ОТРЫВКИ
о
СИБИРИ

М. Геденштрома

 

САНКТПЕТЕРБУРГ,
В ТИПОГРАФИИ МЕДИЦИНСКОГО ДЕПАРТАМЕНТА
МИНИСТЕРСТВА ВНУТРЕННИХ ДЕЛ
1830 года.

 


Печатать позволяется.

С тем, чтобы по отпечатании представлены были в Цензурный Комитет три экземпляра.

С. Петербург, 23 Ноября 1828 года.

Цензор Статский Советник Анастасевич.

 


ОГЛАВЛЕНИЕ.

I. О Иркутской Губернии.
II. О Ледовитом море.
III. О Байкале.
IV. Измерение градуса меридиана на Байкале.
V. О Амуре.
VI. Водяное cообщение в Сибири.
VII. Лямин сор на Оби.
VIII. О Сибирской заграничной торговле.

 


 

Сибирь, составляя весь север Азии, соединяет Россию с Китаем и досягает до Японии и Америки. Необъятная страна сия, пресекаемая во всех направлениях хребтами гор, осеняющих и плодоноснейшие равнины и дикие пустыни, — орошаемая обильными водами почти непрерывную связь сообщений составляющими, и обитаемая разнородными племенами кочевых и бродячих народов — остатки древнего её населения — различных в языке, образе жизни и степени образованности — в и разнообразии своём представляет необозримое поле для наблюдений, изысканий и открытий по всем частям человеческих познаний. — И сия важнейшая часть Российской Империи, — особенно для будущих времён, — остаётся ещё во всех отношениях краем мало известным или худо понимаемым. Неисчислимые выгоды от Сибири, возможные по внутренним её способам и богатству, и по сопредельности её с морями и землями, важнейшими для сближения торговли трёх частей света, не пробуждены ещё и не разверсты; — и даже все пользы, извлекаемые по Государственному хозяйству, едва ли соответствуют её населению в сравнении с таковым же в других странах. Иностранец воображает себе Сибирь страною ужасною по дикости природы и варварству её обитателей, в снежных пустынях которой скитаются ссылочные для ловли соболей. — Русского страшит одно имя её: он видит в ней одну неумолимую разлучницу с родиною, темницу обширную, но безвыходную, вечную.

Природа в Сибири, так сказать, более обнаженная, не столько скрывается в своих изменениях, как в странах меньшей окружности, но более населённых. Северная её часть состоит из мерзлой—льдистой земли, и естествоиспытатель найдёт здесь состав её не изменившимся, с того незапамятного времени, когда непостижимый переворот природы, (как будто от мгновенной перемены направления земной оси) внезапно превратил полярные земли в стылую твёрдую массу, сокрывшую в недре своем целые роды животных, ныне неизвестными признаваемых. Одной поверхности земной, слегка касается летом животворная сила природы: в глубине она остается в беспробудном усыплении.

Один взгляд на сию оцепеневшую землю, невольно потрясает душу: неужели с самого сотворения своего пребывает она в сем состоянии? К сожалению, никто из Гг. ученых не обратил ещё достаточного внимания на разрешение сей задачи. Даже не изведана глубина замерзлости земли; известно только, сколько поверхность её летом растаивает (в Якутске едва на 2 аршина [1]).

Умеренная полоса Сибири более известна, но это только в сравнении с северной. Бывшие здесь Академики путешествовали: беглым взглядом, большею частию по проезжей дороге, окидывали они природу Сибирскую, и при всем том, даже поверхностным обзором своим, обогащали все части естественной истории, в особенности Ботанику. Но и тысячной доли всего не могли видеть сии ученые мужи, и многое после них изменилось. Из числа их иностранцы, которым внутренние провинции России казались тогда ещё новыми и пустынными, с ужасом взирали на дикую Сибирь: ни люди, ни земля не могли им нравиться. По непривычке к суровому воздуху и к беспокойным тогда путям, невольно уклонялись они от затруднительных мест; проезд их был медлителен и тягостен для жителей. Один Гмелин занимал иногда по водяному пути 6 дощаников (крытые плоскодонные суда) а сухопутно до 100 лошадей.

Киргизские земли, постепенно присоединяемые ныне к Сибири, составляют обширнейшую полосу, по новости своей и прежней недоступности, совершенно не известную. — Всё пространство от Урала и Колыванских гор до большего Алтая и Тибетских и Бухарских хребтов делается ныне доступным. Хищные прежде орды Киргизские, усмиряются и приучаются к порядку и спокойной жизни, доселе ими незнаемой. Честь и хвала и благодарность потомства достойному усмотрителю священной, благодетельной воли Государя!

Киргизцы, народ несравненно многочисленнейший прочих Сибирских племен и богатейший по бесчисленным стадам своим, занимают обширнейшие земли, во многих местах плодородные, в климате умеренном и в средине Азии на покатях главнейших хребтов сей части света. Неисчислимы выгоды от присоединения и устроения сих обширных земель и образования народа известного только по невежеству и хищничеству своему. Одни Киргизцы могли положить доселе непреодолимую преграду духу промышленности Русских, затрудняя связи торговые с образованными народами средней Азии и даже Индиею. — Великий Петр простирал уже виды свои на Хиву и Бухарию: они кончились тогда гибелью неосторожного Бековича. Россия, вступив при Петре на степень значительнейших держав Европы, всё внимание обращала только на своё образование, чтоб с полным правом удержать то положение, которое указал ей гений Петра. Целое столетие сносила она гордость Китая и разбои Киргизцев.

Ныне первенствует Россия в Европе, и для Сибири восходит заря благоденствия. Намерения Петра и Екатерины осуществятся и Сибирь свергнет с себя печальную одежду ужасов, в которую облекли её безвыходное её положение и ложное о ней понятие своих и чужих.

Познание гор до новейших времен ограничивалось приисками руд; и потому Уральские, Колыванские и Нерчинские горы сделались более известными. Горные чиновники едва ли имеют столько свободного времени, чтоб подробно исследовать один околодок свой, — впрочем для подробных и основательных наблюдений, сверьх свободного времени и надлежащих способностей, необходима, так сказать, страсть к Минералогии и особенно Геогнозии. И доселе нет ещё полного описания даже известных Сибирских Минералов; а потому лучшие и новейшие минералоги впадают в невольные ошибки. Кроме гор рудоносных округов, прочие останутся на долгое время совершенно неизвестными. Многие десятки лет потребны для подобного геогнозического описания Сибири. Правительство, прекратя сделанное по сей части поручение минералогу Мору, с значительными издержками сопряжённое, вероятно имело в виду полезнейшее употребление сего чиновника и его помощников в другом месте. Впрочем один поверхностный обзор удобнейших к проезду Сибирских гор, кроме некоторого расширения знания геогнозии, редко может принести иную существеннейшую пользу. Одни счастливые случаи, и поощрение жителей к отысканию дорогих металлов собственною их выгодою могут открыть богатства сокрытые в Сибирских горах и их покатях. Появление богатых златоносных песков Урала служит тому доказательством.

Народы Сибирские кочевые и бродячие, по описаниям определены и стали известны дикарями. Необыкновенная одежда всех сих народов, незнание их языка, странность некоторых обычаев и непродолжительное наблюдение подали повод к сему заключению. Ни те, ни другие не заслуживают такого унижения. Из первых обитающие на полосе хлебородной, имеют одинакие с Русскими жителями средства к пропитанию: земледелие, скотоводство и звероловство. Они названы кочевыми от того, что владея обширнейшими, нежели Русские, землями, переменяют жилища свои, для лучшего продовольствия многочисленных стад своих. В одной только образованности они несколько отстают от Русских своих соседей, по двум причинам. Первая, и может быть главнейшая есть та, что остаются они в зависимости от наследственных старшин, и потому не участвуют в выгодах свободного сельского управления. Другая, что просвещение, рассеваемое ежегодно по лицу Сибири многочисленными толпами ссылочных, на них (по незнанию Русского языка) не простирается; от чего они добрее и простее Русских Сибиряков. Бродячие, по образу жизни своему скитающиеся для звероловства по необъятным пустыням Сибирским, остаются на древней их степени образованности, но они послушны начальству, миролюбивы между собою и к невыгоде своей излишне добры и гостеприимны. Пребывая в простоте своей, не зная иных нужд, кроме пропитания, к снисканию коего одарены природою всеми способностями; они довольны трудною своею жизнию и счастливы по малому своему просвещению. — Последние 50 лет после Палласа естественно могли произвести большую перемену как в Русских Сибиряках, так и в кочевых (но не в бродячих) народах, но, как вообще бывает, судят о них и о Сибири, по прежним описаниям.

Карты Сибири не могут иметь надлежащей верности. Обширность страны, во многих местах даже не доступной, при недостаточном числе и ограниченных способностях описателей, — не дозволяет ожидать верной съёмки. Обыкновенная геодезическая, не согласуясь с географическою широтою и долготою известнейших мест, при составлении карты много затрудняет Губернского землемера и местоположения невольно или растягиваются или суживаются. Течение рек, особенно верховья их, направление горных хребтов и пр. назначается больше по догадке; наипаче северная часть Сибири совершенно предоставлена была произволу посланных геодезистов, и положение её на карте остаётся неоспоримым, до первой только поверки.

История Сибири начинается с её покорения Россиянами. Ермак и его последователи не заботились о сей части: дела их заслуживали особых Историографов. Подробности для нас потеряны; мы видим только одни последствия отчаянной их дерзости, непреодолимого мужества и непонятной неутомимости. Времена воевод, сохранились в сухих летописях, и описаны из архив Историками Сибирскими. После большого пожара Тобольского, истребившего в главном месте все дела и документы прежних времен, и постепенного разрушения других архив Сибири от гнилости в худых помещениях, История Сибирская останется единственною, неприступною для критики.

О древней Сибири, о обитателях её, все вероятнейшие догадки основываются на смелом вымысле, которому темная история соседственных стран служит слабою опорою. — И та, упоминая о неизвестных ныне названиях народов и урочищ, должна более относиться до степей Мунгальских и Киргизских. Природные степи Сибири необходимо всегда имели обитателей, но едва ли постоянных. Кочевой, скотоводственный или патриархальный образ жизни, свойственный всем древним народам, сам по себе не дозволял иметь постоянных жилищ. Неразграниченные политикою земли, всюду представляли открытую страну, и сильнейшие толпы стесняли и изгоняли слабейших. — Южная Сибирь, вероятно, служила колыбелью первому населению северной Европы. Сия лесистая тогда страна по одной необходимости только могла сделаться обитаемою, и изгнанники из степей Сибирских по той же необходимости превратились из кочевых в оседлые. Из летописей Китайских видно, что из нынешней Манджурии сделан был первый напор на соседственные ей к Западу народы, и сей первый толчок произвёл, вероятно, переселение народов. Недовольные своею страною, ища лучшую, — право сильного постепенно двинуло народы от берегов Амура к столпам Геркулесовым. И что заключать должно из неизвестных писмен, иссеченных в утесе Сибирском и оказавшихся подобными таковым же найденным в северной Америке? Многие столетия продолжался сей порыв народов к переселению, и в сие время некоторые из них довольно продолжительно населяли Сибирь, что доказывает разработка руд в Нерчинских и Колыванских горах. Китай, древнейший из царств, познакомил ближайшие к нему кочевые народы с железом, и они, владея сим сильнейшим из металлов, легко вытеснили мирных Сибиряков, имевших орудия или каменные, или медные. В сие время последовало вероятно и невольное население северной Сибири; преселение возможное и удобное по обширным рекам её, стремящимся к ледовитому морю. Медные и каменные орудия находят и ныне в земле, в полуденной части Иркутской губернии. Каменные сделаны из твердого жада (Нефрит), открытого недавно близь Иркутска превосходной доброты, а Чукчи ещё и в прошедшем столетии употребляли топоры из сего же камня.

Сии причины не допустили соединиться в Сибири единому народу. Преходящие буйные толпы рассевали своих предшественников, и в свою очередь были изгоняемы другими. По прекращении сего непонятного переселения народов, Сибирь представляла одни робкие остатки разнородных племен повременного её населения. Сильнейшие из них оставались Мунгалы, известные у нас в отраслях Калмыцкой и Бурятской, и Татары. Слабое и новое владение Кучума не могло даже противиться Ермаку, и необъятная страна в одно столетие совершенно покорена была Россиянами.

Сибирь может питать миллионы людей и доставить им полное довольство. Настоящее её ничтожное население состоит наиболее из Русских переселенцев, из коих ссылочные могут быть полезными только в своём потомстве. Инородцы Сибирские не умножаются в принятой степени народоприращения, многие роды напротив того постепенно уменьшаются. Не столько суровый образ жизни тому причиною, сколько болезни. Оспа была им гибельна и венерическая и другие ещё ужаснейшие заразы, между ими распространившиеся, приготовляют им медленное, но верное истребление. Сибирь, невзирая на своё пространство, может сочтена быть углом России. Она не имеет выхода, кроме трудного, обратного в ту же страну, из которой приемлет невольное, печатью преступления ознаменованное население. Обширнейшие, плодороднейшие земли остаются впусте, и, сверьх отдаленности, одно имя Сибири отталкивает от них всякого свободного поселенца из мест, тесных уже для своих обитателей. Кроме Киргизских земель и неисчислимых выгод от их присоединения ожидаемых, Амур, один Амур, владеемый прежде Россиянами, может преобразить весь вид Сибири, и из обширной пустыни превратить её в страну богатейшую. Связь Балтики с восточным Океаном, посредством благословенного Амура и рек Сибирских, могла бы послужить новым, безопаснейшим путем для избытков востока. Приятнейшие мечтания души, страстно преданной отечеству! Но мечтания сбыточные. Одно мановение великого Самодержца России, — и Сибирь может получить преобразование быстрое, чудесное, — Ему только возможное, и из печальной и унылой может превратиться в весёлую и щастливую.

Я жил 20 лет в Сибири, и имел случай объездить всю Иркутскую губернию, и узнать подробно как населенные её места, так и безлюдные. Три года пробыл я у Ледовитого моря, описал его острова и открыл новые. Отчет и описание свое представил я начальству; прочее оставалось в моей памяти. Сравнивая свои замечания с известными описаниями о Сибири, я нашёл, что многое после того изменилось, иное представлено не в настоящем виде, и что есть несколько предметов совсем неизвестных, о которых замечания мои могут быть полезны.

Не быв сочинителем, не имея ныне способов составить что-нибудь полное о Сибири, я решился в некоторых отрывках описать те статьи, которые могут заслуживать внимание или удовлетворить любопытству моих соотечественников. Я говорю только о том, что сам видел или о чём мог иметь достовернейшие сведения. Зная Западную Сибирь только проездом, исключая водяного сообщения, я ограничил себя одною Иркутскою Губерниею, совершенно мне известною.

Оглавление предметов, в отрывках сих заключающихся, есть следующее:

I. О Иркутской Губернии.
II. О Ледовитом море.
III. О Байкале.
IV. Измерение градуса меридиана на Байкале.
V. О Амуре.
VI. Водяное cообщение в Сибири.
VII. Лямин сор на Оби.
VIII. О Сибирской заграничной торговле.

 


1. Соответственна ли глубина промерзлости земли степеням широты, или она везде одинакова, остаётся ещё разрешить. Но значительные издержки, для сего исследования нужные, не дозволяют приступить к тому частному лицу. Известность глубины промерзлости в разных широтах, может подать лёгкий след к разгаданию задачи о внезапной остылости севера и происшедшего вместе с тем скоропостижного здесь изменения природы.

О Иркутской Губернии.

Иркутская Губерния обширнейшая в Сибири и во всех отношениях возбуждает большее внимание и любопытство. Зная её, остальная Сибирь представляется уже во всех предметах в виде знакомом.

Не трудно знать Европу: тысячи умов, учёных и просвещённых наблюдателей, со всею удобностию обнимали её во всех частях. Возрожденная самолюбием критика, с большим ещё спокойствием, очищает, соединяет в одно целое, труды предшедшие и современные. Но населенность Европы, при малом её пространстве в сравнении с Сибирью, многочисленность её правительств и народов, различие в языках, разнообразность обычаев, образа мыслей и самых понятий, быстрые всеобъемлющие и преобразующие порывы Политики, чудесное расширение и успехи в науках, всё сие вдруг и вместе с тем постоянно изменяет описания. По одному землеописанию Бишинг давно уже не годится; новейшие за ним Географы устарели; даже Итинереры (путеводители) служат едва ли на 10 лет. Но там полки ученых готовы: испорченная шоссе немедленно исправляется, впредь до нового повреждения. Едва ли иной уездный городок Сибири может вместить в себя одни статистическо-географические описания о Европе в многотомных изданиях, между тем, как описания о Сибири и для самого бессильного человека будут лёгкою ношею.

Не взирая на несравненно большую постоянность Сибири для описателя, время и здесь удерживает право своё. Знаменитый Паллас уже худо знакомит с Сибирью; одна Флора его, исключая маловажных после него прибавлений, останется неизменною: вечно юная природа по сей части сохраняет славу своего живописца.

Южная часть Иркутской Губернии предпочтительно была посещаема Академиками. До Якутска спокойно доплывали они летом, но редкий проводил тут зиму. Описания их о стуже Сибирской превышают иногда всякое вероятие и доказывают, что и ученые причастны заблуждениям [1]. Крашенинников жил в Камчатке и описал её; но мог ли он по трудности тамошних сообщений (зимою на собаках, летом пешком) достаточно обозреть природу сего полуострова [2]? Штеллер, изнуренный вояжем с Берингом возвращался в Россию с большею ещё стремительностию, нежели оказывал он её сначала в достижении Беринговой Экспедиции.

Северная часть Иркутской Губернии известна одним морским офицерам, при Беринге и Биллингсе проезжавшим к ледовитому морю. Один Капитан Сарычев (ныне Адмирал) оставил занимательное описание своего путешествия; прочие наделили сухими журналами.

Географическое описание Иркутской Губернии основано на съёмках геодезистов. Многие из них, и многие годы занимались сим предметом, и многие годы останутся труды их без поверки. Из частных карт составлена общая, старанием состаревшогося в сем деле неутомимого Губернского Землемера Лосева.

Иркутская Губерния естественно разделяется на две части. Первая, хлебородную полосу заключающая, состоит из округов: Нерчинского, Верхнеудинского, Иркутского, Нижнеудинского и малозначительного в сем отношении Киренского. Вторая обширнейшая часть, неспособная к земледелию, (исключая разве окрестности реки Камчатки) разделяется на области: Якутскую, Охотскую и Камчатскую.

Хлебородная часть Губернии несравненно более населена; и здесь занимаются земледелием не только Русские крестьяне, но и кочевые Буряты. Иркутск отстоит от ближайшего к нему города Красноярска, единственной соседственной Енисейской Губернии, в 1000 верстах, и сообщается с ним только сухопутно. По сему положению продовольствие целой Губернии необходимо должно быть обеспечено собственным хлебопашеством. И тут обширность страны и местные неудобства, разделяют ещё сию часть на забайкальскую и собственно Иркутскую. Высочайшие горы и озеро Байкал затрудняют здесь сообщение, а потому и свободный вывоз хлебных избытков. Кроме собственного пропитания, лежит на селянах и содержание городов и войска, винокуренных, солеваренных и Нерчинских горных заводов, также и продовольствие хлебом Якутска, Охотска и Камчатки. Плодоносная почва с избытком награждает труды Сибирского крестьянина. Обработка пашни самая лёгкая: земля ещё не требует унавоживания. Но обильное возмездие за лёгкие труды и от того довольная жизнь Сибиряка, рождают в нем нерадение и леность; почему Начальство Иркутское, ценя хлебопашество единственным источником продовольствия такой Губернии, которая по отдалённости не может надеяться на внешнее пособие, по необходимости должно обращать на сию часть особенное, неослабное внимание. Некоторые меры взыскательности и благодетельный надзор, с утверждения высшего Правительства, подкрепляли и усиливали хлебопашество. Особенное о том положение содержит сии правила, и даже кочевые Буряты, владея пространнейшими, лучшими угодьями, поставлены им в обязанность заниматься пашнею, и участвовать в продовольствии Губернии. Одною из тягостнейших, но необходимых обязанностей для жителей делается исправление и содержание дорог, растянутых на большом пространстве и пролегающих по частым высоким горам, лощинам и болотам. Содержание многочисленных почтовых станций по трактам, всего до 324, и обывательская гоньба по волостям, из которых некоторые обширнее иной внутренней Губернии Российской, увеличивают земские повинности.

Северная часть Иркутской Губернии, включая и Камчатку, более возбуждать может любопытство, чем обращать на себя внимание начальства. Внутреннее управление у ясашных с самого начала и после Высочайшей Инструкции Г. Щербачеву в 176З году остаётся неизменным. Оно кочевое и потому аристократическое: бессрочные старшины управляют в зависимости от Земского суда, народом, который только избирает на убылые старшинские места. Ясак, по устарелому уже положению собирается по родам, не поголовно, и со времени начального его определения остается неизменным, несмотря на то, что иной род после того умножился, а другой уменьшился. Во всех трёх областях только два народа кочевые: Якуты и Камчадалы (о малом числе Курильцев здесь не упоминается) прочие племена: Тунгусы и Ламуты, Юкагири (кроме немногих оседлых семей на двух Анюях) Коряки, Олюторы, бродячие. Кочевые по простоте своей особенно, кажется, заслуживают внимания и снисхождения правительства и местного начальства. Камчатка чувствует ныне уже все выгоды менее сложного управления, сопряжённого с меньшим числом начальников и устранением многих тягостных форм письмоводства. Бродячие редко бывают видимы, и знают начальство только при отдаче ясака; из них Коряки и Олюторы, соседы Чукоч, почти полудикие.

О Якутской области, более мне известной, помещу я в особой статье свои замечания.

Охотская область заключает весь западный берег Охотского моря. В ней два городка: Охотск и Ижигинск. Первый, по неимению лучшего места сделался Портом. Получая для себя, Ижигинска и Камчатки отчасти и для островов Американской компании всё продовольствие и потребности из Иркутска за 3600 вёрст, он сделался значительнейшим местом всей Северной части Иркутской Губернии, сколько по важным издержкам казны, столько по тягостной, хотя иногда выгодной, для Якутов обязанности доставлять из Якутска в Охотск все тягости на вьючных лошадях, на расстоянии 1000 вёрст по дороге почти непроходимой и труднейшей в целой Империи.

Ижигинск, необходимый для обуздания и управления полудиких Коряк и для сухопутного сообщения с Камчаткою, снабдевается всеми потребностями из Охотска морем на казённых судах. Он ещё ничтожнее Охотска, важнейшего Сибирского порта. Неминуемое бедствие постигает Ижигинских жителей, ежели по какому-либо нещастному случаю не достигнет до них провиантское судно. В прежние времена сей острожек был многолюднее, и существовал, не имея даже, как ныне, постоянного подкрепления из Охотска. Рыбная ловля и изобилие в оленях обеспечивали их пропитание. Ныне, как меня уверяли в Охотске, первая по неизвестным причинам очень уменьшилась, а порядок, введённый в управление Коряками и по времени происшедшее удаление их от города с своими стадами лишило жителей изобилия в оленях, ныне покупаемых ими дорогою ценою в сравнении с прежним временем, когда Ижигинский козак отгонял себе у коряк целые стада оленей.

Столь же мало могу сказать о Камчатке, сей впрочем любопытнейшей стране. Известно, что число Камчадал, против прежних времен чрезвычайно уменьшилось. Сей тихий, добрый народ угрожаем был совершенным истреблением от венерической заразы. Но новое морское начальство приняло благодетельнейшие меры против распространения сего зла и учредило особые лазареты, в которые собираются и пользуются больные. Не говоря о других предметах естественной истории, одни минералы сей отдаленной страны требуют опытного, неутомимого описателя. Недавно открытые близь Тигиля богатые аметистовые щетки подают надежду и на другие ископаемые, достойные любопытства или по ценности, или даже по новизне. Г. Мор был назначен и в Камчатку для геогнозического описания, но пред отправлением его туда из Иркутска, экспедиция его была уничтожена.

Хлебопашество по реке Камчатке весьма возможно, но по недостатку рук остаётся при ничтожных опытах. Природный житель, занятый летом вернейшим для него рыбным промыслом, обеспечивает им своё пропитание и не видит надобности прилежать к земледелию, не взирая на большие выгоды, которые обещают ему высокие цены на хлеб в Камчатке.

Камчатское море изобилует китами, и как утверждают опытные люди, даже преимущественно пред прочими морями. Китовая ловля в сем море представляет величайшие удобства и большие выгоды от близости Китая для продажи ворвани, и усов. Протянувшийся далеко узкий полуостров, обильный лесом, всюду открывает свои берега и пристанища китоловным судам: но ещё некому заниматься сею выгодною промышленностию. Время постепенно открывает источники богатства, там даже, где их не предполагали: статься может, что и Камчатка, при расширении промыслов, будет складочным местом для богатейшей китовой ловли.

 

Желая изложить свои замечания о Иркутской Губернии, я не мог следовать какому-либо систематическому порядку, по неимению к тому способов и достаточных материалов для подробностей. В сказанном выше имел я в виду представить общее обозрение Иркутской Губернии. Части же её, и некоторые относящиеся к ним обстоятельства, казавшиеся наиболее достойными внимания, начиная с Нерчинского завода до Ледовитого моря и Охотска, расположил я ниже сего следующим порядком:

Проезд от Нерчинского большого завода до Верхнеудинска; — предложение способнейшей дороги чрез Яблонный хребет; — проезд по Верхнеудинскому уезду; — Описание езды по Байкалу. Описание Кругоморской дороги и проезда по ней обозов на санях. Предложение способнейшей дороги вокруг Байкала. Описание забайкальского края. Проезд по Иркутскому и Нижнеудинскому уездам. Иркутские Буряты. Проезд по Лене до Якутска. Якутская область. Проезд по сей области. Народы, населяющие сию область. Охотская дорога.

От Нерчинского большого завода до Верхнеудинска.

От большого Нерчинского завода
до города Нерчинска 280 вёрст.

Нерчинский завод отстоит от реки Аргуни, — границы России с Китаем —в 16 верстах. Дорога до г. Нерчинска пролегает по рудоносным горам Нерчинским и исправляется крестьянами горного ведомства. Отягощенные заводскими работами, они не в силах сделать лучшей дороги: достаточно того, что по оной проезд хотя медлителен, но безостановочен.

От г. Нерчинска
до Читинского острога 260 верст.

Нерчинск — уездный город, на устье р. Нерчи, впадающей в р. Шилку. Сия последняя составляется в двух станциях выше города от соединения рек Ингоды и Онона. Шилка, соединясь с Аргунью на Китайской границе принимает имя Амура, который, протекая Манджурию и землю Гиляков, впадает в восточный Океан, против острова Сахалина. И здесь дорога худо устроена. Большая часть оной проходит по горам и топкому месту. От Туринской станции отходит проселочная дорога чрез Ингоду в крепости Акшинскую и Чиндант-Турукуевскую.

Почтовый тракт исправляется частию крестьянами горного ведомства, частию государственными, таким же образом, как выше сказано о дороге к Нерчинскому заводу.

От Читинского острога
до г. Верхнеудинска, 450 в.

Читинский острог — местечко, принадлежащее горному ведомству — есть складочное место всех транспортов с хлебом и солью, отправляемых из Верхнеудинска во все места Нерчинского края. Положение на р. Ингоде, при устье речки Читы способствует сплаву на плотах угля, доставляемого окольными крестьянами в Нерчинские заводы.

Яблонный хребет.

В 55 верстах от Читинска простирается Яблонный хребет, разделяющий реки, текущие в ледовитое море, от рек, впадающих в Восточный Океан. Сия цепь гор выходит из Китайской Мунгалии и проходит всю восточную часть Иркутской Губернии, оканчиваясь Чукотским мысом в Беринговом проливе. В Якутской и Охотской областях горы сии известны под именем станового хребта.

Дорога до подошвы хребта идёт по равнине; в 8 верстах от Читинска Кенонское озеро, при котором того же имени правильно выстроенная поселенческая деревня. Вид с сей равнины один из обширнейших и прелестнейших в Сибири. Преимущественно пленяет он путешественника, едущего из Верхнеудинска, и имевшего на пространстве 90 вёрст дорогу беспокойнейшую и предметы дикие и унылые. Здесь, при самой подошве горы, видны пашни; напротив того, к Верхнеудинску хлеб не может произрастать ближе 160 вёрст от Яблонного хребта. На сей высокой равнине или степи трава выше и сочнее, нежели на лучших лугах около Верхнеудинска.

Яблонный хребет в сем месте не высок, но возвышение его над поверхностию моря должно быть очень значительно. Одна из вершин реки Витима, впадающей в Лену, выходит из озера (Иван озеро) при его подошве, и всего расстояния по ней до моря, составит до 5000 вёрст; прямое же расстояние хребта от моря до 20° широты. Почему принимая сложность падения сей быстрой реки в ½ аршина на версту, возвышение подошвы яблонного хребта над морем, составит около 850 сажень. —

Подъём и спуск с хребта простирается более нежели на 20 в. и дорога столь камениста, что о совершенном её исправлении и помыслить невозможно. Далее до станции у вершины р. Уды на 70 в. дорога также затруднительная. При величайших издержках едва ли можно сделать её несколько удобнейшею; грунт состоит большею частию из турфяной грязи (тундры), по счастию, ещё перемешанной с каменьями, и из каменистых увалов, пересекаемых болотными речками. — Почтовые домы, содержимые Бурятами, и колодничьи при них тюрьмы, суть одни только обитаемые места, прерывающие мрачную единообразность сего пути, и толчки, при каждом шаге чувствуемые одни только ощущения, служащие к рассеянию проезжего. Проходящий в Нерчинск колодник, если чувство радости и страдания не вовсе в нём угасло, взирая на места здешние, видит в них картину остальной своей жизни. Одно ясное небо над ним вливает в него надежду на лучшую жизнь за гробом: вот единственная его отрада.

Предложение новой дороги,
от станции Удинской вершины до Читинска.

Настоящий почтовый тракт к Яблонному хребту идёт вправо от станции при вершине Уды. Вместо того можно было бы с небольшим трудом проложить удобнейшую дорогу и по лучшему грунту, взяв от сей дороги влево чрез низменную гору, из-под которой вытекает Уда. Сия только горка и спуски с неё болотисты; далее до р. Конды —30 в. — одна поверхность тундристая, и в глубине одного и полутора футов находится твердая хрящеватая почва. От Конды до вершины Витима — из Иван-озера — грунт твердый и также оттуда до подошвы хребта. По сторонам хорошие луга. Подъём и спуск Яблонного хребта здесь не более 6 вёрст и каменьев очень мало. За ним дорога по степи чрез Верхне-Читинское поселье, до Читинска, никакого исправления не требует. Расстояние по сему пути даже несколько ближе, чем по почтовому тракту. Пространство между обеими дорогами по Яблонному хребту около 25 в. При Кенонском озере они сходятся.

Сия предлагаемая дорога, кроме лучшего грунта имеет те выгоды, что путь чрез хребет вместо 20 в. только 6 в. и что здесь воды и пажити несравненно лучше. Постройка домов почтовых и тюрем не затруднительна, по изобилию здесь в лесе. И ныне по сей дороге многие проезжают на своих лошадях и также прогоняется скот. По ней кочуют Буряты, и жилища их, может быть, причиною тому, что почтовый тракт проложен чрез дикую пустыню. Все вообще Сибирские кочевые народы избегают соседства с Русскими, и потому имеют юрты свои в некотором отдалении от проезжих дорог. В прежние времена они, вероятно, на опыте дознали пользу сего обычая, и искали удалить от себя трактовую дорогу, по которой проходят и колодничьи партии.

Продолжении дороги.

От Удинской вершины до Верхнеудинска дорога следует правому берегу Уды. Местоположение начинается открытое и ровное, и до Погроминской деревни, 75 в., дорога посредственная. Несколько топких мест были исправляемы ежегодно, к чему нужные материалы находятся в близком расстоянии. От сей деревни в полуторых верстах в сторону, находятся кислые минеральные воды, упоминаемые Палласом и исследованные Георгием. При них построен дом для посетителей. Отсюда до города превосходная дорога. Она проходит степью, называемою Хоринскою, обитаемою Бурятами, и имеющею грунт сухой и хрящеватый.

Проезд по Верхнеудинскому уезду.

От Верхнеудинска в Троицко-Савскую крепость
и Кяхту — 208 и 212 верст.

Уездный город Верхнеудинск стоит на правой стороне реки Селенги, при устье Уды. Дорога в Кяхту идет вверьх по Селенге, по левому берегу 126 в. высокою сухою степью. Здесь в 9 в. выше г. Селенгинска переходит она на правую сторону реки, против устья р. Чикоя. Отсюда становится дорога песчаною и гористою; особенно затруднителен последний переезд к Троицко-Саввску от Липовской станции 18 в. по причине трёх гор и глубоких песков. Исправляли дорогу окольные крестьяне и Селенгинские Буряты.

Троицко-Саввская крепость [3], где главное заселение, таможня и пограничная Канцелярия, стоит при ручье Кяхте, в узкой песчаной долине между высоких гор. Местоположение самое невыгодное и для жителей, и для торговли. Проезд от Селенги 22 в. и зимою почти всегда бывает на колёсах, потому что снег на глубоких песках не держится. При сильном дожде вся вода с гор течёт ручьями в город, и нередко повреждает домы. Тогда и Кяхта в высоких берегах своих наполняется и из ручья становится шумною рекою. Двухчасовой ливень разорил бы сие местечко до основания.

Вниз по Кяхте в 4 в. торговая слобода Кяхта. Здесь живут одни купцы, торгующие с Китайцами, и состоят под надзором пограничного Комиссара. У самых ворот граница, а от оных во сте саженях Китайский город Май-ма-чин.

Троицко-Саввская крепость основана Иллирийским Графом Саввою Владиславичем, который в царствования Екатерины I и Петра II занимался обще с Китайскими сановниками, назначением границы от Саянских гор до стечения Аргуни и Шилки или начала Амура. Заключенный им трактат служит и ныне основанием всех сношений России с Китаем. Если б сей почтенный вельможа мог предвидеть будущую важность сего места, то, вероятно, избрал бы лучшее местоположение к Западу, при выходе в наши пределы из Мунгалии судоходной реки Селенги, или к востоку в равном почти расстоянии, в 40 в., где ныне Кударинская крепость, на судоходной же реке Чикое. Не возможно было также требовать от первых торговцев наших на Кяхте, чтоб они рассуждали о выгодности или неудобности местоположения: Купец был уверен, что лишнюю плату за перевозку вознаградит ему покупатель его товара. А самовластные тогдашние воеводы не рассуждали.

От Верхнеудинска до Туркинских теплиц 164 в.
и заштатного города Баргузина 314 в.

Дорога ведет вниз по левому берегу Селенги, и в 39 в. от города переезжают реку против устья реки Итанцы и следуют вверьх по ней до деревни Гурулевой 45 в. — Здесь прежде оканчивалась тележная дорога и начиналась верьховая чрез густой лес и ужасные топи. В 1812 году сделана до теплиц на 80 в. тележная дорога; построен при водах дом о 6 комнатах с ваннами и службами и водворены несколько семей поселенцев. На сем расстоянии построены также три почтовые дома. Не доезжая теплиц за 30 вёрст дорога выходит на берег Байкала.

За 9 вёрст от них переезжают значительную р. Турку. Теплицы от берега озера в 1½ верстах.

Минеральные воды.

Серные воды сии имеют многих посетителей, и целительные их силы против многих болезней, в особенности же венерической, доказаны опытами. — Теплота в главном ключе 48° по Реомюрову тепломеру. Сказывают, что они разложены были бывшим при Графе Головкине Химиком Гельмом, но описание его неизвестно в Иркутской Губернии. Ещё нет врача, при сих теплицах [4]; больные руководствуются в употреблении бань более опытами предшественников, записываемых, по примеру древних времён, в особую книгу.

До Баргузина осталась прежняя верховая дорога. Сто вёрст от теплиц по берегу Байкала, устье реки Баргузина. Отсюда вверьх по реке, до города 50 в. можно проехать на телеге, но дорогу сию тележною назвать не возможно. Баргузин известен по торговле мягкою рухлядью, особенно лучшими соболями.

О телегах, употребительных
в сем краю, для перевозки тягостей.

В Нерчинском и Верхнеудинском уездах в употреблении двуколесные телеги или одноколки: истинные губители дорог. Огромные неокованные колёса, сделанные из толстых кусков лиственничного корня, с короткими спицами, производят глубокие колеи и прорезывают гати до основания, разбивая даже крепкие фашины; и нет средства упрочить от них дорогу. Жители переняли их от Бурят. По лёгкости своей и вышине колес они действительно весьма способны в топких и каменистых местах. По настоящему почтовому тракту от Удинской вершины и чрез яблонный хребет, также по Нерчинскому заводскому ведомству нельзя обойтись без них при перевозке тягостей. В четыреколёсную телегу, при равном грузе 20 пуд потребны были бы две лошади, и ни одна телега не прослужила бы и одного переезда. Но по устроении выше предложенной способнейшей дороги можно и должно будет запретить одноколки, хотя с изъятием одного Нерчинского тракта, избавив от сих губителей прочие превосходно устроенные дороги Верхнеудинского уезда.

От Верхнеудинска до Иркутска.

Отсюда две почтовые дороги до Иркутска: 1-я чрез озеро Байкал. Только зимою по ней идет почта, а летом только обозы, проезжающие и колодничьи партии, переезжающие Байкал на купеческих судах или на казённых галиотах. 2-я вокруг Байкала: кроме нескольких зимних месяцев обыкновенная дорога для почты. В позднюю осень, когда судоходство по озеру прекращается, до покрытия его льдом, проходят по сей дороге на санях и обозы с товарами для Кяхты.

1. Чрез Байкал 301 и 310 вёрст.

Летом: до пристани на Байкале, прорвою называемой и отстоящей в 9 в. от Посольского монастыря, 152 версты. Переезд водою чрез озеро до Лиственничного мыса 86 в. Оттуда до Иркутска по правому берегу Ангары 63 в. Всего 301 верста. Зимою: до Посольского монастыря 143 в. чрез Байкал по льду до Голоустной станции 55 в. подле берега до Лиственичной 49 в., Иркутска 63 в., всего 310 в.

Дорога идет вниз по Селенге по левому её берегу и в 28 в. не доезжая Посольского монастыря, сворачивает чрез лес к Байкалу. Она вообще хороша, но требует частых исправлений от порчи одноколками.

Байкал, сие достопримечательное озеро, о котором пояснено будет в своём месте, против Посольского монастыря шириною в 40 в. Противулежащий его берег ясно виден и кажется гораздо ближе: высота утёсов обманывает глаз и скрывает истинное расстояние.

Способ проезда по льду.

Переезд по льду Байкала очень приятен по скорой и спокойной езде (обыкновенно 55 в. в три часа и менее), и по великолепному виду на Байкальские горы, которые только отсюда представляются во всём своём величии. Встречающиеся по льду щели нисколько не опасны и не останавливают проезда. Здешние привычные к тому лошади перескакивают небольшие из трещин, а чрез широкие, единственно в позднюю весну случающиеся, кладут доски и по ним переводят повозки и лошадей. При широкой щели, когда доски не достают, делают ледяной мост: откалывают пешнею несколько больших льдин, так чтоб достало до половины щели; ямщик посредством шеста перескакивает на другой берег, где также откалывает льдины и сближает их с прежними. По сему зыбкому мосту лошади перегоняются, а сани перетаскиваются вдруг с пассажиром посредством длинных веревок, привязанных к оглоблям. Случается часто весною, что лошадь проваливается сквозь рыхлый, изиглистый лёд: в таком случае употребляется странный, но скорый способ. Распрягши погрузшую лошадь, накидывают ей на шею петлю и стягивают шею; лошадь, невольно надувшись, поднимается вверьх, тотчас вытаскивается на твердый лед и снова запрягается. Сей способ ничего странного или невозможного в себе не представляет, ежели рассудить, что Байкал не имеет течения. Следовательно, провалившаяся сквозь толстый, рыхлый лёд лошадь не увлекается быстриною, но напротив, поддерживается обломанным льдом. Такая поздняя езда по Байкалу в последней половине Апреля, конечно, для непривычного покажется опасною; но кто несколько раз испытал сии случаи, а особенно окольные жители, не видят уже тут ни малейшей опасности.

2. Вокруг Байкала или Кругоморская.
От Верхнеудинска 633 в., от Кяхты 443 в.

Старая кругоморская дорога идет от Иркутска на Тункинскую крепость — 180 вёрст, и от оной по границе Китайской до Харацайской крепости и Кяхты; всего расстояния до Кяхты считается до 700 вер. До Тункинской крепости — тележный путь; отсюда до Харацайской — верховой, по высочайшим горам Саянского хребта.

Невозможность проходить обозам осенью по сей дороге принудила Начальство отыскивать удобнейшую. Для сего в 1790 годах наряжен был особый чиновник. Он, основавшись на внушениях и убеждениях Тункинских Бурят и Байкальских Тунгусов, предложил нынешнюю кругоморскую дорогу. — Буряты и Тунгусы знают способнейшие пути чрез Байкальские горы, но тщательно их скрывают, потому что они ведут или чрез их жилища (а проезда Русских они страшатся), или чрез звероловные места, от которых, при частом проезде, по их мнению, впрочем весьма возможному, могут удалиться звери. Нынешний почтовой тракт от Снежнинской до Култушной станции на 104 верстах, проходит по высоким горам и по совершенной пустыне. Даже сено доставляется по станциям за 70 и за 100 вёрст от Тункинских Бурят. Самая мера вёрст здесь увеличена, без сомнения, с тем намерением, чтоб сокращением расстояния более убедить начальство к принятию предложенной дороги. По новому измерению считается вместо 104 в. 140. Прогоны платятся по прежнему измерению.

Сия Кругоморская дорога от Верхнеудинска идёт до Липовской станции описанным выше трактом до Кяхты. С этой станции склоняется она вправо чрез Мохоев, где перевоз чрез Селенгу, Енхор и Ичотой к Байкальским горам.

Возможное сокращение сей дороги от Верхнеудинска.

От Селенгинска можно проехать к Ичотойской станции очень хорошею проселочною дорогою чрез р. Темник и Боргойскую степь. Всего расстояния не более 80 в. вместо того, что почтовым трактом считается 172 версты. Следовательно, в расстоянии выигрывается около 100 вёрст и сверх того изъемлются два перевоза, на Селенге находящиеся. Почты Кяхтинская и Верхнеудинская могли бы сходиться на Ичотое, и потребовался бы только один лишний почталион; но для проезжающих было бы гораздо выгоднее.

От Липовской станции до Ичотойской дорога изрядная, но гористая. Отсюда чрез Нарынскую до Торейской станции проезжают холмистою сухою степью. От Торея начинаются горы и в 16 в. на Аласакской станции оканчивается тележный путь. Отсюда до Снежнинской 69 в., дорога идёт чрез три высокие горы и топкие места, требующие ежегодного исправления.

Военные поселенцы.

При Генерал-Губернаторе Селифонтове поселены здесь отставные солдаты, имевшие дозволение избрать для водворения своего земли. Мысль, найти лучшую нравственность в заслуженных воинах, нежели в обыкновенных поселенцах, и тем обезопасить от разбоев и грабежа обозы, проходящие в Кяхту, была причиною их водворения, в местах дотуда не населённых. Сии солдаты — поселенцы живут опрятно, но очень бедно: способы пропитания их ограничиваются одною только продажею сена обозам. Хлеб для собственного продовольствия они покупают, ибо от Аласакской станции уже оный не родится. В последствии времени отведены им были пахотные места, но в отдаленности от жилищ от 30 до 80 вёрст. По прошествии льготных лет они платят давно уже казенные подати и повинности, но остаются без всякого преимущества пред прочими поселенцами — преступниками, хотя обитают места дикие и бесплодные.

От Снежнинской до Култушной станции на Байкале 104 или лучше 140 в. Дорога единственная в России, исключая Охотской и может быть некоторые места Грузии, по трудности проезда и по высоте гор, чрез которые она проложена. Устроение оной стоило бы чрезвычайных издержек; но она сделана Тункинскими и Селингинскими Бурятами по наряду. Дорога сия проложена по речкам. Следуют по одной вверьх до горы, поднимаются на оную и спускаются опять по речке, по которой следуют до другой, в неё впадающей; а по сей вверьх до второй горы, и т.д. Лощины, по которым текут такие горные речки, очень узки, и потому должно было большею частию вести дорогу подле самой речки, делать насыпь и укреплять её обрубом из толстых бревен, и ставить надолбы.

От Шибетской станции переезжают гору, Долгим хребтом называемую. Чрезвычайная её высота доказывается тем, что гора сия ясно видна с Байкала в расстоянии более 120 вёрст. Переезд сей в ночное и бурное время опасен, потому что по голому верьху горы простирается равнина на 12 в., где путь хотя означен столбами, но легко можно сбиться с дороги и при сильной стуже дожидаться рассвета. От Шубутуйской станции до Слюденской три горы. Первая, малый Хамар, и высока и крута. Дорога проведена излучиною и укреплена плотным обрубом. С малого Хамара спускаются на высокую степь, соединяющую его с большим Хамаром, или Хамар-Дабаном, одною из высочайших гор Байкальских. Я слышал, что Гг. Учёные, бывшие при посольстве Графа Головкина, всходили на Хамар-Дабан, и по барометрическому измерению утвердили его высоту в три версты над Байкалом. — Какая же высота его над Ледовитым морем, когда Лена протекает от Байкала около 5 вёрст до своего устья. При всем том Хамар свободен от снега с половины Июня по Август, и следовательно, он не достигает ещё линии вечного снега [5].

Хамар-Дабан представляет отвесную почти скалу над глубокою пропастью. — Дорога ведена извилиною (en zigzag), укреплена обрубом и высокими надолбами со стороны пропасти. Чрез гору от подъёма до конца спуска считают 5 в. Коликих трудов стоила дорога по одной сей горе, можно себе представить уже из того, что каждое бревно (которых тысячи) взносилось руками, потому что по крутизне ни лошадей, ни быков к тому употребить было невозможно.

Перейдя Хамар, должно от самой подошвы подниматься на третью гору, Подхамарную, не столь высокую и лесистую. С вершин её Хамар-Дабан виден во всем грозном своем величии. Он представляется стремящеюся за облака голою скалою, над чёрною бездною. Дорога, проведённая по нём, оказывается будто нарисованною или только к нему примкнутою лестницею. Проезжий, предлежащий ему отсюда путь чрез Хамар охотно заменил бы одним взглядом на него; но проехавши, он в полной мере ценит смелость и настойчивость строителей и удивляется чрезвычайному усилию, изнурению и терпению Бурят при сей исполинской работе.

С Подхамарного хребта спускаются к Слюденской станции [6]. Отсюда остается ещё на 30 в. (по новой мере 47 в.) гористой, болотистой и каменистой дороги до Култушной станции на Байкале. 8 в. не доезжая станции должно переехать ещё высокую гору, по которой путь проведён также излучиною; но как она не каменная, то дорога только отрыта и снабжена надолбами.

Весь Кругоморский тракт возобновлён был в 1811 и 1812 годах; но в 1819 уже обрубы во многих местах сгнили и упали, и вся дорога требует скорого исправления или возобновления.

Проезд на санях.

Обозы на санях идут сею дорогою в поздную осень, с начала Ноября до покрытия Байкала льдом, что обыкновенно бывает в первой половине Декабря, а иногда, впрочем редко, Генваре. — Провозная цена выше обыкновенной, ежели судить по одному расстоянию; но далеко ещё не соответствует трудностям пути. Главное затруднение здесь не от высоты гор, потому что извилистая дорога уменьшает крутизну их, но от глубоких снегов, выпадающих в горах между Култушной и Снежнинской станций. Часто даже и почта на верховых лошадях принуждена бывает объезжать сии места околицею, сворачивая от Темникской станции на Тункинскую крепость. Тогда по всей дороге и следа лошадиного не видно. Снег здесь выпадает уже в Августе, а в Ноябре бывает в сажень и более. Ямщики прокладывают дорогу следующим образом: прогребают тропинку на несколько вёрст и прогоняют по ней лошадей несколько раз взад и вперед. Потом к простым саням привязывают два дерева с длинными плотными сучьями, припрягают к ним несколько лошадей гусем и протаскивают по дороге. Сучья, выходя по сторонам саней, прорезывают снег и делают его рыхлым. Повторив сие несколько раз, проводят возы по расчищенному месту, припрягая к каждому сколько возможно более лошадей. Груз их только от 10 до 15 пуд. Когда весь обоз доедет до конца расчищенного места, работа снова начинается. Первый обоз таким образом очень медленно подвигается вперед, — от 5 до 10 в. в день; следующим за ним уже гораздо легче. Сено возят с собою. Странно, что ямщики, быв каждогодно почти одни и те же, по сие время не согласились между собою посылать наперёд для расчистки дороги особых людей, чтоб после следовать уже без остановки. Напротив того, первый обоз несет всю тягость расчистки, а прочие с бесстыдством пользуются его трудами.

Култушное селение и станция лежат на южном конце Байкала. До Иркутска отсюда 96 вёрст. Дорога тележная; очень гориста, но хорошо устроена.

Предложение новой дороги вокруг Байкала.

Описанная выше дорога кругоморская из всех возможных худшая и труднейшая. Не только вновь устроить её, когда сгниют нынешние обрубы, но даже исправлять и поддерживать невозможно теми одними способами, которые преподаны уставом сухопутных сообщений в Сибири. Потребны к тому будут тысячи людей, лошадей и быков, и по необходимости надобно будет прибегнуть к наряду Тункинских и Селенгинских Бурят, не отдохнувших ещё от устроения сей дороги в 1811 году.

Тункинским Бурятам известен один путь чрез горы, выходящий на Армак, урочище близь Харацайской крепости, по слухам очень удобной; но они его скрывают, потому что проходит он чрез их жилища. Второй путь ведёт от Култушного селения по берегу Байкала, около 100 вёрст до устья реки Выдриной. По ней поднимаются до хребта 50 в. и от спуска его около 40 в. начинается степь Селенгинских Бурят, по которой можно ехать или в Селенгинск, или в Кяхту. Оба пути сии, конечно, во всём предпочтительнее нынешнего тракта, но по речкам и чрез горы потребуются обрубы, и не обойдётся без других затруднений.

Всего удобнее и полезнее для жителей проложить дорогу по берегу Байкала от Култука до самого Посольского монастыря. Сим средством можно обогнуть Байкальские горы, и уже не нужны будут обрубы, и пр. Расстояния по берегу около 200 вёрст. На сем берегу нет утёсов и все устроение заключаться будет в срытии нескольких косогоров и прорубке леса.

Главное затруднение в сем пути встретилось бы от множества речек, коих считаться до 50, впадающих на сем пространстве в Байкал. Но большую часть из них можно переходить в брод, что бывает и на нынешнем почтовом тракте; а чрез некоторые только понадобится учредить перевозы.

В Октябре все сии речки замерзают; следовательно, они не могли бы уже затруднять обозы, идущие только в Ноябре и Декабре. Кругоморская дорога нужна только для товаров, отправляемых на Кяхту: а для сего собственно не нужно уже будет ни перевозов, ни мостов. Почта может ходить летом и по настоящему Кругоморскому тракту, даже без всякого его исправления, потому что она возится верьхом; зимою же проходит от Темника на Тункинскую крепость, или по пограничным караулам между Харацайской и Тункинской крепостей, где всегдашняя тропинка пробита объездными казаками.

Для санной дороги издержки не могут быть значительны: кажется, 150 человек и 6 месяцев работы весьма достаточно.

Дорога сия, сверьх большей удобности для обозов и меньших издержек для Правительства, обязанного способствовать торговле хорошими дорогами, имела бы ещё и ту выгоду для Кяхтинского купечества, что от неё понизился бы провоз на товары от Иркутска до Кяхты. Во-первых тем, что ямщикам не нужно будет возить с собою сено, которое по ночлегам будет с удобностию запасено Култушными или Посольскими крестьянами для собственной их выгоды, или перевозкою осенью, или же поставкою по речкам, где есть сенокосы. Во-вторых тем, что из Иркутска можно будет доставлять товары своими ямщиками только до Култука, где уже их встретят Посольские ямщики, для отвоза в Кяхту. Они в сие время не заняты извозом, потому что возят только по покрытии Байкала, следовательно охотно и с выгодою для купечества употребят они свободное тогда для них время.

И ныне проезжают иногда по сему пути на лёгких санях купцы, в Ноябре и Декабре месяцах. Как лес, покрывающий берег, препятствует проезду, то пользуются в сие время набережным льдом, замерзающим от плеска волн (заберега) ранее покрытия самого Байкала и предпочитают таковую беспокойную езду почтовому тракту, где в сие время, при жестоких морозах, должно ехать верьхом ступью по глубокому снегу. Почталиону и козаку не разбирать дороги: тот и другой должен находить всякую удобною; но купец неохотно учится верховой езде в подобном манеже. Также и в исходе Апреля, когда проезд по льду Байкала делается опасным и невозможным, проезжают иногда сею дорогою по набережному толстому льду.

Известно из описания Академика Георги, что сей путь по берегу Байкала существовал в 1770 годах, и что по нем ходила почта осенью на верховых лошадях. Тогда отправлялась она летом чрез Байкал водою на казённых галиотах, переезжая его в самом узком месте, между речкою Бугулдеихою и Селенгою, где расстояния около 30 вёрст. — Может быть впоследствии сочли опасным вверять почту бурному Байкалу, а торговля с Китаем ещё не доходила до той обширности и важности, чтоб начальство могло считать необходимым устроение для оной особенной кругоморской санной дороги. После, как обыкновенно случается, путь сей был забыт, особенно потому, что употреблялся только для почты, а не для обозов и, следовательно, купцам был неизвестен.

 

Объяснив хотя вкратце, но достаточно для общего обозрения, дорожное сообщение в двух уездах: Нерчинском и Верхнеудинском, известных в совокупности под именем Забайкальского края, считаю нужным присовокупить к тому краткое об нем описание. Я упомяну только о мало известных предметах, или о которых сведения, по отдалённости, дают понятие несовершенное и иногда несправедливое, а потому не коснусь того, что в изданных сочинениях уже достаточно описано. —

Краткое описание Забайкальского края.

Яблонный хребет.

О названии сем многие были рассуждения. Одни производили его от круглых камней, видимых и чувствуемых проезжающими, и в которых иные находили сходство с яблоками (диких яблонь на хребте не замечено) — другие выводят от Мунгальского слова Яблени и пр. Не входя в дальнейший разбор, я предоставляю сей предмет досугу каждого любителя подобных изысканий. Яблонный хребет занимает меня только в том одном отношении, что нахожу я в нем восточную, естественную границу Сибири, подобно как Урал составляет западную.

Заключенная между сими хребтами Сибирь представляет единственную на земном шаре страну, имеющую по всему пространству постоянную покатость к Северу, что доказывается водами Сибирскими, исключительно текущими к ледовитому Океану. Сия ли беззащитность от льдистого Севера делает Сибирь холоднейшею страною, или другая причина, выводимая от преисполнения почвы её соляными частицами, виною тому, что не находят в ней многих произведений природы, самых обыкновенных на западе от Уральского хребта, предоставляю решению Гг. учёных; им отдаю на суд и свои наблюдения.

Спустясь с Яблонного хребта, вступаем в землю покатую только к Востоку, и защищенную от Севера длинною цепью гор. — Здесь воздух мягче, природа щедрее и прелестнее. Я уже сказал, что здесь на степи трава выше и сочнее, нежели на лучших лугах Верхнеудинских. В сей к востоку наклонённой стране находим произведения природы, неизвестные во всей остальной Сибири, и только за Уралом встречаемые. В первой реке Ингоде, множество раков, так же как и при западной подошве Урала [7]. Около Нерчинских заводов находят мелкий дуб и орешник кустарником. (Дуб и орешник были бы крупнее, ежели б не истреблялись обыкновением зажигать весною поля и покосы.) В реках, к восточному Океану текущих, находятся рыбы, неизвестные в прочей Сибири. — Не касаясь ещё многих отличий, которые могут найти Ботаники и Энтомологи, не достаточно ли будет приведённого, для того, чтоб Яблонный хребет назвать естественною границею Сибири к востоку?

Нерчинский Уезд.

Жители его состоят из старых Государственных крестьян и новых, из водворенных поселенцев, из крестьян, к Нерчинским заводам приписанных, Хоринских Бурят и конных Тунгусов.

Земля высокая и гористая: в Южной части только по границе между рек Аргуни и Онона большие степи, изобильные пажитями. Зимою кочуют по ним Буряты и Тунгусы.

Почва черноземная и плодоносная. Здесь, как почти во всей Сибири, не унавоживают пашен, но хлеб иногда родится сам-сороковый. При всём том мало зажиточных крестьян, а бедность заводских чрезвычайна. — Неурожаи, случающиеся от ранних инеев в Июле и Августе, не могут быть главною причиною крайней бедности заводских крестьян потому, что один хороший урожай вознаградит пять неурожайных годов. Ближе полагать, что виною тому заведение казенных пашен заводских. Около 18 т. душ приписаны к Нерчинским заводам. Все они обложены работами за ничтожную плату. Одни определены к пашне; другие должны доставлять назначенное количество угля или руды в заводы. Работы сии отнимают у крестьянина руки для собственной пашни и лишают сил и духа стараться о своем благосостоянии. Все сие происходило до 1817 года; после сего мне положение сих крестьян совершенно неизвестно.

Государственные крестьяне и поселенцы.

Их числом гораздо меньше заводских, но они зажиточнее. Водворенные поселенцы, по прошествии льготных лет, поступили в число государственных же крестьян. Между поселенцами не много хороших хозяев: главный порок их пьянство. Только от потомства их осталось ожидать той пользы, которую надеялось правительство видеть от их водворения с наделением лучших и изобильнейших угодьев. Большая часть из них — послана за преступления, и лучшие во время продолжительного пути могли развратиться. Одною благоразумною строгостию можно было удержать их в порядке, но и при всем том из 10 т. осталось их 3000.

Конные тунгусы.

Их более 5000. Они занимаются, как Буряты, скотоводством и потому отличены от других оленных Тунгусов, названием конных. Ими управляет, под начальством земского суда, старшина Князь Гантимуров, коего предок пожалован Петром Великим в Московские дворяне, за оказанные отцом его услуги, при переходе его с своими Тунгусами из Китайского в Российское подданство. Старшина избирается из своего семейства народом на всю жизнь, и представляет волостного голову, исполняя предписания земского начальства и разбирая мелочные дела. Сии Тунгусы исправляют также казачью Службу по границе. Они лучшие стрелки из лука в Сибири [8].

Буряты.

До 6000 Бурят кочует в Нерчинском уезде. Главное место их на р. Аге, впадающей в Онон, где построена ими каменная кумирня. Они принадлежат к Хоринским родам, и потому зависят от Верхнеудинского уезда. О Бурятах объяснено будет ниже подробно.

Нерчинские заводы.

Нерчинские рудники основаны большею частию на древних копях неизвестного народа, обитавшего в сих местах, и названного нами Даурами. Все руды свинцовые с большим или меньшим содержанием серебра; но серебра сего столь мало, что заводы едва ли могли существовать без тех средств, которые преподаны здешнему горному Начальству.

Для работ употребляются ссыльные, их дети и поступившие из заводских крестьян в рекруты. Каждый работает в сутки 12 часов и остальное время свободен. В плавильнях работа тягостнее: ядовитый над убийствен, но не для одних работников; ему наравне подвержены и надзиратели их, и Начальники. Работник получает от казны пищу, обувь и одежду, и в свободное время не только ему не возбраняется работать на себя, но даже он к тому поощряется. Скованными остаются одни величайшие злодеи, и те из ссыльных, которые часто бывали в бегах.

Оловянные прииски.

В 1812 году открыта здесь первая оловянная руда в России. Её нашли Агинские Буряты и наделали из олова много всякой утвари для своей кумирни. Главный их старшина или Тайша донес о сем начальству и с согласия народа уступил казне место, где найдена руда. Оловянный камень столь богат, что содержит до 60% металла, но к сожалению находится только гнёздами, и потому мало добывается.

Гора Одон-Челон.

Сия гора содержит известные аквамариновые копи. Прежде находили здесь чистые аквамарины необыкновенной величины зеленого, голубого и золотожёлтого цветов. Теперь мало добывается чистых, а золотожелтые очень сделались редки. Также находятся здесь драгоценные топазы, одним цветом только отличные от Бразильских. Они здесь известны под именем тяжеловесов.

Минеральные ключи.

В сем уезде до 18 кислых ключей, и один серный горячий. Они химически не исследованы, и только Дарасунский кислый ключ, содержащий много железа при меньшем количестве углекислого гаса, иногда посещается. Прочие уважаются одними Бурятами, употребляющими воды по совету своих Лам: священников и врачей.

Общие замечания.

Жители занимаются хлебопашеством почти только для своего обихода. Во всем уезде дозволено покупать хлеб только одному горному Начальству; а как оно имеет собственные пашни, то значительного количества хлеба жителям сбыть некуда. Скотоводство и овцеводство составляет главное их занятие, чему способствует изобилие в превосходных пажитях и покосах. Все они страстные охотники: всякого рода дичи и диких коз большое обилие. Редкого жителя увидишь без винтовки за плечами; один только беднейший остается по необходимости безоружен. Осенью с Октября по Декабрь уходят они на главный промысл соболей, белки и рысей [9], которые здесь отличной доброты. В 1817 году покупалась: одна рысь от 60 до 70 р.; белка до 3 р. каждая; а 40 соболей до 3 т. р. Лучшие промышленные места на Севере и Северо-Востоке от г. Нерчинска, и часто ходят наши промышленники за границу, без всякого в том от Манджур воспрещения.

Все, как Русские, так равно Тунгусы и Буряты, страстные охотники до скачки, и многие от того разоряются. Заклады их можно назвать величайшими, потому что часто проигравший возвращается домой с одною плетью. Из лошадей здешних выдаются быстрые скакуны, для которых обыкновенная места ставится на 20–30 вёрст.

Верхнеудинский уезд.

Он пространством и народонаселением превосходит Нерчинский. В ширину имеет до 800, а в длину более 1000 вёрст. Число жителей т[ысяч] до 60. Они состоят: 1. из Русских государственных крестьян, которые разделяются на старообрядцев, также Поляками называемых, и на Сибиряков; 2. из Бурят, которые числом всех более, и делятся на разные общества и роды; и 3. из оленных Тугусов, выходящих в малом числе один раз в году к верхней Ангаре и озеру Баунту, для отдачи ясака и продажи своих мехов. В прочее же время кочуют или бродят они, неизвестно где, и доходят иногда до Восточного Океана.

Почва его в плодородии уступает Нерчинской. Большая часть состоит из хряща, который только Бурятами превращается в пашни и покосы, посредством искусственных наводнений. В населённейших местах супесок; а в прилегающей к Байкалу полосе, более чернозём, требующий большей обработки в сравнении с супеском, и почти двойного количества зёрен на посев, без чего трава пересилила бы хлеб.

Старообрядцы.

Отцы их для свободнейшего отправления веры, ушли в Польшу. Великая Екатерина ещё до первого раздела Польши вывела их оттуда. Годные к службе поступили в солдаты, а старые и малые поселены в Сибири, по распределению и ныне ещё достойнославимого Сибирского Губернатора Чичерина. Из них самая большая часть поселена около Барнаула, и причислена к Колывано-воскресенским заводам, где потомство их составляет зажиточнейшую часть крестьян. Малая только партия их послана была за Байкал и составляет здесь коренную, полезнейшую часть поселян. Бывший тогда Селенгинский Обер-Комендант поручил одному Маиору отвести им под поселение земли. Сей, по ревности своей к православию ненавидя их, отвел им леса и горы, предполагая тем усугубить их нещастие. Но благое провидение, неправедное усердие его обратило в пользу старообрядцев: с несказанным трудом расчистили они густые леса и приобретённые пашни вознаградили их с лихвою. Ныне они зажиточнейшие крестьяне по Губернии, несмотря на то, что лучшие пашни их расположены по высоким горам, и что к некоторым из них с трудом достигнуть можно по крутой узкой тропе.

Старообрядцев считается до 8000 душ мужеска пола; и селения их расположены на полдень от Верхнеудинска до верховья р. Чикоя на расстоянии более 400 вёрст. Некоторые из них имели до 1000 голов крупного и мелкого скота и засевали до 100 десятин, нанимая к тому работников из Бурят и Сибиряков.

Народ рослый и красивый, в чем выгодно отличается от Сибиряков; в строении домов и селений, в пище и одежде, в наречии имеют они совершенное сходство с Русскими внутренних Губерний, которых в чистоте и опрятности даже превосходят. Увидев старообрядцев и их селение, забываем, что в глубокой Сибири, и воображаем, что перенесены в богатое село среди России. Старообрядцы твёрдо держатся веры отцов своих. По большей части имеют они беглого попа, главное достоинство коего, по мнению их, должно состоять в том, чтоб он не имел паспорта и привезён был из их монастырей в России, куда для сего посылают нарочных людей, с большими издержками. Они держат попа в скрытном месте, под самым строгим надзором. Есть между ими и соединенцы, и Беспоповщина.

Сибиряки.

Это потомки тех Русских, которые по первому известию о чудесном завоевании Ермака, под именем промышленных, стремились в Сибирь, — совокупно с казаками покоряли и грабили народы, и наконец при возникшем лучшем порядке в разных местах поселились. Они поженились на туземках, и лица их и волосы доказывают смешение их с покорёнными Бурятами. Умножились они также ссылочными. Число их, почти равное с старообрядцами, ибо сии малочисленные вначале переселенцы, при большем трудолюбии, трезвости и меньшем разврате, размножились в несравненном большей степени против коренных жителей. Их образ жизни и пища, даже одежда, разнствует с Старообрядцами. Главная их пища, сверьх хлеба, состоит, как и у Бурят, в кирпичном чаю, который толкут и варят в котле, прибавляя соль и масло, а иногда муку и молоко. Они и в наружности уступают своим Русским соседам. Нерчинские Сибиряки ещё слабее сложением, и доказывают тем смешение свое с Тунгусами, народом слабейшего телосложения в сравнении с Бурятами. Весьма трудно найти из них способного в рекруты.

Хлебопашеством они менее занимаются старообрядцев, хотя владеют лучшими землями. Питаются более извозом, рыбною ловлею и звериным промыслом.

Буряты или Братские.

Буряты сего уезда разделяются на четыре общества: 1. Хоринские роды до 22 т. Земли их имеют в окружности до 3000 вёрст. 2. Селенгинские роды. Половина их исправляет по границе козачью службу. Всех около 16 т. Они имеют гораздо менее земли, нежели Хоринцы. 3. Кударинские роды до 2000 душ, живут близь Байкала на устьях Селенги: всех прочих менее наделены землями и пользуются оброчными и монастырскими. — Способы приобретения их более от рыбной ловли. 4. Баргузинские роды около 1800 душ; живут по реке Баргузину, имеют лучшие пажити и земли во множестве, потому что от них до восточного Океана всё пространство земли не обитаемое (разве считать обитателями малочисленных бродячих Тунгусов, скитающихся по сей пустыне). Сии последние Буряты отличаются от прочих с выгодной стороны тем, что если нет между ими богачей, зато нет и совершенно бедных, которые должны были бы кормиться работою у других. Сею счастливою посредственностию пользуются они от того, что старшины их менее ещё просвещены, менее честолюбивы и потому менее имеют стремления властвовать и притеснять народ, в сравнении с другими Бурятскими начальниками.

Буряты, происходя от Мунгал, переняли от них способ наводнять свои покосы и пашни. Находят также по степям их следы гораздо больших водопроводов, дающих достоверное заключение, что сии места гораздо более были населены и что производилось здесь обширное хлебопашество [10]. Буряты разделяют ручей при его вершине на мелкие каналы, и по надобности проводят из них воду и напояют свои пашни и покосы. Сим простым способом хлеб у них всегда урожаен, и даже в засухи, на хрящеватой сухой почве родится лучше, нежели у Русских на лучшей земле.

Все Буряты, как скотоводцы, ведут жизнь кочевую, и живут в войлочных шатрах (юрты). Кударинцы и Баргузинцы по недостатку в шерсти имеют деревянные юрты. Для удобнейшего прокормления скота кочуют они три раза в году: весною, летом и зимою. Звериный промысел составляет также одно из главнейших их занятий.

Хлебопашество начали они производить с 1812 года. Губернское Начальство изданным особым положением о хлебопашестве, велело им засевать по полудесятине на каждую ревижскую душу. В скором времени нашли они выгоду от земледелия, и начали употреблять собственный хлеб в пищу, варя его зерном по неимению печей для печения хлебов.

Настоящее управление Бурят, коренное основание свое получило от Графа Саввы Владиславича, и существует поныне с некоторыми изменениями. Их начальники суть: один главный Тайша, несколько Тайшей, товарищей главному, и множество подчиненных им Шуленгов и Зайсанов. Все сии старшины избираются народом бессрочно, и утверждаются Губернским Правлением; они свободны от податей, которые оплачивает за них народ. Главный Тайша получает предписания от Земского начальства и передает их чрез свой Дзурган или Контору к исполнению Шуленгам и Зайсанам. — Родословная сих старшин восходит только до тех Зайсанов и Тайшей, которые из народа пожалованы были Графом Саввою Владиславичем; а как впоследствии избрание зависело от народа, то большая часть сего мнимого Братского дворянства находится и ныне между простолюдинами. Буряты себя считают потомками нескольких беглецов из войска Чингис-Хана. Несколько родов Селенгинских суть выходцы из Китайской Мунгалии и передались России.

Вообще всё управление приноровлено к сельскому. Главный Тайша представляет голову; Дзурган или контора волостное правление; а Шуленги и Зайсаны старост и выборных. — Разность только в том, что старшины избираются бессрочно и имеют по степному своему обычаю право, подати и повинности располагать на народ по своему произволу, или, что то же самое значить будет, по оценке состояния каждого. От того-то иные Буряты платят много, другие мало, а беднейшие ничего. Из сего же источника происходит и другое право старшин: разделять земли не по душам, но по числу скота (голов).

Сие управление, как легко видеть можно, дает старшинам величайшее поползновение к угнетению народа, тем свободнее, что запрещено вмешиваться во внутренние распоряжения инородцев. Образ такого управления поддерживался наиболее отдаленностию от России, где сих старшин, а паче Тайшей, считали знатными людьми. С своей стороны Тайши и старшины старались утвердить начальство в сем выгодном для них мнении всеми способами, и наконец достигли до того, что многим из них даны даже офицерские чины. Сим ещё более воспалено стало их честолюбие и умножено бывает угнетение.

Родовой старшина (иные роды имеют более 1000 душ), имея право располагать поборы по собственной оценке состояния родовичей, легко может по пристрастию обидеть одного пред другим, и для собственной корысти соберёт с рода большее число денег, нежели требовалось их, употребив излишек в свою пользу. При неравномерном сборе в народе, уважающем своих старшин, никто сих последних ущитать не может. О разделе земель то же сказать можно: и теперь вероятно половинное число Бурят лишено земли и принуждено из пропитания служить богатым. Все старшины богаты скотом и деньгами, и владеют обширнейшими и лучшими землями; простолюдины же напротив более и более беднеют. Сей образ управления отчасти виною, что Буряты по сие время стоят ещё на низшей степени образованности, нежели того ожидать можно от страны их и способов к приобретению. Их можно уподобить сиротам, которых младенчество опекуны их стараются продлить всеми силами.

Духовенство — Ламы, Селенгинских и Хоринских Бурят (прочие следуют Шаманскому закону) очень многочисленно, ведёт холостую жизнь и в большом уважении у народа. Ламы, сии и духовные, и телесные врачи, врачеванию учатся из Мунгальских книг, выписанных из Китайских и Тибетских сочинений. Многие лекарства получают они из Китая, не зная составных их частей. В виде телесных врачей, они очень полезны и Бурятам, и Русским. Во время повальной кори в 1818 году множество детей померло в городах и селениях; напротив, очень малое число у Бурят и живущих между ними Русских, хотя первые по нечистоте кожи, грязью и дымом напитанной, большей должны были подвергаться опасности. Ламы обливали больного едва тепловатою (летней температуры речной воды) смешанною с молоком водою до тех пор, пока больной почувствует озноб; тогда окутывали его в овчинный тулуп и оставляли в покое. Корь высыпалась вдруг и болезнь проходила без дальнейших вредных следствий. Усердно занимаются также они прививанием коровьей оспы и весьма были полезны начальству во время Сибирской язвы, появившейся в сем краю в 1815 году.

Ламы состоят под управлением Бандиды Хамбы, в виде Епископа. Сей чин введен начальством для того, чтоб сделать Лам независимыми от Мунгальского Кутухты, у которого прежде искали они посвящения. Сей верховный Лама избирается духовенством и старшинами народными и утверждается Губернским Правлением. Он также подчинен земскому начальству. Несколько Английских Миссионеров, поселившихся в Селенгинске, научились Мунгальскому языку и посвятили себя обращению Бурят в Христианскую веру. Они худо успевали, и тем достопочтеннее неослабевающая их ревность.

Общие замечания.

Крестьяне сего уезда, сверьх хлебопашества, имеют пропитание от скотоводства и овцеводства, от извоза, звериного промысла и рыбной ловли. Черная мерлушка (шкурка ягнёнка) доходила до 7 руб., а сырые скотинные кожи даже свыше 10 р. каждая. Ныне вообще цены на всякую рухлядь очень понизились. — Хлебопашество у крестьян было самое обтпрнейшее; теперь и оно упало, по причине меньшей потребности в хлебе, от вывода из уезда войск, а не менее от того, что городские жители завели собственные пашни. Маймачинские Китайцы пшеницу теперь большею частию покупают от Троицко-Савских жителей. Войска осталось мало, и горожане имеют свой хлеб. И так куда сбывать крестьянину хлеб свой? — Ежели способы приобретения крестьянина, основанные преимущественно на хлебопашестве, будут стесняемы от разночинцев и даже чиновников, завладевших правом крестьянина и не уступивших ему своих, то упадок земледелия, а с ним вместе и части скотоводства, неизбежен. Богатые крестьяне сравняются с посредственными; сии дойдут до бедности; бедные же будут нищими.

Иркутский и Нижнеудинский уезды.

От Иркутска до границы Енисейской Губернии. — Канский волок.

Дорога в Россию от Иркутска проходит по Иркутскому и Нижнеудинскому уездам; прежде до Канска 782 в.; ныне по новому разделению только до Бирюсинской слободы, 667 вёрст. — Отделённые ныне к Енисейской Губернии 115 вёрст, так называемый Канский волок [11], составляют одну из труднейших дорог. Густой лес, болота и болотистые речки, топкий, вязкий грунт, представляли величайшие затруднения в устроении сего пути. С напряжением всех сил Иркутского и Нижнеудинского уездов, дорога сия была отделана и приведена в 1811 году почти в невероятную исправность. Крепкие, почти сплошные гати с частыми трубами и глубокими по бокам каналами; мосты, из которых иные на несколько вёрст простирались; широкая просека лесов, а всего более устроение по всему прежде почти пустому пространству многолюдных поселенческих деревень, совершенно преобразили дикий Канский волок.

Нижнеудинские поселенцы.

Поселенцы развратнейшие, неумолимою, постоянною строгостию превращены были наконец в мирные поселяне. Расчистка пашен и покосов для сих новых деревень стоила им невероятных трудов, и наконец при неослабном понуждении и надзоре, совершилась. Ныне они пользуются всеми выгодами от прежних тяжких работ своих; пашни плодородные, покосы изобильные обеспечивают совершенно нового крестьянина; но проходящие во множестве обозы, доставляют ему довольство и избыток, ежели только не возродится в нём прежнее свойство развратного поселенца — преступника. Не могу умолчать здесь об одном происшествии, доставившем в неурожайный год всем Нижнеудинским поселенцам чудесное пособие. Невероятное множество серн (косуля, дикая коза) по неизвестной причине толпою удалилось от Саянских гор и наполнило все окрестности сих поселений. Ни одна семья не осталась без добычи, и по достовернейшим сведениям, иная добыла по 100 и более серн. Благое провидение, ниспослав новым поселенцам сию неожиданную помощь, как будто хотело вознаградить труды их и влить в них бодрость к новым усилиям, полезным им самим, но ещё более обеспечивающим спокойную и довольную жизнь их потомству.

Весь тракт от Иркутска до Канска устроен был лучшим образом; но содержание его в такой и даже в необходимой исправности, как равно и всех других дорог, есть тягостнейшая повинность для малолюдного, на тысячах верстах рассеянного населения сей обширнейшей Губернии.

Собственно о городе Иркутске, лучшем и богатейшем в Сибири, я ничего не могу сказать такого, чтоб не было уже известно и описано. Река Ангара, здесь протекающая, кажется, менее известна, и потому не излишним считаю поместить здесь краткое о ней сведение. Она вытекает из озера Байкала в 61 в. выше Иркутска. Редко замерзает она ближе 20 вёрст от своего выхода, но по преданию между жителями, в одну зиму замерзала она до самого Байкала. Быстрина её, при ширине и глубине, невероятна: никакая лодка под Иркутском не может идти греблею вверьх воды. Бичева и для мелких лодок шест единственный к тому способ. — Замерзает она у города не ранее, как в Декабре, иногда в Генваре месяце. Образ замерзания её также необыкновенный. По всем замечаниям лёд образуется не столько на её поверхности, сколько на дне. Каменистое дно получает высшую степень холода от промёрзших уже берегов, и потому касающаяся до него вода скорее может обращаться в лёд, нежели поверхность быстрой реки, покрытой тогда густым туманом. Сие доказывается и тем, что многие льдины имеют внизу как будто вдавленные в них каменья. Сим ли необычайным образом, или другим обыкновенным происшедший лёд несётся по реке несколько дней густою массою, и в сие время река поднимается на несколько сажень в вышину и потопляет все острова и низкие берега свои. — В городе, процеживаясь сквозь голешниковый грунт, вода наполняет тогда ближайшие к реке погреба. Сие зимнее наводнение происходит от того, что в сие время река покрыта уже бывает твердым льдом, за несколько сот вёрст ниже Иркутска; следовательно, быстро несущийся густою массою лёд, дошед до сей плотины, спирается, наполняет собою всё русло реки до самого дна и тем необходимо поднимает за собою воду. На других реках случается сие иногда от запора льда весною, здесь, напротив, в жесточайшую стужу. Пред замерзанием Ангары холод несравненно бывает чувствительнее. Это происходит от испарения реки, покрывающего все окрестности густым туманом. Сии водяные пары смерзаются в невидимые иглы, и при стуже хотя 25° производят сильнейшее ощущение холода, нежели после при 38°, когда уже Байкал и река покроются льдом, и воздух освободится от сего мёрзлого тумана. Вскрывается Ангара у города почти всегда между 20 и 30-го Марта. Река Иркут, против города впадающая в Ангару, и все прочие реки ещё надолго остаются под ледяным покровом: но малейшая теплота достаточна уже для Ангары. Луга и острова её представляют тогда обширные ледяные поля, по толстоте своей не растаевающие прежде Маия, но взамен того и в самое засушливое лето покрыты они бывают густою травою. Ангара у города в двух местах, шириною 100 и 300 сажень, глубина её до 8 сажень. Вода среди самого жаркого лета нестерпимо холодна. Она всегда совершенно чиста, подобно ключевой, но груба от большого содержания извести.

Жители.

Жители сих уездов состоят большею частию из Русских Сибиряков (старообрядцев здесь нет) и из Бурят. В окрестностях Байкала скитаются малочисленные бродячие Тунгусы, а от Нижнеудинского уезда к Саянским горам ещё малочисленнейшие бродячие же Карагасы. Русских крестьян единственный способ приобретения состоит в хлебопашестве; скотоводство их только про свой обиход, и город снабжается более пригонным скотом из Красноярска. Земледелие здесь обширное и всеми мерами поощряется начальством; а важная потребность казны и города в хлебе приохочивает крестьян к трудолюбию.

Иркутские Буряты.

Буряты разделяются здесь на семь обществ. 1. Идинское ниже города по правой стороне Ангары, всех менее имеет земель и потому первое усердно принялось за хлебопашество. 2. Балаганское ниже Идинского, по Ангаре же по обеим сторонам реки. Скотоводство его недостаточно для избыточного содержания; почему также имеет обширное хлебопашество. 3. Аларское, влево от главного Московского тракта. Земли его обширные и простираются до Тункинских Бурят. Скотоводство значительное. По примеру других Бурят на удобных местах они развели пашни, и поощряемые Начальством более и более привыкли к земледелию. 4. Кудинское, ближайшее к Иркутску, по Якутскому тракту по реке Куде и до Байкала. Занимается давно земледелием; скотоводство не столь значительно. 5. Верхоленское. По Якутскому же тракту, в верховье Лены до самого Верхоленского острога. Меньшая часть из сих Бурят занимается хлебопашеством, прочие суть скотоводцы и звероловцы. 6. Ольхонское. Самое малочисленное, кочует на острове Ольхоне, на Байкале и по ближнему к нему берегу. Скотоводство, рыбная ловля и отчасти звериный промысел доставляет ему только скудное пропитание. 7. Тункинское, в верховье реки Иркута, около Тункинской крепости и по лощинам Байкальских гор. По бесплодной земле своей ограничены сии Буряты одним скотоводством; места их изобилуют всяким зверем и мягкою рухлядью, особенно белками.

Управление сих Бурят во всем сходствует с описанным у Забайкальских. Старшины их, Тайши и Шуленги, избираются по жизнь и пользуются теми же преимуществами. Разность только в том, что здешние общества малочисленнее, нежели Хоринцы и Селенгинцы, и потому Тайши их и старшины не могли приобресть себе равного с теми уважения от Начальства. Иркутские Буряты остаются ещё при Шаманской вере и свободны от тех значительных расходов, которым подлежат Селенгинцы и Хоринцы от содержания многочисленного Ламского духовенства. Но некоторые Селенгинские Ламы, по соседству с Тункинскими Бурятами, нашли способ обратить многих из них в Ламскую веру, и даже начали в том успевать и у Аларских Бурят.

Все Иркутские Буряты, исключая Ольхонских, Тункинских и части Аларских, не имея обширных земель и быв перемешаны с Русскими селениями, постепенно отстают от кочевой жизни. Все они живут в деревянных юртах, а у некоторых построены даже домы. Почему и те из них, которые меньшим владеют пространством земли, и потому более прилежат к земледелию, образованнее, и кроме языка и одежды близко уже подходят к Русским. Они так же меньше делаются зависимыми от своих старшин, и потому поборы с них становятся равнообразнее.

Тункинские Буряты и особенно Ольхонские, прочих несравненно грубее в нравах. Первые от того, что большею частию рассеяны между гор и преимущественно занимаются звероловством; вторые, по совершенной отдельности своих жилищ на острову Байкала. Между сими последними даже было открыто редкое между Бурят преступление. Тайша их с некоторыми из старшин убил в 1811 году заехавшего к ним на остров для торговли Иркутского мещанина, и присвоил себе его товары. Злодеяние было открыто и Тайша с его сообщниками наказаны кнутом и сосланы в Охотский солеваренный завод.

От Иркутска в Якутск.
Зимою 2604 в., летом 271З в.

По сему пути настоящая тележная дорога доходит только до Верхоленской слободы, 375 вёрст от Иркутска. От Верхоленска плывут по р. Лене до Якутска, или в собственных лодках, или в почтовых. Проезжающие по подорожным берут взамен лошадей гребцов из почтовых ямщиков. Почту везут по произволу почталиона, или берегом верьхом, или в лодке. Лена, сия величайшая по протяжению река в Сибири, стеснена с обеих сторон горными кряжами и имеет берега по большей части узкие, по которым проложена тропинка для верьховой езды. До уездного города Киренска, в 664 в. от Верхоленска, берега ещё довольно населены, в сравнении с остальным пространством до Якутска. Жители, Русские, очень бедны: земледельческие труды их редко награждаются изобильным урожаем; также по узкости берегов мало имеют они пахотной земли, и сено их часто сносится от внезапного наводнения. Весь Киренский уезд, протянутый по Лене на 1000 в. и в левую сторону граничащий с Ангарою, с приписанными к нему по реке Илиму селениями, считает едва 9000 жителей.

От Частинской станции до Дубровны, за Киренским в 264 в. замечательна проведённая чрез высокую лесистую гору дорога. Её расчистил крестьянин, содержатель Дубровинской станции, с пособием своего семейства. Расстояния между станциями водою более 50 вёрст, а по новой дороге, устроенной и для зимних повозок, считается только 29 вёрст. От Киренска обитаемы почти одни станции потомками поселенцев, водворенных здесь за 60 лет.

Против Витимской слободы, 432 в. от Киренска, впадает в Лену большая река Витим. Якутская область начинается в недальнем от сей слободы расстоянии. Здесь уже начинается и свойство Северной Сибири, т.е. что земля летом совершенно не протаевает, а в некоторой глубине остаётся всегда мёрзлою. Река Витим в устье своем шире Лены, течение её быстрее и вершины отдаленнее Ленских. Она необитаема; по ней скитаются одни Тунгусы, которых и земское начальство отчасти тогда только видит, когда собираются они для взноса ясака. В трёхдневном пути от устья находятся слюдяные ломки, обрабатываемые работниками одного купца, живущего в Витимской слободе. Самые большие листы выходили до 1 аршина в квадрате; и хотя слюда по Сибири в большем изобилии, но по сие время Витимские ломки остаются единственными.

Олекминск, бывший уездный город, ныне Комиссарство, от Витима в 654 верстах. Здесь уже редко дозревает хлеб. Лето хотя и непродолжительное, но жаркое; солнце, скрывающееея только на малое время, беспрерывным почти освещением заменяет краткость лета; и 7–8 недель достаточно было бы для созрения хлеба, если б не губили его холодные ночи и инеи в Июле. Здесь покупаются лучшие соболи добываемые на реках Витиме и Олекме, впадающей ниже Олекминска в Лену с правой стороны. Достойно примечания, что Лена как будто бы разделяет собою доброту рухляди. По правой стороне ловятся соболи дорогие и белка черная, на левой же белка серая и соболи низкой доброты, одинаковой с Енисейскими. Лена против Олекминска шириною до 5 вёрст. Подле правого берега заметна ещё светлая вода Витима.

До Якутска остаются ещё 591 в. По станциям водворены за 30 лет поселенцы. Они крайне бедны, и питаются только от содержания станций, получая за них самую скудную плату. Их соперники при торгах Якуты. Для чего же было селить Русских, когда способы их пропитания, даже скудного, ограничиваются одною почтовою гоньбою.

От Киренска лошади кормятся одним сеном, а по недостатку в нём, таловыми прутьями. Зимний проезд по Лене медлительнее, чем по другим дорогам. Да и можно ли требовать скорости от слабых лошадей, при стуже за 40°. В сильный мороз сани не катятся по снегу, а тащатся как будто по песку, и у лошадей от стужи часто течет из ноздрей кровь. Напротив, плавание по Лене приятнейшее: спокойно проплывают в сутки до 200 вёрст, наслаждаясь живописными видами берегов. Обратный путь медленнее; лодку тянут лошадьми бичевою, и туча комаров, по близости берега, несказанно мучит проезжающих. Во время прохода льда ездят по берегу и по горам верьхом. Сверьх беспокойства от таковой езды, некованые лошади часто спотыкаются и проезжий невольно учится крепко держаться на седле и привыкает к терпению, добродетели нужнейшей и полезнейшей везде, особенно же в Сибири.

Якутская область.

Якутск, областной город, и один только во всей области, стоит на левом берегу Лены. Бывшие города, Жиганск, Зашиверск, Оленек, Олекминск уничтожены. Первые три имеют от 5–10 юрт, или домов на образец Якутский; один Олекминск только походит на деревню: в нём около 50 домов. Область простираегася более нежели на 2000 вёрст в ширину, и столько же в длину; но жителей считается в ней только до 70 т. Главнейшее число состоит из Якутов. Только около города на 400—500 в. места кажутся населёнными, потому, что кое-где увидишь юрту и встретишь человека; всё прочее едва можно назвать обитаемым. Примером может служить Зашиверское Комиссарство, имеющее в окружности более 3000 вёрст, а жителей числом менее 3000. В сих пустынях на полной свободе скитаются Тунгусы и Юкагиры. Всё благополучие находят они в бродячей своей жизни. Редко можно встретить из них нещастного; горькая доля сия постигает только того из них, который, лишившись оленей, принуждён жить при реке, где питаясь в изобилии рыбою, хотя обеспечен от голода, но принуждён вести жизнь оседлую, пренебрегаемую Тунгусами. Таковой завидует скитающимся своим собратиям, часто нужду и голод претерпевающим, и взамен от сих бывает презираем, невзирая на его довольство.

В Якутске производится важный торг мягкою рухлядью, и много купцов съезжаются здесь летом на ярмарку. Из отдаленнейших мест области стекаются тогда торговцы. Кроме лучших пушных товаров привозится также много ископаемой кости (мамонтовы рога); лучшая получается с островов ледовитого моря. —

Главный и употребительнейший язык в городе — Якутский. Почтеннейшие дамы (родившиеся в Якутске) говорят сим языком в собраниях и не стыдятся употреблять его, также как в России Французский. Многие козаки забыли природный язык свой; напротив, весьма редко можно найти Якута, который говорил бы по-Русски.

Дороги в разные места Якутской Области.

Все они сходствуют между собою тем, что проезд по ним один верховый, и потому вся разность состоит в меньшей или большей трудности.

Дорожная мера.

Здесь необходимо заметить, что расстояние хотя считается вёрстами, но не меряно, а основывается на одном показании Якутов. Сей народ имеет для расстояния особую, и как кажется, одному ему свойственную меру: они считают по котлам. Каждая юрта или жилище Якута имеет большой котёл, в котором варится для всей семьи сосновая или лиственничная кора (тонкая нижняя кора или кожица, которая покрывает собственно дерево, в Иркутске и Тобольске называется она соком). Время — более часа, потребная на сварение — определяет меру расстояния и называется Кёсь, или котёл. Якуты имеют пешие Кёсы и конные. (Саты-Кёсь и ага-Кёсь). Первый означает расстояние, которое пеший пройдёт в сие время, второй — расстояние всадника хорошею ступью. Из сего видно, что топкая или гористая дорога, на одинаком расстоянии более содержит Кёсей, нежели сухая и ровная. Русские дали Кёсу неправильное название: днище (подразумевая дневный путь), и считают каждый в 10 вёрст. По трудной дороге всегда Кёсь менее 10 вёрст, редко где бывает более.

1. В Оленск или Верховилюйск.

Около 600 в. от города на Запад при р. Вилюе. Дорога проходит населёнными местами, и потому одна из лучших. Вилюй получил название от извилистого течения своего. Вершина его выше Олекминска, он впадает в Лену ниже Якутска в 300 верстах, и имеет пороги. По части минералогической желательно было бы короче познакомиться с Вилюем. Здесь открыты (Профессором Лаксманом) только два неизвестных до того минерала: Вилюид или Везувиан, он же Идокраз или Вилюйский гиацинт, и зелено-желтая Вениса — Олиншолит или Гроссулар. По Вилюю находятся горы каменной соли белой прозрачной, красной и голубой; там же есть и солёные ключи. Сие богатство в соли остается без употребления, потому что Усть-Кутские соленые варницы, выше Киренска на Лене, гораздо выгоднее довольствуют всю область солью. К устью Вилюя приезжают ежегодно из Якутска рыбопромышленники и отсюда снабжают город солёною рыбою [12].

2. Жиганск.

Около 800 вёрст от Якутска на Север, на левом берегу Лены. О дороге ничего иного заметить не можно, кроме того, что она от устья Вилюя проходит местами мало обитаемыми. О величине и населенности сего бывшего уездного города можно судить из того, что в 1804 году разбойничья шайка из 25 человек, проплывая до устья Лены, разграбила сей город и его начальство.

Удский острог.

На Юго-Западе от Якутска. Расстояния полагают до 1000 в. До Амгинской слободы на р. Амге около 200 в. от Якутска, дорога хорошая и идёт по населённым местам. Далее встречаются только бродячие Тунгусы. Горы и болота чрезвычайно затрудняют проезд. При Амгинской слободе производилось прежде Русскими хлебопашество. Оно ныне запущено, чему, может быть, виною и частые неурожаи. Жители, состоящие из священника с причтом и нескольких Русских семей, питаются около Якутов и Тунгусов и — достаточны.

Удский острог стоит на р. Уде, недалеко от Охотского моря. В Удской губе лежат Шантарские острова. Они невелики и необитаемы, но прежде живали на них зверопромышленники. Из Удского вывозят в город белку, лисиц, хороших соболей и лучшие чёрные медвежьи шкуры, также Кабарожью струю или мускус.

Верхоянск и Усть-Янск.

Верхоянск, местопребывание Зашиверского Комиссара, на Север-Северо-Восток от Якутска в 85 Кёсях, около 800 вёрст. Верхоянск составляют на несколько вёрст рассеянные до 5 юрт, из коих главнейшие Комиссара, одного купца и питейный дом. В окрестностях живут Якуты, имеющие ещё старинную простоту и добросердечие. Дорога от Якутска до реки Алдана 18 Кёсей по населённым местам изрядная. Далее до Барылахской станции 43 Кёса проезжают на одних лошадях, по местам совершенно необитаемым. От Алдана проходит она вверьх по речке Тукулану 21 Кёсь до Верхоянской горы, принадлежащей к Орулганскому хребту, отрогу Станового или Яблонного хребта. Путь между гор, по болотной отчасу более стесняемой долине. В позднее лето, когда болото глубже протаевает, проезд едва бывает возможен. Верхоянская гора крута и имеет до 500 сажень отвесной высоты. Она потому замечания достойна, что за ней, до ледовитого моря, не растет ни ель, ни сосна, и проезжий лишается зимою их приятной зелени. С сей горы из озера вытекает река Яна, по которой уже следуют 24 Кёса до Барыласа. От сей станции до Верхоянска 30 Кёсей, и уже кое-где на 10–20 верстах встречается Якутская юрта. В Орулганском хребте открыт был серебреный рудник, но оставлен за 50 лет тому назад. Руду для сплавки возили на Алдан в сумах на вьючных лошадях.

Устьянск более 500 в. от Верхоянска, в 50 верстах от устья Яны в Ледовитое море. Ныне здесь живет только один купец с своими работниками, которых он в начале мая отправляет на острова, где они проводят лето в искании мамонтовой кости.

Зашиверск.

Бывший уездный город на реке Индигирке в 1100 в. от Якутска и около 600 в. на восток от Верхоянска. До Зашиверска едут Верхоянскою дорогою до Барыласа, и отсюда сворачивают от р. Яны в правую сторону по местам ненаселённым. От Барыласа переменяют лошадей только однажды на Табалакской станции. В этом местечке, едва состоящем из 10 юрт или домов, есть церковь, единственная во всем обширном Комиссарстве. Вот приход бесспорно величайший в мире! В один только объезд достанется священнику проехать до 2500 вёрст.

На Юге и Юго-Востоке от Зашиверска кочуют богатейшие Тунгусы в целой Сибири. У многих из них есть по 1000 и более оленей; а у одного старшины Алтахана считалось гораздо более 30 т. Летом, спасая свои стада от комаров, удаляются они в безлесные горы. Сии богатые Тунгусы окружены своими бедными собратиями, с которыми они охотно разделяют свое изобилие. Таковой Тунгус истинно счастливейший человек: он может исполнить все свои желания, ограниченные по его смыслу, и быть благодетелем бедным общественникам, которые его любят, почитают, и что всего лучше, ему не завидуют.

Среднеколымск.

На Восток от Зашиверска около 700 в. Здесь пребывание Среднеколымского Комиссара. Летом дорога чрезвычайно трудная. По моховым болотам едва можно проехать: каждое дерево, на каждом шагу, нагибается к проезжему.

Сие Комиссарство простирается по всей Колыме и впадающим в неё рекам. В нём ещё два острожка: Верхний и Нижне-Колымск. В последнем считается до 40 юрт, и это самое многолюднейшее местечко в области, после Олекминска.

В Нижнеколымске живут козаки для охранения от Чукоч. Они потомки козаков, завоевавших сей край, но мало походят на своих предков. Следующая им хлебная дача доставлялась из Якутска на вьючных лошадях в Верхнеколымск. Сюда они должны были выезжать, строить барку и сплавливать провиант до своего острожка.

Общие замечания.

Якуты.

Якуты разделяются на общества или улусы, а сии на роды, или наслеги; Улусом управляет голова; наслегом — Князец или старшина. Голова избирается из Князцев на три года; князцы избираются бессрочно из народа. Все они подчинены земскому суду; а в Комиссарствах комиссару. Название «Князец» причиною странного, ошибочного понятия о них в России. Их принимали за Князьков, или князей Якутских, и даже в столице величали сиятельными, чем некоторые старшины умели пользоваться. Весь народ ещё до покорения не имел князей, и, следовательно, улусный головы, начальник иногда 15 князцев, имел бы право на предпочтение; но, к нещастию, название его вело к тому незначительному понятию, которое вообще имеют о волостном голове. Якуты, происходящие от Татар, имели прежние жилища по Ангаре и вытеснены сюда Бурятами. Сами называют они себя Саха (в множественном числе Сахалы), и неизвестно почему они прозваны от Русских Якутами.

Якуты менее кочевой народ, нежели Буряты. Для выгод по скотоводству имеют они два жилища: летом, на местах, изобильных паствою, живут они в шалашах конической фигуры, из бересты; а зимою в деревянных юртах, в лесу близь своих покосов. Зимние юрты их довольно теплы и не дымны; вместо печи имеют огромный камин (чувал), построенный посредине юрты из брёвен, обмазанных толсто глиною. В окна вставлены толстые прозрачные льдины. В летнее время, особенно на покосе, питаются они почти одним кумысом (квашеное кобылье молоко).

Обыкновенная их пища состоит из тонкой нижней коры или кожицы на сосне и лиственнице, которую крошат и варят, примешивая к тому немного кислого молока или творогу. Даже богатые Якуты употребляют сию пищу вместо хлеба. Многие Якуты имеют до 1000 и более лошадей и столько же рогатого скота. Овцы, козы и свиньи, также домашняя птица, не водятся по причине жестокой стужи. Осенью большая часть Якутов уходят за промыслом белки, соболей и лисиц.

Живущие при берегах Ледовитого моря Якуты не имеют ни лошадей, ни рогатого скота, по недостатку в паствах и покосах. Льдистая страна, ими обитаемая, научила их держать собак для езды и находить пропитание от рыбной ловли. Летом собирают они множество яиц от пролетной птицы и загоняют гусей и уток во время их линяния стадами в расставленные невода. Зверопромышленность их заключается более в песцах: чем платят они ясак и достают от торгашей нужные вещи.

Якутская область одна из тех немногих стран, где просвещение, или расширение понятий человеческих, более вредно, чем полезно. Житель сей дикой пустыни, сравнивая себя с другими мирожителями, понял бы свое бедственное состояние, но не нашёл бы средств к его улучшению. Он доволен теперь при счастливом своем невежестве. Это доказывают живущие около города Якуты. Горожане, более потомки козаков и бродяг (промышленных), покоривших сей край, вытеснили врожденные у Якутов добродетели и наградили их пороками, для них несвойственными и потому им до того неизвестными. Тщеславие, честолюбие и корысть вселились в старшин Якутских и изобильно питают горожан. Сии просветившиеся Якуты узнали только новые нужды, которых удовлетворить при всех усилиях не могут. Угождая своему тщеславию, они разоряют себя и считают необходимостию то, что по образу жизни их им несвойственно, и даже тягостно. Возбужденное в них честолюбие маловажными отличиями, ими получаемыми, не может насытиться: Желая большего, разоряют себя и своих подчинённых. Жалки сии Якуты межеумки: они уже не могут возвратиться к природной своей простоте. Только в отдаленности от города сохранились Якуты неразвращённые, делящие охотно последний запас свой с нуждающимися и не знающие другой заботы, кроме пищи. Для удовлетворения своих нужд природа снабдила их отличными способностями, а необходимость их изострила. Жесточайшая стужа для них сноснее, нежели лёгкий мороз для изнеженного Русского. Острый глаз Якута не теряет следа звериного ни в траве, ни на моху, ни в каменьях, и он уверен в своей добыче. — Он счастлив, имея необходимое. — Как нещастлив был бы он, если понятия его расширившись, с тем вместе приобрели бы ему некоторые предрассудки и прихоти, свойственные так называемому просвещённому человеку; тогда в пустыне своей, для сего последнего ужасной, он не находил бы покоя и довольства. Теперь в счастливом невежестве своём он даже притеснения от Русских не считает за несправедливость. Он разумеет о них, как об обычае, которому покорялись отцы его и которому и он должен покорствовать.

Пускай просвещение достаётся на часть тех народов, которым провидение указало земли, могущие удовлетворить рождающимся желаниям и соделать их счастливейшими; но да пощадит оно Якутов и подобных им, к которым природа их земли была мачехою. Просветившись, они тем ещё были бы несчастнее, что не могли бы оставить земли своей для приискания лучшей. Не было ли сие одною из главных причин переселения народов? Вероятно, первый толчок произошел от народа, занявшего новые понятия у соседа, более просвещенного и потому искавшего удовлетворить новым желаниям своим в лучшей земле.

Тунгусы.

Ни один Якут не держит оленей, и ни один Тунгус или Юкагир не держит лошадей или рогатого скота: сии два народа единственно питаются звероловством, и часто, особенно зимою, когда свет дневный едва бывает приметен, сносят терпеливо голод. Уже одна совершенная крайность может Тунгуса заставить убить оленя. Тунгус не печется о завтрешнем дне; выходит на промысл, когда истощился запас, и всякая добыча его служит ему пищею. Тунгусы около Охотского моря отличаются названием Ламутов, от слова Лам: море. — Тунгусы, суть поколение Манджур. Манджуры, владеющие ныне Китаем и Манджуры — Тунгусы, какое различие!

Юкагиры.

Сие малочисленное поколение кочует по близости Ледовитого моря между рек Яною и Колымою. Юкагиры составляют остаток сильного прежде народа Омокского, покинувшего сии страны более ста лет тому назад, устрашась оспы, истребившей множество из них. О сих Омоках рассказывают нынешние Юкагиры, что они удалились толпою на острова Ледовитого моря, против устьев Яны и Индигирки. На сих островах находил и я ещё следы их кочевьев, но неизвестно, перемерли ли они все, или перешли на лучшие острова близь Америки. Последнее кажется вероятнейшим, потому, что между Беринговым проливом и устьем Лены много ещё островов, остающихся не известными и способными для Юкагирской жизни. Нынешние Юкагиры в роде жизни и обычаях не различаются от Тунгусов. Некоторые из них, коих предки ещё лишились оленей, поселились малыми обществами на двух реках Анюях, впадающих в Колыму против Нижнеколымска. Они живут по образу Русских и забыли язык свой, привыкнув к Русскому. С жителями Нижнеколымска не сходствуют они только в том, что имеют ещё все природные добродетели, отличающие Тунгуса к невыгоде здешних Русских, потомков козаков и промышленных. Для езды держат они собак и питаются единственно дикими оленями. Продажа выделанных оленьих кож (ровдуги) доставляет им все нужное сверьх пищи. Дикие олени при наступлении лета покидают бесчисленными стадами леса и стремятся к ледовитому морю, где самки их (важенки) телятся, и не быв обеспокоены комарами, изгоняющими их из лесов, остаются до осени и поздно уже возвращаются в леса. На сем странствии оленей жители стерегут их со всею возможною осторожностию у рек, которые им на пути переплывать должно. Как скоро стадо спустится в реку, скрывавшиеся у высоких берегов лодки стремятся его отрезать и поставить против течения. Тогда колют их долгими копьями, и уже ни один олень не спасается. Анюйский Юкагир должен добыть в сие время до 150 оленей, чтоб пропитать семью и собак своих. В сем заключаются все труды его. Остальное время проводит он совершенно беззаботно: курит табак, посещает друзей или играет на самодельной скрыпице сколько умеет. Жена готовит пищу и выделывает кожи. Лучшие красные лисицы (огневки) бегают около его жилища, но его не прельщают: он доволен, имея нужнейшее, не полагая, чтоб излишнее могло умножить его счастие.

Чукчи.

Чукоч причисляют к Якутской области; хотя они живут в совершенной независимости. Полагают их выше 10 т. В 1729 году послан был для их усмирения и покорения Маиор Павлуцкий. Сей храбрый воин многие годы оставался в Анадырском остроге, истребил множество Чукоч, но лишился также почти всех людей своих и наконец сам был убит Чукчами. Страшны были они набегами своими Колымчанам, и только назад тому лет сорок, увлеченные ловкостию и ласкою бывшего Зашиверского исправника Баннера, склонились они пресечь убийства и собираться зимою на реки Анюи для меновного торга. На котлы, ножи, табак и пр. выменивают у них лисиц, одежды из Американских соболей (куньими парками называемые), моржовые клыки и пр. Земля их безлесная: богата одним мохом для их оленей; и они не могли бы привозить на мену подобные товары, естьли б не получали их грабежом или выгодною меною от Американцев за Беринговым проливом. Некоторые из них крестились, для того единственно, что пленяли их подарки крестных отцов. Их видит священник только несколько дней в году и только тогда, когда они исключительно заняты бывают своею меною, и потому невозможно передать им и малейшего понятия о Христианском законе. Предполагая даже усердие священника, подобное обращение Чукоч едва может служить к распространению Христианской веры.

От устья Лены до Колымы на расстоянии 1700 вёрст рассеяно несколько десятков Русских семей, большею частию потомков первых завоевателей сего края. Главнейшие сельбища их на Индигирке. В Нижнеколымске более козаков; мещан и крестьян мало. Они имеют пропитание от рыбной ловли и в простоте не много отстоят от соседних Якутов и Юкагирей. Незначительный лов песцов достаточен был бы для них на платеж податей и покупку рубах и пряжи на невода, естьли б только Якутские торгаши неслыханными притеснениями их не разоряли. Я приведу только один пример такого грабительства, в котором я в 1810 году лично и официально удостоверился. Индигирский мещанин просил Якутского торгаша заказать ему серебряную ризу с позолотою на образ Св. Николая чудотворца. Риза привезена и стоила 70 рублей. Мещанин заплатил тогда же 56 песцов, или по местной цене 56 р. и остался должным 14 песцов. По прошествии семи лет, в продолжение коих мещанин в разное время заплатил ещё 86 песцов, торгаш взял у него обратно ризу и сверьх того вексель на 1200 рублей, за то, что он в первый год не доплатил ему 14 песцов! Эта неимоверная лихва, слишком обыкновенная в отдаленных местах Якутской области, основывалась на следующем расчёте: Торгаш покупал на месте песца в 1 рубль и рассчитывал, что он тогда же в городе стоил 2 р. 50 коп., следовательно, 14 песцов составят 55 р. На сии деньги он мог бы в городе купить товар и продать на Индигирке с обыкновенным барышом 150 процентов; по возвращении опять купить товар, продать его с тем же барышом, и т.д., что составит в 7 лет ещё большую сумму. К сожалению, дело кончилось только мировою, — уничтожением векселя, и также уничтожением всех подобных долгов, почитаемых в то время Якутскими торгашами на Усть-Индигирских жителях.

Сии Русские, подобно соседям их Якутам, не употребляют хлеба, который, к счастию их, им не по вкусу. Они едят рыбу сырую, большею частию мёрзлую, или вареную без соли. Рыбу, гусей и всякое мясо охотно едят протухлое и предпочитают свежему. При сей пище, кажущейся вредною, они бодры и здоровы. Даже венерическая болезнь, к нещастию здесь также повсеместная, не имеет тех ужасных следствий, которые известны в теплейших странах, хотя жители здесь лишены всех врачебных пособий.

Охотская дорога.

От Якутска до Охотска считалось 1014 вёрст. Дорога верьховая, но по трудности своей, единственная в России. Прежде сей путь возможен был только летом. Зимою глубокие снеги, выпадающие в хребтах, делают его не проезжим на лошадях, и заставляли почту и проезжающих в Охотск ездить чрез урочище Омеконь в верховье Индигирки. Сия зимняя дорога составляла до 2000 вёрст и последнюю половину —от Омекони — проезжали на однех лошадях. Лет за 20 сделано распоряжение отправлять почту зимою до Чернолесной станции за Алданом на лошадях, а оттуда соглашённые к тому Тунгусы доставляли уже её на переменных оленях верьхом же, до Охотска. И проезжающие по казённой надобности также возятся Тунгусами. Впрочем, верьховая езда на оленях для непривычного столь несносна, что одна только крайняя необходимость может кого-либо к тому принудить [13].

От Якутска, переправясь чрез Лену, следуют до реки Амги, — 260 вёрст — населёнными местами и хорошею дорогою. Отсюда до Нохинской станции 45 в. и оттуда до р. Алдана 55 вёрст — топи ужаснейшие. Алдан при перевозе более 400 сажень ширины, и здесь последние юрты Якутские. Далее до Охотска только одни станции обитаемы ямщиками. Проехав 25 в. чрез пологий, лесистый и чрезвычайно топкий Алданский хребет, встречается быстрая река Белая. Её переезжают в брод, так как и все следующие до Охотска речки; кроме рек Аллах-Юны и Юдомы, на которых имеются лодки. Все прочие речки не дозволяют употреблять лодки. В обыкновенное время они мелки — и брод на привычных к тому Якутских лошадях весьма удобен. Но от малейшего дождя они прибывают, и быстрина их увеличивается; тогда нет уже возможности переехать речку, не только бродом, но и в лодке; остаётся только терпеливо ждать убыли воды. В некоторых местах случается в день одну и ту же речку перебродить десять и более раз. Дорога или чрезвычайно камениста, с приближением к подошве какой-либо горы, или по лощинам и лесам чрезмерно топка и болотиста. Одни Якутские лошади могут проходить некованые по сим острым каменьям, и только они в силах переносить изнурение от грязей, в которых целый день вязнут под седоком или тяжестию 6 пуд. Мучение по сему тракту коня и седока трудно изобразить; к тому прибавить ещё несносный жар летом и тучи овода, комаров и мошки, и тогда можно получить лёгкое понятие о страдании проезжающего из России в Охотск. Несноснее ещё кажется сия дорога после покойного и приятного плавания по Лене до Якутска.

От Алдана до самой реки Охоты пролегает становой хребет, с многочисленными его отрогами. Самая высокая гора по сему пути, Юниканская, стоит между Аллах-Юною и Юдомою. С её острой вершины видны во все стороны одни горы; но ни одна не равняется ей в высоте. Вид редкий по обширности и дикому величию.

 


1. Гмелин описывает, что Якутский Воевода, вышед из дому в теплой одежде в свою Канцелярию, в расстоянии нескольких сажень, ознобил себе руки и ноги.

2. Прекрасные аметистовые щетки, найденные недавно близь Тигиля, ускользнули от Крашенинникова.

3. В Сибире нет настоящих крепостей. Открытые местечки с небольшим гарнизоном, именуются таковыми в Восточной Сибири.

4. В 1822 году.

5. Потому и сказанное выше о измерении Хамара кажется невероятным. Может быть, высота определена от поверхности моря, а слышавшие о том сочли, что от Байкала, который в сих местах обыкновенно величается названием моря. Высоты гор Байкальских удобно было бы измерить тригонометрически зимою с гладкой поверхности озера. Жаль, что труды Гг. ученых, при сем посольстве бывших, остаются неизвестными публике и особенно жителям тех мест Сибири, окрест которых они делали свои наблюдения и изыскания.

6. Речка или ручей Слюденка известен минералогам по находимым здесь ископаемым. Слюденку прославили: Байкалит, Байкальский Пренит, Глауколит и особенно Лазурик совершенно чистой сини и без колчеданных блесток, которыми наполнен бывает Бухарский. Лазурик находят в самом ручье, куда он сносится с гор; но место рождения его, за всеми стараниями и издержками казны, по сие время открыть было невозможно. Найденный г. Мором в высоком утёсе синий камень, оказался при точнейшем исследовании Глауколитом.

7. Все покушения разводить раков в речках на востоке Урала остались тщетными, хотя расстояния чрез Уральский хребет в иных местах менее 15 в.

8. Верьх искусства в стрелянии из лука состоит в том, чтоб пустив одну стрелу вверьх, перешибить её другою, вслед за ней пущенною. Березовские Остяки в сем искусстве не уступают Нерчинским Тунгусам.

9. Рыси Нерчинские гораздо выше ценятся Вологодских и Вятских. Шерсть на брюшках (черевьях) мягче и 6елее, и имеет черные пятна, которые на Российских мехах бывают вставные или крашеные.

10. О древнем народе, обитавшем сии страны, свидетельствуют их могильные курганы и другие памятники, описанные знаменитым Палласом. Один достопримечательный столп, памятник сего же народа, кажется, остался не замеченным и не описанным. Он стоит вблизи Гусиного озера, в нескольких верстах от Селенгинского солеваренного завода. Столп сей из цельного гранита, вышиною в 2 сажени; половина его в земле. Верьх представляет выпуклой работы лицо человеческое, по бокам два овальные, также выпукло высеченные украшения. Находят ещё древнейшие памятники, как то: топоры и стрелы из красной меди; следовательно, существовавшие еще до употребления здесь железа. И ещё того древнейшие находят около Иркутска: топоры, долоты и стрелы каменные. Топоры и долоты из жада: их нашли в 4 в. от Иркутска в Верхоленской горе, в каменоломне, в глубине 5 саженей от верьха горы. Стрелы из дымчатого топаза или кварца и из глинистого сланца, найдены близ Тункинской крепости.

Китайские летописи — по Де-Гиню — говорят о Сибирском народе, обитавшем в 9 столетии в окрестностях Байкала и называют его: Кие-Киа-зу. Сей народ победил и рассеял одно поколение Гуннов Го-эй-кон.

11. Канский волок проложен не далее как за 120 лет тому назад. Прежде не знали иного пути до Иркутска, как от Енисейска вверх по Ангаре, невзирая на её быстрину и частые пороги.

12. К счастию, весьма редко попадается в Лене ядовитая стерлядь: рыба, совершенно похожая на стерлядь, но которая заключает в себе сильнейший яд, от коего люди умирают чрез несколько часов. Что такая рыба существует, доказано многими нещастными опытами; но не удавалось еще испытать её. Невероятно, чтоб обыкновенная стерлядь, наевшись ядовитым веществом, могла его передать без собственной наперёд гибели.

13. Одни Коряки и Чукчи и малая часть Юкагирей ездят на оленях в санях. Езда верьхом чрезвычайно томительная: на плеча оленя привязывается тонким ремнём мягкая подушка, вместо седла, у которой по низкости оленя нет стремян. Ездоку сидеть должно поднявши несколько ноги, чтоб не задевать ими за валежник или кочки. По отвислости кожи на плечах оленя таковое седло шатается при каждом шаге, и седок непривычный падает наземь ежеминутно, хотя и имеет для удержания равновесия и подпоры палку в правой руке с кольцом на низу, чтоб не грузла в снеге. Невзирая на такое неудобство езды на оленях, Тунгусы никогда не падают, а поднимаются и спускаются с крутых гор без всякой опасности.

II. О Ледовитом море.

Три года я странствовал, по Высочайшему повелению, по берегам и островам ледовитого моря, и вывез из сих суровых стран подробное знание того края и разрушенное здоровье. Приятно воспоминать протекшие опасности и труды: невольно делаешься тогда словоохотным; но я ограничусь только описанием предметов любопытных и отчасти совершенно неизвестных.

Ледовитое море.

Между Леною и Беринговым проливом — ледовитое море состоит из широкого пролива, стесненного с Юга Сибирью, а с Севера цепью больших островов. Пролив сей почти во весь год покрыт льдом, разносимым только несколько недель с Августа месяца [1]. Плавание по нем ныне совершенно невозможно; но как морские путешествия в сих местах многих козаков и флотских Офицеров, не подвержены никакому сомнению, то нынешнюю невозможность плавания должно отнести не столько к медленному обмелению берегов, сколько к постепенному умножению льда (глубина в сем проливе незначительна; от устья Колымы к Северо-Востоку, в расстоянии от берега в 200 верстах, при быстром течении к Берингову проливу, глубины было только 12 сажень). Также встречаются по средине сего пролива ледяные горы, которые досягают до дна морского. — Что море действительно удалилось от берегов, доказывает берег Сибири. Во многих местах утёсистый берег моря прерывается плоским и низким, из которого на несколько вёрст параллельно пролегает возвышение, имеющее несколько сажень вышины; оно в некоторых местах круто, и соединяется беспрерывным увалом с утёсистым высоким морским берегом. На нём находят также много дряблого, полуистлевшего, наносного из моря леса. Всё сие суть явные признаки, что параллельное с низким берегом возвышение (увал) есть древний, а низкий должен быть признан новым берегом, происшедшим от отступления моря.

Что во многих местах берега морские мелеют, а в других смываются, давно уже замечено. Обмеление, имея явным признаком постепенное приращение земли, очевиднее доказывает отступление моря, нежели отрыв берегов может свидетельствовать о его напоре. В последнем случае ужасы разрушения прибрежных мест теряются постепенно в памяти обитателей, и одно только необходимое равновесие смежных вод Океана уверяет в том ум наблюдателя. Причины сего медленного и на несколько веков постоянным оказывающегося движения Океана остаются неисповедимыми, вместе со многими другими явлениями природы. Но здесь не отступление моря, которое в короткое время после последнего плавания Шалаурова и Бахова, было не иначе как самое маловажное, а накопление льда было главнейшею причиною настоящего препятствия судоходству. Достаточно несколько сряду холодных лет, чтоб умножить и толщину, и количество льда: тогда все выше (в примечании) объяснённые причины разрыва и разноса льдяного покрова сего пролива необходимо должны были действовать в несравненно уже сильнейшей степени, чего не дозволяет предполагать природа здешних мест. Одно тёплое лето (от постоянности южного ветра), но всегда кратковременное, не может на сем пространстве вдруг столь много растаять льда, сколько от одного или двух холодных лет накопилось; порыв речной воды, всегда почти в одной силе бывающий, и при тёплом лете не может умножить силы своей до того, чтоб достаточно действовать на наросшую толщину льда; а ветры восточные или западные, разносящие лёд, при постоянности своей, нужной к усилению предназначенного им действия, естественно уменьшают теплоту, навеваемую только южными ветрами. И так лёд более и более должен был накопляться, мало убавляясь каждое лето в количестве, и постепенно умножая толщину свою; чему единственно приписать должно и происхождение, — даже посредине сего широкого пролива, — ледяных гор, достающих до самого дна морского и представляющих вид огромных стен, башен и пр.

По северную сторону островов, в широте 76° и более, представляется открытый северный Океан, никогда не замерзающий, потому что даже в Марте месяце видно было на нём только немного носящихся льдин. Сию незамерзлость моря можно только объяснить обширностию его, дающую полную власть ветром разрушать цепенение его поверхности, невзирая на гораздо сильнейшую стужу.

С сих мест, кажется, всего удобнее можно было бы изведать северные пределы Америки и Гренландии, и даже покушение достигнуть до северного полюса отсюда вероятнее, потому что выигрывается больше времени на морское путешествие, и оно не столь уже может быть продолжительно, как начатое из другой отдалённейшей земли. Главное затруднение состояло бы только в сооружении на Лене судна потребной прочности для подобного путешествия, в приводе его на северную сторону островов, и в приискании удобной гавани. Против самого устья Лены море скорее разносится, вероятно, от сильного напора реки в Июне месяце, две круглые прекрасные гавани имеет Котельный остров, а Фадеевский хорошую бухту. Но здесь всего более должна оказаться истина пословицы немецкой [2], что охота и радение к делу облегчают труды и работу.

Берега.

С грустию взирает странник на умаляющийся рост дерев с приближением к Ледовитому морю. Высокие, прямые лиственницы до самого Верхоянска скрывают ещё постепенно умирающую природу; но отсюда, приметно редея, замещаются кривыми и малорослыми. Толще самого пня становится моховая одежда седого дерева; но далее уже ничто не спасает его от смертоносного дыхания ужасного Севера. Только березовый ерник (betula nana) хочет ещё противоборствовать страшному; но и тот, едва возникший — умирает. Одно дитя Севера — посреди зимы цветущий мох, — покрывает землю, за несколько тысящелетий оцепеневшую. С грустию в душе робостно вступает в сию мёртвую страну чуждый ей, изнеженный природою своей родины иноземец; один долг гонит его вперед и невольно возбуждает ослабевшее мужество. Не скоро привыкает он к новой жизни: человек, сотворённый для всех климатов, приучается сносить трудности от перемены страны, обычаев и самой привычки, только не оставляли бы его бодрость духа и охота к делу.

70-ю степень широты можно в сих местах назвать порубежною линиею для древесных произрастений. Отсюда безлесная пустыня, обыкновенно тундрою называемая, до самого моря покрыта озёрами и лужами. Речки и ручьи редки; некоторые озера глубоки и обширны, и все изобилуют рыбою. Древянистое озеро (по-Якутски Тастах, каменное) между Яною и Индигиркою, примечательно по выкидываемому из него во множестве смолистому дереву (lignum bituminoſum) т.е. дереву, проникнутому земляною смолою. Оно часто заключает куски отвердевшей прозрачной смолы, подобной янтарю по наружному виду, содержащей иногда насекомых. Но смола сия, впрочем, по моему только испытанию, легче янтаря и при сожжении не издает свойственного сему последнему приятного запаха. Лужи, называемые жителями лайдами, простираются часто на многие вёрсты в длину и ширину, но по весьма малой глубине своей, ограничивающейся 1½ аршина, не содержат рыбы. Мертвая тишина сих мест нарушается только летом прилётною птицею. Бесчисленные стада гусей и уток покрывают озера и лужи. Из гусиных пород две малоизвестные: белый гусь (anser niveus), менее серого или гуменника, весь белый, и только последние правильные перья черные, голени и лапки красные. Чёрный гусь, немком названный потому, что летит без крика, величиною с крякву, но круглее и весь чёрный. Из лебедей только два известных рода: больший и малый. Странно, что первый делает себе гнёзда только в лесу, по край тундры; малый же род исключительно избрал себе безлесную тундру. Из прочих птиц замечателен плавунчик (tringa labata), куличок величиною менее воробья и с лапчатыми ногами. Я его нигде не встречал, кроме Барабинской степи. И сия маленькая птичка пролетает необъятное пространство, чтоб здесь спокойно плодиться. Из рода чаек находится не примеченная мною в других местах Сибири чайка-разбойник (larus parasiticus). Туземные птицы заключаются в белой куропатке и белом филине. Также необозримые стада диких оленей укрываются здесь летом от комаров. Напротив, сохатый или большой Американский лось (Pennant: original, moosdeer) не оставляет леса. Годовалый телёнок сего огромного зверя бывает уже с малую лошадь. На восток от устья Колымы, на Барановом камне, водятся каменные бараны, аргали (capra ammon). Из рыб главнейшая рунная рыба, сельдь. Она очень редко заходит в Лену, но ежегодно посещает реки: Яну, Индигирку и Колыму. Из сего можно заключить, что сельдь приходит сюда с Северо-Запада особенным руном, отделившимся от главной её станицы. Сие ещё тем приметнее, что сельдь, ловимая в Яне, мельче той, которая достигает Индигирку, а Колымская крупнее сей последней. Следовательно, быв совершенно одного рода, на дальнейшем пути своем к востоку прибывает в росте. После сельди в большем количестве входит в сии реки Муксун (varietas salmonis eperlani). Осётр, напротив, более стремится в Лену. Особенная рыба омуль (salmo omul: Pallas) попадается по временам в сих реках в великом множестве. По названию сему не должно смешивать сию рыбу с омулем (Salmo autumnalis: Pallas и Coregonis artaedi: Gmelin), принадлежащим единственно Байкалу и по виду похожему на сельдь. Омуль здешний широк и толст, почти круглый, с малою головою. Прочие рыбы: Чир, Щокур, Нельма, известны и в других местах Сибири. Во время пребывания моего на Ледовитом море, найдены были в Янской губе, близь берега затертыми в льду, три Нарвала или морские единороги (monodon). Китов в сих местах никогда не замечено.

Зимою места сии принимают прежний пустынный, мрачный вид свой. В несколько переездов едва увидишь песца или стадо диких оленей, Удивительно, что дикий олень во всё время года, исключая одной весны, чрезвычайно бывает осторожен и уже вдали видит и обоняет человека или собаку; напротив, весною, в Марте и Апреле месяцах, как будто одержимый насморком, не токмо не уклоняется от нарты, но сам ещё спешит к ней, и не прежде удаляется, как сделав в самом близком расстоянии несколько кругов, кажется для того, что не верит тогда глазам своим, надеясь более на обыкновенное ему острое чутьё, в сие время его оставившее.

Езда на собаках.

Езда на собаках очень приятна, поспешна и покойна. Хорошо выдержанные собаки, в случае необходимости, перебегают в сутки до 200 вёрст. Сани, или так называемая нарта, длиною в 1½ сажени, вышиною и шириною в аршин. Она составлена из лёгкого сухого дерева, и все части её укрепляются плотными гибкими ремнями. Полозья тонкие, и чтоб могли свободно гнуться, из мочёной березы. Без подобного екипажа, по льдинам и нагромозженым льдяным горам переходящего, изгибаясь и не ломаясь, и без собак, пробегающих всюду без остановки, невозможно было бы проезжать сии пустыни, кольми паче ездить по ледовитому морю. Сие добрейшее, а здесь и полезнейшее человеку животное, увеселяет ездока в пути весёлым лаем своим, и часто оборачиваясь на бегу, ласкает его взглядом [3]; но нередко также ввергает оплошного ездока в величайшую опасность. Услышав дух от куропатки или песца, собаки стремглав туда кидаются. Тогда самые усталые становятся бодрыми и преследуя дичь, часто свергаются в крутой ручей или овраг. В подобном случае одно спасение в передовой учёной собаке. Без повода, по одному голосу хозяина, она предводительствует в пути и идёт прямо по данному направлению. В сей опасности внимает она усильному крику господина, оставляет и ей равно приятный дух дичи, и вдруг, кидаясь в противную сторону, увлекает за собою не столь разумных товарищей своих, и тем спасает их, себя и нарту от гибельной крутизны.

Здешняя езда на собаках ещё никем не описана: одна Камчатская известна; почему и позволил я себе несколько распространиться о сем предмете. В сих местах запрягают от 11 до 13 собак в длинную нарту; там, две или три собаки везут короткие высокие санки, под низом у коих привязывается поклажа. Надёжные 13 собак везут здесь до 50 пуд, при хорошей дороге в Марте, когда снег от давления ветром угнетён и тверд, и при стуже не свыше 30°, когда полоз уже катится; в большие же морозы он прикипает к снегу, и должен быть тащим усильно. Летом собаки сами находят себе пищу, вырывая земляных мышей, которых здесь множество. Осенью их откармливают рыбою, вообще сельдью. На устье Лены кормят собак осетрами. Когда они от сего изобильного корма утучнеют, берут их на привязь, и неделю и более, смотря по тучности их, нисколько уже не кормят. От сего жир их делается плотным туком, и тогда только могут они быть способны к езде, особенно дальней. Без сего продолжительного воздержания, при первом выезде зимою, трескается у них подошва (подбивают ноги), и они делаются совершенно негодными к езде и становятся только в тягость хозяину.

Зимняя продолжительная ночь в сем северном краю (в зимовье моем, построенном у моря, — от половины Ноября до половины января) только тем бывает тягостна, что сгущённый воздух в сие время располагает к цынге. Езда тогда, хотя и медлительна, но по причине беспрерывного месячного сияния безостановочна и возможна.

Стужа в сих местах менее жестока, нежели обыкновенно предполагают. В продолжение трёх зим не доходила она выше 46° по Реомюру. Мороз уменьшается здесь от сильных ветров, силу коих ничто здесь не останавливает. Напротив, в Якутске в 1809 году стужа доходила до 51°, по наблюдениям незабвенного для сей области Доктора Реслейна [4]. Уверяют, что урочище Омеконь, в верховье Индигирки, — холоднейшее место во всей Якутской области. Здешняя стужа становится не столь чувствительною уже и потому, что одежда, употребляемая жителями, состоит из оленьих кож, легка, тепла, и прилегая ближе к телу, греет и не тяготит.

Лето здесь самое несноснейшее время года. Жары бывают необыкновенные. 6-го Июля 1810 года в Нижнеколымске поднялся термометр Реомюров на солнце до 38°; комаров необъятное множество: в лесу, где стоят здешние острожки, они составляют сплошную тучу. Нечистоты, скрывавшиеся в снегу, наполняют воздух удушающими испарениями. Всюду грязь и вода поверхностная, — потому что и в жарчайшее лето земля не растаевает глубже четверти аршина. Убийственно было бы продолжительнейшее лето.

Берега Ледовитого моря завалены наносным лесом. Брёвна сии, очищенные уже льдинами от коры, выносятся из рек Сибирских в полноводие, и странствуя долго, наконец прибиваются волнами к берегу. Я находил тут только известные роды дерев в Сибири; но сомневаюсь, чтоб около Колымы найдено было камфарное дерево, как сказано о сем в одном сочинении. Мне кажется сие невозможным потому, что замеченное мною за Колымою в щелях морских быстрое течение к Юго-Востоку, не допустит таковое дерево войти из восточного Океана в Ледовитое море.

Пласты земные.

Состав земли поблизости Ледовитого моря представляет непостижимую тайну природы. Крутые берега ручьёв и озер, на несколько сажень вышины, составлены из слоёв земли и твёрдого льда. Льдяные слои большею частию так же лежат горизонтально, как и земляные. Последние всегда покрывают первые. Пересекающие их иногда перпендикулярно льдяные жилы суть новейшего происхождения, от разрыва целой массы снежною водою. Каким образом могли составиться переменные слои льда и земли в горизонтальном положении? Всякие слои происходят от постепенной ненарушаемой осадки; но как себе представить массу воды, по времени замерзшей, покрывающеюся опять таковою же толщею земли, и так далее.

Березы в земле.

Другое непонятное же явление представляют находимые в крутых берегах озёр между Яною и Индигиркою на тундре целые берёзы с сучьями, корнями и корою. Жители называют их адамовщиною, и, к сожалению, истребляют их, употребляя на тундре по необходимости в топку. Береза сия пламени не издает, но только тлеет. Ныне от сих мест первую березинку можно встретить за три градуса широты южнее. Каким внезапным переворотом засыпаны сии деревья? И не доказывают ли они ясно, что в их время Север был гораздо теплее? За две тысячи лет стояло солнце летом только 23-мя минутами выше, нежели ныне, при постепенно умаляющейся косвенности эклиптики, но маловажная разность сия едва ли могла быть ощутительна для растений. — Когда же это было?!

Мамонт.

Север Сибири, — едва ли не преимущественнее Севера Америки, скрывает в мерзлых недрах своих несчётные трупы огромного животного, названного Мамонтом. Открывшийся близь восточного устья Лены труп Мамонта был совершенно свеж, и служил пищею медведям, песцам и собакам. Он лежал близь берега, покрытый льдисто-землистым слоем; угол сего берега, промытый снежною водою, отвалился, опрокинулся и открыл целый бок сего огромного зверя. Постепенно оттаевая, открылась голова, и рога или клыки были первою добычею нашедшего сего Мамонта, Юкагирского князца. Адъюнкт Академии Наук г. Адамс, посланный в сию страну по части натуральной истории, от чрезвычайного в Китай посла Графа Головкина, услышав о сем происшествии в Якутске, поспешил на место. Он застал ещё целым весь нижний бок Мамонта и половину кожи, и многого труда стоило ему очищение костей от мяса. Остов с половиною кожи и множеством волос и шерсти сего, до памяти человеческого рода существовавшего животного, вывезены им в С.-Петербург. Из находимых во множестве на поверхности земной берцовых и лядвейных костей Мамонта, собрал я в Устьянске целый мешок полусухого мозга, таявшего в теплоте и проникавшего масленостию своею холст, и притом не издававшего, при всей своей древности, противного запаха. Рога или клыки сего Мамонта весили каждый 5 пудов, и остов его, как можно видеть в С. Петербургской кунсткамере — выше слонового. Но находили по Лене, ближе к верховью сей реки, рога до 12 пуд весом каждый!

Знаменитые естествоиспытатели согласились назвать ископаемого Мамонта слоном первородным, следовательно, зверем прежнего создания или по крайней мере допотопным. Принимая последнее, необходимо должно отселить Мамонта в ближайшие страны к экватору, а нахождение трупов или костей его отнести, по мнению старинных натуралистов, на счет потопа, воды которого носили множество затопленных слонов и осадили их на Севере нашей планеты (на Юге ещё по сие время не открыты кости Мамонтовые); но неужели в грозное время всеобщего потопа дули одни ветры южные, по направлению коих трупы слоновые неслись по водам к Северу. Влажность и теплота должны были разрушить тела и погрузить кости на дно земное ещё до 50-го градуса широты. По теории же тяготения, вода потопная, обнимая всю поверхность земную, необходимо отливалась от полюсов к экватору, полосе главного вращения, и прерывала тем силу предположенных выше южных ветров.

Каким же способом собрались Мамонты на Севере? Не берусь разгадывать сию загадку, но предлагаю на суд ГГ. ученых мои наблюдения:

1. Вес находимых в Сибири мамонтовых рогов или клыков, следовательно, и величина зверя, уменьшается с приближением к Северу до того, что на островах Ледовитого моря не встречается уже рога тяжелее 3-х пудов.

2. Взамен того увеличивается в сих местах число Мамонтов, и на Новой Сибири на расстоянии версты видел я до десятка высунувшихся из земли рогов. На первом Ляховском острову около 80 лет ищут Мамонтовую кость, и всегда главную добычу промышленникам доставляла отмель на западной стороне острова. При продолжительных восточных ветрах она обнажалась с множеством накатанных из моря рогов. Сие продолжается даже и доныне, и доказывает, что на дне морском покоится великое число Мамонтов.

3. Мамонт одет был шерстью и имел по спинному хребту долгие волосы и на шее гриву. Причисляя Мамонта к слоновому роду, шерсть его знаменует зверя холоднейшего климата, нежели где обитают нынешние слоны.

4. Г. Адамс, отрывая оставшуюся в льдистой земле часть Мамонта, не нашел следов хобота. По строению клыков его — которые нередко бывают до трех четвертей круга в завитости, почему и названы рогами — они мешали ему рвать траву или сучья зубами, и хобот был для него необходим. Придавая ему даже сие нужнейшее орудие, спрашивается, как могло сие множество величайших травоядных зверей существовать на Севере до 76° широты, где ныне царство растений заключается в одних скудных мхах, и где только изредка видна по речкам мелкая травка?

Головы неизвестных животных.

Кроме всюду здесь рассеянного Мамонта, находят на берегах Ледовитого моря головы двух животных, менее известных. Первая, величиною несколько более оленьей головы; зубы животного травоядного. Главное отличие составляют рога. Они покрывают всю голову чрезвычайно толстым пластом, разделяющимся вдоль головы узким промежутком до самого черепа. Нисходя по бокам постепенно, они становятся уже, и не дошед шеи, загибаются к верьху коротким острием. — Всего удивительнее состав сего рога: цветом желтый с прожилками буро-желтыми. Отпиленный кусок по виду трудно распознать от корня карельской березы. Я имею такую голову, но, к сожалению, размытую и поврежденную водою; также один кусок отпиленного рога. Целую голову, хорошо сохранившуюся, видел я в Устьянске у купца Горохова; по моему совету представил он её чрез меня в 1809 году Государю Императору и получил в награду золотую медаль на алой ленте. Вторая, длиною 18, шириною в самом главном месте 7 вершков. Лобная часть поднимается круто вверьх и плоская. Носовая часть к низу сгорбившаяся, покрыта правильно рядами костяных желваков. — Иногда вместе с сими головами находят вещество похожее более на ноготь от когтей, нежели на рог. Самой большой из имеющихся у меня длиною 20 вершков. Они довольно широки, но узки; верхняя сторона почти плоская, нижняя острая, что им придаёт треугольный вид. — По всей длине разделены приметными коленцами, постепенно загибаются к низу и оканчиваются острием. Состав их роговой, но делится по длине на тонкие нити. Внутренний цвет свежих желто-зеленый, — дряблых бурый. — По виду (кроме непомерной величины) они весьма сходствуют с кохтями птиц. Бродячие по берегам Ледовитого моря Юкагиры, стараются отыскивать сии когти. Из свежих выделывают они к лукам подкладочную кость, полагаемую под деревянную дугу лука для умножения его упругости. Буряты и Тунгусы употребляют для сего бычачьи рога, ближайшие к Охотскому морю — китовый ус. Но ногтевый Юкагирский лук превосходит все таковые упругостию, и стрела, пущенная из него к верьху, теряется совершенно из виду. Юкагиры называют головы и кохти сии птичьими, и много между ими сказок о сей чудесной величины птице: или они заняли свои чудеса из 1001 ночи, либо сочинитель арабских сказок заимствовался у них описанием своей птицы Рок. Некоторые из видевших сии головы сочли их носорожьими, а кохти рогом сего зверя. Узкость рога приписывали действию мороза, якобы сплюснувшего природную округлость. Но несоразмерная с шириною длина головы заставляют сомневаться в сем заключении. Рог носорога конический, а не плоский и треугольный; цвет его не желто-зеленый, и он не имеет коленцев. Мамонта долго называли обыкновенным слоном, пока наконец назвали его первородным, допотопным слоном. И сии головы также должны быть по всему причислены к тем родам неизвестных животных (antidiluvien), исключительно от прочих постигнутых совершенною гибелью в том внезапном перевороте нашего земного шара, которым и Север Сибири мгновенно превращён был в льдистую землю. Впрочем почему же и не быть сим головам и кохтям птичьими, когда в северной Америке найден скелет журавля, вышиною в 15 футов? Журавль сей назван Мамонтовым журавлем. Здесь Мамонт употреблён именем прилагательным, означающим огромность и давность.

Острова.

Между Леною и Колымою известны следующие острова: 1 и 2 Ляховские, 3. Столбовый, 4. Бельковский, 5. Котельный, 6. Фаддеевский и 7. Новая Сибирь. Последние 4 острова лежат севернее прочих и простираются от Запада на Восток прямою чертою, с лишком на 600 вёрст. Широта северная от 74 по 77°.

Вид их ещё угрюмее Сибирского берега. Бельковский лежит к Западу от Котельного острова. Он служит только продолжением гряде островов, протянувшейся от Востока к Западу, но по малости своей не заслуживает особенного внимания. Котельный остров, величайший из всех, горист и имеет довольно большую речку Цареву, в которой из рыб водится только зубатка (anarhichas lupus). На сем острову найдены посланными от меня в 1810 году на летование людьми — головы и кости бараньи и рогатого скота, и между прочим голова буйвола с уцелевшим одним рогом. Где то время, когда на сем острову могли пастись стада, и особенно Буйволы? Или они завезены сюда были живые на судах? В песках находятся аммониты с прекрасным жемчужным блеском. На западном берегу сего острова найдена была тогда же могила неизвестного человека, от которого осталось только несколько разбросанных костей: вероятно, тело было вырыто белым медведем. По найденным тут вещам: кресту, стрелам, форме для лития пуль, ношеным котам и несколько мочалам, судить должно, что покойник был Архангельский промышленник, заброшенный сюда с товарищами бурею на пути их в Шпицберген. Древнее днище судовое, неподалеку от сего места, подтверждает сию догадку.

Фаддеевский.

Фаддеевский остров ничего достопримечательного не содержит.

Новая Сибирь.

Деревянные горы на Новой Сибири представляют столь же неизъяснимую загадку, как и льдистоземленые слои, выше сего описанные. На южном береге сего острова стоит утёсом гора, составленная из горизонтальных толстых пластов песчаника и брёвен лоснящегося смолистого дерева (lignum bituminosum), один другого покрывающих до самого верха. Всходя на гору повсюду попадаются в камень отвердевшие угли, по виду сосновые, покрытые местами как будто тонкою пепельною плевою. Вид сей столь обманчив, что в первый раз покушаешься сдуть приставший пепел, но он уступает едва ножу. На вершине новая странность. По самой гриве горы выходят из камня в один ряд концы брёвен смолистого дерева, расщепленные, вышиною в четверть и более, и плотно друг к другу примкнутые. Здесь брёвна в отвесном положении, а в утёсе той же горы — в горизонтальном! Сии явления столь непостижимы, что никакие умозаключения, кажется, не могут иметь здесь места. В 1809 году открыл я сей остров и проехал по его южному берегу с лишком 200 вёрст. По направлению берега от Запада к Югу должен я был в первый проезд предполагать, что земля сия значительной величины. По сей причине и по особенной угрюмости страны — назвал я сию землю Новою Сибирью, которое имя в 1810 году Высочайше было утверждено.

Южные берега сих островов довольно имеют наносного леса, напротив, северные в некоторых только местах. От северных берегов не далее 25 вёрст простирается лёд, а за ним открытое, незамерзающее море. С Котельного и Фаддеевского видны к Северо-Западу и к Северо-Востоку синеющиеся вдали горы, до которых, впрочем, на собаках достигнуть уже не возможно.

На островах сих встречаются изредка дикие олени. Из птиц зимою, кроме белых куропаток, не замечено, и к удивлению они крупнее, нежели водящиеся на матерой Сибири, и мясо их нежнее. Летом плодятся здесь гуси и некоторые роды уток. Белые медведи имеют здесь главное своё пристанище, и отсюда уже посещают матерую Сибирь. Они делают себе на зиму берлоги в ручьях, в снежных забоях, и выходят с медвежатами в первых числах Марта. — Зверь сей неповоротлив и ни в чём не подтверждает тех ужасов, которые разглашены о нём путешественниками. Его легко убивают, даже насаженным на палке ножом, с помощию одной или двух собак. Отличительная черта его от Черного медведя, и кажется ещё не описанная, состоит в том, что он никогда не становится на дыбы. — Замеченная мною величина белого медведя также не соответствует известным описаниям. Из 15 нами убитых самый больший был только трех аршин длиною.

Прочие острова, именно: два Ляховские и Столбовый, как ближайшие к матерой земле, особенного описания не заслуживают. Последний, лежащий между Леною и Св. мысом, или первым Ляховским островом, назван столбовым потому, что составляется вершиною высокой из моря поднимающейся горы и вдали являет вид столба. Многие кресты, на нем поставленные мореходцами, доказывают также прежнюю возможность плавания по сему морю.

Показываемый на картах поблизости св. мыса островок Св. Диомида ныне не существует и по показанию жителей никто и от отцов о существовании его не слыхивал. Вероятно огромная ледяная гора показалась плывшему в 1755 году Лейтенанту Лаптеву в тумане островом, и с его карты перешла и переходит на другие. —

В заключение сей статьи считаю нужным упомянуть ещё об одном явлении на Ледовитом море. Весною вообще все предметы на море чрезвычайно далеко видны. Гора Муксуновка, не имеющая ещё 500 сажень отвесной вышины, видна бывает за 250 в. и более, и т.д. Но в то время, когда уже поверхность снега начинает несколько таять, с матерого берега Сибири чрез все море 450 в. видны иногда бывают деревянные горы на Новой Сибири, которые только вышиною не более 30 сажень. Чему сие приписать? Или особенному преломлению лучей, выходящему уже из известных правил, или большей сплюснутости земли с приближением к Полюсу.

 


1. Таяние, разрыв и разнос льда происходят: от летней теплоты, разводящей снег и изрыхляющей поверхность льда; от чрезвычайной летом прибыли и стремления воды из больших рек Сибирских: Лены, Яны, Индигирки и Колымы; и наконец, сильные продольные по проливу (восточные и западные) ветры приводят всю ослабшую массу льда в движение, продолжающееся до конца Августа, когда усилившаяся стужа восстановляет прежний порядок, на короткое время изменившийся.

2. Lust und Liebe zum Dinge, macht alle Mühe und Arbeit geringe.

3. Это не сентиментальность. Здесь и лучшие сентименталисты оставили бы свои мечтания; но человеку с чувством, ценящему здраво свое положение, на Ледовитом море дорога и улыбка (!) собаки.

4. Реслейн, Коллежский Советник и Главный Медик области, был один из благотворительнейших мужей своего времени, но притом имел величайшие странности. Ни от кого не принимал он за лечение денег или подарков; большую часть жалованья своего оставлял в казначействе и брал только то количество, которое считал необходимым на скудное свое содержание. Едва ли какой-либо циник новейших времён мог превзойти его в образе жизни, но зато готовность помогать ближнему была в нем беспримерная. Зимою, в жесточайшую стужу, носил он летнее платье: мундир, шляпу и редко суконный плащ. Я был невинною причиною смерти его. В 1810 году доносил я начальству о необыкновенной между Якутами болезни проказе (Elephantiasis), заразительной и в некоторых семействах даже наследственной. По Высочайшему повелению поручено было Реслейну отрядить в те места одного из подчиненных ему лекарей, для исследования и пользования. Он сам принял на себя сию обязанность, и невзирая иа престарелые лета (ему было за 70 лет) отправился он в Среднеколымск. Из Якутска выехал он в Октябре, и несмотря на стужу, в суконном платье. Чтоб согреться, принужден он был часто слезать с лошади, бегать, кувыркаться. Сим странным образом проехал он более 1500 вёрст, но ознобил себе ноги. Его уже в тёплой одежде и на носилках доставили в Среднеколымск. Здесь отрезал он сам себе ножные пальцы и чрез полгода скончался. Среднеколымск гордиться должен прахом сего друга человечества.

Сорок лет служил он в Сибири, и долго был в Камчатке. Он оставил множество рукописей, доставленных его наследникам. Наблюдения сего учёного мужа должны быть по всем частям весьма любопытны.

III. О Байкале.

Озеро Байкал, в 62 верстах от Иркутска, вверьх по Ангаре на Юго-восток к Югу, подробно описано в 1770 годах Академиком Георги, помощником знаменитого Палласа. Он целое лето употребил на объезд сего обширного озера, от выхода из него Ангары, нижнею называемой, до верхней Ангары, впадающей в Байкал с Северо-востока, а оттуда до устья Селенги. Описание его подробно; но он в одно лето не мог истощить своего предмета. Много явлений представляет Байкал, оставшихся неисследованными и неразъяснёнными; а оказавшаяся в нём за несколько лет тому назад, неизвестная прежде, прибыль воды, остаётся неизвестною. Не касаясь, сколько можно, того, что известно уже о Байкале, я помещу здесь вкратце то, что считаю необъясненным, предавая оное на суд гг. учёных.

1. Глубина Байкала остается не измеренною. На одной из карт сего озера, помещённой в Сибирском вестнике, показана глубина между нижнею Ангарою и Селенгою от 450 до 580 сажень; но неизвестно, когда и кем делано сие измерение; по крайней мере я не слыхивал, чтобы сим занималось Адмиралтейское в Иркутске управление, как делом, требующим особых приготовлений и довольно затруднительным. До открытия наместничеств, при Губернаторе Кличке, старались по его приказанию, измерить глубину Байкала, и тысячью саженьми не могли достигнуть дна. Может быть, вес привязанной к верёвке тягости не соответствовал длине её, не натягал её, но плавал, и потому опыт сей, произведённый, вероятно, людьми несведущими, также не может быть принят за основание. Остается только известным, что весь западный берег Байкала, состоящий из высоких отвесных утёсов, в весьма редких местах, близь самого берега, представляет отстои или якорные места. Везде глубина недостижимая для якорного каната [1]. От сего и плавание по Байкалу, — невзирая на малую ширину его (в обыкновенном переезде 86 вёрст) опасно. Порывистые внезапные ветры, — шквалы — из ущелин гор, не всегда позволяют галиотам употреблять верхние паруса, не подвергаясь опрокинутию, и приближение к утесистым берегам угрожает гибелью. От переменных ветров нередко случалось, что даже при опытном штурмане, галиот странствовал по озеру до 17 дней, не достигая ни того, ни другого берега.

2. Из сего можно заключить, что не только купеческие суда (дощаники), плывущие одним кормовым ветром (Фордевинт), но и галиоты не представляют совершенной безопасности при переезде сего озера, не говоря уже о медленности от выжидания постоянного для дощаников ветра. Купеческие суда перевозят летом Китайские товары на многие тысячи, и таковая медленность, а осенью даже и опасность, — необходимо нарушает иногда торговые расчёты Кяхтинских купцов. Одно учреждение пароходов может доставить безостановочное плавание по Байкалу, и покорить сие бурное, бездонное озеро постоянному судоходству. Ежели каменный уголь предпочитается древесному, или для содержания равномерного жара под паровым котлом, или по меньшему пространству нужного на его помещение, то около Иркутска находятся неистощимые его пласты, остающиеся ещё без всякого употребления. Одни выгоды хозяев купеческих перевозных судов будут долго противиться сему нововведению; может быть, и самые предрассудки некоторых Кяхтинских купцов послужат к его отклонению; но благодетельная воля Правительства в скором времени может доказать вместе и необходимость, и пользу от учреждения на Байкале одного или двух пароходов для товаров, проезжающих и колодников.

3. Байкал при малой ширине его — от 30 до 100 вёрст, при длине более 600 вёрст и по крутизне берегов имеет волнение неправильное и волны бывают иногда необыкновенно высокие. Но замечено нередко, что и при жестоком ветре волны бывают менее, нежели при умеренном — и также замечено, что иногда, по средине озера при безветрии высокие волны вздымаются полосою, за которою видна гладкая поверхность воды, Сие невольно ведёт к предположению подводных в Байкале ветров, вырывающихся из подземных его пещер от разложения гасородных веществ. Байкал сам по себе представляет явные признаки того, что ложе его произошло от оседа земли при сильнейшем землетрясении. Отрезанные его утёсы показывают явные следы остатков гор, обрушившихся в новосозданную пропасть. Горы, его окружающие, свидетельствуют о бывших здесь волканах, а существование здесь подземного огня доказывают многие горячие ключи при берегах его. Окрестности его ежегодные ощущают землетрясения. Нынешний Байкал, по вероятнейшему заключению, выводимому из его направления, занял и расширил русло верхней Ангары; составлявшей до того одну реку с нижнею Ангарою.

4. Байкал окружён высочайшими горами. Покрывающая их зимою необъятная масса снега по растаянии безостановочно по крутизнам скатывается в озеро. Несколько сот речек, из дальнейшего расстояния, приносят ему снежную и ключевую воду. Несколько значительных рек впадают в него; из них главнейшие: Селенга, Турка, Баргузин, верхняя Ангара и Снежная. Селенга и верхняя Ангара одни гораздо более приносят Байкалу воды, нежели выносит из него нижняя Ангара, которая при выходе своём из озера хотя и широка и чрезвычайно быстра, но очень мелка и наполнена величайшими каменьями — обломками гор, обрушившихся при провале Байкала. Куда же исходит остальная вода? Испарением? Расчёт испарения не достаточно изъясняет сей феномен — в Каспийском море, по пространству своему менее Байкала принимающем воды и лежащем в теплейшем климате — следовательно более способствующем испарению. Подземным сообщением? Ещё невероятнее, чем при Каспийском море и Арале. Гораздо большее отстояние Байкала от ближайшего моря, чрезвычайная высота его над поверхностию морскою, удаляют всякую мысль от подземного сообщения с Океаном.

Теория о происхождении родников и ключей остаётся ещё неудовлетворительною. Из многих по сему предмету ипотез естествоиспытателей — мнение о восходящей воде из глубины земной, может применено быть к Байкалу, и несколько объяснить расход необъятной его водяной массы. Сему способствует и возвышение его над всею к Северу от него простирающеюся страною. Избыток его, проходя в подземные хляби, воздымается в ключи и родники, и распределяется по водам Сибирским. А потому и глубина сего озера необходимо должна быть чрезвычайная. В подкрепление сего мнения могу привести одно обстоятельство, замеченное в 1818 году. Прибыль воды в Байкале не замечена, несмотря ни на большие снеги, ни на продолжительные дожди. Осенью только возвышался он на четверть или пол-аршина. В сем году поднялась в нём вода летом более сажени и долго оставалася на сей мере. И нынешнее его возвышение превосходит прежнее стояние воды; что всего яснее доказывает песчаный узкий берег, отделяющий залив прорвы Посольской от Байкала. В сию необыкновенную прибыль воды в Байкале, отстоящая от него на Запад-Северо-Запад в прямом расстоянии более 120 вёрст, —речка Иреть, вытекающая у подошвы горы в значительном уже русле, наводнила степь Аларских Бурят, по которой она протекает. Она не могла получить сие изобилие воды от дождя, потому что прибыль её оказалась подземною и внезапною. — Для объяснения сего можно предположить, что некоторые исходы Байкала, засорившись, не принимали в себя всей прежней воды и подняли её в озере; сия же речка, имея подземное сообщение с Байкалом, получила от того временное, необыкновенное притечение. — При большем населении Сибири, или при старательном наблюдении прибыли и убыли в реках, родниках и ключах окрест Байкала, вместе с обыкновенным стоянием воды в озере, и причин чрезвычайных, внезапных наводнений от рек (как то случалось в Верховье Лены в засушливое лето), вероятно подтвердится ещё более подземное сообщение Байкала. Возвышение воды 1818 года заставляет справедливо опасаться на будущее время ещё большей внезапной прибыли. Гг. учёными в свите Графа Головкина найдено, что Байкал 60 саженями, на 61 версте расстояния по реке, выше Иркутска. При всей необыкновенной быстрине Ангары, внезапная и постоянная прибыль в Байкале — угрожает сему городу величайшею опасностию, и потому желательно было бы подробнейшее исследование сего озера.

5. Ветры на Байкале постояннейшие, продольные по длине озера от Северо-Востока и Востока, или от Юго-Запада и Запада. Жесточайшие бывают Северо-Западные. Южная и Юго-Восточная часть Байкала окружена высочайшими хребтами гор, — но ветры, с них дующие, тихи и весьма редки. Чем можно объяснить сие неестественным кажущееся явление?

 


1. В 1817 или 18 году провалился сквозь лёд стопудовый колокол в четверти версты от низменной косы Голоустной речки. Глубина здесь оказалась 100 сажень.

IV. Измерение градуса широты на Байкале.

Все занимавшиеся сим многотрудным делом ученые, затруднялись в приискании горизонтальной поверхности достаточной длины, для основания на ней тригонометрических измерений. В Северной Азии нет к тому удобнейшего места, как поверхности замерзшего Байкала. Он представляет в одном месте горизонтальную поверхность гладкого льда на двести вёрст, или 2 градуса, а в множайших местах дает удобство для одного градуса. Ежели б сверьх простого, плоского измерения от Юга на Север одного или двух градусов широты потребовалось ещё для большей верности связка треугольников, требующая примечательных мест, то и сему требованию удовлетворяет Байкал в полной мере. — Высокие утёсы, его окружающие, чернотою своею резко отличающиеся от ледяной равнины, доставляют к сему все удобства. Можно будет длиннейшими линиями рассечь всю окружность Байкала, и соединив в треугольники, кроме главного дела, составить вернейшую съёмку всего Байкала, и при том определить тригонометрически высоту всех отдельных гор, видимых с его поверхности. Также и глубина Байкала может быть удобнее измерена зимою.

С Генваря по Апрель в течение трех месяцев Байкал представляет безопасную ледяную площадь, и сего времени слишком кажется быть достаточным для совершения всех сих измерений.

V. О Амуре.

Амур, одна из величайших рек Азии, составляется стечением двух рек: Шилки и Аргуни. Соединением сих рек, или началом Амура, оканчивается определение границы России Графом Саввою Владиславичем. Отсюда до устья своего в Восточном Океане протекает Амур огромною рекою более 3000 вёрст, чрез земли мало обитаемые, и того ещё менее известные. По всему пространству сему кочуют Манджуры и другие одноплеменные им народы и близь устья Гиляки. Манджуры даже после покорения Китая остались в своей земле кочевым народом. Малое число так называемых городов, к Югу от Амура, не столько составляют жилища оседлых Манджур, сколько служат местами заточения Китайцам. Главное занятие народа, завоевавшего Китай, остаётся и ныне скотоводство и звероловство. Гиляки живут рассеянно на устьях Амура и питаются рыбною ловлею и охотою. Жилища их посещаемы были Русскими ещё в 17 столетии; и ныне промышленники из ведомства Удского острога Якутской области, часто встречаются на соболином промысле с Гиляками, но при всём том о них, кроме имени, почти ничего не известно.

В 17 столетии весь Амур принадлежал Россиянам. — Козаки и промышленные тогдашнего времени, истинные странствующие рыцари, жаждущие приключений, узнали от Ленских Тунгусов об Амуре и орошаемой им плодоносной стране, и известились в особенности об окрестностях его, изобилующих соболями лучшей доброты. — Подобно Испанцам, алчным к золоту Американскому, козаки пленялись соболями [1]. Они решились идти на Амур и достигли его, преодолев на дальнем пути от берегов Лены, все те препятствия, какие неминуемо должно было встречать в стране дикой, наполненной высокими горами, непроходимыми лесами и болотами. Горсть отважных вскоре умножилась новыми пришельцами — тою же прелестью влекомыми, и равно неутомимыми и неустрашимыми. Они построили себе суда и дошли до устья Амура, всюду распространяя владычество России. — Иные даже пускались по морю до Охотского берега, конечно не зная всей опасности, которой подвергались они на сем бурном море, в плоскодонных судах своих, без всякого железного укрепления. Робкие племена Амурские были обложены ясаком, и богатая добыча в соболях наградила необычайные труды и невероятную, но по подвигам их уже достоверную храбрость сих единственных завоевателей. Вскоре построили они город Албазин (по течению реки около 700 в. от Нерчинска) и обнесли его бревенчатою стеною (острогом), составлявшим тогда и там неприступную крепость. Якутские воеводы, видя успех основателей Албазина, не уважая отдалённости его от Якутска (более 2000 вёрст) и не заботясь о пользе России, для собственной корысти только причислили его к своему воеводству и усилили Козаками и черносошными. Хлебопашество на Амуре доставляло изобильное пропитание жителям, и новая колония укреплялась и преуспевала.

Обладатель Китая великий Канг-хи, дед коего из малого начала совершил завоевание сего Государства, вознегодовал, узнав, что несколько сот пришельцев довольно счастливо подражают предку его, покоряя отечественные его земли; но многочисленные отряды войска его были рассеваемы храбрыми козаками. Робкие Китайцы и несколько уже тогда изнеженные Манджуры, невзирая на величайшее превосходство в числе, всегда были побеждаемы. Наконец целая армия и множество судов с великим числом пушек, обложили Албазин. — Несколько месяцев продолжалась осада деревянной сей крепости, едва заключавшей 500 человек. Болезни, недостаток в съестных припасах и порохе, принудили наконец оставшихся в малом числе Албазинцев сдаться Китайцам. Большая часть из них отведена была в Пекин, где потомки их и по сие время известны под именем Русских, хотя язык Русский и обычаи давно уступить должны были Китайским. Город Албазин был срыт до основания. Ежели б в то время сообщение с Москвою не было столь затруднительно и медленно (около года требовалось на то от Нерчинска до столицы), или если воеводы Сибирские были бы деятельнее, без соперничества во власти и корысти, то козаки Албазинские, получив своевременную помощь, могли бы выдержать осаду до зимы, и Албазин и Амур остались бы за Россиею. По удалении Китайцев оставшие Албазинцы снова заселили свой город, но выведены были вскоре по указу Боярина Головина, заключившего мир с Китайскими уполномоченными в Нерчинске.

Так пал Албазин, незабвенный памятник счастливой дерзости и невероятной предприимчивости в храбрости Сибирских козаков. К сожалению, История Сибирская и вообще Сибирь столь мало известны, что едва ли кто вспомнит о Сибирских козаках. Хотя корысть к соболям более, нежели другое высокое чувство воина, направляла, одушевляла их непреодолимым мужеством; но дела их останутся чудесными — беспримерными. Одних флибустиеров можно сравнить с ними, но только в дерзости и отчаянной храбрости. Флибустиеры были ни что иное, как морские разбойники: напротив, козаки являются воинами неутомимыми, покорявшими земли и народы своим Самодержцам. Козаки должны были сверх того на походах своих преодолевать все незнаемые теми препятствия, которые встречались им на каждом шагу, в земле неизвестной, дикой, необъятного пространства, и от народов неприязненных и в сравнении с ними весьма многолюдных. Флибустиеры менее проплывали пространства морем, нежели козаки проходили трудною пешею ногою. Но все удивляются делам флибустиеров, а козаки Сибирские и в России едва ли не забыты.

Вскоре после разрушения Албазина назначен был в Нерчинске съезд уполномоченных Российских и Китайских. Россия принуждена была уступить Албазин и Амур, и назначено было определить точнейшим образом границу обеих Империй. Для сего впоследствии избран был Иллирийский Граф Савва Владиславич. Он определил границу, но только до Амура. Вероятно, не хотел он более ещё затруднить будущее возвращение потерянного края.

Нерчинский мир заключен был Боярином Головиным с Китайскими уполномоченными и Езуитами. Из образа переговоров можно заключить, что уступка Амура была вовсе не добровольная, а принуждённая. Китайские вельможи имели с собою многочисленное войско и ожидали ещё подкрепления. Головин не мог им противупоставить столь же сильных доказательств — и должен был опасаться, что при упорстве его многочисленное Китайское посольство займёт всю страну до самого Байкала. Тогда труднее было бы доказать им их несправедливость.

Таким образом лишилась Россия одного из драгоценнейших своих завоеваний. Амур имеет почву плодоноснейшую, воздух благорастворенный и защищается от Севера высокими хребтами гор. И теперь ещё при Албазинском пепелище произрастает хлеб сам собою, на пашнях Русских изгнанников. Река изобилует всякою рыбою, даже белуга из Амура доходит по Шилке до самого Нерчинска. Ныне составляла бы сия страна богатейшую и многолюднейшую область Сибири. Между Балтийским морем и восточным Океаном существовало бы водное сообщение, прерываемое на 10 т. верстах только тремя промежутками или волоками на 400 вёрст. Неисчислимые выгоды для торговли! Япония, в ближайшем расстоянии от устья Амура, давно была бы принуждена открыть нам свои гавани. Южный Океан и Индийское море, соделавшись не столь отдалёнными от России, тем самым отвратили бы необходимость получать тамошние произведения из других рук и платить за то посредникам в сей торговле. Охотск и Камчатка, сии пустынные провинции, ежели б и тогда ещё могли быть нужными, не стоили бы уже тех сумм, которых требуют ныне от Правительства на своё содержание: доставление всех потребностей морем с изобильного Амура ограничилось бы весьма умеренными издержками.

При Амуре и Сибирь содеялась бы страною благословенною. Тысячи бродяг, ежегодно извергаемых Россиею, предназначаемых к населению и обработыванию земель Сибирских, но большею частию тягостных коренным жителям, на Амуре превратились бы в полезных поселян. Почва плодоносная и все способы к безбедному содержанию, к обогащению, возбудили бы прилежание свободное, и удержали бы их на местах своих; а отдалённость отняла бы и у развращённейших надежду к побегу и возможность к бродяжеству. Тогда Сибирь не казалась бы им уже обширною темницею; добровольные поселенцы спешили бы занять край благодатный, лучшая нравственность, художества и искусства не были бы уже редкостию в Сибири. Китайцы, оставляющие тысячами тесное своё отечество, нашли бы на Амуре сельбища изобильные и обогатили бы новое отечество работою и примером единственного трудолюбия.

Амур — в плодоносной почве своей и удобном сообщении Сибирских рек с восточным Океаном — заключает богатство неистощимейшее и несравненно превосходящее златоносные пески восточных покатей Урала. И почему же не предположить, чтоб отлогогости гор, осеняющих Амур, не содержали подобные Уральским слои златоносных песков. Я в другом месте старался доказать, что как Урал составляет западную, так Яблонный хребет представляет восточную естественную границу Сибири. Яблонный хребет восточными и южными покатьми касается страны Амурской. Уральские покати к востоку содержат песчаные слои, изобилующие золотом, нанесённые сильным стремлением вод (по мнению Профессора Эрдмана). Отлогости Яблонного хребта может быть от той же великой причины содержат подобные же богатые слои. Южная сторона нашего Алтая к Бухтарминску, изобилует серебром в новооткрытых рудниках; почему же не полагать и в Амурских горах дорогих металлов ещё в большем обилии.

Сколь легко было бы ныне России возвратить себе то, что приобретено было за 150 лет храбрыми козаками и отнято насильственным мирным договором! Теперь Китай ни в чём не разнствует от Китая тогдашнего времени, кроме того, что Манджуры, во множестве оставившие природные земли, ныне сравнялись изнеженностью с Китайцами и лишились прежнего воинственного духа. А Россия? И что может затруднить могущественную Россию? Защищать Амур от всей Китайской силы, — для которой и ныне неприступны деревянные крепости с Русским гарнизоном, — достаточно двух регулярных полков. — От снисхождения возросшая гордость Китайская будет тогда унижена и возобновившееся мирное сообщение двух держав, более сближенных в новых пределах, восстановит скоро и сухопутную торговлю, но в виде совершеннейшем, обширнейшем и с большими выгодами для нашего отечества.

Неужели все сладкие мечты сии о благе любезного отечества и новом возрождении Сибири почтены будут только выродками ума легкомысленного, — дерзкою — неосновательною мыслию? Выгоды и торговли с Китаем превысят ли будущую неисчислимую пользу от обладания Амуром? Да послужит мне тогда извинением пламенная любовь к России и её славе. Неопытный ум, незнакомый с расчётами, покорился фантазии; в душевном восторге начертал он себе прелестную картину оживлённой Сибири, вообразил себе соотечественников, унижающих гордыню Китая, возвращающих себе достояние предков; видел Пекин и Париж равно досягаемы для великого Монарха России. Не моря преплывать Его воинам: твёрдою ногою покоряет Он воле своей державы, разделённые полсветом. Виновен ли мечтатель, что любимые мечты его кажутся ему удобоисполнимыми, полезными, увеличивающими славу отечества?

 


1. Из Герберштейна известно, в какой неимоверно высокой цене были тогда соболя в Европе. Сорок хороших соболей был тогда истинно царский подарок.

VI. Водяное сообщение в Сибири.

Ни одна страна в свете (не исключая даже Северной Америки) не имеет столь удобного водяного сообщения, как Сибирь, но судоходство по рекам Сибирским конечно ещё в младенчестве. Здесь грубо сплоченные суда, без особенных пособий искусства, едва двигаются по пустынным водам обширнейшей страны. Население, торговля, промышленность Сибири столь ещё не соразмерны пространству её, что занимающиеся судоходством, следуя ныне ещё одному обычаю и отцовскому примеру, со всеми предрассудками и отвращением к новизне, не могут и не имеют надобности желать улучшения или преобразования своей судопромышленности. Сухопутная перевозка тягостей соперничествует в Сибири водяному пути в скорости и дешевизне. Сей последний предоставлен воле и способностям каждого, и вероятно ещё долго останется без усовершенствования. Воды Северной Америки покрываются сотнями пароходов, там промышленность обширнейшая поощряет и ободряет искусства; там водяное сообщение почти устранило сухопутное, и усилие ума, возбуждённое выгодою общею и частною, сглаживает все препятствия, природою поставляемые. Сибирские реки носят одни барки квадратные, движущиеся всеми боками по воле быстрины и ветров, тяжелые суда, дощаники и шитики плоскодонные худого скрепления, несомые течением, а вверьх реки медленно подвигающиеся бичевою или завозами. Огромный парус редко поднимается: он служит при одном кормовом ветре (фордевинт), изменяющемся уже при первом повороте реки. Даже бурный, опасный Байкал не имеет иных судов; и самые казённые галиоты, существующие там для перевоза колодников и пасажиров, по свойству сего единственного озера, носятся иногда ветрами 15 и более дней.

Ныне существующий ход Сибирских и Китайских товаров большею частию сухопутный чрез всю Сибирь. — Редко до 30 т. пудов перевозится отчасти водяным путем. Товары сии по последней санной дороге отправляются из Иркутска чрез Красноярск до Ачинска или Томска. Назначенные до Ачинска погружаются весною на дощаники и достигают Оби по реке Чулыму. Дошедшие до Томска на таких же судах сплавляются по Томи. Обью доходят суда до Самарова, а отсюда тянутся вверх по Иртышу до Тобольска. Немногие из них следуют оттуда Тоболом и Турою до Тюмени, большая часть привезенных на них товаров отправляется из Тобольска сухопутно. Другие тягости, также следовавший в Колыванские заводы Нерчинский свинец и пр. сплавляются на дощаниках же из Иркутска по Ангаре до Енисейска. Отсюда перевозятся 90 вёрст сухопутно до Маковской пристани на Кети, и на построенных здесь судах плывут до Оби и далее. По Иртышу от Тобольска существует только ход солевозных судов, нагружаемых солью, не доходя 3 ов. до Ямышевской крепости, при Коряковской пристани из неистощимого Коряковского солёного озера. На сих судах доставляется соль и в верховые места Тобола, и по Туре и Нице до Краснослободска, откуда развозится сухопутно по Екатеринбургскому ведомству. Несколько барок и дощаников доставляют хлеб из верховых мест Оби в Нарым, Сургут, Самаров и Березов, и во время неурожая, в Тобольск. Потребный для Якутской, Охотской и Камчатской областей хлеб сплавляется по Лене до Якутска на барках. — Также несколько судов доставляют в Якутск товары и тягости, следующие в Охотск и Камчатку.

Вот в чём заключается судоходство по обильным водам Сибирским. Оно столь маловажно, что и Правительство ещё не сочло нужным подчинить его постоянным правилам, введённым по Российским рекам. Долго ещё остаётся младенчествовать судовой промышленности в Сибири; веки протекли, и судоходство не усилилось; оно, напротив, ослабело от усовершенствования сухопутных сообщений.

Водяное сообщение по рекам Сибирским, начиная от Амура, при соединении рек Шилки и Аргуни до Екатеринбургского уезда, следующее:

Не касаясь уже собственно Амура, впадающего в восточный Океан, возможность судоходства начинается от устья р. Шилки вверьх по ней, мимо города Нерчинска, до устья р. Ингоды (Ингода, соединяясь здесь с р. Ононом, составляет Шилку); по Ингоде вверьх до Читинского острога при впадении в неё речки Читы. От Читинска можно ещё идти вверьх по Ингоде, до подошвы Яблонного хребта, около 25 вёрст; далее она имеет частые и мелкие переборы. Описывают, что по лощине близкого здесь Яблонного хребта, весьма пологого, в 17 столетии перетащил воевода Пашков несколько судов по снегу из Хилка до Ингоды. От бывшего г. Доронинска на сей последней реке есть удобная дорога чрез Яблонный хребет в Хилок — всего 70 в. Перейдя Яблонный хребет по нынешней почтовой дороге, при самой подошве его вытекает из озера Шакшинского река Хилок. Река сия здесь узка, но глубиною до 2 аршин и впадает чрез 15 вёрст в озеро Ирген, из которого вышед, становится значительною рекою. В россыпях и переборах в самую малую воду имеет она ¾ аршина. Хилок, протекая с лишком 400 в., впадает в Селенгу между Селенгинском и Верхнеудинском. Он при самом начале своём может быть судоходен, если употребить для того те способы, которые природа здесь к тому приготовила. Обширное и глубокое Шакшинское озеро соединяется с таковыми же Арахлейским и Тасеевским, представляющие совокупно вместилище воды более 15 вёрст в поперешнике. Сия огромная масса воды может служить, в искусных руках, водохранилищем, которое при помощи вырытых стоков, во всякое время может снабжать Хилок достаточною и продолжительною водою. В сем месте сухопутный промежуток или волок между Ингодою и Хилком не составит и 30 вёрст. Лесу для судового строения всюду изобилие.

Селенга — глубокая река — впадает в озеро Байкал, из которого, в 60 верстах до Иркутска, вытекает при самом начале судоходная и быстрая река Ангара. Ангара в течении своем до Енисейска имеет пороги, не препятствующие впрочем судоходству. По всем судоходным рекам Сибири сии суть единственные пороги. До проложения сухопутной дороги от Красноярска в Иркутск, один возможный путь из России в Иркутск лежал вверьх по Ангаре, и суда поднимались на её пороги. Ангарою доходят суда до Енисейска. Здесь второй сухопутный переезд или волок — на 90 вёрст до Маковской пристани на р. Кети. Кета узка, глубока, но очень тиха и излучиста, и путь по ней самый медленный из всех рек Сибирских. Выше Нарыма впадает она в Обь. Было предложение соединить Енисей с Обью, посредством рек: Сыма и Тыма, из которых первая впадает в Енисей, а последняя в Обь. Вершины их сближаются в болотистом лесу, и канал между ними не длиннее был бы 10 вёрст. Они севернее Кети под 60° широты и протекают по непроходимым лесам и болотам. Плавание по ним сопряжено было бы с большими неудобствами, от множества обваливающихся и на дне реки укрепляющихся дерев и от болотистых берегов, а проведение канала в мёрзлой земле, по поверхностному болоту, не менее представило бы затруднений. Сии ли причины, или вообще маловажное судоходство Сибирское, не заслуживающее ещё знатных издержек, побудило Правительство оставить сие предположение.

Обью, — глубочайшею и обширнейшею из рек Сибирских, доходят до устья Иртыша при Самарове. По Иртышу идут вверх до Тобольска, а отсюда вверх по Тоболу до устья Туры. Турою и Ницею мимо Тюмени до Краснослободска:

Здесь третий волок на 280 вёрст по Екатеринбургскому уезду и чрез Урал до Уткинской пристани на р. Чусовой. Отсюда уже известное беспрерывное водяное сообщение до самого Балтийского моря.

И так водяное сообщение восточного Океана с Балтикою — прерывается только 600 верстами сухопутного переезда.

VII. Лямин сор.

Так называется обширное пространство вод, сообщающееся с Обью с правой стороны в 90 верстах ниже Сургута. Проплывая сим местом в Июле 1822 года, я видел устье Лямина сора шириною более 5 вёрст. Хозяева купеческих судов рассказывают о сем скопище вод, что нагоняемая из него вода при северном ветре пересекает всю Обь своим стремлением и препятствует тогда совершенно ходу судов. Сургутские козаки и Остяки изведывали Лямин сор не далее 100 вёрст от его устья: он чем далее, тем обширнее и представляет вид необъятного моря, наполненного островами. На некоторых островах живут малоизвестные одичалые Остяки и неизвестные Самоеды. Рыбы в нём множество, но никто из Обских жителей не смеет туда пускаться на промысл, опасаясь диких его обитателей. Березовцы и Обдорцы знают Лямин сор понаслышке от Самоедов. Бывшие из них в Обской губе видели обширный залив, называемый Самоедами устьем же Лямина сора. И потому сие пространство вод сообщается с Обью двумя устьями, и простирается с Юга на Север на 800 вёрст. Оно неизвестно; но предположив, что исследование его не может принести иной пользы, кроме помещения на карте и пояснения вообще незнаемого ещё пространства между Обью и Енисеем, то и тогда долженствовало бы приступить к его описанию.

Постройка малого судна с палубою, для 10 или 20 человек и со всеми другими расходами, обошлась бы не более как в 2000 рублей. Начальство не сочло нужным предпринять сего исследования потому, что Лямин сор на общей Российской карте означен малою речкою, вытекающею из небольшого озера за несколько вёрст от Оби.

VIII. О Сибирской заграничной торговле.

Ермак в его последователи, разрушив царство Кучума, прервали тем все торговые связи, существовавшие у Сибирских Татар с Бухариею и западным Китаем. Козаки действовади сильною рукою, а торговля убегает тех мест, где владычествует буйство и своеволие. Постепенно возникавший в Сибири порядок в благоустройство, хотя уже и могли благоприятствовать торговле, однако долго ограничивалась она одним внутренним обменом с Россиею: богатая, изобильная мягкая рухлядь Сибирская привлекала купцов и удовлетворяла все потребности Сибиряков. Но заграничный торг с Бухариею и Коканиею и пр. не мог утвердиться. Соседство разбойничьей орды Киргизской полагало величайшие препятствия свободному ходу караванов, и редкие только достигали Тобольска благополучно. Напротив, торговые связи восточной Сибири с Китаем установились вскоре после основания Иркутска и Селенгинска. Здесь не было подобных препон. С Российской стороны легко усмирённые Буряты, а с Китайской порабощённые Мунгалы не могли подвергать опасности караваны. После Нерчинского мира и определения обоюдной границы Графом Саввою Владиславичем, основалась уже постоянная торговля с Китаем. При караванах отправляемый в Пекин чиновник или Комиссар, представлял лице консула — должность довольно затруднительная в государстве, не уважающем ни одной из соседственных держав. — Наконец торг был переведён на границу, для пользы обоюдной. Российские купцы не имели уже надобности проходить 1200 вёрст до Пекина томительною степью и сносить строгий, унизительный надзор Китайцев; а Китайское Правительство, не терпящее иностранцев внутри Государства, удовлетворило тем своим правилам.

О Китайской торговле.

Торг с Китайцами производится на Кяхте. — Здесь, с Российской стороны основана на черте границы — в 4 от Троицко-Саввской крепости — торговая слобода, собственно Кяхтою называемая, а с Китайской выстроен город Май-ма-чин. Торг несколько раз прерывался от непомерной гордости Китайского правительства, жертвующего выгодами своих купцов педантическому наблюдению буквального смысла пограничного трактата. Последий разрыв торговли, последовавший в 1780 годах, продолжался около 8 лет. Чай получала тогда Россия из Англии; кирпичный же чай и бумажные ткани, употребляемые Калмыками и Бурятами, получали потаенно от пограничных Мунгал.

Торг на Кяхте производился обменом обоюдных товаров; — при начальном учреждении, по установленным ценам, доброте, мере и весу каждой статьи. Подобное положение не могло долго оставаться в своей силе: Китайский купец, принадлежащий Государству, где все подчинено исстари постоянным, ни почему не нарушаемым правилам, не имеет понятия ни о денежном курсе, ни о понижении и возвышении цен на товары от политических происшествий: он меняет собственные произведения своей страны на иноземные. Русский купец лишён сей выгоды: он гораздо в большей зависимости от обстоятельств, и расчёты его во многом определяются торговою связью с прочею Европою. Из сего необходимым следствием было то, что вся выгода от сей торговли оставалась на стороне Китайцев; Россия же, употребляя внутри Государства товары Китайские, вымениваемые отчасти за иностранные, коих цены изменяются ежегодно, оставались в убытке. Совершенное согласие Маймачинских купцов, происходящее не столько от соблюдения общей пользы, сколько от строгого порядка и неумолимого надзора начальства, даёт им также большое преимущество пред Российскими купцами. Сии последние избирают ежегодно между собою так называемых Компанионов, которые предварительно, обще с Директором таможни, определяют меновную цену каждому товару. Но не всегда могут они устоять в сей цене. Китайцы разными способами узнают количество товаров каждого купца и покупные его цены, и по единодушию своему принуждают Российских купцов отступить от определённой ими меновной цены. Российские купцы, большею частию торгующие на сумму выше собственного капитала, не в силах выдерживать цены своей; они должны спешить меною, чтоб удовлетворить своим обязательством, и вымененные товары успеть доставить за 5000 вёрст на ярмарку. Оборот капитала их не прежде года совершается; а потому они несравненно более связаны прочих Российских купцов и расчеты выгод или убытка их остаются гадательными до ярмарки, установляющей цены, смотря по большей или меньшей потребности в их товарах. Если б все торгующие на Кяхте состояли из больших капиталистов, или имели бы редкую в нынешних купцах добродетель — ограничивать свой торг таким образом, чтоб иметь в запасе сверх товаров наличный ещё капитал: тогда только и при совершенном между собою согласии, достигли бы они, может быть, равенства в выгодах с Китайцами. Существовавшая при начальном учреждении сей торговли, даже за 30 лет, доброта и вес чаёв и доброта и мера бумажных и шёлковых тканей, постепенно и значительно уменьшились. Сего не могло бы последовать, естьли б купцы наши сохраняли подобное Китайцам единодушие. И так сии последние имеют ещё и ту выгоду, что могут убавлять вес в ящике чаю и меру в других товарах, не опасаясь от Русских купцов прекословия в изменении количества, даже и самого качества товаров, и сие будет продолжаться далее и далее, к вящшему ущербу, ежели не купцов, то потребителей их товаров.

Наложенная с 1812 года на чай консумационная пошлина по 100 р. с ящика принуждает также Российского купца сбывать скорее товар свой на ярмарке, чтоб внести в казну следующую с него сумму и получить от общественников своих новое доверительное свидетельство; по которому только взнос пошлины отсрочивается. Сие обстоятельство может стеснить и миллионщика, ежели он сверх торгу не имеет запасного капитала, кольми паче стесняет оно купца, производящего торг на кредит и свыше своего капитала.

Бухтарминск.

Бухтарминская крепость при границе Китайской близь Иртыша несравненно бóльшую представляет удобность для торга с Китаем, чем Кяхта. От западных провинций Китая она ежели не ближе, то почти в таковом же расстоянии, как Кяхта от Пекина, но 2000 верстами ближе Кяхты к России, и стоит на судоходной реке. Неоспоримо, что Китайское Правительство без сильных побудительных причин едва ли согласится перевести торг из Кяхты в Бухтарму: здесь затруднительно было бы торговать Маймачинским купцам, потому что они из восточных провинций Китая, а к Бухтарме прилегают только западные его области. Но очевидная выгода для России заставляет желать перевода сюда или в соседственный Семипалатинск сего торга. Кроме ближайшего от ярмарок расстояния, вероятно и учреждение торга на новом месте, сопровождено было бы выгоднейшим его установлением и порядком. Конечно трудно сего достигнуть. Потребно, чтоб капиталисты наши согласились для будущей пользы открыть сию торговлю, пожертвованием на некоторое время своих выгод. Потребно довести Китайских купцов западных провинций до того, чтоб они решились исходатайствовать у своего Правительства — дорогими средствами — дозволение, на столь же важную торговлю, как на Кяхте; чего достигнуть можно не иначе, как приманить их лучшею добротою товаров по цене низшей той, за которую они их получают чрез Кяхту от Маймачинских купцов.

Выгоднейшую, особенно для Сибири статью торга с Китайцами на Бухтарме, могла бы составлять хлопчатая бумага. Бумажные простые ткани, как то: Дáбы и Китайка, могли бы тогда выделываться в самой Сибири, и множество бродяг, ссылаемых ныне сюда, употребляться с пользою. — В Иркутске, где содержание дороже, нежели в Западной Сибири, сделан был тому опыт нынешним Г. Гражданским Губернатором Цейдлером. Из Китайской хлопчатой бумаги вытканы были Дáбы лучшей доброты и большей меры, нежели получаемые из Китая, и они обошлись почти в одной цене. В Сибири, особенно же в Иркутской Губернии, где почти вовсе не сеется льна, Дáбы употребляются простым народом на рубашки; почему заведение бумажных фабрик в Сибири из дешевейшей Китайской и Бухарской хлопчатой бумаги, было бы весьма выгодно и полезно для целого края.

О торговле с Бухариею.

Торг с Бухариею и Коканиею и пр. производится караванами более из Семипалатинской и Петропавловской крепостей. Он не значителен. Не подчиненные России Киргизцы не довольно ещё усмирены, чтоб можно было доверить им караван без воинского прикрытия. Бухарцы и другие торговцы, покупающие себе от них не всегда верный пропуск, также не усиливаются увеличить торг сей.

Известно, что сей торговый путь ведет и в Индию, и что страна сия ближе от Сибирской границы, чем С. Петербург. Последнее посольство в Бухарию вероятно извлекло из путешествия своего все сведения и способы, которыми можно совершенно обуздать Киргизцев, и чрез то сблизить с Россиею не только Бухарию, но и Кашемир и Индию.

 

 

 


Hosted by uCoz