А.М. Атабекян. Контр-революция разгуливает // Анархия. — 1918. — № 90, 21 июня. — С. 3.
Контр-революция не грядет. Контр-революция пришла. Контр-революция свободно разгуливает.
Я был наивен. Я думал, что контр-революция — миф, выдумка праздной фантазии.
Вчера я ее увидел наяву, в образе и подобии Божием.
Не правильно ли разве: всё, что нас возвращает к царским временам «управления обывателем», — контр-революция?
В царские времена неизвестные лица в гороховом пальто или в блестящей форме (суть не в одежде) проникали более или менее нахально, более или менее грубо в частные квартиры, высматривали и допрашивали или обыскивали и арестовывали.
Позавчера, когда меня не было дома, какой-то тип в «штатском» позвонил ко мне на квартиру. Дверь открыл товарищ-солдат, только что бежавший из австрийского плена и остановившийся у меня.
Не по описке я сказал «беглый пленный». Уже сколько месяцев прошло со времени подписания брестского мира, уже «наш» посланник в Берлине давно устраивает «дипломатические» даровые обеды для своих изголодавшихся дипломатических приятелей, уже Германия вступила во владение всей при-оазисной полосой, самоопределённою ею: Финляндией, Прибалтийским краем, Украиной, Крымом, Доном, Закавказьем, а наши пленные всё ещё сидят на чужбине за принудительными работами.
Торгуются. Хотят завести меновую торговлю живым товаром: «голову за голову». Это ли не равенство?
Вернёмся к рассказу.
Так вот: дверь открывает беглый пленный, и «тип», проникнув в квартиру, начинает допрашивать, — не назвав ни своего звания, ни моей фамилии, — нет ли у «него» … пишущей машины?
Под «он» подразумевался я, ваш покорный товарищ.
«Тип» настоятельно требовал показать мой «кабинет», предупреждал, что будут плохо, если утаят машину, и т. д.
Еле беглый пленный своим крепким видом «уговорил» явиться в другое время, когда я буду дома.
Вчера «тип» явился снова.
Не поздоровавшись, не назвавшись, не попросив ни согласия, ни разрешения, опять полез в комнату, стал осматривать предметы на столе, поднимать с них покрывавшую бумагу.
Услышав незнакомый голос, я вышел из соседней комнаты. Спрашиваю:
— Кто вы такой, и что вам нужно?
— У вас здесь типографский шрифт! — заявил мне «тип» вместо ответа.
— Какое вам дело! Вот вчера ещё забрался ко мне на квартиру какой-то нахал и стал спрашивать и искать пишущую машину.
— Это был я, — скромно заметил «тип».
— У меня не только имеется типографский шрифт, у меня есть уйма других предметов: самовар, чайник, стаканы и т. д. Какое вам до этого дело!
— Разве вы можете у себя иметь всё, что вам захочется? — возразил мне буквально «социалист по найму» и, вынув из кармана записную книжку, спросил мою фамилию и начал что-то записывать.
Вместо фамилии я его попросил не стеснять меня своим присутствием.
«Тип» ушёл, пригрозив явиться «иначе».
Я осмотрел, не пропало ли что со стола, и теперь жду.
Подождите и вы, читатель, чтобы прочесть конец «бытового рассказа».
Это ли не обнаглевшая контр-революция?
«Типы», не поклонившись, не назвавшись, не попросив разрешения, вламываются в частные жилища, допрашивают, осматривают, угрожают.
У большевиков когда-то было вписано в программу: неприкосновенность домашнего очага.
Что же они, всесильные, у власти, дремлют!
Контр-революция пришла, контр-революция среди бела дня топчет ногами «завоевания революции» и лучшие параграфы из их программы, а они там забавляются… стрельбой в анонимную цель — в толпу огульно арестованных.