достоинство империи, и как бы хочет сказать: вот моё творение! — Цаунер дал своему Императору выражение благородной простоты; и этого уже довольно. Одни только необыкновенные гении, подобные Петру, могут дать смелой полёт воображению художника; без Петра и сам бы Фальконет должен был руководствоваться, подобно Цаунеру, одними общими местами. Иначе высокий и смелый стиль его превратился бы в стиль напыщенный.
С раннего утра весь город был в движении, чтоб сосредоточиться на одной площади и в одном месте. В Соборе Св. Стефана теснились тысячи, вокруг церкви — тьмы. Сословия купцов, общества мещан, цехи мастеровых вышли в западные двери храма, походили по городу и через полчаса возвратились стройно и чинно. В девять часов зазвенели колокола на всех башнях; ииз той же самой церкви начался торжественный ход с особенным великолепием. Длинный парк артиллерии двинулся вперед; за нею потянулись клирики всех приходов и монахи разных монастырей и орденов, стриженые и бритые, сухощавые и тучные, в чёрных, серых и разноцветных костюмах. За ними по два в ряд придворные слуги, студенты и профессоры университетские, каноники соборные, камер-юнкеры, тайные советники, кавалеры Св. Стефана, Марии Терезии и Золотого Руна. Духовная музыка была знаком приближения Архиепископа, который нёс Corpus Domini (ковчег с святыми дарами), в сопровождении Императора, его фамилии и всего двора, окружённых пехотными гвардейцами. Позади два эскадрона дворянской конной гвардии, один Немецкий и другой Венгерский; баталион гренадеров с громкою военною музыкою заключал шествие. Улицы, по которым шла духовная процессия, вымощены были досками; вместо богатых и роскошных ковров разостланы были цветы и травы.
Нельзя понять, каким образом эти священные легионы могли проходить по улицам, имеющим не более трёх и двух сажен ширины. Народ, привлеченный набожностию или любопытством, стоял по сторонам, как две водные стены, во время перехождения Израильтян через Чермное море; но лишь только проходила процессия, эти стены сливались в один бурный поток, которого волнение ещё более усиливалось от натиска блюстителей порядка, конных жандармов. Праздник заключён был ружейным залпом и беглым огнём гренадер на Грабенской площади.
Наружные и внутренние украшения. Гробница Императора Фридриха IV. Башня. Колокол Иозефины. Капитул.
Церковь Св. Стефана, на площади того же имени, есть величественный, огромный и весьма любопытный памятник Готической архитектуры. Наружность стен покрыта древними барельефами, бюстами, статуями, надгробными досками и разными Готическими прикрасами. Кровля состоит из красных, зелёных и белых черепиц, которые не теряют цвета от дождя и сверкают при солнце. Знаменитая Стефановская башня, стоящая над сводом главного олтаря, поднимается в виде крутой пирамиды, на 434½ фута; и украшена разными фигурами, листьями и цветами, высеченными из камня. Верхняя часть её наклонилась к северу на три фута и один дюйм; но причина этого наклонения, кажется, неизвестна самим Австрийцам. Внутренность храма соответствует величественной его наружности. Своды лежат на осмнадцати тяжёлых столпах, вделанных в стены, и опираются на два ряда других гранёных столпов, составляющих три длинные галлереи. Тридцать восемь приделов или олтарей, простирающиеся вдоль стен, украшены картинами и надгробными памятниками. В верхнем ярусе средней галлереи висят богатые Гобеленевы картины; нижний ярус покрыт чёрными барельефами, вырезанными с большим искусством из дерева. Окны все составлены из картин, писанных на стекле самыми яркими красками. Тусклый и едва пробивающийся свет лучей солнечных, мрачная Готическая архитектура, громкие звуки одного из огромнейших органов, потрясающие своды и теряющиеся в обширности храма — всё это возбуждает невольное благоговение. На столпах находятся также высеченные из камня горельефы, из коих каждый увенчан продолговатою пирамидою, имеющею сходство с Папскою тиарою. Вероятно, эти пирамиды, так как и самая башня, в начале своём не что иное значили, как герб наследников Апостольского престола. Геральдика, получившая начало в средние веки, без сомнения ставила трофеи своего тщеславия и в храмах.
В церкви Св. Стефана достойна примечания мраморная гробница Императора Фридриха IV, умершего в 1493 году. Она украшена тремя стами фигур, тридцатью осьмью гербами и статуею Фридриха натуральной величины, одетою в Императорскую утварь. Говорят, что сооружение этого памятника стоило сорок тысяч червонцев. Так дороги были произведения даже грубого резца во время возрождения художеств! Гробница Принца Евгения находится в приделе Креста; она отличается простотою; но имя героя служит ей великолепным украшением.
Подле кафедры находится изваянный портрет архитектора церкви, которого называют Антоном Пилграмом. Церковь эта основана была ещё Герцогом Генрихом Язомирготом в 1147 году, то есть 100 лет спустя после Киевского Софийского Собора; но она два раза горела и много раз была возобновляема. Огромная её башня, начатая в четырнадцатом и оконченная в пятнадцатом столетии, построена вся из гранёного камня. На ней висит самый большой Венский колокол, вылитый Императором Иосифом I из Турецких пушек, взятых при освобождении Вены от осады, и называемый Иозефиною. Австрийцы за великое чудо сказывают иностранцам, что он весит 354 квинтала, то есть 885 Русских пудов и что в него звонят только в большие церковные праздники. Башня Св. Стефана служит также и колончею для города; потому что всякой раз, в случае пожара, стража её обязана бить в колокол и выставлять днём красное знамя, а ночью фонарь с той стороны, где откроется пожар. Следуя обыкновению, которое наблюдалось при построении всех церквей Готических, основатель этой башни Герцог Рудольф предполагал построить после неё другую; но она оставлена была почти при самом начале; и поднятые на 15 сажен стены покрыты теперь медным куполом.
Капитул церкви Св. Стефана состоит из двенадцати каноников; из них четыре назначаются Императором, четыре Венским университетом и четыре старшим членом фамилии Князей Лихтенштейнов, в силу завещания, оставленного Княгинею Емануилою Лихтенштейн. Каноники составляют консисторию Архиепископа, которого назначение всегда зависит от короны.
По обыкновению, введённому с древних времён, внутренности всех усопших членов Императорской фамилии хранятся в подземельи церкви Св. Стефана; а тела их лежат в подземельи Капуцинского монастыря.
Старый Капуцин, с бритою головою, бродатый и опоясанный верёвкою, нёс перед нами зажжённую свечу по мрачной лестнице; загремел ключами; дверь отворилась — и мы вступили в юдоль теней. В длиниой и тёмной галлерее, едва освещаемой бледною лампадою, белеются ряды древних и новых гробниц. Под ними мертвое могущество; на них мёртвая пышность; вокруг мертвая тишина. Здесь всё мертво, кроме смерти, сидящей на падших тронах, царствующей над всем прошедшим и грозящей всему настоящему. Низкая лесть не смеет вступить в этот страшный чертог. Одна смелая История, опершись на холодный мрамор, записывает в книгу Суда явные и тайные дела умерших.
Вот гробница Короля Венгерского Маттия, мужа с смелыми предприятиями и с большим властолюбием. Под разными смешными предлогами он вторгся в Австрию; завоевал в короткое время все крепости, осадил Вену и через четыре месяца принудил её к сдаче. Перенёс в неё свою столицу; покровительствовал веротерпимости; но в то же время отнял у богатых граждан всё их имущество. Наконец, желая успокоить свою совесть, основал здесь Капуцинский монастырь и нашёл в нём свою могилу.
Вот гробница Леопольда I, Императора в счастии и в несчастии малодушного. Между тем как язва опустошала Вену, Леопольд, затворясь в чертогах, приносил одни набожные обеты. Великий Визирь с Турецким войском грозил Вене узами рабства; Леопольд оставил столицу свою на произвол судьбы, искал спасения в бегстве и приносил одни набожные обеты. Между тем как Польский Король Иоанн Собиеский спешил избавить Христиан от поношения и готовил гибель торжествующим поклонникам Магомета; Леопольд увлёк за собою на границы Империи всех вельмож и богатых граждан. Петр Великий, находясь в свите Лефорта, видел Леопольда, окружённого пышностию Двора: но Леопольд не заметил Петра; Леопольд I умер при отдалённых громах войны, начатой им за наследство престола Испанского и истощившей все богатства и силы Австрии.
Самый красивый надгробный памятник поставлен на могиле Императарицы Марии Терезии. Она имела своею союзницею Повелительницу севера Елисавету. Две могущественные жены громом своего оружия потрясали Европу и смирили Фридриха II, предприимчивого Государя и великого полководца. Мария Терезия была покровительницею наук и искусств; она преобразовала университет; учредила множество училищ; старалась о распространении промышленности и торговли. Надгробный её памятник, сооружённый ещё при её жизни художником Молем, стоит под открытыми сводами погреба.
Гробница Иосифа IIтакже находится в Капуцинском погребе; изваянный образ его на Иосифской площади; памятники его благотворительности в учрежденных им институтах для бедных и в посвящённых страждущему человечеству богоугодных заведениях. Он не был завоевателем, но был Государем.
Старый Капуцин быстро переходил от одних гробниц к другим; прочитал имена усопших и замолчал. Какая мёртвая тишина!.. Какая страшная пустота!.. Сильные мира! «Аз рех: бози есте и сынове Вышнего вси: вы же яко человецы умираете, и яко един от князей падаете».
С той несчастной эпохи, как святые отцы Римские отлучили Протестантов от Римской церкви, последние долго не находили себе пристанища ни в каком углу земных царств Католических. Австрийские Императоры, боясь грома проклятий Папских, вооружались сами громом пушек против собственных своих подданных. В 1781 году посетили Вену Великий Князь Руский Павел и Великая Княгиня Мария, под именем Графа и Графини Северных. Пользуясь, может быть, их советами и примером своей Союзницы Великой Екатерины, Иосиф II объявил себя покровителем веротерпимости; выстроил церкви для Лютеран и Реформатов; и в то же вреня уничтожил множество монастырей Католических; монахам дал приходы, монахиням пенсию. Между тем черная и страшная туча поднялася в Риме и готова была разразиться над головою Иосифа. Папа Пий VI объявил в письме своём Императору, что он будет сам говорить с ним в Вене о церковных нововведениях, как предпринятых, так и вновь предпринимаемых сим Государем. Весь запад затрепетал от грозы святого отца; один Иосиф чужд был страха. Он встретил ласково Папу, окружённого свитою Кардиналов; показал ему достопримечательные здания, библиотеки, музеи и богоугодные заведения и фабрики. Переговоры и сношения их остались непроницаемою тайною; и известно только то, что Император, твёрдый в своих намерениях, продолжал, и после отъезда Папы, заниматься преобразованием церковным. Между прочим он ввел в богослужение язык Немецкий вместо Латинского, которого Австрийцы не понимали. Памятником пребывания Пия VI остался в Вене балкон, с которого он дал благословение городу и миру (urbi et orbi); само собою разумеется, что из числа народов, населяющих мир, исключались здесь Протестанты. Истина горькая, но справедливая, что между этими спорящими сторонами, несмотря на их образованность и притворную веротерпимость, тайный раздор ещё долго, долго не прекратится.
Египетская гробница с гиероглифами. Этрусские вазы. Золотые Византийские вазы. Шлемы Греческие и Римские. Собрание медалей, первое в Европе. Золотое Имперское блюдо. Классический камей: Обоготворение Августа.
Сегодня я видел тень существования древних народов и бессмертные памятники их образованности.
По сторонам лестницы, ведущей в кабинет древностей, стоят гранитовые столпы с Латинскими надписями; в коридоре расставлены Египетские статуи, торсы и покрытая гиероглифами гробница. В одном ряду представлены люди, идущие и опирающиеся на посохи; в другом те же лица сидящие; несколько далее ладьи, наполненные путешествующими. Вероятно, Египтяне хотели представить в этой аллегории всю историю человека, которого жизнь есть путешествие, смерть — успокоение, а ладьи — барки Хароновы, наполненные тенями.
Кабинет древностей заключает в себе собрание сосудов, оружий, статуй, бюстов, медалей и камеев. Большая часть ваз хорошо сохранены; многие из фигур очень красивы; некоторые похожи на Китайскую живопись; все вообще имеют искривлённые и угловатые очертания, — обыкновенный характер Этрусских произведений. Между прочим достойны примечания двадцать две золотых вазы, которые найдены в 1799 году в Банате (Bannat de Temeswar). По фигурам и начертаниям некоторых букв, относят их к Византийским памятникам шестого века.
Римские шлемы отличаются от Греческих тем, что первые похожи на сосуд, а последние, подобно рыцарским, имеют спереди забрало, которое во время сражения, вероятно, надвигалось на всё лицо. Как те, так и другие сделаны из меди, покрытой зелёною краскою или позеленевшей от времени.
Между памятниками ваяния почётное место занимает саркофаг, самый древний из всех известных саркофагов. Он представляет в барельефе сражение Амазонок, и, как думают, принадлежал цветущему времени Греческих художеств.
Кабинет новых медалей, которому основание положено Императором Францем I, занимает без сомнения первое место в Европе между собраниями этого рода. Он заключает в себе более тридцати двух тысяч золотых и серебряных монет, и собрание всех медалей, выбитых разными Государями и на разные случаи, со времен Карла Великого. Между Русскими медалями находятся с памятником Петра I и на взятие Очакова с портретом Екатерины II; из Польских с портретом Сигизмунда, который называл себя Князем Русским, dux Russ. Медаль в память пребывания в Вене Императора Александра I в 1816 году, с надписью: Alexander Imperator Francisco animo et armis unitus; и самая большая медаль с портретами Императоров Габсбургского дома. Но особенного внимания заслуживает огромное золотое блюдо, которое употребляемо было при короновании Немецких Императоров в Франкфурте. По краям его и в средине вставлены с большим искусством и расположены с отменным вкусом древние камеи, отличающиеся красотою фигур и тонкостию работы. Между всеми этими памятниками, как древними, так и новыми, я ничего не видал подобного прекрасному камею, представляющему Обоготворение Августа. Художник изобразил своего полубога в верхнем плане, стоящим в торжественной колеснице. Эней, одетый в Фригийскую броню, подаёт Августу земный шар, как символ владычества над вселенной. Асканий, сын Энеев, держит крылатого коня за узду и провожает Августа к Ромулу, которого голова обвита покрывалом и украшена лучезарным венцом; несколько далее представлен с щитом Юлий Кесарь. В середнем плане сидит на троне Тиверий; в правой руке держит он хартию, в левой жезл и скипетр; у ног его символ мудрости, сова. Германик даёт ему отчет в своём походе в Германию; мать, супруга и сын Калигула смотрят на Императора с почтением; между тем как Друз и его супруга Ливилла, стоя позади трона, вслушиваются в речи своего отца Героя. В нижнем плане изображены пленники разных народов, побеждённых Германиком.
Три плана, на которые разделяется всё это творение, не имеют между собою никакого отношения; потому что каждый план заключает в себе особое действие; но группы все вообще превосходны, положения тел прекрасны, лица выразительны. Нет здесь ни одной мысли посредственной и лишней; нет ни одной черты, которая бы не была исчислена и измерена; это слог Виргилиев. Самая древность этого камея имела для меня особенную цену и произвела во мне чувства новые, неизъяснимые. Мне казалось, я держал в руках осьмнадцать веков!
Директор Кабинета, заметив моё нетерпение и любопытство, спросил меня с улыбкою: «вы об нём читали?» — Я изучал его; отвечал я с какою-то гордостию и самолюбием. Признаюсь; нет ничего приятнее, как поверять свои уроки на опыте, как встречать те памятники, города и самые поля, которых имена вытвержены нами с детства. Довольный моим ответом Директор вдруг оборотился к одному Немцу путешественнику, который засмотрелся на Римские шишаки, и спросил его важным тоном: «Государь мой! для чего вы пришли сюда?» — «Видеть редкости», — сказал Немец. — «Для чего же вы, подхватил Директор, не хотите видеть такой редкости, которую многие, не видавши, изучают?» Антикварий прав. Что значат эти разбитые щиты, рассечённые шлемы и преломленные мечи? Те ли они, которыми Римляне распространили владычество своё над вселенной? или те, с которими они пали перед Аттиллою? Защитили лм их эти орудия от смерти и даровали ли им бессмертие после жизни? Да и кто нас уверит, что эти копья принадлежали Римлянам, а не варварам? — И так пусть ржа снедает железо; пусть время стирает славу, обагрённую кровию человеческою; пусть останется одно Обоготворение Августа; и этого уже довольно. Поздний потомок остановится перед этим драгоценным памятником и скажет: он принадлежал народу великому; на нём видна печать вкуса, образованности и просвещения. — Самое невежество не посягнет на истребление камня, в котором дышет божество человеческого гения.
Наружные и внутренние украшения. Примечательнейшие рукописи. Медная доска с постановлением Римского Сената от 186 года до Р. X. Сходство формы и слога этого постановления с нашими протоколами.
Скромные и застенчивые музы, во многих странах бедные, голодные и нагие, в столице Австрийской имеют свой дворец, который отличается богатством, пышностию и даже роскошью. Я разумею Императорскую библиотеку, служащую украшением площади Иосифа Второго. Над куполом этого храма стоит в торжественной колеснице облеченная в броню богиня Минерва; и четыре белых коня попирают невежество и зависть. На одном краю здания Атлант держит шар небесный посреди двух лиц, представляющих эмблемы Астрономии; на другом краю Телл держит шар земной, также посреди двух фигур, символов Геометрии. По сторонам лестницы, ведущей в библиотеку, расставлены древние Греческие и Римские колонны, бюсты и камни с Латинскими надписями.
Огромная и великолепная зала, в которой хранятся книги, имеет 34 сажени и 2 фута длины и 7 сажен и 5 футов ширины. Посреди колонн, поддерживающих высокой и овальной купол, стоит мраморная статуя Карла VI, основателя этого здания, окружённая двенадцатью статуями других Императоров Австрийского дома. На куполе представлен в аллегорических лицах стройный хор наук, которые в знак союза подают одна другой руки. Богатство и вкус расположили повсюду мрамор, золото и изящные произведения кисти. Собрание книг, начатое ещё Императором Максимилианом I, состоит теперь из 300,000 томов*: в числе их находится 800 с гравированными картинами, портретами, миниатюрною живописью, животными и цветами. Между рукописями достойны примечания письмена древних Мексиканцев, состоящие из фигур и символических знаков; Диоскорид восьмого столетия с раскрашенными растениями, несколько листов из корана Магомедова девятого столетия; Библия Польская, подаренная Князем Радзивилом и писанная Немецкими буквами. Здесь хранится между прочим Освобожденный Иерусалим, писанный собственною рукою Торквата Тасса. Из манускриптов, писанных на Египетском папире, один был долгое время трудною загадкою для учёных антиквариев; он содержит постановление о разделе земли, писанное на Латинском языке Готфскими буквами.
Драгоценная для антиквариев, полезная для юриспрудентов и занимательная для всех любопытных, медная доска с постановлением Римского Сената обратила особенное моё внимание. Мы любим переноситься воображением во времена Фабрициев, Катонов и Сципионов, — под их соломенные кровли, где обитала простота, умеренность и доблесть; в их деревянный город, который готовился быть владыкою вселенной. И кто бы подумал, что суровые Римляне и Римлянки тех времён, прикрываясь личиною набожности, могли, подобно Грекам, допускать буйство, своеволие и разврат в таинства Бахусовых празднеств? Строгий блюститель нравов, Сенат решился пресечь это зло, пагубное для обществ, и издал уложение, которое для всеобщего обнародования и было выгравировано на медной доске. Предлагаемый здесь перевод сего уложения служит образчиком делового слога древних Римлян и вместе доказательством разительного его сходства с нашим деловым слогом. Вы встретите в нём те же повторения, ту же точность и ту же форму; одним словом, это записка нашего протокола. Наши приказные, подобно мещанину во дворянстве, может быть, совсем не воображают, что они пишут слогом Латинским: однако это справедливо; потому что наше судопроизводство есть остаток средних времён и тех народов, которые были рабскими подражателями Римлян.
„В ноны (т.е. в 7 день) месяца Октября**, во храме Беллоны, Марций и Спурий Постумий консулы, в присутствии сената слушали предложение Клавдия, Валерия и Минуция о празднествах Бахусовых и приказали: не позволять никому празднеств Бахусовых. Если кто будет доказывать, что ему нужны празднества Бахусовы, тот должен идти в Рим к градскому претору; сей доносит о том сенату, который и даёт своё решение в присутствии ста сенаторов. Во-вторых (приказали), присутствовать на празднествах Бахусовых не позволяется никому из граждан Римских, ни Латинцу, ни союзнику, если желающий не явился к претору градскому, а сей не донёс о том сенату, или сенат не дал решения в присутствии ста сенаторов.
В-третьих (приказали): никому из мущин не принимать на себя звания жреца и никому ни из мущин, ни из женщин не принимать должности ни начальника, ни казначея для заведывания общею казною; и никому не допускать до сего ни начальников, ни их помощников, ни мущин, ни женщин; и кроме того не делать никакой общей присяги и никаких общих пожертвований, не давать ни порук, ни обещаний и не заключать никаких между собою договоров. Священнодействий не отправлять никому втайне; и равным образом никому не отправлять ни в публичном месте, ни в частном, ни вне города, если желающий не явился к претору градскому, а сей не донёс о том сенату, а сенат не дал решения в присутствии ста сенаторов.
При отправлении священнодействий не присутствовать более пяти человек, и притом пяти одних мущин или пяти женщин; а вместе не более двух мущин и трёх женщин, и то не иначе, как по получении решения преторского и сенатского, как о том сказано выше.
Вследствие сенатского приказания, возлагается на вас обязанность объявить всенародно сие его постановление в продолжение трёх нундин***. Если кто поступит вопреки сему вышеписанному постановлению, тот подвергается суду уголовному. А для того сенат и приказал оное вырезать на медной доске и прибить во всех местах, где только может оно быть читано. Если же в течение десяти дней, в которые даны будут всем таблицы, откроются Бахусовы празднества, противные вышеписанному постановлению; то повелевается вам перенести оные на поле Тевранское».
В заключение следовало бы прибавить только: с подлинным верно: но, не будучи антикварием, я не смею совершенно ручаться за верность моей копии, т.е. перевода с такого подлиниика, который для меня нов и по словосочинению, и по правописанию. Надобно иметь много соображения, чтобы соединить одно слово с другим, отделяемые точками, — отделить одну мысль от другой, не имеющие надлежащих знаков препинания. Здесь всё отделено и в то же время всё слито. Самое правописание совершенно отличное и особое****. Доска сия найдена была Иоанном Баптистом Цизалою в 1640 году и обяснена в прошедшем столетии Маттеем Египтием. Марций и Постумий, о которых здесь упоминается, были консулами в 567 году от основания Рима или в 186 году до Р. X.
* См. Nouvelle description de Vienne, par Jean Pezzl.
** В Марте, Мае, Июле и Октябре ноны значили 7-й, а в прочих месяцах 5-й день.
*** Торговых дней, которые обыкновенно бывали в Риме чрез каждые семь дней и продолжались два дня.
**** Я имею две копии этого памятника: 1) образчик самого письма его с сокращениями и титлами; 2) буквальное переложение его в Латинский обыкновенный текст. Последнее помещено в приложениях, под лит. В.
изваянный Кановою
Памятник, о котором я намерен говорить, сооружён в 1805 году и поставлен в церкви Августинсних монахов. Входя в северные врата Августинской церкви, с первого взгляда вы встретите подле южной стены одну белую громаду Каррарского мрамора; но эта громада, с вашим приближением, распадается и открывает целую группу, представляющую погребальный обряд. Молодая Римлянка, одетая в длинную тогу, приближается с правой стороны к тёмному входу пирамиды. Волосы её распущены; на голове оливный венок; чело наклонено к урне, которую она держит перед собою. С урны падает цветочная цепь на руки двух девиц, идущих по сторонам с зажжёнными факелами. За ними следует женщина, ведущая правою рукою слепого старца, поддерживаемого отроком. Позади их малютка всплеснул ручонками и остановился с изумлением. Подле входа пирамиды, с левой её стороны, лежит лев, скрывающий голову в лапах. Прекрасный и почти весь нагой, крылатый гений падает на ступени подножия и, склонясь на правую руку, опирается ею на льва.
Главного лица здесь нет; но все прочие лица им одним только занимаются и о нём одном думают. Римлянка, несущая урну, и две девы, идущие с факелами, погружены в глубокую задумчивость. Головы их наклонены несколько вперед; глаза вперены в землю. Это идеалы добродетели, невинности и скромности. Художник не заставил их ни стонать, ни проливать слёзы, для того чтоб земными чувствами не отнять ни одной черты от их небесных красот. Но как же он представил старца? Потухший взор его поднят к небу; дряхлое лице покрыто сильною горестию. Он, кажется, сетует, что Провидение судило ему пережить единственную его отраду и утешение. Всплеснувший ручонками малютка как бы оцепенел от изумления; и это движение, свойственное младенческому возрасту, дает ему какое-то особенное простодушие. Наконец, что сделал художник с крылатым гением, которому он хотел дать красоту Аполлона и нежность Адониса? Лице его покойно; но покой его страшен. Видали ли вы юношу, потерявшего, вместе с подругою, все радости и надежды, — несчастного с мутным и неподвижным взором, открытым и ничего не видящим? Вот что представил в лице гения бессмертный Канова, глубокий наблюдатель всех движений убитого роком сердца.
Над входом в пирамиду начертана золотыми буквами Латинская надпись: «Uxori Optimae Albertus; примерной супруге Алберт». Не нужно спрашивать, кто эта супруга; в барельефах, украшающих верхнюю часть пирамиды, вы видите Блаженство, несущее образ Марии Христины с её именем. Парящий гений встречает Эрц-Герцогиню и подаёт ей оливную ветвь, в награду за её добродетели; между тем как другой гений, — тот, который на помосте пирамиды, укааывает левою рукою на герб Саксен-Тешенского Герцога, стоящий подле герба Эрц-Герцогини Австрийской.
Главная мысль этого памятника: шествие группы с погребальною урною в мрачное отверстие пирамиды, — без сомнения, есть смелая мысль, — черта великого гения.
Вся эта группа только сейчас вступила на помост пирамиды и вдруг оцепенела. Тяжёлые вздохи остановились в груди; стоны и вопли замерли на устах. Какая-то волшебная сила превратила все эти живые существа в камень, как бы для того, чтобы они не скрыли во мраке пирамиды от жадного взора смертных столько неподражаемых прелестей… Нет; это не группа детей Ниобы, превращающихся в камни; это Пигмалионов мрамор, одушевляемый небесным огнем. Уста дев дышат; легкая их одежда колеблется; под этим дымчатым мрамором волнуются их девственные перси.
Невольно спрашиваешь: каким образом человек, — эта бренная скудель и персть, взятая от земли, — возымел дерзновение дать мыслящую душу такому веществу, у которого сама природа отняла и чувство, и движение? — И невольно благоговеешь перед Творцом человека, вдунувшим в него дыхание жизни, — эту Божественную искру, животворящую и слово, и полотно, и мрамор.
В Немецком придворном театре (Hoftheater), кроме старца Коха и девицы Вебер, я не видал ни одного актёра. В исторической драме Г. Коцебу Глухонемый, — Кох играл Аббата де Л'Эпе с благородною и трогательною простотою; голос его тих, но выразителен. Девица Вебер в роле глухонемого показала большое искусство в пантомимах. Добродушие, простосердечие и нежность её трогали зрителей до глубины сердца; и я очень жалею, что не имел случая слышать её декламации. Кеттель, играющий обыкновенно любовников, имеет хороший рост, привлекательную наружность и чистый орган; но в выражении страстей он холоден. Там, где надобно быть нежным, видно в нём много принужденности и мало природы. Этот театр беден также и комическими актёрами.
В театре an der Wien (на реке Вене) я видел пиесу, красное и чёрное перо; Zauber pantomime; и не мог понять, к какому роду она принадлежит. Это не балет, не трагедия и не опера; то говорят, то играют пантомимами; то сражаются конные и пешие. Это не театр, а карусель и манеж. Только одно расстроенное воображение может творить подобные химеры.
Я много слышал о конных сражениях этого театра; и думаю, что не всему слышанному должно верить. Шесть или восемь берейторов выскакивают из-за кулис на лошадях, которые обыкновенно не слушают их и мешаются. После нескольких весьма скромных ударов скрываются опять за кулисы в таком же беспорядке. О! да сохранит Мельпомеиа наши театры от четвероногих Немецких актёров!
Но я был бы очень несправедлив, если б не захотел заплатить дани признательности Италиянской опере. Музыка, хоры и солисты превосходны. Синьора Фодор, Русская певица, бывшая предмемом удивления в Неаполе и Париже, восхищает теперь Венскую публику. Нежность и выразительность, чистый и высокий голос, искусство и непринуждённость в пении вознаграждаются всякий раз общим рукоплесканием. Синьор Давид есть Орфей здешней оперы и доселе первый певец в Европе. Голос его высокий и сильный; метода превосходная. Синьор Дончелли имеет густой, но нечистый орган; Синьора Комелли Рубини, при слабом голосе, поёт очень приятно. Вся эта труппа находится в Вене с прошлого года, то есть со времени последнего конгресса. Это сейм любимцев и министров Аполлона. Вкус, искусство и природа здесь торжествуют. Только подобные певцы и певицы в состояниии играть болышие героические оперы со всею приличною им пышностию. Самые речитативы, которые на других театрах терзают слух и вытягивают душу, имеют здесь свою цену, достоинство и важность. Это разговор царей, героев и полубогов, отличный от языка обыкновеиных людей.
Внутренность города. Причины уменьшения народонаселения. Сады в предместиях: Князя Шварценберга, Аугартен и Пратер.
Только двадцать минут нужно, чтобы пробежать столицу Австрии от одного конца до другого; но это малое пространство задавлено все громадами зданий. Каждый дом есть Вавилонская башня в четыре или пять ярусов. Крыши теряются как бы в облаках, если смотришь на них снизу; основания касаются преисподней, когда бросаешь взгляд сверху. Улицы извитые и узкие; по главным с трудом могут разехаться две кареты, а по другим и одна едва тащится. В нижней половине домов обыкновенно живут князья, графы, бароны и дворянство; в верхней по большой части художники и учёные. А потому можно сказать в собственном смысле, что Феб в Вене освещает одних только последних, как детей своих; и никогда почти не восходит для первых.
Жители Вены осуждены глотать вечную пыль и притом пыль известковую, которая, по замечанию докторов, причиняет боль в лёгком и убивает по крайней мере одного из шести умирающих. Вообще теснота улиц и домов, высокие лестницы, спёртый воздух и невоздержание, обыкновенный порок больших городов, сокращают здесь жизнь прежде времени. Прибавьте к этому беспрерывные войны в прошедшем веке с Турками и в начале текущего столетия с Французами; — войны, похитившие лучший цвет Венского юношества; и вы не будете удивляться, что народонаселение этой столицы, простиравшееся в 1788 году до 272.000, уменьшилось в 1815 тридцатью тысячами*. Император Иосиф II, не в состоянии будучи остановить зла нравственного и политического, старался по крайней мере уменьшить физические причины смерти. Он приказал перевести кладбища в поле, очистил вокруг городской стены пустыри, провёл земляные укрепления и бульвары, которые в виде полукружия отделяют теперь город с трёх сторон от предместий и примыкают к правому рукаву Дуная. Против Императорского дворца, на месте срытых укреплений, строится для гулянья новый сад с зелёными холмиками, с извитыми дорожками, с зеркальными павильонами и с статуями.
Сад Князя Шварценберга, открытый во всякое время для публики, поднимается тремя большими уступами, имеет водоёмы, тенистые аллеи, плодовитые деревья. Отсюда видна вся столица и цепь гор, простирающаяся на западе.
В предместии Леопольдштадте, над воротами Аугартена находится следующая надпись: „место увеселений, посвящённое людям всякого звания, истинным их ценителем“. На большом круглом дворе стоит длинный павильон с тремя залами и с кофейным домом. За павильоном круглая площадь, и скромный домик Иосифа Второго с узорчатым цветником. Здесь нет ни водомётов, ни статуй, ни гротов; но есть аллеи с высокими деревьями, есть зелень, свежий воздух и память доброго Императора, оставленная народу.
Самое лучшее гулянье в Вене есть Пратер, — сад, самою природою насажденный и украшенный искуством, состоящим из полян и осенённый липами, дубами и дикими каштанами. До времён Иосифа II он открыт был для одного дворянства; Иосиф посвятил его и рассеянию праздных богачей и отдыху деятельных граждан и забавам трудолюбивых ремесленников. Пратер имет болотистую почву; потому что он находится на том месте, где протекал прежде один из рукавов Дуная. Но если Пратер не дышет свежестию и теми ароматами, какие благоухают в Марьиной роще; то по крайней мере он лежит только в нескольких шагах от предместий Егерзейля и Леопольдштадта.
В воскресные и праздничные дни, в четыре часа по полудни, город движется, предместия трясутся, Пратер шумит. Четыре дороги, начинающиеся при воротах его, расходятся в разные стороны и к разным предметам. — Хотите ли видеть Европу? Идите по бульвару, ведущему вправо. Тысяча богатых карет тянется стройно вперед и назад с тою же пышностию, великолепием и уборами, какие встретите в Париже и в Москве. Разность состоит только в том, что Русская геральдика ездит на четырёх конях, а Немецкая на двух. Посреди поляны, которою оканчивается бульвар, стоит красивый павильон, называемый увеселительным домиком; с галлерей его видна столица; сквозь аллеи мелькают горы, холмы и долины, покрытые деревнями.
Наконец вы вступаете в рощу, и перед вами открывается новое явление. Посреди деревьев рассеяны красивые домики; под тенью лип и дубов расставлены столы и стулья. Здесь важные Немцы стучат огромными стаканами, пьют за здоровье друг друга, угощают ласково один другого; и каждый платит за самого себя.
Под этим круглым павильоном и малые, и старые, и мущины, и женщины забавляются каруселем. На деревянной лошади скачет рыцарь печального образа, бьет со всего размаха в деревянное чучело, не попадает и сердится; между тем пригожая Немка, вооружённая копьём, как Минерва или Клоринда, ударяет в цель и гордится своею ловкостию. За этими размалёванными стенами скачут неугомонные скоморохи; вокруг нас ревут звери, поют птицы, показываются панорамы и Китайские тени; раздаются Тирольские песни, гремят арфы, разливаются флейты. Солнце садится за горы; ночь опускает своё тёмное покрывало; и в одно мгновение зажглись перед вами волшебные огни; взошли три солнца и потухли, явились огненные змии и исчезли; запылали яхонты и рубины; начали переливаться алмазные; деревья ожили; Пратер превратился в очаровательную рощу. Я не поэт — и кладу перо моё.
* В 1815 считалось в Вене 7.150 домов и 239.373 жителей; в 1833 году было уже 8.000 домов и 320.000 жителей; но вероятно в этот счёт внесены 15.000 гарнизона и до 40.000 иностранцев и других временно пребывающих; за исключением их останется только 265.000.
Предубеждения учёных против наук. Опал, самый большой из всех известных. Букет Марии Терезии из драгоценных камней. Настоящее состояние Естественной истории
Завтра прощусь я с столицею Австрии; а сегодня дам краткий отчёт о здешнем минералогическом кабинете, который бесспорно занимает одно из почётных мест в Европе.
Известна басня о петухе, который, роясь в навозе, искал ячменных зёрен, и отталкивал с пренебрежением блестящую грань бесполезного для него алмаза. Вот что хочу я сказать вообще об учёных, более или менее похожих на эту гордую птицу. Посмотрите на мрачного антиквария, покрытого сединами и пылью. Отломок древнего камня дороже для него всех сокровищ Индии и Бразилии. Для него нет ничего настоящего; он весь в прошедшем; весь превратился в антик, в мумию, в камень. — Заметьте, с какою гордостию важный анатомик рассекает трупы подобного ему существа. Познание самого себя, — это правило древней философии он полагает в знании строения и составов одного тела; психологию он почитает как для себя, так и для всех наукою излишнею; действия души, её движения и страсти, имеющие сильное влияние на здоровье и немощи, кажутся ему недостойными внимания. — Знаете ли, почему и математики не жалуют иногда философии, словесности и художеств? Потому, что вне единиц и нулей, по их мнению, нет истины. Если угодно, некоторые из них докажут вам по выкладкам, что Всемогущий Творец создал одни только пространства; что человеку не дано другого языка, кроме чисел; одним словом: что человек сотворён длинным и широким, а не нравственным. Может быть, одни только словесники, стихотворцы и художники менее других имеют пристрастия к самим себе; по крайней мере они всегда оказывали уважение к прочим отраслям познаний человеческих, и старались с давних времён сблизить все науки, называя их родными сёстрами.
Императорский кабинет натуральной истории своим богатством и блеском должен ослепить всех учёных и неучёных. В нём найдёте целое царство ископаемых: всё, что природа сокрыла в утробе земной и всё, что только неутомимое любопытство человека могло открыть в Альпах, в Шимборазо, в Сибири и во всех горах известного мира. Первая зала этого кабинета заключает в себе раковины, животнорастения, окаменелости и ископаемые; во второй хранятся все виды земель и мраморов; все камни от известкового до драгоценного. Между последними показывается за редкость опал в 17 унцов, — и по уверению Директора кабинета, — самой большой из всех доселе известных. Третья зала наполнена солями, колчеданом, металлами, горною смолою и вулканическою лавою. В четвертой достопримечательны мозаики с отменною перспективою и знаменитый букет Марии Терезии, сделанный из драгоценных камней. Из разных их красок составлены разные цветы, подражающие природным; по цветам ползают разные насекомые, которые также можно принять за живые.
Удивляясь великолепию, пышности и роскоши природы, с сожалением замечаешь, что естественная история до сих пор остается наукою одной памяти, не представляющею почти никакой деятельности уму. В чём заключаются глубокие сведения Делюков нашего времени? Не в знании ли наружных примет тела? Не в искусстве ли располагать камни по полкам?..
Мне кажется, натуральная история есть одно только основание философии, так как и философия есть только венец натуральной истории. Человек, назначенный быть царём трёх царств, родился не для того, чтобы только смотреть на природу; но для того, чтобы о ней мыслить.
Я видел в одно и то же время одного старика естествоиспытателя и одного не посвящённого в таинства природы юношу. Первый с холодностию и равнодушием искал полку тому драгоценному камню, который был у него в руках; последний, поражённый разнообразием и блеском насекомых, птиц и раковин, воскликнул, подобно Соломону: о Творец! ни один Царь земной не являлся в такой лепоте, какою ты облек природу!..
Сегодня поутру оставили мы Вену. В левой стороне от дороги в одной миле от столицы стоит Шенбрун, увеселительный замок Императора, с прекрасною галлереею и огромным бург-парком или зверинцем; с правой стороны тянутся холмы с зелёными виноградниками. Далее дорога идёт через леса и поля, покрытые хлебом.
Перед вечером мы спустились в обширную долину Санкт-пелтенскую. Какой прекрасный вид для взора, утомлённого однообразием предметов! Старый замок Графа Пергена, обведённый водою и обсаженный тополями; быстрая река Драйден, пробивающаяся сквозь камыш; сшоящий на левом её берегу городок Санкт-Пелтен; холмы, пригорки и наконец синеющие вдалн снежные горы Штирийские. Чтоб оживить эту картину, или просто сказать, чтоб получить от нас несколько крейцеров, четыре молодых крестьянина выбежали на дорогу и приветствовали нас на скрипках и флейте приятною серенадою. Как же должны быть прекрасны эти места в начале весны, когда бурная Драйден, вырвавшись из берегов своих в долину, образует тихое и обширное озеро!
Переменив лошадей в Санкт-Пелтене, мы поднимаемся на гору; почталион играет на литавре вестовую песню; тёмная ночь, как бы завидуя нашим наслаждениям, надвигает дождевые тучи и скрывает от глаз все предметы цветущей природы.
Живая фламандская картина
При перемене лошадей в городе Мелке, в самую глухую полночь, мы вошли в трактир, в котором ещё горели огни. Дюжина Немцев сидят за дюжиною кружек, наполненных пивом, — в длинных шляпах, с короткими в руках чубуками. В табашном дыму, как в тумане, кривляется перед столом седой весельчак, рассказывает о прежних подвигах своей бурной юности и смешит угрюмых своих братий. Толстая трактирщица переменяет крушки, сердится и смеётся; красноносый трактирщик в зелёном бархатном шлыке, запрятав руки в карманы, ходит взад и вперед, смеется и сердится. Будь здесь живописец, и под его кистию родится Фламандская картина.
В Немецких трактирах везде встречаются такого роду картины в лицах; и разница между Русскими и Немецкими крестьянами состоит только в том, что одни пьют хлебное вино, другие пиво и что-то, называемое вином, похожее на уксус; одни ходят в питейные домы в праздник и только после обеда; другие, кажется, живут в трактирах и в праздники, и в будни, и днём, и ночью.
Амфитеатр из холмов на берегу Дуная.
Лучи солнечные ещё отражались в перловой росе, которою покрыты были поля и рощи. Светлая сталь сенокосцев сверкала на лугах; игривые жаворонки вились под облаками; тихий зефир едва колебал полевые цветы и листья деревьев. Вышедши из дилижанса, мы поднимались на одну из гор, стоящих между Амштетеном и Штрембергом; и вдруг перед нами открылось одно из великолепнейших зрелищ. При подошве горы, покрытой лесом, катится быстрый и шумный Дунай; на левом его берегу стелется зеленой бархатный, широкий луг; за лугом тысяча холмов, поднимаясь одни над другими, составляют амфитеатр, которого край теряется вдали северного небосклона. Каждый холм украшен или рощею, или домиком, или замком. На одном из пригорков стоит замок Графини Тюргайм, ныне Княгини Разумовской, славившейся в Вене своею красотою.
Мои товарищи называли этот вид Швейцариею; я не знал, как назвать его, и смотрел на всё с изумлением, как младенец на новое для него Божие создание.
От древнего Лаорикума осталось здесь одно только название стены, обращённой к реке, и в нескольких шагах от города небольшой квадрат, обведённый валом и рвами. Вероятно, до основания Лаорикума эти насыпи служили Римлянам единственною крепостию против народов Германских. Сама природа защищала их со стороны востока рекою Энсом, а со стороны севера Дунаем.
Город Энс окружён видами обширными и великолепными. При подножии горы, на которой стоит замок Принца Аурсперха, катится быстрый Энс и недалеко от города вливается в синий Дунай. С северной стороны тянутся, по течению Дуная, равнины и холмы; на юге за пригорками и лесами стоят снежные Штирийские горы. В самом городе нет ничего достойного примечания, кроме одной башни, которой построение приписывается Императору Максимилиану.
В этом местечке в 1809 году было жаркое сражение между Австрийцами и Французами. Следы пуль и ядер остались на стенах домов. С небольшого пригорка, лежащего на правом берегу речки, гремела Австрийская батарея; с колокольни сельской церкви, поднимающейся на равнине, Наполеон двигал молниеносные колонны. Среди всеобщего смятения Французская конница пробивается сквозь фаланги Австрийские, занимает с быстротою деревянный мост, ещё не сожжённый, вторгается в Эберсберг и провозглашает победу.
Красивый и опрятный город Линц лежит на правом берегу Дуная. Сколько можно было заметить, здешние мущины и дамы в продолжение вечера любят гулять по деревянному, проведённому через Дунай, мосту, который ходит и дрожит под ногами. Часть города, лежащая за рекою на широком лугу, — гора, извивающаяся в виде полукружия около луга и стоящая на вершине её церковь, составляют прекрасную картину.
В девять часов ударили зорю. Военная музыка играла вечерний марш и водила за собою по улицам толпы молодых девушек, которых природа наградила здесь особенною красотою. В несколько минут весь город пришёл в движение и превратился в ночной маскерад, освещаемый одною только звездою любви.
Ламбах и окрестности Фоклабрука.
Из Линца в Швейцарию идут две дороги, одна через Мюнхен, другая через Тироль. Мы решились видеть Норийские Альпы и в десять часов ночи уже качались в рыдване. Рассветающий день встретили мы в Ламбахе; нам переменили лошадей скоро и без малейшего шуму; почталионы торопились и разговаривали шёпотом; литавра молчала; кондуктор уже за городскими воротами сказал нам, что здесь почивает Мария Луиза, бывшая Императрица Французская, едущая из Пармы в Вену.
Недалеко от Фоклабрука, по левую сторону от дороги, стелется узорчатый луг, пересекаемый светлыми ручьями; за лугом, на зелёном холму, рассеяны красивые домики; за холмом тянутся горы, покрытые рощами; из-за гор поднимаются седые Штирийские великаны, которых мы видели из Санкт-пелтена, Амштетена и Энса. Самый высокий из них обращает на себя внимание тем, что будто бы имеет схдство с портретом Людовика XVI; и в самом деле есть что-то похожее на голову, обращённую к небу.
Конец I-й части.
Выше сказано, что Подольская и Волынская губернии населены Поляками, Русскими и Евреями. Под именем Поляков разумеется здесь небольшое число Русских, изменивших веру, нравы и язык своих предков, во время пленения этого края Польшею и в особенности со времени распространения в нём владычества двора Римского. Напрасно они чуждаются имени своего отечества; здесь всё говорит об нём: и урочища, и города, и памятники, и самое большинство православного народонаселения; даже и жители Галиции, издавна поставленные судьбою политики под чуждую зависимость, помнят доселе, что они члены великого семейства Русского.
Язык Литовцев и Латышей служит доказательством, что и сии народы не что иное, как Славяно-Руссы или древние наши Кривичи, перемешанные с Готфами и Финнами. В языке собственно Литовском, по заключению Витсона, удержано Славянских слов ⅔, в Латышском ½, а в Прусско-Литовском ⅓.
Литовские народы были данниками России с XI века до второй половины XII и даже до XIII; дань, которую они платили, состояла из шкур, лык и банных веников**. В начале XIII столетия, пользуясь внутренними раздорами Князей Русских и нашествием на Россию Монголов, они не только успели сами от неё отложиться, но начали постепенно отторгать и все прочие западные её области. Эрдивилл в 1217 году, воюя с Русскими, завладел Брестом, Гродном, Дрогичином и принял титул Князя Новогрудского. Гедимин присоединил к своим владениям Княжество Пинское, землю Витебскую и всю нынешнюю Белоруссию, именуясь Великим Князем Литовским и Русским. Волыния, Подолия, страны Днепровские и вся древняя земля Вятичей (нынешняя Орловская губерния c частию Калужской и Тульской) также завоеваны были Литовцами, а Галиция и Ладомирия покорились Польше.
Во всех этих странах, в продолжение нескольких столетий, не было другой Христианской веры, кроме Православия. Лучи его проникли в самую Литву и несколько времени сияли даже на престоле Великих Князей Литовских. Славный Ольгерд был Грекороссийского исповедания; он умер в 1377 году схимником, по убеждению своей супруги Иулианы и Печерского Архимандрита Давида, приняв в крещении имя Александра, а в монашестве Алексия, чтобы загладить свое прежнее отступление от веры Иисусовой***.
* При составлении статей о Римскокатоликах и Грекоунитах, руководством служили История Государства Российского, Карамзнна, — История об Унии, Бантыш-Каменского, — указы и другие обнародованные акты Правительства.
** Fasces frondeos, quibis in balneis sudorem provocare solebant. Гарткнох. De re nummaria Prussorum.
*** Карамз. Истор. Государ. Росс. III. V. стр. 35 и 52.
Первосвященники Римские не могли спокойно смотреть на распространение исповедания Восточной церкви, состоявшей в ведении их личных соперников, Константинопольских Патриархов. Подчинив своей власти весь запад, они покушались внести свои уставы в Галицию, в Киев и в самые недра России, чтобы поколебать и разрушить главный оплот Православия. Ещё в 1204 году Папа Иннокентий III присылал посла своего к Роману Мстиславичу, Князю Галицкому, приобретшему в то время известность своими победами над Уграми и Ляхами. Папа обещал присоединить к его владениям некоторые Польские города и дать ему титул Короля Русского, если он примет Латинскую веру. Посол в льстивых речах своих к Князю присовокупил, что могущественный Первосвященник Рима может Петровым мечом сделать его богатым, сильным и славным. Князь Роман, выслушав посла, обнажил свой меч и спросил: „таков ли Петров меч у Папы? Если он имеет подобный этому, то может раздавать города; но я в них не нуждаюсь, доколе имею свой при бедре моем“.
В 1247 году Папа Иннокентий IV обратился с подобным предложением к Киевскому Князю Даниилу Романовичу, обещая ему Корону Польскую и помощь от Европейских Держав против Татар, опустошавших в то время Россию. Обольщённый сими обещаниями, Князь Даниил покорился Папе; и даже писал к нему грамоту о соединении Грекороссийской церкви с Римскокатолическою; но это соединение недолго пребывало; граждане Киевские лучше хотели погребсти себя под развалинами православных храмов, нежели изменить вере своих отцев.
В 1252 году тот же Папа Иннокентий IV присылал послов своих и к Великому Князю Александру Ярославичу (Невскому), чтобы убедить его признать верховную власть Папскую над Русскою церковию. Великий Князь написал в ответ исповедание Православной Восточной церкви, Христово Евангелие и предание Святых Отцев седьми соборов вселенских; в заключение присовокупил: „вот наше учение и мудрствание; иного от вас не приемлем и слов ваших не слушаем“.
Со времени присоединения к Польше Литвы и всех отторженных Литовцами от России областей, правительство Польское начертало новый план распространения Римскокатолической веры, не столь решительный, как вышеозначенные, но более верный, с большею хитростию соображённый в началах и следствиях, — долго хранившийся втайне и раскрытый одним временем. Главными исполнителями его были Иезуиты. Прежде всего обращено было внимание на города и местечки, заключавшие в себе народонаселение православного исповедания. Как в тех, так и в других правительство старалось селить преимущественно Жидов и Римскокатоликов; — с тем, чтобы первые имели возможность, посредством врождённой им хитрости, отнять у Русских всю торговлю и промышленность; а вторые успели мало по малу вытеснить и удалить их от всех городских урядов и должностей, доставляющих какую-либо прибыль. Самых дворян Русских воспрещено было допускать к отправлению тех публичных должностей, чрез которые они могли бы приобрести богатство или войти в связи с знатнейшими Польскими панами*.
Грекороссийские Епископы также удалены были от присутствования в Сенате; принадлежавшие им и прочему духовенству имения, под разными предлогами, тайными и открытыми или даже и насильственными, мало-помалу перешли в руки Иезуитов и прочих монашеских орденов. Священники поставлены были в совершенную зависимость Римскокатолических помещиков и их арендаторов Евреев. Самую плату за отправление мирских треб они получали не иначе, как по назначению первых, и жизненные припасы могли доставать только от последних. Им нигде не позволялось покупать вина, кроме местного арендатора Еврея, ни молоть зерновый хлеб, как только в указной мельнице. За нарушение сих постановлений Евреям дано было право, разломав двери в амбаре Священника, брать муку и весь хлеб его.
Вообще все постановления, действия и распоряжения Поляков направлены были к тому, чтобы Русские, находясь в крайней нищете и терпя беспрерывное уничижение, не находили другого средства к улучшению своего состояния, кроме перемены вероисповедания.
Многие из дворян, и в особенности честолюбивые и малодушные, были первыми отступниками Православной Восточной церкви**. Пагубным своим влиянием и примером они увлекли и всех челядинцев, выбираемых ими обыкновенно из среды крестьян. Нередко, в награду за отречение от Православной веры, давалось шляхетское достоинство людям самого низкого происхождения и даже холопам. Таким образом в западных областях России умножалось и распространялось особое сословие шляхетское, — без заслуг, без образования и большею частию без оседлости, преданное праздности, но долго пользовавшееся одинакими правами с родовым дворянством.
По мере распространения Латинской веры между дворянством, начали появляться среди Грекороссийских селений богатые и великолепные костёлы. Их нарочно строили рядом с ветхими и убогими храмами Русскими, крытыми соломою, чтобы уничижить сии последние и ослепить простой народ, легко увлекаемый наружным блеском.
Не менее сильный удар нанесён был Православию порабощением крестьян Грекороссийского исповедания Римскокатолическому духовенству, которым они выманены были от помещиков под предлогом добровольных их завещаний, или долговых сделок. Находясь в услужении Римскокатолических монахов и священников и быв употребляемы ими для церковных процессий, крестьяне волею и неволею привыкалн к обрядам чуждой церкви. Влияние Римскокатолических духовных простиралось и на самые селения православные, где они, как вотчинники, имели возможность вмешиваться в дела семейственные и в хозяйственный быт.
Поляки всеми мерами старались удерживать Русских в невежестве, чтобы удобнее над ними властвовать. У самого дворянства и духовенства Русскаго отняты были все средства к просвещению; дети православных родителей могли воспитываться только в училищах, заведённых Иезуитами и другими монашескими обществами; но из этих училищ они возвращались в домы с искажёнными понятиями о своей вере, с чуждым сердцем, с новым языком. Язык Русский вытесняем был из обществ, из городов, из мест присутственных; все декреты, законы и письменные акты выходили лишь на Польском.
Закон Польский, разрешающий браки между Католиками и Диссидентами и предписывающий воспитывать детей мужеского пола в отцовской и женского в материнской вере, при всей благовидности своей имел весьма вредные последствия для Православия. Чтобы судить о собственном его направлении, надобно вникнуть в самый дух законодателей. Прежнее Польское правительство, из рук которого он вышел, до самого падения своего не только не оказывало никакого уважения к системе веротерпимости, но ещё питало враждебные чувства ко всем своим подданным, исповедовавшим не одну с ним веру. Следовательно, и при издании постановления о браках оно не могло иметь другой цели, кроме совращения.
Защитники закона о браках между разноверными лицами видят в нём лишь средство к примирению двух враждующих сторон в отношениях религиозном и политическом; к сожалению, тысячи прежних и новых примеров доказывают, что не все учреждения о веротерпимости, полезные для Государства, могут быть приспособлены к быту семейственному. В Государстве блюстителем вероисповеданий есть само Правительство; в семействах же обыкновенно слабейшая сторона увлекается сильнейшею; а сильнейшая в здешнем крае есть Римскокатолическая. Составляющие её лица, быв предубеждены с детства, что в одной только Латинской вере есть спасение, смущают сими внушениями всех нетвёрдых в Православии. Следствием сего бывает одно из двух: или уклонение к Латинизму, или раздор и свары в семействе.
Возникшая здесь в конце XVI столетия Уния открыла Римскокатоликам новую причину к вражде против Русских и новый повод к гонению на Православие. С этого времени беспрерывно отбираемы были у Грекороссийского духовенства православные церкви; иногда под предлогом Унии, иногда без всякого предлога, и самым насильственным образом. Принадлежавшие сему духовенству имения, все отняты Иезуитами и монахами прочих орденов. Многие из Русских священников и светских лиц, не хотевших присоединяться к Грекоунитскому обряду, претерпели истинно мученическую смерть***. И эти жестокие меры, несмотря на громкие вопли православных представителей на сеймах Варшавских н на сильные представления резидентов Императора Петра I, Императрицы Елисаветы Петровны и прочих Русских Государей, продолжались до самого возвращения Белорусских и южных губерний от Польши.
* История об Унии, Бантыш-Каменского, стр. 406.
** Там же, стр. 407.
*** Об этом сохранились в Московском Архиве Иностранной Коллегии официальные акты, которые отчасти публикованы и в Истории Бантыш-Каменского об Унии. Нельзя читать без ужаса о роде казней, которые изобретаемы были Римскокатолическим и Грекоунитским духовенством и шляхтою. Они отторгали Священников от олтарей, секли их плетьми, вонзали в тело серные спицы и зажигали, рубили саблями и проч. Польский вельможа Князь Сапега тщетно обращался к Епископам о прекращении этих насильственных мер; его не слушали.
Правительство Русское, по свойственному ему великодушию, всё прошедшее предало забвению; но в ограждение господствующей церкви от подобных покушений на будущее время, издало положительные и строгие законы о непосягательстве на совращение православных и о нестроении Римскокатолических церквей без его разрешения. К сожалению, некоторые из духовных и помещиков, без всякой признательности к Правительству, дарующему им свободу в отправлении богослужения по их обряду, и как бы с умышленным пренебрежением к его постановлениям, долго ещё не преставали делать вторжения в Грекороссийские селения и строить посреди их Римскокатолические костелы и каплицы единственно с тою целию, чтобы совращать православных крестьян в Унию или прямо в Римскокатолический обряд.
По силе Государственных постановлений Русских, во всех помещичьих селениях попечение о призрении крестьян в духовных их нуждах, о возобновлении и снабжении церквей утварью, также возлагается на самых помещиков; но в имениях помещиков Римскокатолического исповедания, владеющих православными крестьянами, несмотря на посредничество и ходатайство Грекороссийских духовных начальств, сии постановления большею частию оставались без всякого исполнения.
От сего произошло, что в Белорусских и южных Губерниях почти везде встречаются Русские храмы деревянные, крытые соломою, ветхие и едва могущие вместить третью долю своих прихожан; между тем как рядом с ними стоят великолепные костелы Римскокатолические, бесприходные, но с огромным штатом духовенства, содержимым большею частию на счёт православных крестьян.
Не смотря на все исчисленные здесь препятствия и насильственные меры, тайно и явно направленные к уничижению Восточной церкви, большая часть жителей Белоруссии, Волынии и Подолии, самим небесным Промыслом укрепляемые, — до самого возвращения сих областей от Польши, сохранили Восточную Греческую веру во всей чистоте; и воздвигнутые на развалинах Русских храмов Римскокатолические костёлы и монастыри во многих местах доселе не имеют вокруг себя другого народонаселения, кроме исповедающих Православие. В одной Подольской губернии Русских церквей считается до 1500, а Римскокатолических настоятельских только 78, филиальных 2, бесприходных публичных каплиц 12 и помещичьих 68. В Волынской губернии православных церквей также около 1500, а Римскокатолических настоятельских не более 84.
Всех Римскокатолических епархий в России шесть: 1) Могилевская, 2) Виленская, 3) Самогитская, 4) Минская, 5) Луцкая и 6) Каменец-Подольская. Подобно Грекороссийским епархиям, они состоят в непосредственном заведывании епархиальных епископов; с тою только разностию, что первые заключают в себе по 1000 и 1500 церквей, и исключая митрополий Новогородской, С.-Петербургской, Московсной, Киевской и Грузинской, совсем не имеют викариев, а в последних, содержащих только по 200, по 100 и 70 костёлов, при каждом епархиальном епископе есть по два и более епископов суффраганов.
Сверх того, при каждой епархиальной кафедре имеется один или два капитула, состоящие по крайней мере из шести прелатов и шести каноников. Члены капитулов не имеют прямого отношения к управлению епархиальными делами; им предоставлено лишь право избирать из среды своей заседателей для консисторий и ассессоров для Римскокатолической Духовной Коллегии. Главное же их назначение есть присутствование при церемониальном архиерейском служении и отправление штатных должностей кафедралыюй церкви. По различию занимаемых ими должностей, они имеют различные степени и титла. Обыкновенные титла прелатов суть: препозит, декан, архидиакон, кустос, схоластик, кантор, канцлер, примицерий.
В Виленской епархии один капитул; но он имеет четырёх суффраганов епископов, 6 прелатов, 12 каноников и 1 канцлера.
В Луцкой епархии, сверх Луцкого, есть ещё другой капитул Житомирский и третий Олыкской коллегиаты; полный же штат высших духовных сановников сей епархии, заключающей в себе впрочем не более 84 церквей, есть следующий: 1) епархиальный епископ, 2) епископ коадъютор, 3) епископ суффраган Луцкий, 4) епископ суффраган Житомирский, 5) Олыкский инфулат (Infulatus, имеющий митру прелат) и в трёх капитулах 18 прелатов и столько же каноников. После этого исчисления нам остается только с откровенностию признаться в совершенном неведении истинного смысла тех жалоб, которые так часто повторяются некоторыми Римскокатоликами на недостающее будто бы число духовных властей и на ограниченность Римскокатолических епархий в России.
Для соблюдения порядка во внутреннем управлении, Римскокатолические епархии разделяются на многие округи, заведываемые деканами или благочинными. Деканы по духовной части состоят в непосредственной зависимости епархиальных епископов; а по судной, распорядительной и правительственной получают указы от консистории. Епископы и консистории подчинены Римскокатолической Духовной Коллегии, которая, под председательством митрополита, рассматривает важнейшие дела Русских подданных сего исповедания.
Римскокатолические духовные пользуются общим хорошим мнением на счёт их учености; но это мнение не есть ли предубеждение прежних времён, когда науки имели убежище в одних лишь монастырях. Надлежит различать учёность от образованности; в первой Римскокатолические духовные стоят ныне гораздо ниже Грекороссийского духовенства в Великороссийских епархиях; в чём удостоверить может один взгляд на устройство Русских духовных академий и семинарий и на положение семинарий Римскокатолических. Последние беспрерывно клонятся к унадку, по неспособности наставников, приготовляемых к учительскому званию в одних монастырских новициатах. Правительство Русское открыло им все способы к усовершенствованию воспитания и предоставило особые права тем духовным, которые окончат курс учения в главной семинарии при Виленском университете (ныне в Виленской Римскокатолической духовной академии); но Римскокатолические духовные, по-видимому, никак не могли привыкнуть к мысли, чтобы монаху или священнику нужно было знание каких-либо наук, выходящих из круга схоластической их методы, получившей начало в средние веки; — методы, ограничивающейся поверхностным учением философии, богословия, канонического права и Латинского языка.
С другой стороны, Римскокатолические духовные много превосходят Грекороссийских светскою образованностию и средствами к приобретению её, заключающимися в богатых их имениях. Римскокатолические епископы имеют ежегодно дохода от 20.000 до 80.000 р. Аннуаты ксендзов и прелатов восходят иногда от 2.000 до 10.000 и более. У Римскокатолического духовенства белого и монашествующего состоит ещё на праве вотчинном крестьян до 90.000 душ ревижских или одного мужеского пола, из которых большая часть Грекороссийского исповедания. Сверх того в некоторых местах Римскокатолические священники пользовались доселе правом собирать десятину даже и с тех крестьян Грекороссийского исповедания, которые совсем не принадлежат им, как помещикам. К статьям доходов Римскокатолического духовенства между прочим можно отнести и так называемуюкаленду, состоящую из разных жизненных припасов, собираемых во время святок.
Всех монашеских орденов мужеских в возвращенных от Польши губерниях считается 20: 1) Доминикане, 2) Кармелиты босые, 3) Кармелиты древних правил, 4) Тринитары, 5) Августины, 6) Францисканы, 7) Бернардины, 8) Пиары, 9) Капуцины, 10) Каноники регулярные от покаяния, 11) Каноники регулярные Латеранские, 12) Винкентины или миссионеры, 13) Бонифратры, 14) Бенедиктины, 15) Цистерсы, 16) Картезиане, 17) Марияне, 18) Камельдулы, 19) Реформаты, 20) Рохиты.
Все они управляются по древним своим уставам особыми провинциалами; Доминикане же и Кармелиты Босые разделяются на две провинции: Литовскую и Русскую, и в каждой имеют своих провинциалов. Напротив того, Бенедиктины, Цистерсы и Картезиане, вследствие собственного их желания, изъявленного во всеподданнейшем их прошении, по малочисленности братий соединены в одну конгрегацию, состоящую под одним начальством*. Бонифратры в собственном смысле суть братья милосердия, и монастыри их не что иное, как гошпитали или домы призрения. Миссионеры занимают среднее место между белым и монашествующим духовенством и имеют обязанностию своею как воспитание юношества, так и распространение Римскокатолической веры. Мориане и Камельдулы состоят в непосредственной зависимости, епархиальных епископов, в ведение коих они поступили ещё со времени присоединения к Империи западных губерний**.
* Картезиане имели один только монастырь в местечке Березе; по упразднении его в 1831 году вследствие беспокойств в западных губерниях, самая конгрегация получила названиеБенедиктино-Цистерской.
** Камельдулы также имели один только монастырь в Пожайске; он упразднён в 1831 году, по тем же поводам, как и Картезианский.
Число монастырей, принадлежащих означенным монашеским орденам, показывает излишество, несоразмерное ни с потребностями церкви, ни с народонаселением Римскокатолического исповедания. Грекороссийских обителей всех на пространстве всей Империи считается только 356 на 35.000.000 и более жителей одного господствующего исповедания; и следственно они содержатся к народонаселению, как 1 к 100 т. Всех же Римскокатолических монастырей считается около 320, на народонаселение, едва простирающееся до 3.500.000 душ, следственно по одному монастырю на 8 т. жителей обоего пола. Невероятно и даже неестественно, чтобы из столь тесного круга, при нынешнем общем охлаждении к иноческой жизни, можно было избрать для каждой обители достаточное число людей, испытанной нравственности и способностей, и чтобы все, вступающие в монастыри, принимали монашеский сан по чистому убеждению внутреннему и по призванию самого неба.
Местное положение Римскокатолических монастырей также достойнопримечания. В Литве, Самогиции иИнфляндских уездах*, населённых преимущественно жителями Римскокатолического исповедания, причитается по одному монастырю на 30, на 30 и даже на 40 тысяч Римскокатоликов, между тем как в южных губерниях и в Белоруссии, где почти все жители Грекороссийского и Грекоунитского исповеданий, по одному на 2 т. и на 1 т. душ обоего пола, сверх приходских церквей, заведываемых белым духовенством**.
Один взгляд на такое размещение обителей легко удостоверит в истинном назначении Римскокатолических монашеских орденов в этом крае. Нет сомнения, что в самом начале они не что иное были, как духовные миссии, учрежденные взамен рыцарских орденов для распространения папской власти.
* Под Инфляндскими уездами разумеются Динабургский, Люцинский и Режицкий, состоящие в нынешней Витебской губернии. Поляки называли их Инфляндиею; это название, со времени возвращения их России, перешло и в наши деловые бумаги.
**Журнал Министерства Внутр. дел 1832 года № IX, об упразднении некоторых Р. К. монастырей, стр. IV.
Собственность Римскокатолических монастырей, равно как и белого духовенства, состоит из земли, селений с крестьянами и капиталов, которые отказаны им большею частию посредством фундушевых записей и обыкновенных духовных завещаний. Из всех монашеских орденов одни только Капуцины и Бернардины, по уставам своим, не имеют права владеть недвижимыми имениями.
Хозяйственная часть монастырей ныне находится в расстроенном состоянии. Главная причина их упадка, может быть, скрывается в первоначальном их изобилии и роскоши. Многие лишились почти всех средств к своему содержанию от несостоятельности их фундаторов или должников, от пропущения определенного для иска законами срока и вообще от беспечного и худого управления имуществами.
Большая часть имуществ записаны монастырям с возложением на них обязанности поминовения за упокой или для учреждения и содержания какого-либо богоугодного заведения. При многих доселе находятся приходские и высшие училища, в которых, по древнему обычаю, воспитываются и дети православных родителей*.
* В 1832 году эти училища поступили в ведомство Министерства Народного Просвещения.
Римскокатолики, Русские подданные, признают главою своей церкви Папу, но сношение с Римским престолом Русскими государственными узаконениями не иначе им дозволено, как посредством министерства. Первым поводом к этой мере было всеподданнейшее прошение Русских подданных Римскокатолического исповедания, утруждавших Императрицу Екатерину II жалобою на членов духовенства в том, что некоторые из них, ссылаясь на права, полученные ими в Риме, почитали всё принадлежащее церквам своею собственностию, забирали в долг деньги на своеручные обязательства, а потом не дав отчёта уезжали из государства, оставляя тягость платежа на самых прихожан*.
Ограничение свободы внешних сношений Римскокатоликов необходимо по самому качеству первосвященника Римского, соединяющего в лице своём, кроме звания главы церкви, и звание владетельного государя. В этом отношении оно, как одно из условий внешней политики, более или менее наблюдается во всех благоустроенных государствах, даже и в самых Римскокатолических.
Впрочем, Правительство Русское всегда умело отличать сношения, до религии касающиеся, от политических. Быв убеждено, что всякое Христианское вероисповедание более или менее служит ограждением общественной нравственности и благочиния, оно старается доставлять все возможные пособия и облегчения каждому из Римскокатоликов, обращающихся в Рим с духовными их нуждами, и принимая на себя посредничество в сих сношениях, пересылает их прошения и деньги в папскую канцелярию без всякого промедления. Самое посольство Русское при Римском дворе назначено в 1803 году единственно для ходатайства во всех случаях, касающихся до духовных потреб Римскокатоликов, подданных Империи.
* Введение в регламент С.-Петербургской Католической церкви 1769 года Февраля 12.
Первое основание соединения нынешних Грекоунитов с Римскою церковью положено на Флорентийском Соборе, спустя пять лет по завоевании Константинополя Оттоманами. В числе депутатов Восточной церкви находился и митрополит Киевский Исидор; но устав Флорентийский был отвергнут духовенством Московским, не изменявшим ни в счастии, ни в напастях вере отцев своих. Тщетно двор Римский покушался при Иоанне Грозном восстановить и поддержать мнимое соединение церквей; Царь Русский, тонкий политик и учёный богослов своего времени, отразил торжественно софизмы Иезуита Поссевина, который и удалился из России без всякого успеха. Между тем правительство Польское уже принимало законы от папы; престол патриархов был сокрушён и Православие в Литве и Подолии оставалось без защиты. Пользуясь сим положением Восточной церкви, Климент VIII и Казимир III, для соединения её с западною, употребили и обольщение, и угрозы; сановникам честолюбивым обещали особые права и преимущества; на робких действовали страхом, приписывая падение восточной Империи мщению десницы Божией, каравшей ересь и отступление от устава Флорентийского. Малодушные верили, что им надлежало избрать или плен Магомета, или власть двора Римского, уже тяготевшую над Европой; они предпочли последнее.
В 1595 году епископ Владимирский и Берестенский Ипатий Поцей и епископ Луцкий и Островский Кирилл Терлецкий прибыли в Рим от имени митрополита Киевского Михаила Рагозы и других нескольких архиереев и облобызали туфель Климента VIII.
Римский первосвященник торжествовал и, как сам говорит он в грамоте к архиепископу и епископам Русским, восторга его невозможно было ни мыслию обнять, ни словами выразить.
Эта грамота, весьма любопытная в историческом отношении, начинается следующим пышным вступлением.
„Папа Климент VIII посылает возлюбленным братиям здравие и Апостольское благословение.
Благословен Пастырь добрый и Пастыреначальник, положивый душу свою за овцы, — пришедый собрать и совокупить рассеянные, да будут все едино, якоже Он и Отец едино суть. Благословен богатый щедротами, явивший вам богатства благости и исполнивший нас духовною радостию о вашем обращении к возлюбленной матери вашей, святой Римской церкви, начальнице и матери всех церквей. Движимая матерним сердоболием, она искони сего желала и непрестанно о сем молила Отца светов, ниспосылающего духа благости и премудрости всем призывающим его воистину. Сам Господь небесным светом своим просветил сердца ваши, да отрясти мрак древних заблуждений познаете, яко един Бог, едина вера и едина церковь Католическая и Апостольская, на едином Петре, начальнике Апостолов основанная, которому сам Христос, носящий всяческая словом силы своея, даровал твёрдость недвижимаго камня (petrae) и вверив ему своих овец и агнцев, дал власть утверждать братий своих епископов, призываемых на стражу паствы, и как главе, управлять всеми членами; ибо едина есть видимая глава Католической церкви, один на земле наместник вечного Иерея и Епископа душ наших Иисуса Христа, верховный первосвященник Римский, Святого Первоапостольного Петра преемник; чуждающиеся его далеко блуждают от пути истины и не прилепляющиеся к нему расточены суть“.
Далее в этой грамоте описывается самое чиноположение присоединения Русских епископов к Римской церкви, совершившегося накануне Рождества Христова, в святой пост четырех времен года, при собрании кардиналов, прелатов и почетных чинов Двора Римского, в присутствии самого папы; где, по прочтении сперва на языке Русском, потом на Латинском, доверительных грамот и прошения об Унии, Русские посланные произнесли исповедание веры Католической. После того епископы Игнатий и Кирилл наименованы были придворными прелатами и ассистентами при торжественном богослужении.
Между прочим в грамоте сказано, что обряды и церемонии Русские, как не нарушающие целости веры Католической, оставлены на том же основании, на котором они допущены были на Флорентийском Соборе, т.е. без всякого изменения, — и что папа просил короля Сигизмунда принять Грекоунитов в особое покровительство, и епископам их дать особые преимущества, присвоив епископскому сану право заседать в государственном сенате.
Как громом, поражены были Православные распространившеюся молвою об этом новом, необычайном происшествии. Духовные и светские равно негодовали, что несколько частных лиц, без ведома и согласия народа и духовных властей покусились учинить отступление от послушания истинному своему пастырю, Патриарху Царяграда, откуда Россия просветилась крещением, приведена к познанию Евангелия и более шести сот лет была управляема посвящаемыми там митрополитами. Из духовных Львовский епископ Гедеон Балабан ещё 1 Июля 1595 года, тотчас по отправлении Поцея и Терлецкого в Рим, обнародовал во Владимире писменную протестацию против коварного их умысла. „Ни я, — говорил он, — ни другие никогда о сем не писали ни к Римскому папе, ни к его Королевскому Величеству; и ежели таковые письма ныне написаны, и от имени всех поданы, то сие учинено коварно. Ибо подписка происходила на кожаном бланкете не об унии, но по другому делу, и вверена была некоторым из них от бывшего в Бресте 24 Июня 1594 года собора“.
Из светских Князь Константин Острожский, Киевский воевода, богатством, храбростию и сенаторским достоинством превышавший прочих и пользовавшийся полным уважением от духовенства и мирян, также протестовал писменно 25 Июля 1595 года, что уния ему никогда и в мысль не приходила и что он её не приемлет и отвергает. Митрополит Рагоза и единомысленный с ним епископ Поцей многими письмами своими старались уверить Князя Острожского, что и они об унии не мыслят. По-видимому, сии отступники боялись признанием своим оскорбить благочестивого мужа или испытывая упрёки совести, уже начииали и сами колебаться в обнародовании своего отступления; но быв связаны клятвою, произнесённою ими в Риме, увидели себя наконец вынужденными созвать собор к 6 Октября 1596 года в Брест Литовский, под предлогом примирения принявших унию с непринявшими её.
На этом соборе между прочим присутствовали, по назначению папы, в виде депутатов три епископа Латинских и послы королевские. Послы покушались убедить благочестивых к соединению с Римлянами, представляя им королевское о сем деле благоволение; но благочестивые, отблагодарив Короля за его об них попечение, дали знать, что соединения, учинённого в Риме, они не могут принять и без воли патриарха константинопольского ни к какой о вере перемене никогда не приступят. Вследствие сего, они подписали приговор: Митрополита Михаила Рагозу со всеми владыками, отступившими от Православной Грековосточной веры, лишить сана их „яко порочных пастырей, яко лживых пророков, яко слепых вождов, яко вере Христианской упорствующих, яко квасом неправедного учения напоенных, и яко видения сердца своего противныя слову Божию и правилам Святых отец за правду рассевающих, мирянам ни в чем не слушати и не повиноватися“*.
С другой же стороны и отступники епископы обнародовали учинённые ими на Брестском соборе постановления; в них, между прочим, сказано: „мы не хотячи бути участниками греху так великого (отступления от устава Флорентийского собора) и неволе поганской, которая за тым прийшла, на Цареградских патриархов, а не хотячи им расколу и розерваня церкви святой единости помагати, и забегаючи спустошеню церквей, — року прешаго виправилисмо до отца святейшего Климентия осмаго папы Римскаго посли и братию нашу велебних о Христе епископов… Просячи абы нас до своего послушенства, яко наивышний пастырь церкви вселенской кафолической принял, и от зверхности патриархов Цариградских визволил и разрешил, и заховуючи нам обряди церквей восточных Греческих и Русских, а ни якой отмени в церквах наших не чинячи, токмо, по преданию Святых отец Греческих, вечне заставил, что и учинил, а на то свои привиллегиа и писма послал“.
Происшедший на Брестском Соборе раздор понудил благочестивых отправить к Королю депутатов с прошением, чтобы он, согласно законам, привилегиям и конституциям, утверждающим свободу Греческой веры в Польше, повелел всех принявших унию епископов выгнать из епархий, а на их места наименовать других, избранных из среды православных. Король не только не уважил сего их прошения, но ещё издал строгое повеление никого из приезжающих от Константинопольского патриарха не впущать в пределы государства.
С этого времени число Грекоунитов со дня на день возрастало, а с ними возрастала и ненависть к православным. Из трогательной и сильной речи депутата и чашника земли Волынской, Лаврентия Древинского, говоренной им на сейме 1620 года пред троном Короля Сигисмунда III, явствует, что уже и в то время, т.е. 25 лет только спустя после введения унии, в Краковском воеводстве православные церкви были запечатаны, имения церковные расхищены, в монастырях запирали скот; в Минске, Могилеве, Орше и других городах, лежащих на границе Московского государства, церкви также были запечатаны; монастырь Лещинского обращен был в питейный дом. Во Львове воспрещено было православным жительствовать, производить купечество и в ремесленные цехи записываться. Тела умерших вывозились из города без всякого церковного обряда; в Вильне дозволялось выносить тело умершего благочестивого в одни только те ворота, в которые вывозили смрад и нечистоту из города.
Знатнейшие монастыри и приходские церкви с богатыми фундушами все присвоены были униатами; самый Печерский в Киеве монастырь, этот бесценный вертоград Грекороссийской церкви, в котором хранятся главнейшие её памятники и святыни, несколько времени состоял под управлением отступника Михаила Рагозы, и по одному только усильному настоянию послов от воеводств и областей Русских, возвращён был конституциею 1607 года на Варшавском сейме к прежнему своему назначению.
В чины гражданские люди достойные и учёные не производились только за то, что не были преклонны к унии. Православных священников и монахов ловили и мучили, и народ, собиравшийся на молитву в построенных за городом шалашах, всегда разгоняли. Самые озлобления, злоречия, ругательства и всенародные поношения на счёт православной веры, уже достаточны были поколебать легкомысленных. К явному уничижению Православия, день, назначенный в трибуналах для просителей Греческого исповедания, называем был Арианским; и дела их вписывались в Арианские реестры; и сие поношение не прежде воспрещено, как конституциями 1678 и 1685 годов, когда Польское правительство вынуждено было к этой мере самым политическим своим отношением к России**.
Лютейшими гонителями Православия были Грекоунитские духовные, которые, как бы из угождения новой главе церкви, предавались всем неистовствам фанатизма. Из числа их один Полоцкий архиепископ, истощив все роды гонений против не приемлющих унии, наконец в одном из писем своих к Литовскому канцлеру Льву Сапеге предлагал изгнать их всех из государства. Время сохранило нам драгоценный ответ ему сего вельможи, — мужа светского, но по уму и просвещению достойного быть учителем фанатикам пастырям. „Да не содеется, писал он, в отечестве нашем сие ужасное беззаконие! Давно в сих областях водворилась Римская католическая вера; и пока она не имела подражательницы повиновения своего Святому отцу, дотоле славилась своим миролюбием и могуществом; ныне, приняв в сообщество свое некую сварливую и беспокойную другиню, терпит по её вине на каждом сейме, народном собрании и заседании поветовом многочисленные раздоры и поношения. Лучше и полезнее бы, кажется, было для общества сделать разрыв с сею неугомонною союзницею: ибо мы никогда в отечестве нашем не имели таких свар, какие породила нам сия благовидная уния“.
Трактатом 1686 года, заключённым между Россиею и Польским царством, предоставлено было епископиямПеремышльской, Львовской, Луцкой и Белорусской свободное Грекороссийской веры отправление, без всякого притеснения и принуждения к вере Римской или к унии; но не прошло 20 лет, как две первые уже обращены были в унию насильственно; то же последовало и с Луцкою епархиею в 1713 году.
Сами Грекоунитские духовные не досшигли того, чего требовали и надеялись, присоединяясь к западной церкви. Вопреки торжественных обещаний Папы Климента VIII, правительство Польское не только не удостоивало их никаких отличий, но содержало всегда в нищете и невежестве, для того чтобы в глазах черни унизить сей обряд пред Римскокатолическим. Сочинитель Апокризиса (книги, напечатанной в 1597 году) так предсказал будущую судьбу их в Польше: „Той же сатана обманул униатов обещанием места в сенате, который обещал и Христу дать всю вселенную, аще пад поклонится ему“.
Одним монахам Св. Василия, как исполнителям тайных предначертаний Римской политики, дарованы были особые преимущества и между прочим право полной индульгенции или отпущения всех грехов в жизни настоящей и будущей, по примеру католических монахов, подвизавшихся в обращении еретиков и неверных. Сии монахи в своих действиях руководствуемы были Иезуитами, которые, получив дозволение вступать в их братство, распространяли между ними свои правила.
Бывший в 1720 году Замойский собор показал в ясном свете тайные планы изуверов. Ниспровергнув главные основания Флорентийского устава и Берестского акта подчинённости Русских епископов Римскоиу престолу, он посягнул на заветное и святое достояние Восточной церкви, на искажение древних её обрядов, догматов и чиноположений.
Проект, сочиненный в 1786 году об уничтожении всех униатов в Польше и Литве, обращением их в обряд Римский, раскрывает также в некоторой мере истннные виды и намерения, с какими Русский народ привлечён был в унию. Сей проект был тогда же напечатан и разослан во все воеводства и поветы, на все сеймики и на самый сейм, вскоре потом последовавший***. Одно высокое покровительство Великой Екатерины возвращением западных областей от Польши предохранило Грекоунитов от совершенного истребления.
Вследствие сего, когда архиепископ Минский Виктор в 1794 году и Могилевский епископ Афанасий в 1795 году напомнили им окружными своими грамотами о древнем их обряде, голос родной веры отозвался в сердцах Русских и в короткое время более миллиона жителей возвратились к Православию.
Но дворянство западных губерний, издавна утверждённое в вере католической, успело в последствии времени своим влиянием, и обольщениями снова совратить состоящих в его зависимости крестьян в унию, а некоторых даже из унии в Римскокатолическую веру, не уважая ни декретов конгрегации Римской 1724 и 1727 года, ни конституций папы Венедикта XIV 1743 и 1744 года, воспрещавших переходы из обряда Грекоунитского в Латинский.
*Книга Апокризис часть II, раздел 2.
**История об Унии, Бантыш-Каменского, стр. 410.
***История об Унии, Бантыш-Каменского, стр. 412.
Подлинный почерк этого постановления гораздо грубее, нежели прочих Латинских надписей времен империи. Буквы все прописные и неровные, то слитые одна с другою, то разрезные; напр., вместо IV употребляется N, а вместо N встречается IV; вместо I почти везде Греческое двойное ЕІ, ОІ и V. Правописание особое; напр., в сослагательном и неокончательном наклонениях вместо SS везде одно S; ESE; FECISE; ESENT и пр. SED вместо SЕ; DQVOLTOD вместо OCCULТО. Кажется, есть и описки; напр., UTRA; SACANAL; NEOVE вместо VERBA; BACANAL; NEQVE. — Первая половина этого постановления набрана здесь прописными буквами, с удержанием правописания подлинника; вторая половина обыкновенным слогом и шрифтом.
Sacra in DQVOLTOD ne quisquam fecisse vellet, neve in publice, neu in privato, neve extra urbem sacra quisquam fecisse vellet, nisi praetorem urbanum adisset, isque de senatus sententia, dum ne minus senatoribus centum adessent, quum ea resconsuleretur, jussissent, censuere. Homines plus quinque universi viri atqui mulieres sacra ne quisquam fecisse vellet, neve interibi viri plus duobus, mulieribus plus tribus adfuisse vellet, nisi de praetoris urbani senatusque sententia, uti supra scriptum est. Haeecque uti in concionibus edicatis ne minus trinum nundinum, senatusque sententiam uti scientes essetis, eorum sententia ita fuit. Si qui essent, qui adversus ea fecissent, quam supra scriptum est, iis rem capitalem faciendam censuere, atque uti hoc in tabulam ahenam incideretis. Ita senatus aequum censuit. Utique eam figi jubeatis ubi facillime nosci potis sit, atque ubi ea Bacchanalia si qua sunt, extra quam si quid ibi sacri est, ita ubi supra scriptum est, in diebus decem, quibus vobis tabellae datae erunt, faciatis uti dismota sient in agro Tevrano.